владимир березин

СЛОВО О КРЫШЕ

⌠Крыша■ √ слово в русском языке странное, шелестящее, будто трубочист, скатывающийся по жести к гибельному краю.

В знаменитой истории про профессора, что, приехав в город Берн, не заметил цветок на окне, есть такой эпизод: профессора спрашивают на проваленной явке:

- У вас надёжная крыша?

- А я живу на втором этаже, - ничего не понимая, отвечает тот. И все понимают, что пришёл лох и раскинул уши по ветру. Потому что ⌠крыша■ на сленге разведчиков всего мира означает ⌠прикрытие■. А теперь это ещё и глухой звук палёных стволов, круглое движение стреляных гильз под ногами и безвозвратные кредиты.

Тот профессор, кстати, выдавал себя за шведа. Беда была в том, что фальшивый швед не умел летать долго. Его единственный полёт был короток √ всего несколько этажей. И настала ему крышка.

Зато искусство долгих полётов освоил другой, настоящий швед √ в меру упитанный мужчина в полном расцвете жизненных сил. И крыша у настоящего шведа была что надо √ прочная, такая, что можно было поставить на ней домик с крылечком и зелёными ставеньками.

Мы были рады Карлсону, между тем это настоящий негодяй, прожорливый врун, вечно лгущий обжора. Персонаж, чья башня сорвана, а крыша давно съехала - типичный трикстер. Часть той силы, что вечно желает зла, но по ошибке делает добро.

Каждый ищет Карлсона по-своему. Один √ для того, что бы вместе с ним играть приведения, сыпать мусор на головы прохожим и дарить ему тефтели. Другой - заготовил кирпич в кармане, чтобы мстить за слёзы домоправительниц, порезанные простыни разбитую посуду. Ищет, чтобы истребить хаос. Убить пересмешника.

Вот мы выходим √ туда, наверх, двигаемся по гремящим листам жести или по мягкому разогретому битуму. Карлсон там √ за трубой или белой стенкой.

Впрочем, Карлсону всё равно, найдут его или нет. Ему прекрасно живется в маленьком домике на крыше, на крыльце которого он курит трубку и смотрит на звёзды.

Этому трубочисту повезло больше. Гулко бухая ботинками в жесть, он ушёл от Карлсона живым.

СЛОВО О ГАЙДАРЕ

Писатель становится персонажем. Гайдар, как не крути, гений. Злобный сумрачный гений. А самый гениальный рассказ у него про военную тайну, в котором есть всё - войны, крымские татары-убийцы, сказки, правда и кривда, бесполая и бестелесная любовь. В одном из самых известных рассказов Гайдара есть следующий пассаж:

- Это белые.

И тотчас погас костёр, лязгнули расхваченные винтовки, а изменник Каплаухов тайно разорвал партийный билет.

- Это беженцы...

И тогда всем стало так радостно и смешно, что, наскоро расстреляв проклятого Каплаухова, вздули они яркие костры и весело пили чай, угощая хлебом беженских мальчишек и девочек, которые смотрели на них огромными доверчивыми глазами■.

Я эту историю как-то рассказал при странных обстоятельствах. Сейчас, кстати, обстоятельства ещё более странные - потому что сейчас я наблюдаю в телевизоре человека, который стоял на трибуне передо мной, а тогда он отговорил свой доклад, перед главными чиновниками Северной Осетии, а потом вылез я и рассказал, в частности, историю про Каплаухова. Ух... Вот вам и ух, извините.

Слава Богу, они спали.

СЛОВО О БАЗАРЕ.

Я вот что скажу: ⌠Господин Гексоген■ мне не нравится.

Я напишу это в ночь с пятницы на понедельник, потому как нормальные люди в это время веселятся, а те, кто попросил меня высказаться, может, ознакомятся.

