главная страница
ГОСТЕВАЯ КНИГА | АРХИВЫ | СОКРОВИЩА ИЗ САЛОНА | СОКРОВИЩА ИЗ ГОСТЕВОЙ КНИГИ | ОСТАЛЬНЫЕ РАЗДЕЛЫ

Назад, в Архивы     На Главную страницу Салона


Понедельник, 14 декабря 1998

Выпуск 7


Когда-нибудь прощай.
Теперь не осуди.
Сначала сообща,
Потом одна, один...
Когда-нибудь навек,
Но как-нибудь потом.
Сначала в голове
Серпом и долотом.
Когда-то не сейчас.
А после - все равно.
Непоправима часть,
И целое - смешно.
Но, Господи, зачем?
Но Боже, как же так?
Откуда этот червь?
Докуда этот мрак?
Надолго ль этот свет?
И что же нам дано?
Сейчас не в голове,
А после - все равно.

Павел


БЕРЕЙШИТ (В начале)

(Алеф) Как он прекрасен, мой Художник. (Бет) Разве можно не любить Художника? Кто смог бы остаться равнодушным к Художнику? Только слепцы и мертвые, которые не могут видеть прекрасного. (Гимел) Неужели он пишет простыми красками? Разве возможно простыми красками сказать о прекрасном? Нe говоря ни слова, сказать обо всем? (Далет) Неужели таким светлым он видит мир? Такой бескрайней любовь? Такой глубокой боль? Такой темной ночь? И такой бесплотной красоту? И простыми красками? (hей) Это происходит из его необыкновенного взгляда, из-под бровей, так он смотрит на мир, так он видит мир. Посмотри на меня хоть один раз? Глядя в твои глаза, я знаю, чтO есть вдохновенье. (Вав) Когда я смотрю на его работы - разве я вижу их? Я слышу их, я осязаю их, я чувствую их. Я слышу Вивальди, я осязаю шершавый виноградный лист, я чувствую мускатную терпкость на языке, и близкое дыхание, его дыхание возле самого моего уха. А он так далек от меня. И я так бесконечно далека от него. Но я слышу, как он играет Вивальди и Мендельсона, я пью его вино, и я слышу его дыхание. Неужели простыми красками?.. (Заин) А ведь мы могли бы быть вдвоем, ведь я так понимаю его. Я чувствую его боль, я смеюсь, когда ему весело, я молчу, когда он грустит. Я чувствую его. (Хет) Как я хотела бы раскрыться навстречу ему, и быть с ним, и слиться с ним, и раствориться в нем, и быть им. (Тет) Только бы он был счастлив. (Йуд) Неужели простыми красками? Неужели?

ИСХОД

(10) Неужели? Неужели кому-то еще может нравиться его мазня? (9) Как он измельчал, а ведь когда-то он был велик. Или мне это только казалось? Ведь я видела его и его работы только издалека, с расстояния "экспонаты руками не трогать". (8) Но как же невыносимо видеть все детали, лишние детали, ненужные детали, мелкие детали, броские детали, почему его так увлекают детали? (7) Краска. Мне ли не знать, что такое краска? Мне ли не знать, что там под краской? Он весь пропах своей краской, я пропахла краской, дом пропах краской, жизнь пропахла краской. Краской и белилами. Белилами и грунтом. Грунтом и известью. Известью и отбеливателем холстов. Какой невыносимый запах. (6) Они могут позволить себе восхищаться его смелым видением цвета. Знали бы они, из чего он готовит эти свои цвета. Из чего он готовит цвета своего смелого видения. И вот эту красную краску, и вот этот аквамарин. Что, не хотите знать, из чего он готовит свой аквамарин? Правильно. Но я-то знаю. (5) Какие, к дьяволу, смелые мазки и какое, к чертям, независимое мышление? Да он просто две недели в себя не приходил от спиртного. И все эти смелые мазки: неужели не понятно, что он просто пятна кофе замазывал там этим своим аквамарином, а не в смелом видении мира практиковался. Дилетанты, честное слово. Это называется ценители живописи? (4) Ах, как они восторгаются его взглядом на мир. О, этот взгляд, из-под бровей!.. Глаз ему не поднять, это точно. Живет своей внутренней жизнью, мешает водку с мускатом. О, да, тонкий вкус. Куда нам, смертным, понять. Нам в его внутренний мир без стука не входить. (3) Да как он может изобразить хотя бы цветок, если он месяцами не выходит из дому, месяцами пялится в пустой холст и пьет. Пьет и пялится. Потом пьет и пишет. Пишет и пьет. И - шедевр. И опять пьет. И опять шедевр. Люди, вы слепы? (2) "Ах, как тебе повезло!.. Ах, как я тебе завидую!.. Рядом с таким человеком!.." Почему? Почему именно я? Почему именно мне? За что я? За что меня? (1) Но ведь я права? А они просто его не знают? За что я наказана знанием его, зачем я узнала его?

