Поиск по автору:

Кадет Биглер отдыхает!..
Этот случай произошел во времена моей службы в ЦГВ (бывшая
Чехословакия), тогда еще армия занималась боевой подготовкой, а не
постоянным вялотекущим реформированием.
Танковый полк, стоящий с нами в одном гарнизоне, проводил занятия по
подводному вождению. Для этого на танкодроме имелся пруд шириной метров
50. Танки заезжали в него, скрывались под водой и выезжали на другом
берегу, короче обычные плановые занятия. В целях эвакуации заглохшего
или застрявшего под водой танка на берегу дежурил экипаж из эваковзвода:
танковый тягач (тот же танк, только без башни), командир эваковзвода
(матерый прапорщик) и механик-водитель тягача - представитель солнечного
Узбекистана (кто служил в те времена, знает, что танкисты и пехота
состояли на 90% из обитателей среднеазиатских республик).
Пока танкисты совершенствовали свою боевую выучку, «спасатели», ввиду
отсутствия нештатной ситуации, какое-то время скучали, а потом, следуя
известному принципу «солдат спит - служба идет», выбрав подходящее
положение, погрузились в сон. Прапор уснул на травке рядом с тягачом, а
механик, помучавшись на своем месте за рычагами, обалдел от жары (все
происходило летом) и пошел искать более прохладное место. На тягаче
закреплена труба для подачи воздуха и эвакуации экипажа (опять же при
вождении под водой), длина около 5 м, диаметр примерно полметра. Узбек
проявил солдатскую смекалку - открутил ее от тягача, скинул на землю,
откатил в ямку за тягач, спасаясь от прямых солнечных лучей, и забрался
в нее, где и «кинулся в объятия Морфея», продуваемый насквозь приятным
ветерком.
Занятия прошли без ЧП, и прозвучал ревун, приглашая всех вернуться в
расположение. Прапор оторвал от земли раскаленную солнышком голову,
покричал своего узбека, но тот уснул настолько крепко, что не слышал
отца-командира. Прапор, зная, что его подчиненный особой
дисциплинированностью не отличался, решил, что тот ушел в казарму
самостоятельно, и, вспоминая незлым тихим словом его маму и прочую
узбекскую родню, залез за рычаги сам, почему-то не обратив внимания на
отсутствие трубы на тягаче. Взревел двигатель, прапор лихо развернул
машину на одном месте, и дикий узбекский крик, заглушая рев дизеля,
достиг командирского уха. Прапорщик насторожился, заглушил машину и
вылез осмотреться. Картина была не очень веселая: разворачивая тягач, он
наехал одной гусеницей на валявшуюся рядом трубу, которая загнулась под
значительным углом, зажав посередине смуглое узбекское тело. Убедившись,
что тело еще живо, причем еще способно материться на русском и родном
языке, прапор потребовал немедленно покинуть трубу. Но покинуть оную
тело не то что бы отказалось, а просто не смогло (поскольку оказалось
намертво зажато в области своего пузца), о чем и доложило командиру
голосом. Со скорбным выражением лица прапор пошел докладывать о
случившемся. Вскоре собрался консилиум, начиная от командира полка и
заканчивая сержантом-санинструктором.
Последовало множество советов, как извлечь бедного азиата. Все попытки
разогнуть трубу к успеху не привели. Один из советов - наехать на трубу
танком с другой стороны, после некоторого раздумья был отметен.
Пробовали бить по трубе танковой кувалдой, но узбека начала кричать,
мешая русские слова с узбекскими, что она «мало-мало оглохла, и у нее
болит голова один раз очень сильно». Промучавшись пару часов, так и не
достигнув результата, приняли решение везти защитника отечества в
медсанбат за 30 км, надеясь, что у военных медиков найдется пилюля,
приняв которую, узбеки уменьшаются в размере и выскальзывают из узких
мест. Солдат вместе с трубой был погружен в кузов УРАЛа и, покатываясь
по кузову на поворотах, постукивая по бортам, поехал к эскулапам.