При чём мне Проханов в качестве персонажа какого-то большого спектакля скорее интересен, чем неприятен. Это какой-то военный вариант Сенкевича с ⌠Клубом фронтовых путешествий■, в каждой бочке затычка, европеец из анекдота про тёмную пещеру √ ⌠Всё-то мой хозяин знает, всюду-то он побывал■. Некая пародия на Набокова со своими бабочками, да и аббревиатура названия его последней книги смотрится как аллюзия на ⌠Лолиту■.

А текст ⌠Господина Гексогена■ мне не нравится, потому как метафоры его, хоть множественны, но неточны. Вот электричка везёт героя от площади трёх вокзалов ⌠с Казанскими белокаменными палатами, Ярославским изразцовым теремом, Петербургским ампирным дворцом■┘ Ну от чего это ампир так Проханова перемыкает √ не знаю, от схожести с ⌠империей■, что ли. Во всём этом не хватает здорового классицизма Тона. Хоть, конечно это вокзал классицистический, но уж не ампирный дворец √ это точно.

Метафоры эти в большинстве рассыпаются как карточные домики. Это мало отличается от того Проханова, который в девяностом что ли году писал примерно так: ⌠...вписаться в полифонию газетных баталий во всей её многогранности...■

Собственно, роман Проханова хорошо бы ложился в серию ⌠Русский проект■ издательства ⌠ОЛМА-Пресс■. Этих книжек читал я несколько десятков √ вон, желающие могут отбежать на месяц назад и посмотреть текст про пчёл и мировой заговор, а, равно как и прочие вещи из книжки Алексеева.

Мне не нравится этот текст, потому что он сводит трагедию к фарсу, гремят внутри него какие-то фельетонные погремушки, и нет там смерти, а только прокисший клюквенный сок.

Но всё, что я говорю, это частное мнение.

Это не рецензия.

Это не литературный анализ. Хрен вам, дорогие товарищи, а не анализ.

Это √ частное мнение. Моё.

Но ещё меньше, чем роман мне нравится, что есть много людей, которые начинают ⌠Г.Г.■ рекламировать из каких-то своих соображений. Я, правда, не говорю о тех людях, которым он просто нравится.

Чем-то это мне напоминает молодых интеллектуалов, взявших девку на Коровинском шоссе, купивших на рынке петуха и принявшихся чертить на женском животе сатанинские знаки. Хрен у них чего получится, но если вылезет откуда-то чёрт и потащит их в ад, то нечего жаловаться. Нечего, блядь, жаловаться √ потому что бесплатных эстетических экспериментов не бывает. Собрался дать пощёчину общественному вкусу √ готовься, что тебе надают пощёчин в общественных местах.

Если сказал, что, дескать, люблю смотреть как умирают дети - отвечай. Сказал - и хорошо, гляди как они умирают, просмотри десяток смертей. Погляди как выглядит девочка задевшая растяжку. И представь, что это твоя дочь. Мне отчего-то кажется что тогда этот чистоплотный поэт видел достаточно мало трупов. Ну, а начнёшь говорить об эстетической ценности расстрелов - оп-паньки, чур не возражать, когда тебя выведут к оврагу.

Можно подстёгивать какое-то явление хворостиной, гнать его на поле кормёжки, которым является массовая культура. А можно не подстёгивать. Пока ещё не надо быть первыми учениками в этом пастушеском деле.

Беда в том, что авангардисты любого розлива не отвечают за базар. Они очень обижаются, как журналист из известного фильма ⌠Прирождённые убийцы■, когда в него начинают стрелять во время тюремного восстания. Ему √ можно, а в него √ нельзя.

Причём наша история уже наглядно показала, что происходит с интеллигентными людьми, которые вызывают дьявола. Их, натурально, выводят к оврагу, уцелевшие эти овраги копают потом под охраной.

Тут главное √ не обижаться. Отвечать, скажем так, за базар. Отчего-то главными пропагандистами войны становятся откосившие от армии, а главными эстетами от терроризма те, кто не умеет грамотно заминировать мост, а из боевого железа запомнили только школьную сборку-разборку автомата Калашникова.