Story Teller


Стихи на уход

Сегодня я - тобой исполненный,
Крикливо-терпкий, неуклюже-сочный,
Заговоренный и замолвленный.
Убей нас, Боже, в час полночный.
Одной загадкою, одной иглою
Устрой наш ветхий, страшный брак.
Покрой уснувших серой мглою,
И легкий сон √ смени на мрак.
Венчай вином, оставь нам вечность √
Где голос страсти не кричит,
Где тишь и боль - одна беспечность √
Покуда жизнь не разлучит.
Дрожь, липкий вкус, невеста в синем,
Вновь облачается палач.
Лишь миг - и мы бесследно сгинем,
Оставив позади свой плач.
Но кто мог знать, что так случится,
Что даже в смерти есть изъян -
В земле холодной очутиться,
По одному сносить обман:
Забвенья лист падет нежданно, вдруг,
На серое надгробье типовое:
Желанный гость, последний друг, √
Он молчалив. Устал от воя
мой гордый прах. Совсем промок
покатый край моей могилы.
Я перебрался б, если б мог,
В изящный склеп соседки Милы.
Заброшенный в тиши смертей
В тени бетонного кумира,
Истлевший телом для затей,
Не понявший законов мира,
Я - пепел, пыль┘ и в том безумие,
Что сохранил и страх, и бред.
Счастливей ты, нагая мумия,
Тебе доступней шум и свет.

viveur


Апельсиновое солнце
Горизонтом половинится.
Скоро-скоро ночь проснется,
Звезд иголки ощетинятся

Тишина, и боязливый
Ветерок щеки касается,
И со вздохом за приливы
Месяц ясный принимается

В этот теплый летний вечер
Рад бы месяц позабавиться,
Но работы долг извечный -
От приливов не избавиться

Но вздымая океаны,
Месяц тихо улыбается,
Потому что вспоминает
Он черты одной красавицы

Андрей


РАКИ.

Окончание.

3. Антверпен.

