главная страница
| ||
Назад, в Архивы На Главную страницу Салона
Выпуск 35
Пушкинская площадь, 1989 год.
Прекрасная осень царит так тепло и нескоро.
Домашнее солнце шуршит по листве желто-красной,
И места не может найти на скамейках Тверского,
И тупо часы в опустелое смотрят пространство.
Ах, черт ее знает, откуда взялась ностальгия,
Хоть, кажется, вроде бы нет для нее и предмета.
Над голыми ветками плавает слово Россия,
И ноет душа, но, наверно, совсем не об этом.
Вам голубь нагадил на плащ, Александр Сергеич.
Но Вам все равно - ибо вся суета эта - мимо.
Вот Ваше любимое время. Природа сердечна,
А, значит, и нам в ней найдется тепла и кармина.
Зарядят дожди - и о голубе этом забудут,
Поскольку одно только время и знает, что делать.
И бронзовый взгляд Ваш ему параллелен, как будто
Идет и идет, и нигде не встречает предела.
Прозрачны деревья, и лень в своем прошлом копаться.
И так хорошо. И на сердце - пронзительно скушно.
И жизнь незаметно сочится, сочится сквозь пальцы,
И смотрит ей вслед Александр Сергеевич Пушкин.
Павел
Он сидел на единственной свободной скамейке, колченогой и лишенной нескольких перекладин. Несколько неудобно, вернее неуютно. Его обычная, та, под развесистым кустом акации, тоже не подарок: четыре выдающихся гвоздя, клоки облупившейся краски. Но она занята, и от этого тревожно. Беспокоит мысль, что когда придет Она, они разминутся, потеряются, не узнают друг друга...
- Это... ты че тут... местов нету? Ну, это, конкурент... Я с тобой беседую или с этим Гогелем?... че, глухой ли?
Грязный бородатый мужик в рваном драповом пальто стоял перед неопрятно одетым стариком и выделывал странные фигуры руками:
- Как ито по-вашему, по глухому?
Мужик переплетал пальцы, трогал себя за нос, уши, открывал обветренный, в кровяных болячках рот, приставлял к нему указательный палец, вернее, оставшуюся от него нижнюю фалангу, и гундел:
- Это мо-я лав-ка... Спю-ю-ю я тут....
Старик никак не реагировал.
- Oпа-на, ты ище и слепой?
Мужик заметил лежавшую на асфальте белую трость, поднял ее, поставил, прислонив к колену старика:
- На, держи... упала... Смотри... уведут... Кругом стока бандюков... Даже ежели и не мафия, то просто хулиган... или какой ⌠скопидомок■, подкулачник... Вещь-то новая... Ежели хозяйство какое имеется, так где сгодится...
Мужик придвинул к старику его кепку с горстью мелочи, сел на край скамейки, нахмурил путаные лохматые брови:
- Где в колидоре ... ежели на два гвоздя присобачить... вешалка опять же... Ну или ... из резинки какой вырезать квандрат... а хорошо... такие половики пред дверьми ложут... ага, из соседского и вырезать... и проволочкой примотать... вот тебе и мухобойка! Ужас, до чего эти падлы злые... Мало того, что гудит как вертолет, так ногами своими... уй, мураши аж... Не люблю их...
Мужик повернул голову в сторону соседа:
- Слышь, штоль?... О дает... Глухой, слепой, а все туда же... Че работать, если ничего не понимаешь... Тока дышать и остается... Да воздух здесь дрянь... Все этот бензин... развели машин... человеку податься некуда... а ведь кто машины-то придумал? Мы, люди... себе же на погибель... У меня товарищ есть, доктор наук, так он говорит, что,... как это, вот жизнь человеческая, когда с обезьяны, э-э-э э-эвуляция, ага, - круг замкнутый, мол, человек сам себе могилку вырыл - на атом, основу мира, покусился - сам в нее ляжет, да еще и накроется озоновой дыркой... ага... И всему капец... И комарам и мухам..., чтоб их...
Мужик хлопнул себя по шее:
- От, гнусь... Ведь же бестолковые твари... Только крови им давай... А пользы ноль... Правда, мой товарищ, ну, доктор, говорит что в природе типа все на своем месте... Видишь, лягушки этих жрут, а лягушек цапли... А нахрен цапли вообще? Их же не ест никто... Так для красоты, если... Тока не понятно, зачем в городе комары, если ни лягушек ни цаплей нет? Если только в зоопарке... Так я там на прошлой неделе ночевал, че-то не заметил, чтоб там с мошкарой была другая ситуация... А цаплей, небось, морожеными лягушками кормят, французскими... От ведь, загадка...
Мужик слегка толкнул локтем старика:
- Заснул ли нет?
Тот странно качнулся, обмяк, и его лысая голова легла на плечо мужика.
- Ты че? ... От ведь, сжмурился, штоль? ...Попал, щас эти прискачут, снова-здорово, паспорт... У меня еще тот синяк на спине не зажил...
Мужик огляделся, аккуратно поднял голову старика, усадил:
- Вон как получилось... Пойду я ... Тебе помочь все равно не могу... Заберут тебя как заметят... Часом раньше, часом позже... Тебе ж без разницы, верно? Да и, все лучше на солнышке подольше... Ладно, привет ТАМ передай, маме моей, Татьяне Николавне Троицыной... царство ей небесное... ну, и тебе... Палку-то я заберу? Мне-то, может, сгодится, слепым, вижу, че подают пока... А тебе уж ни к чему, тебя куда надо на машине-то доставят, а оттуда уж одна дорожка... да не своим ходом... Прощай...