Как и следовало ожидать, у медиков такой пилюли не нашлось. Методом
опроса (врач, согнувшись пополам, кричал в трубу, и оттуда доносился
ответ) было выяснено, что здоровье пациента вне опасности. Врачи дали
достойный совет - везти больного в рембат и резать трубу. Оставался
нерешенным вопрос - как? Электросваркой - убьет током или обожжет, или
задохнется в дыму, газовой сваркой - опять таки обожжет. Попытки резать
ножовкой по металлу ни к чему не привели, у трубы большой диаметр и,
сделав пропил меньше миллиметра, ножовка начинала задевать своими краями
трубу, а толщина стенок миллиметров 5.
К этому времени солдатик захотел какать. Проблему писанья решили еще
раньше: один воин залез к нему в трубу со стороны ног, стянул с него
сапоги, сумел расстегнуть ширинку, извлек ему детородный орган из
штанов, после этого 3 солдата приподнимали другой конец трубы, и урина
самотеком выливалась на землю. С каканьем подобное решение не проходило,
и этот вопрос был предоставлен на самостоятельное решение потерпевшего.
Последний к концу дня настолько освоился со своим новым положением, что
требовал, что бы к нему заползали сослуживцы с зажженной сигареткой, (со
стороны головы естественно) так же в трубу была налажена доставка
горячей пищи, и даже засунули ему ватную солдатскую подушку.
Наконец, утром следующего дня кто-то вспомнил, что у знакомого словака
есть редкий по тем временам инструмент - болгарка. Тело с трубой было
немедленно загружено в тот же УРАЛ и доставлено домой к словаку, но уже
наступила суббота, словак уехал в деревню, километров за 90. Снова
поездка уже в деревню, снова методичное постукивание трубой по бортам. К
обеду словак был найден, но болгарка находилась у него в гараже в
городе, очередная погрузка-поездка-разгрузка, и субботним вечером воин
обрел долгожданную свободу. Если не считать сломанного нижнего ребра и
измаранных штанов, наш герой отделался легко. После этого узбек был
переведен служить на подсобное хозяйство, где он успешно до конца службы
воровал и пожирал кур, а прапор, отсидев 5 суток на гауптвахте,
продолжал воспитывать других узбеков.
Поручик Лукаш.

Было это весной 1974 года. К этому времени разменял я первый год службы,
был командиром «Шилки» и носил присвоенные приказом Главкома ВМФ
Адмирала Флота Советского Союза С. Г. Горшкова две заветные лычки (это
обстоятельство - лычки от Главкома - вводило в тихое бешенство моего
комбата, не разжалуешь в случае чего, никак). Сержантам в ту пору
доверяли не только глотку драть в казармах и на плацу, но и более
серьезные дела поручали. Комбат вызвал меня в канцелярию и приказал
собираться в командировку, надо было сопроводить в учебную часть под
Бердянском молодого матроса Колю Мыльникова. Парень он был тихий,
деревенский, но поскольку присягу еще не принимал, а дорога дальняя (не
шутка через весь Союз с тремя пересадками ехать из Балтийска в
Бердянск), подготовку парня я начал с того, что дал ему почитать Свод
Военных Законов (увесистая такая книжка). Убедившись, что Коля проникся
карами за военные преступления, выписал я в строевой части аттестаты,
требования на проездные документы, командировочные предписания и еще
кучу всякой бумаги, получил инструктаж начальника штаба и в путь. Такой
же как я, годовалый старший матрос Петя Кусок, водолаз из
инженерно-десантной роты, составил мне со своим молодым бойцом, ехавшим
тоже в «учебку», компанию до Харькова. Загрузились мы в поезд
Калининград - Харьков, заняли последний отсек плацкартного вагона и под
поедание выданного сухого пайка и разговоры, тронулись в дорогу дальнюю.