- А иди-ка ты, бабка, в жопу со своей редисочкой!! - заорал я, разбежался и, сделав красивое сальто-мортале, приземлился в полуметре от бабки. Дверь мягко захлопнулась. - Простите, - сказал я, подумав, - я не имел в виду вас обидеть.
- Да ладно, сынок, что уж там, - сказала бабка, с головой уйдя в мешок со своей редиской. Чрез пару секунд, впрочем, она вылезла из него и с криками: "Ирод! Рабочий люд не уважаешь!" с силой швырнула в меня два пучка редиски, один из которых попал мне в лоб и опрокинул навзничь, а второй - как раз туда, куда я меньше всего бы хотел. Но он, тем не менее, туда попал, от чего глаза мои вылезли на лоб, а тело скрючило.
- Ах ты, старая карга! - вскричал я, бросаясь на бабку с кулаками. Однако та на редкость споро и проворно откинула прочь мешок с редиской, который закрывал ее почти полностью. Оказалось, что рядовые советские бабки-продавцы редиски носят боевое кимоно и имеют, как минимум, красный пояс. Пытаясь защититься от боевой бабки, я обнаружил, что в левой руке держу громадный молот и, когда она с боевым кличем "Хадж-мэ!" побежала на меня, я, развернувшись, сплеча впаял этим достойным орудием ей прямо между бровей. Эффект, как бы то ни было, оказался прямо противоположным ожидаемому - бабка, вместо того, чтобы упасть в лужу крови, мягко отскочила, как каучуковый мячик и, прыгая, удалилась к горизонту.
Я посмотрел на часы. И не очень удивился тому, что стрелки встали прямо перпендикулярно циферблату, то есть строго вверх, в небо. Естественно, определить время по таким часам было очень сложно, но внутренний голос подсказывал мне, что было тринадцать тридцать шесть.
Мимо прошли восемь человек. Каждый нес под мышкой двоих бумажных Хакимов. Я подошел к ним.
- Простите, что вмешиваюсь, - сказал я. - Вы не подскажете, что это вы несете?
- Как это - что? - сказал один из них, негр с голубыми глазами, посмотрев на меня, как на ненормального. - Бумажных Хакимов.
- А куда? - спросил я, продолжая упорствовать в своем невежестве.
- Да вот, на пароход, - сказал негр. Когда он это сказал, остальные принялись усиленно кивать.
Да, кстати, я не сказал, что вокруг простиралась пустыня?
- А на какой пароход? - спросил я, вежливо улыбаясь.
- Рейс Антверпен-Антверпен, - сказал негр. Остальные продолжали кивать.
- Так где же мы сейчас? - улыбнулся я.
- В Антверпене, - засмеялся негр.
Группа носильщиков, отсмеявшись, ушла.
Хм, Антверпен, так Антверпен, подумал я. Но разве в Голландии есть пустыни?
- Разве в Голландии есть пустыни? - закричал я в морозный воздух.
- Есть, сынок, есть, - ответила бабка, которая уже успела вернуться и вновь усесться за свой неизменный мешок.

4. HTTP:\\

Я, наконец, догнал корабль, прыгнул на палубу и уселся у иллюминатора. Подошел стюард.
- Что желает сэр? - спросил он, услужливо нагнувшись к самому моему уху.
- Сэр желает знать, где он, - неприветливо отозвался я.
- Что желает сэр? - спросил стюард еще раз.
- Я хочу знать, где я! - громко повторил я.
- Что желает сэр? - все так же негромко и с полуулыбкой спросил стюард.
Я посмотрел на стюарда и понял, чтО с ним было не так. У него из спины
торчал огромный ключ для завода, как в старых советских игрушках. Я достал ключ и положил на пол. Стюард сказал "Кхр" и упал на землю.
- Антверпен, - сказал громкий голос надо мной.
Я огляделся. Мимо прошли негры с Хакимами под мышкой, сошли по сходням на причал и медленно исчезли где-то вдали. Мимо прошла огромная мокрая собака, неприятно косящая глазом. Мимо пробежал капитан и с криком "Виват!" прыгнул в воду, моментально пойдя ко дну. Вперед прошли гардемарины. Я стоял сзади всех. Внезапно мир повернулся, и я понял, что я теперь спереди. Ко мне подошла женщина в белой тоге с амфорой, из которой доносился запах прекрасного вина.
- Оракул, - сказала она, - когда вернется мой муж?
К ней подбежал мальчик. "Да, дяденька," - сказал он, - "когда папа вернется?"
- Твой папа, мальчик, - сказал я медленно против своего желания, - сейчас под Троей, но ударится щит Ахилла о земли троянские, протащат Гектора под стенами Трои, оплетут змеи Лакоона, деревянная лошадь войдет в стойло, и твой папа вернется. Через девять лет это будет.
Женщина судорожно сжала амфору рукой.
- Он жив, Пенелопа, - сказал я, - не бойся, Телемах, жив он.
- Спасибо, оракул, - сказала женщина, - я поняла.
Они ушли.
Я понял, что мне пора домой.
Я начертил на песке надпись http://www.home.com и нажал на нее рукой.
Вназапно все быстрее мысли промоталось назад, мимо стюарда, мимо негров, мимо бабки, мимо Хакима, и вот я вновь сижу на кухне и ем раков. Где мои часы?