Последние несколько абзацев этого рассуждения связаны с традиционным явлением массовой культуры √ тем, что феномен текста замещён феноменом базаров о тексте. Я вообще боюсь, что вдруг начну работать в газете, что будет смесью журнала ⌠Птюч■ и газеты ⌠Завтра■. ⌠Завтра √ Птюч■. Надо, кстати, кому-нибудь предложить это название.

Ладно, в следующий раз я расскажу про тот же ⌠Г.Г.■ но уже с точки зрения наблюдателя.

Это будет история про ⌠Шишкин лес■, Жида Ваську и семейный мировой заговор.

СЛОВО О ВОДЕ ⌠ШИШКИН ЛЕС■, ЖИДЕ ВАСЬКЕ И СЕМЕЙНОМ МИРОВОМ ЗАГОВОРЕ

Я как-то пошёл на презентацию. Это была не простая презентация, и даже не она, собственно, а встреча читателей той самой книжки ⌠Господин Гексоген■, о которой я говорил раньше.

Первое, что меня насторожило (sic!) было то, что там не было красивых девушек. А наличие красивых девушек для меня остаётся некоторым индикатором качества мероприятия. Красивые девушки знают себе цену. У них есть выбор - куда ходить по вечерам, и они, конечно, выбирают лучшее.

Во-вторых, когда я пошёл курить, то увидел настоящий национальный стол с закусками. Рядом на столе было расставлено примерно два ящика водки, ящик вина и десять бутылок чистой негазированной воды ⌠Шишкин лес■.

Когда я второй раз пошёл курить, то увидел, что половина водки выпита, почато две бутылки вина, а ⌠Шишкин лес■ стоит стойкой нерушимой стеной.

Когда я пошёл курить в третий раз, то обнаружил, что на столах осталось три бутылки водки, исчезло четыре бутылки вина, а ⌠Шишкин лес■ не потерял ни одного дерева.

Вечер падал в ночь, я был угрюм и не весел. Настоящие русские патриоты допили водку.

Тогда я, оглянувшись, чтобы меня никто не видел, украл бутылку ⌠Шишкиного леса■, пригрел её на груди. Шишкины мишки грелись у меня на груди, Савицкий мне подмигивал, Левитан был за нас, и я пил тёплую интернациональную воду, шагая по улице. На полпути к моему дому, я зашёл к своему другу Жиду Ваське. Он, страдая радикулитом, валялся на кушетке.

Я рассказал ему о своём бесчестном поступке и дал отпить русской воды.

Он причастился и сразу проникся уважением к читателям ⌠Г.Г.■. Сглотнув, Жид Васька попросил пересказать содержание романа. Когда я это сделал, то он печально сказал:

- Видишь ли, я много знаю о мировом заговоре. Моя тёща, например, уверена в его существовании. Она в нём не сомневается. Только, в отличие от твоих писателей, она убеждена, что существующий заговор направлен не против России, а против неё лично.

И, пригорюнившись, мы с Жидом Васькой допили весь оставшийся ⌠Шишкин лес■.

СЛОВО О ЯИЧНИЦЕ.

У меня копирайт на слово ⌠лавбургер■, закреплённый публично. Я его придумал страшно сказать как давно. Кому хочу - тому дарю.

А вот история, выходящая за рамки лавбургера.

Моя покойная родственница рассказывала, что всю жизнь делала своему мужу яичницу-глазунью. Потом, спустя много лет, как-то заболела и он сделал эту яичню сам. Оказалось, что он глазунью ненавидит, и жрал её из любви.

При этом положение усугубляет то, что был он человеком чрезвычайно известным, приближенным к Первым лицам, можно сказать, был одним из этих самых Лиц, домработница туда-сюда, поэтому яичня была как бы актом любви, её знаком, специально и любовно приготовляемым.