Где-то между Калининградом и Вильнюсом в вагон набилось десятка три
«дембелей» из какой-то мотострелковой дивизии, с водярой, матюгами,
песнями и прочими прелестями достойного «дембеля». Мы, как парни
скромные, но гордые своей принадлежностью к элите, в контакт с ними не
вступали, подстрижены были все под «ноль» (это тогда было такое
злодейское проявление «дедовщины», пока на второй год не перевели –
никаких чубов из-под берета и все знали, стриженый - значит еще
«салага»), одеты в общефлотскую форму № 3 и принадлежность нашу к
морской пехоте выдавали только «штаты» (красный круг с золотым якорем
внутри на черном фоне) на левых рукавах, на что «пехтура» по
необразованности своей внимания не обращала. В Вильнюсе в вагон сели с
десяток парней из ВДВ и заняли первый отсек, тот, что возле купе
проводников.
«Пехтура» упилась в хлам, загадила вагон и друг друга и возжелала, чтобы
наши молодые матросы им отстирали их облеванные мундиры. Эта «предъява»
была послана соответствующим образом с применением наиболее цветистых
оборотов из «малого загиба Петра Великого» (на Флоте матом не ругаются,
на нем разговаривают, увы, традиция!). Услышав ответ, напрочь обличающий
их солдафонскую серость, наши оппоненты решили побоксировать и всей
гурьбой навалиться на нас, что сделать в тесных условиях вагона
достаточно трудно. Заняв оборону, мы вчетвером (молодые, хоть и не
присягали, но уже прочувствовали, что такое честь мундира и ощутили
гордость за принадлежность к элите) успешно отбивали атаки, удерживая за
собой наш последний рубеж - отсек и гальюн. Разрешение ситуации из
патового положения ускорил вопль проводницы – «Моряков бьют!».
Собравшие праздновать ВДВ-шники (великолепная советская крылатая
пехота!), до этого не выглядывавшие из своего первого отсека по причине
своей невозмутимо грозной силы, поинтересовались, каких еще моряков там
пытаются бить пьяные мотострелки? Увидев «штаты» у нас на «фланелевках»,
парни прояснили вопрос и с боевым кличем: «Братки-морпехи, держи рубеж
крепко, мы сейчас с тылу подмогнем!», начали теснить, давить и
раскидывать на полки мотострелковое воинство. Мы же из обороны перешли в
уверенное наступление и встретились с «голубыми беретами» на середине
линии фронта, где-то посреди вагона. Серая солдатчина была повержена,
раздавлена, смята и полностью деморализована. Узнав причину конфликта,
деды из ВДВ общим сходом с МП постановили наказать зарвавшихся
военнослужащих и заставить их просить разрешения на посещение гальюнов
вплоть до самого Харькова, что неукоснительно соблюдалось и исполнялось.
Вот такое братство по оружию…..

Дело было в декабре 1972 г., когда эсминец Северного флота «Бывалый»
прибыл в порт г. Конакри, для несения боевой службы у берегов Гвинейской
республики. У моряков корабля быстро сложились хорошие отношения с
местными жителями - фарцовщиками, обитавшими в порту. Каждый день
плутоватые гвинейские парни подходили к борту
нашего корабля с сувенирами. Воздевая с ними руки к белым братьям из
далёкой северной страны, они пытались осчастливить ими весь экипаж. Это
были африканские фигурки и безделушки из красного и чёрного дерева, а
также фрукты. Несмотря на запрет командования, натуральный обмен всё же
имел место. Частенько можно было видеть, как по палубе эсминца лёгкой
тенью мелькали члены экипажа с кокосами и ананасами, исчезая в своих
постах. Это сейчас их можно свободно купить в магазине, а тогда, в
начале 70-х, они были настоящей диковинкой. Матросы «Бывалого», ребята
щедрые, на обмен предлагали самые «необходимые» в Африке вещи, благо
ассортимент нашей корабельной лавки это позволял. Летели на причал: мыло
«Хозяйственное», «Банное» и так нужный на чёрном континенте гуталин.
Мойтесь, товарищи негры, чистите обувь! В свою очередь на борт
переправлялись сувениры и фрукты. Кушайте, советские моряки, витамины,
любуйтесь на фигурки стройных негритянок. Большим спросом у фарцовщиков
пользовались тельняшки и ещё одеколон «Маки» и «Кармен». Стеклянные
флаконы треугольной формы с резкой, пахучей жидкостью были непременным
атрибутом точек Военторга. Куда там французам со своей парфюмерией.