Мужик взял трость и быстро ушел.
Умершего старика заметил милицейский патруль только на следующее утро - слишком странно смотрелась одинокая фигура на скамейке под проливным дождем.
NN
Родник.
Ты пил из моих сомкнутых ладоней,
Хрусталь воды ласкал сухие губы.
Хранили нас от ветра ветви дуба,
Он тоже напоен был той водою.
Не иссякал серебряный источник,
Прозрачной влаги мог напиться каждый...
И мы пришли, измученные жаждой.
Осталась грязь. И эти восемь строчек.
***
Взгляни на лезвие свечи -
Есть тайный смысл в наплывах стеарина.
Ночь умерла, глотнув ультрамарина,
Стих гул шагов, метавшихся в ночи.
Брандмейстер тихо прыгнул с каланчи,
Доев траву, спокойно сдохли козы.
В степи бредут усталые завхозы,
Сжимая в пальцах ржавые ключи.
Астролог видит дьявольские сны,
Уткнувшись лбом в тупую грань кристалла.
Чехлы снимают с пультов генералы,
Любуясь геометрией войны.
Свеча взвилась сияющим копьем.
Из внешней мглы туман, змеясь, вползает.
Смотри, как незаметно исчезает
Весь мир, пронзенный желтым острием.
В. Крупский
Колдует Дождь
Не спится мне,
А за окном колдует дождь,
И на стекле
Рисует что-то - не поймешь:
То ли звезду,
Что тонет, падая, в реке,
То ли судьбу -
Две тонких нити на руке.
И не узнать,
Где там судьба, а где звезда,
Не разобрать, -
В одно сливается вода.
Колдует дождь,
шепча волшебные слова,
Как будто ложь
Когда-то может быть права,
Твердит чудак,
Что можно жить и не любя,
Как старый маг,
Заколдовавший сам себя.
Елена Верн
Былая песнь волшебных терций
погребена под тишиной,
и боль страдающего сердца
сменилась болью головной,
и входит в дом тоска без стука,
и гуще сигаретный дым.
А между встречей и разлукой -
всего лишь полчаса езды.
От перекрестка до вокзала
за четвертной домчит такси.
Что на прощанье ты сказала -
теперь уж некого спросить.
И на нулях гринвич и цельсий,
бумажник тоже на нулях.
И только в перестуке рельсов
со скрипом вертится Земля.
Алексей Ермолин
Пропили, пропили матушку Русь!
Где вы, с тузами на спинах горбатых
Спойте о воле, не то я сопьюсь,
Глядя как небо ветрами измято.
Матушка, матушка, степь да погост,
Тундра с тайгою, оскалом болота.
Плач или вьюга? То голод иль пост?
Стон или песня усталых от пота?
Так бы напиться и к ним. Под конвой.
Чтоб ничего у меня не осталось.
Матушка, сжалься! Я пьяный, но твой!
Боже, к чему это все показалось?..
Гена
Пессимистическая комедия.
Колбаса - это змей, заползающий в дом,
Ее след заставляет рыдать богомола.
Лошадь пала, убитая каплей ментола,
И очнулся в холодном поту мажордом.
Это уксус, а не передержанный эль.
Стук бокала о кафель осеннего моря
Предвещает нам распространение кори
По ту сторону зеркала Галадриэль.
Я вино ненавижу, как старый раввин,
Как имам молодой, я брожу средь развалин.
Я, как русский любой, интернационален,
И, как швед, не люблю украинских равнин.
Я знаток всех перпендикулярных миров,
Я лапшою завесил все уши Зевеса.
Наконец меня выбрали автором пьесы,
Но очнулся я в морге и сбросил покров.
В искушающем сне посетивших погост
Я не вижу ни дна, ни любви, ни смиренья.
В полумраке забытого чертом селенья
Травит Сирина водкой чудной Алконост.
Только смерть навсегда открывает глаза
Двум блондинкам в утробной тиши чемодана.
Ты, раскинувший сеть от Москвы до Судана,
Никому не давай нажимать тормоза.
Капельмейстер забил восемнадцатый гол,
Перепутав его с восемнадцатой дозой.
А наутро так жалобно блеяли козы,
И рыдал за стеною взахлеб богомол.
И его вдруг не стало. Стучал пулемет
И метал во все стороны сонм междометий.
В результате нет жизни на третьей планете,
И Алиса в чудесной стране не живет.
Плачет северный ветер в разбитом окне
Об утраченной прелести юной Европы.
Если б рвал Паганини не струны, а стропы,
Он бы знал, каково беззащитной струне.
Я Пирл-Харбор бомбил и бомбил Ленинград,
В моих жилах струились потоки фреона.
Догорел мой костюм благородного дона
Средь разбитых сердец в тишине баррикад.
Я поставил телегу оглоблей на лед.
Я оставил свой car в глубине ассамблеи.
Как тревожен разлив канцелярского клея...
И меня унесли. Сапогами вперед.
К.Константинов, В.Крупский