5. Девять.

- Вот видишь, сынок, - сказала женщина, показывая на диковинную штуковину, внутри которой что-то неустанно двигалось, - видишь, вот эта стрелка пройдет дважды этот круг. Так пройдет день. Она шестьдесят раз пройдет этот круг - и пройдет месяц. Она должна будет двенадцать раз по шестьдесят пройти этот круг, и девять по двенадцать, и вернется твой папа.
Глотая какие-то слезы, женщина пошла ткать.
А мальчик нарисовал круг и медленно ходил, осторожно ступая по этому кругу.

Stan


ХОРОШИЙ ДРУГ -- НЕ ПРЕДАСТ. МЕРТВЫЙ ПРЕДАСТ -- БЫВШИЙ ХОРОШИЙ ДРУГ. (из интернационального фольклора зоны 241667 Коми АССР)

"Гений иль злодейство? Гений! Гений!!!" --
Уж в сотый раз он заклинал, сипя,
Пред зеркалом. Ответствовали тени:
Ты... парень, недостоин сам себя.

Зачем подавлен ты?
═════Доверившись вину,
══════════Зря душу не трави.

Чтоб быть отравленным --
═════Для зависти одну
══════════Хотя б причину предъяви.

Story Teller


С помощью этого текста я объявляю войну

1. Опровержение легким дымом: пополудни заходили по тростнику Пепеляев с Мардониным. Они подлезли под небольшую веточку, расположились у речной коряги. Написав пожелание окружающим богам, разбили напрочь свои жизни, разбубенили их смертью.
2. Сплошным утром на следующий день пришел по следам Пепеляев, староста-старожил далекого значения. Его не очень интересовал вопрос признательности или неясности, он просто разбирал новизну ощущений. Когда речь зашла о природных гробах, его стошнило из специального отверстия.

Борис Келлерман


Утро Первого Дня
Леночке...

Впервые он заметил это существо не очень давно. Он стоял... он просто стоял; это был один из тех немногих моментов, когда ему не надо было ничего делать, он просто стоял, наслаждаясь приятным днём, а это существо прошло мимо него. Собственно говоря, он знал это существо уже давно, он даже раговаривал с ним, иногда просто беседовали, иногда решали какие-то проблемы и обсуждали важные вопросы. Но именно в этот момент он осознал со всей отчётливостью и такой пугающей неотвратимостью, что ему стало страшно, - это не просто существо, хордовое, млекопитающее, ходящее на двух ногах, разумное - это Женщина! И это Она.

Эта мысль пронзила его насквозь, заставив затрепетать что-то внутри... он догадывался, что это что-то была его душа, но всё-таки душа должна была трепетать только перед Богом, а Она никак не могла быть таковым, если рассматривать этот вопрос с точки зрения теософии. Это утверждение опиралось на многочисленные доказательства, что, однако, не мешало душе трепетать.

Он застонал; в первый момент он хотел подойти к Ней и сказать те два слова, что молнией полыхали перед его глазами; но потом он подумал, что, вероятно, он заболел и в целях нераспространения инфекции он не решился; так или иначе, ничего хорошего из этого не выйдет; он не подошёл.

Теперь он смотрел на Неё другими глазами; не как на существо, коих множество было вокруг, но как на Женщину; жадно впитывал взором изящные формы Её тела; проводил взглядом по полукруглым грудям и стройным бёдрам. Слова лились из него безудержным потоком, заставляя Её улыбаться, но вряд ли он понимал, о чём он говорит.