Какой-нибудь «Диор» или «Шанель» - слов нет, известные марки, даже в
Гвинее, а вот одеколон «Маки» и «Кармен» до нашего прихода на западном
африканском побережье не знал никто. Желающих насладиться замечательным
запахом советского парфюма было много. Как они использовали эту пахучую
жидкость - мы не знали. Сами ли поливались ей, а может, дарили своим
чернокожим подругам, или перепродавали? Случилось так, что одеколон с
поэтическим названием жгучей испанской красавицы чуть не стал причиной
разрыва наших добрых отношений. Когда торговля набрала оборот, стало ясно,
что спрос на него и другие товары превысил предложение. Урожай в Гвинее
снимают четыре раза в год, а запасы корабельной лавки быстро закончились.
В результате интенсивного торгового обмена на переборке корабельной лавки
сиротливо остались висеть только шнурки от матросских ботинок, стопка
почтовых конвертов и наборы ниток с иголками. Возник дефицит. Однажды,
вернувшись с моря, мы пришвартовались не к причалу, а к борту советского
сухогруза. Там работали портовые грузчики, среди которых быстро появились
менялы. Наша палуба оказалась ниже палубы соотечественника. Небольшими
группами мы стояли на юте корабля. И захотелось тут одному нашему матросу
вкусить сочную мякоть ананаса, ну просто очень, до слюны. Тем более, что с
борта нашего соседа их назойливо предлагали. Но обменять ему было нечего, и
своим желанием он поделился с друзьями. В чью разгоряченную тропическим
солнцем голову пришла простая счастливая мысль, сказать трудно, но сама
её оригинальность и новизна показалась заманчивой. Такой пример ещё не
был описан ни в одном учебнике по внешней торговле. Итак, в пустой
флакон из-под одеколона «Кармен» была налита солярка! Да, одеколон в
лавке закончился, но солярка на корабле была. По цвету на одеколон
похожа и запах есть. А почему не воду налили, так она без цвета, запаха
и вообще на корабле на вес золота. Короче, необходимые для продажи
приличия были соблюдены. На «Бывалом» всё бывало, а такое впервой.
Молодцы моряки, любят добрую шутку! В этот же самый день,
темнокожий джентльмен захотел осчастливить себя
или свою подругу парфюмом. Со спелым ананасом он стоял на борту
сухогруза. Желания сторон совпали. Язык жестов сработал быстро и ананас
с одеколоном перелетели из рук в руки. Дабы не видеть разочарования
гвинейского «друга», и не портить себе аппетит, наш товарищ моментально
исчез с ананасом в стальных недрах эсминца. Мы же с интересом наблюдали
за негром.
Он отвернул колпачок флакона и понюхал содержимое. Понюхал ещё раз… и
ещё. Не может быть! Посмотрел на этикетку с красивой, черноволосой
испанкой, вдыхающей аромат алой розы. Содержимое не соответствовало
упаковке и обман был раскрыт. От обиды и недоумения он не знал, что
предпринять, но решение пришло быстро. В Гвинее ведь тоже живут
сметливые ребята. Сбегав на берег, он вернулся с камнем в руках, и с
борта сухогруза стал выслеживать «дичь» – своего недавнего торгового
партнёра. Намерения его были серьёзные, да ещё в поддержку он пригласил
своих земляков, которые с гневом кричали что-то в нашу сторону. Сквозь
французскую речь слышались дорогие матросскому сердцу забористые
словечки. Подумалось, надо же, как они быстро выучили русский, а ведь мы
и месяца здесь не пробыли. Матросы стали избегать хождения по левому
шкафуту, ведь «охотник» мог ошибиться и признать в обидчике любого из
нас.