СЛОВО О СОВЕТСКИХ ОФИЦЕРАХ

В старых школьных учебниках раньше был рассказ про какого-то советского Ивана Сусанина, который завёл немецко-фашистских гадов в болото. Про этого народного героя один мой бывший родственник написал сочинение. В сочинении этот современный Сусанин гордо говорил фашистскому офицеру, который хотел выбраться из болота за деньги:

- Советские офицеры не продаются за такую маленькую цену!

СЛОВО О ПИСАТЕЛЕ ЛИМОНОВЕ

Писатель Лимонов сидит в Лефортово. И подписывает свои бумаги ⌠Лефортовская крепость. Камера ╧ 24■.

Так и хочется добавить: ⌠Спросить Лимонова■.

СЛОВО О БЫТОВОЙ ХИМИИ.

⌠Парфюмер■ Зюскинда есть история о злом гении. Это ещё история о химии.

Зюскинд написал роман о волшебнике запахов, сюжет этого романа быстр, как сюжет хорошего рассказа √ вот рождается ребёнок, вот он движется по жизни, коллекционируя все существующие запахи и создавая свои, новые. Противоположно Мидасу, всё, к чему он прикасается превращается в прах и тлен. Это не изгой, не унтерменш, это существо-функция, катализатор. Живое превращается в неживое. Это химия распада. А распад всегда пахнет сладко. Специфика запаха разложения в том, что она притягивает. Империя, великая французская империя, загнивает на корню, как неубранный урожай. Человечество готовится к опыту настоящей народной революции.

Зюскинд написал успешный роман-метафору. Он успешен потому, что это, одновременно, и триллер, и философский текст, синтез массовой культуры и элитарной эстетики. Он увлекателен и стимулирует логические построения.

Во-первых, Зюскинд написал роман о соотношении гения и злодейства. Ещё пример Вагнера показал, что можно быть подонком и гением одновременно. У Зюскинда эта мысль представлена в чистом виде. Парфюмер-персонаж именно функция. Не тварь дрожащая, не право имеющий. Бездушная функция, химический катализатор процессов. И, наконец, парфюмер - это упырь. А упырь питается чужой любовью и ненавистью. Вообще, чужой жизнью.

В данном случае, он живёт чужим запахом. Запахи для него инвариантны, они лишены эмоций √ только инструмент, формула инструмента Вот он, карабкаясь к цели, убивает двадцать шесть девушек - здесь есть привкус сакральной цифры, недаром некоторые считают, что панфиловцев обсчитались и на самом деле их было столько же, сколько бакинских комиссаров.

Гениальный карлик-нос (здесь кажет нос ассоциация с персонажем сказки Гауфа) занюхивает до смерти своих жертв, это для него естественно как дыхание. А гибель самого карлы случайна в локальном пространстве, но закономерна в общем. Никто не может завоевать весь мир, нет вечных империй, характеристические сроки отмеряны, текел и фарес им в руку. И парфюмер не может занюхать весь мир - против него стоит закон больших чисел.

Во-вторых, тема романа √ бытовая химия. Именно с химией связан наш быт. Химия, кстати, долгое время была в литературе тенью физики. Пугало ядерного оружия и планетарных катаклизмов делало своё дело в массовом сознании, но на рубеже веков физика отдалилась от обывателя, а химия медицинская и парфюмерная начала отвоёвывать свои позиции.

Физика окончательно залезла в чёрный ящик, красота квантовой механики и построений единой теории поля недоступна обывателю. А слово ⌠химичит■ недаром имеет особый смысл в русском языке. И недаром Маяковский просил о воскрешении именно химика.

Большинство героинь американских фильмов о любви и любовных романов вначале сомневаются в своём чувстве √ ⌠ведь это просто химия■, убеждают они себя.

Зюскинд написал о химическом парфюмерном оружии. Особом оружии современной цивилизации.