Ночью, глядя в тёмное звёздное небо, он видел перед глазами Её силуэт; образ Её лица словно выжгло на сетчатке его глаза неистовой вспышкой ядерного взрыва, и сотни и тысячи таких взрывов расцветали грибообразными облаками в его крови, заставляя её быстрее обычного струиться по венам и артериям.

Ласковый шелест деревьев слышался ему голосом этой Женщины, словно вой и грохот урагана звучал этот голос в его ушах, перекрывая все остальные звуки, заставляя его забывать обо всём на свете. И тогда во всём мире существовала лишь звёздная тишь и ласковый голос Её...
Какое-то время он пытался анализировать свои чувства; говорил себе что это - проделки Дьявола, что Она заставляет его позабыть о Боге; он говорил своему воображению - нет! но Природа шептала ему на ушко - да... да..., затуманивая мозг и расслабляя тело.

Прошло совсем немного дней, и он уже не мог думать ни о чём, кроме этого восхитительно-божественного тела, лица, что затмевало солнечный свет, нежной коже и стройных волнующих изгибах талии. Её мягкие пушистые волосы закрывали от него сияние дня и все прелести мира; Её голос заглушал все звуки; в Её глазах он тонул при каждой встрече словно в бездонном голубом озере высоко в горах. Каждое Её прикосновение жгло его как раскалённое железо.

Тогда он обратился к Богу. Но Бог, видимо, был занят другими делами и не слышал мольбы его.

Изнемогая в борьбе с самим собой, отступая перед неукротимым голосом влечения, он не знал, что делать. Молитвы и пост не помогали, Бог не слышал его.

И тогда, измученный и опустошённый этой титанической борьбой, не желающий ничего иного из всех прелестей жизни кроме как обнять это нежное тело, ласкать его под сенью струй и шелестом деревьев; дарить наслаждение и получать стократ, он сдался. Последний раз взывая к Богу, произнёс он громко:
- Господи! Я не знаю, что мучает меня, дьявольское ли искушение, Твоё ли проклятие! Но неисповедимы Пути Твои и Ты сам сказал детям Твоим: "Се, земля ваша; плодитесь и размножайтесь и заполняйте её"!
И не в силах и далее бороться с собой, он подошёл к Ней; робко провёл рукой по шелковистой щеке, и, когда Она, изумлённая этой неожиданной лаской, подняла на него свои бездонные глаза, он тихо произнёс те два слова, что жгли и мучали его, лишали покоя и отдыха:
- Люблю тебя...
И увидел он, как затуманились на миг эти глубоко-голубые прекрасные глаза, как что-то нераспознаваемое мелькнуло в них, обещая наслаждение и счастье на весь остаток жизни; и Она обняла его своими гибкими как кусты вереска руками за шею и прошептала тихо на ухо мелодичным голосом, в котором было всё - и грохот литавр, и звон колоколов, и песни жаворонков на заре, и щебетание соловья:
- Знаю... - и коснулась его губ своими мягкими медовыми губами, погружая его в пучины наслаждения, что сродни боли где-то внутри, закрывая глаза. И медленно опустились они на землю; и долго-долго и нежно-нежно любили они друг друга, даря и получая ласку и нежность; и соединились не только тела, но и души их также. И упал у него с души тяжёлый камень, что невыразимостью лежал на ней; и понял он - ради этой Женщины и той ласки, что может он подарить Ей стоит - жить...
И была ночь, и был день, и было утро первого дня...
* * *
На следующий день вернувшийся с уик-энда Бог долго ругался, брызгая слюной:
- На пару дней оставить нельзя, тут же бордель устраивают, разврат творить начинают !!! - и с позором выгнал Адама и Еву из Рая...
╘ 1996 S.U.D. Inc.

Комментарии лично мылом...

FireCat