Вспомнилось грозное предупреждение из «Айболита»: «Не ходите дети в
Африку гулять!». С затаённой обидой, огорченный обманом абориген бродил
с камнем по палубе сухогруза, выслеживая нашего матроса. Предупреждённый
о грозящей ему беде, братишка сидел в душном боевом посту и не выходил
наверх. Только память о съеденном ананасе и весёлой шутке ободряли его.
Вскоре всё вскрылось, доложили командиру и «международный конфликт» был
улажен. На борт советского судна отправился один из офицеров. В качестве
отступного он вручил потерпевшему новую офицерскую рубашку, тельняшку, и
попросил не преследовать партнёра. Этого оказалось достаточным и,
свидетельствуя о перемирии, гвинеец выбросил флакон «Кармен» в воду
залива. Был ли наказан наш матрос я не помню, но он точно вернулся живым
домой… к маме. А стекляшка с соляркой до сих пор покоится там, на дне,
как памятный знак о пребывании эсминца «Бывалый» в Конакри.

Старший матрос Михаил Балашев. г. Санкт-Петербург, 2010 год.

Кадет Биглер отдыхает!..
Этот случай произошел во времена моей службы в ЦГВ (бывшая
Чехословакия), тогда еще армия занималась боевой подготовкой, а не
постоянным вялотекущим реформированием.
Танковый полк, стоящий с нами в одном гарнизоне, проводил занятия по
подводному вождению. Для этого на танкодроме имелся пруд шириной метров
50. Танки заезжали в него, скрывались под водой и выезжали на другом
берегу, короче обычные плановые занятия. В целях эвакуации заглохшего
или застрявшего под водой танка на берегу дежурил экипаж из эваковзвода:
танковый тягач (тот же танк, только без башни), командир эваковзвода
(матерый прапорщик) и механик-водитель тягача - представитель солнечного
Узбекистана (кто служил в те времена, знает, что танкисты и пехота
состояли на 90% из обитателей среднеазиатских республик).
Пока танкисты совершенствовали свою боевую выучку, «спасатели», ввиду
отсутствия нештатной ситуации, какое-то время скучали, а потом, следуя
известному принципу «солдат спит - служба идет», выбрав подходящее
положение, погрузились в сон. Прапор уснул на травке рядом с тягачом, а
механик, помучавшись на своем месте за рычагами, обалдел от жары (все
происходило летом) и пошел искать более прохладное место. На тягаче
закреплена труба для подачи воздуха и эвакуации экипажа (опять же при
вождении под водой), длина около 5 м, диаметр примерно полметра. Узбек
проявил солдатскую смекалку - открутил ее от тягача, скинул на землю,
откатил в ямку за тягач, спасаясь от прямых солнечных лучей, и забрался
в нее, где и «кинулся в объятия Морфея», продуваемый насквозь приятным
ветерком.
Занятия прошли без ЧП, и прозвучал ревун, приглашая всех вернуться в
расположение. Прапор оторвал от земли раскаленную солнышком голову,
покричал своего узбека, но тот уснул настолько крепко, что не слышал
отца-командира. Прапор, зная, что его подчиненный особой
дисциплинированностью не отличался, решил, что тот ушел в казарму
самостоятельно, и, вспоминая незлым тихим словом его маму и прочую
узбекскую родню, залез за рычаги сам, почему-то не обратив внимания на
отсутствие трубы на тягаче. Взревел двигатель, прапор лихо развернул
машину на одном месте, и дикий узбекский крик, заглушая рев дизеля,
достиг командирского уха. Прапорщик насторожился, заглушил машину и
вылез осмотреться. Картина была не очень веселая: разворачивая тягач, он
наехал одной гусеницей на валявшуюся рядом трубу, которая загнулась под
значительным углом, зажав посередине смуглое узбекское тело. Убедившись,
что тело еще живо, причем еще способно материться на русском и родном
языке, прапор потребовал немедленно покинуть трубу. Но покинуть оную,
тело не то что бы отказалось, а просто не смогло (поскольку оказалось
намертво зажато в области своего пузца), о чем и доложило командиру
голосом. Со скорбным выражением лица прапор пошел докладывать о
случившемся. Вскоре собрался консилиум, начиная от командира полка и
заканчивая сержантом-санинструктором.