СЛОВО О ТРАМВАЯХ ХАРМСА

У Хармса много что происходит в трамваях √ ⌠Там всё приспособлено для сидения и стояния. Пусть безупречен будет его хвост и люди, сидящие в нём, и люди, идущие к выходу■. Все говорят друг другу ⌠ты■, а как раскроются двери, из нутра трамвая пахнёт тепло и вонюче. Трамвай особый городской зверь. В чреве трамвайного кита два человека беседуют о загробной жизни.

И, правда, близок трамвай к смерти, как харонова лодка. Вот ехал у Хармса какой-то человек, там и помер √ от ненасильственной смерти. А ещё едут в трамвае Ляпунов и Сорокин, купивший электрический чайник. В окнах трамвая проплывают Биржевой мост, Нева и сундук.

Покинув гостеприимное трамвайное брюхо, граждане тут же валятся под автомобили, а зеваки падают с тумб.

Наследником трамвайной темы стал Гребенщиков.

СЛОВО О ХРЮКЕ

Любая история про Хрюк √ история щепетильная, поэтому уговоримся считать, что всякая Хрюка, как и все действующие лица, а также события √ вымышленные.

Итак, нужно было мне как-то написать рецензию на один триллер с державной интонацией. Я раскрыл его и тут же прочитал: ⌠...Вадим Богомолов подарил на днях Хрюке оранжевого пищащего ёжика из толстой резины. Бедная псяка чуть не сошла с ума от счастья, прыгала и кувыркалась■...

Это оказался, однако, боевик. И про Хрюку была его первая фраза. Очень меня этот стилистический ход заинтересовал. И, вообще, я давно заметил, что чтение массовой литературы приводит к действительно массовым филологическим находкам. Вот, например: ⌠Третий Кожаный скользнул в машину, а четвёртый выхватил газовый РГ-89, явно заряженный дробью. Ситуационный барраж славянского эгрегора, пройдя фотооптическое преобразование, молнией блеснул в грязном московском воздухе, и чудовищный импульс Силы Дуникс на миг сделал опера фосфоресцирующим.

- Сокрушу! - с диким ревом он мгновенно ликвидировал дистанцию с рисковым парнем и мощным ударом в лоб снёс тому верхнюю часть черепа. Мозгов внутри почти не оказалось, поэтому особого шока зрители этой интересной сцены не испытали■.

И вот теперь не поймёшь, откуда я это всё списал, пародия это была, или автор относился к тому что наделал серьёзно.

Поэтому я расскажу о Хрюках вообще и моих с ними встречах. И ещё это будет история про иллюстрации. Однажды мне подарили книжку - новый перевод Винни-Пуха на русский язык.

Я-то в принципе не против переводов. То есть, не против новых переводов известных вещей. Поколения всё же меняются. Только это был странный перевод и странная история - всё началось с того, что меня разбудил телефонный звонок.

Незнакомый голос говорит:

- Здравствуйте, я тут издал своего Винни-Пуха, хочу подарить...

А я спросонья плохо соображаю, уж думал, что покойный Алан Милн, Царство ему небесное, мне откуда-то звонит.

Какого качества был этот, обретённый мной спросонок, перевод - отдельный разговор. Говорили, что он - полный. Потому что Заходер там какие-то главы выпустил, а другие - местами переставил. Ну так в новом переводе Пятачка зовут Хрюка. (⌠Хрюша■, понятное дело, уже было занято известной телевизионной звездой). Так вот, на обложке этого нового издания изображён был маленький Хрюка в красных плавках. С ружьём - огромным, кремнёвым, с какими-то узорами на ложе. Не духовое это было ружьё √ очевидно.

Однако, в тексте, на внутренних иллюстрациях жил самый настоящий Хрюка в полосатой короткой маечке, в которой мои знакомые женского пола сразу признали топ. Выглядел Хрюка как похабная эротическая модель. Кроме топа на Хрюке ничего не было, так и сверкал он своим поросячьим окороком из-под топа. Причём в этом виде махал лопатой, убирая снег.

Давным-давно, одна девушка говорила мне ласково: ⌠Ну ты просто Хрюк на ёлке■. Этим она хотела подчеркнуть мою неаккуратность.

Но Хрюк, понятное дело, не Хрюка. Да и любимая девушка совсем не то, что незнакомый изобретатель имён.

Ну и понятно, что имена бывают разные. Вот был на одном месторождении человек Захер.

Так и он писал в срочных телеграммах: ⌠Срочно вышлите обсадочные трубы. Захер■.

А в другой геологической экспедиции была главбух, Леночка Балавас, вроде бы всё ничего... Только она на всех бумагах так и подписывалась - Е.Балавас... И был на Новой земле, что тогда значилась, кстати, Московским военный округом, такой заместитель по снабжению с эстонской, по-моему фамилией Келли-Пели. Этот снабженец время от времени слал разгневанные радиограммы типа: ⌠Срочно доставьте...■ за своей подписью. Ему как-то ответили коротко: ⌠Борта не будет. Трали-вали■.

Но это я к тому рассказываю, что Хрюка Хрюке рознь. И на имена в жизни скидок не делают.

Поэтому я взбеленился и разругал новый перевод на чём свет стоит.

История получила странное продолжение. Несколько месяцев спустя, лёжа в больнице, я стащил у соседа-бандита эротическую газету, в которой, как и положено, был порнографический рассказ со всеми своими необходимыми атрибутами: ⌠он вошёл в неё сильно и мощно■, ⌠она ощущала внутри себя его огромный член■┘ Посмотрел на фамилию переводчика и удивился ещё больше. Если я ничего не напутал, так это был тот самый. Изобретатель Хрюки.

Вот и не верь после этого предчувствиям.

Да и боевик, о котором шла речь вначале этого рассказа, оказался, кстати, мерзким и патологически-кровожадным.

СЛОВО О ПОДПЛАВЕ

Про подводников всем ещё интересно. Про подводников еще несколько месяцев всем будет интересно √ а когда пройдёт годовщина печальных событий, о них понемногу забудут. Появятся другие события, что не события вовсе, а то, что называется словами ⌠информационные поводы■. За это я и ненавижу то, что называется обтекаемым термином ⌠широкая общественность■.

С этими мыслями начал я читать хорошую книгу Александра Покровского ⌠72 метра■ о подводниках. Была она тем хороша, что не было там информационных поводов, была она сама по себе. Но глухая тоска от этого чтения начала наполнять меня, будто вода, прорвавшаяся в отсеки подлодки. И не собственно про подводные лодки, про подплав, была написана эта книга, была она про флот, про жизнь, в конце концов. Страшная книга, притворившаяся весёлой. Это книга флотских баек, а байки похожи на стихотворения, не убавить ни прибавить.

Я давно заметил, что самые забавные истории √ это истории про

А вот с чем мы окончательно простились, так это с романтикой. Сначала мы довольно быстро простились с армейской романтикой, но долго завидовали тем, кто на флоте. Мы говорили себе √ там, на флоте, другое понятие боеготовности, там нужно не только траву красить, там корабли по морям ходить должны. Те, кто в зелёном, завидовали романтике тех, кто в чёрном. Мы много что говорили, и наши щёки не дёргались нервным тиком, когда мы слышали песни типа ⌠На пирсе тихо в час ночной. Тебе известно лишь одной, когда усталая подлодка из глубины идёт домой■. Или, когда мы читали Симонова, про то, как ⌠Над черным носом нашей субмарины взошла Венера ≈ странная звезда, от женских ласк отвыкшие мужчины, как женщину, мы ждём её сюда■. И мы представляли как движется эта самая подлодка и стоит на неё поэт, неплохой, кстати, поэт, чем-то похожий на Киплинга, обязательно с трубкой, и всматривается вдаль, и Венера светит, и всё как-то складывается. И всё кажется более осмысленным, чем твоя служивая жизнь.

А подводник Покровский ещё раз, с шутками и прибаутками, рассказал, что всё как всегда, что там, то и здесь, и романтика опять уволена √ за выслугою лет. И дело там страшное, и служба тяжела, а её тяготы и лишения, какую присягу не приноси, как не переноси эти тяготы и лишения, остаются не всегда осмысленными.

И вот шутят морские офицеры, то, что называется ⌠травят■, вот слова всяко разные чуть более складно произносят. Слова здесь действительно разные, и хорошо, что у Покровского они живут без сносок и объяснений. Тот кто знает, поймёт, а кто не знает, будет слушать всё это как музыку, как песню иностранную, состоящую их ДОСов и ДОФов, РДП и ВВД, и других загадок. Но песня эта не иностранная, песня не романтическая, лднако красивая. И, иногда смешная - про о как пьют и от патруля бегают, про то вот, как коменданту лошадь в квартиру загнали, а она там кучу наложила, да сервант лягнула, когда вытаскивали. Вот офицер старшему по званию в лоб заехал, да за дело, так что тот и мстить не стал, а вот лейтенанта медика послали мифические гробы в десятом отсеке искать, а он и докладывает командиру:

√ Гробов не хватает. Они по двадцать четвёртой ведомости, разборные такие, они в десятом отсеке позавчера в шхере лежали, в районе дейвудового сальника

√ Что за чёрт, √ удивляется командир, √ чьи гробы?

√ Ваши, товарищ командир, с замполитом. Остальных так кладут √ сами понимаете. В районе дейвудового сальника.

И понятно, что надули лейтенанта, понятно, что шутка, да вот только все по-настоящему смешные шутки довольно трагичны. И все начинания на флоте действительно кончаются наказанием невиновных и награждением непричастных. Как и везде, впрочем.

А начальство есть разное √ умное и не очень, шкурное и твою, подчинённого шкуру спасающее, службу знающее и паркеты вышаркивающее, и то и это √ тоже, как и везде. Поэтому книга не о подводных лодках, а о жизни. А в моей жизни, небогатой на близких людей, был один очень красивый человек, который говорил так же, как персонажи Покровского. Он был мой дядька, и когда приходил в дом, на вешалку, как огромная птица, садилась чёрная фуражка. И байки его вминались в память, оставаясь надолго, как остаётся след от каблука на свежем асфальте, асфальте цвета морской формы.

Он всё шутил над моим отцом, что, дескать, ты изобретаешь лампочку и пишешь в заявке на изобретение: ⌠лампочка, которая отличается тем, что находится на носу подводной лодки■. Надо изобретать лодку и писать так: ⌠изобретённая подводная лодка отличается от предшествующих тем, что на носу у неё находится лампочка■┘ Отец, впрочем, занимался совсем не подводными лодками, но они нравились друг другу. Но дунуло время, и один ушёл в подводный рай, и второй улетел в ракетный, и никто уже не объяснит мне, что ещё нужно изобрести, чтобы всё наладилось.

И романтики никакой √ романтика осталась в песни Пахмутовой на слова Гребенникова, где предлагают испытать глубиной погруженья глубину твоей чистой любви, и ещё что-то там предлагают с усталыми подлодками и со стихами про звездой-Венерой. А есть самоотречение и страх, мужество и скотская жизнь, боязнь начальства и верность долгу. Вот что я нашёл в книге, что читал по служебной обязанности, в которой если и найдёшь какую песню - то с неприличными словами. А на деле всё кончается так: ⌠Ты, наверное, думаешь, что все давно умерли, захлебнулись в той самой волне, которая гонялась за нами по отсекам, нагнала и поглотила, и мы утонули, и последнее, что мы видели - это лампочки аварийного освещения, растворяющиеся в глубине, а всё, что после - всего лишь отблески происходящего, запись умирающего сознания. Запись в виде звука, образа. Это оно так цепляется за ускользающий мир. Запись есть, а нас нет.

Честно говоря, иногда мне тоже так кажется.

Поэтому я и не сплю...■.