Последовало множество советов, как извлечь бедного азиата. Все попытки
разогнуть трубу к успеху не привели. Один из советов - наехать на трубу
танком с другой стороны, после некоторого раздумья был отметен.
Пробовали бить по трубе танковой кувалдой, но узбека начала кричать,
мешая русские слова с узбекскими, что она «мало-мало оглохла, и у нее
болит голова один раз очень сильно». Промучавшись пару часов, так и не
достигнув результата, приняли решение везти защитника отечества в
медсанбат за 30 км, надеясь, что у военных медиков найдется пилюля,
приняв которую, узбеки уменьшаются в размере и выскальзывают из узких
мест. Солдат вместе с трубой был погружен в кузов УРАЛа и, покатываясь
по кузову на поворотах, постукивая по бортам, поехал к эскулапам.
Как и следовало ожидать, у медиков такой пилюли не нашлось. Методом
опроса (врач, согнувшись пополам, кричал в трубу, и оттуда доносился
ответ) было выяснено, что здоровье пациента вне опасности. Врачи дали
достойный совет - везти больного в рембат и резать трубу. Оставался
нерешенным вопрос - как? Электросваркой - убьет током или обожжет, или
задохнется в дыму, газовой сваркой - опять таки обожжет. Попытки резать
ножовкой по металлу ни к чему не привели, у трубы большой диаметр и,
сделав пропил меньше миллиметра, ножовка начинала задевать своими краями
трубу, а толщина стенок миллиметров 5.
К этому времени солдатик захотел какать. Проблему писанья решили еще
раньше: один воин залез к нему в трубу со стороны ног, стянул с него
сапоги, сумел расстегнуть ширинку, извлек ему детородный орган из
штанов, после этого 3 солдата приподнимали другой конец трубы, и урина
самотеком выливалась на землю. С каканьем подобное решение не проходило,
и этот вопрос был предоставлен на самостоятельное решение потерпевшего.
Последний к концу дня настолько освоился со своим новым положением, что
требовал, что бы к нему заползали сослуживцы с зажженной сигареткой, (со
стороны головы естественно) так же в трубу была налажена доставка
горячей пищи, и даже засунули ему ватную солдатскую подушку.
Наконец, утром следующего дня кто-то вспомнил, что у знакомого словака
есть редкий по тем временам инструмент - болгарка. Тело с трубой было
немедленно загружено в тот же УРАЛ и доставлено домой к словаку, но уже
наступила суббота, словак уехал в деревню, километров за 90. Снова
поездка уже в деревню, снова методичное постукивание трубой по бортам. К
обеду словак был найден, но болгарка находилась у него в гараже в
городе, очередная погрузка-поездка-разгрузка, и субботним вечером воин
обрел долгожданную свободу. Если не считать сломанного нижнего ребра и
измаранных штанов, наш герой отделался легко. После этого узбек был
переведен служить на подсобное хозяйство, где он успешно до конца службы
воровал и пожирал кур, а прапор, отсидев 5 суток на гауптвахте,
продолжал воспитывать других узбеков.
Поручик Лукаш.

А вот кому стори?!
В числе прочего, наша контора оказывает копировальные услуги населению.
К слову сказать, народ довольно изящно излагает просьбу откопировать
чень-ть. Среди перлов есть, например, "отэрить" (видимо от древнего
совесткого копира "Эра"), "пропустить меня через ксерокс" etc, но суть
истории не в этом.
Только что пришел мужик и попросил "отксерить" 22 экземпляра с какой-то
затертой газетной вырезки. Текст вырезки привожу as is:

Статья счастья
«МД» публикует материал, подготовленный редакцией в соответствии с
Многочисленными просьбами наших читателей
"Эта статья обошла все газеты мира. Если она попала к вам, перепишите ее
и пошлите в 22 разных газеты, и вам будет счастье. А возможно, и
гонорар.
Если вы не сделаете этого в 72 часа, то вам будет несчастье и не будет
гонорара.
Статья пришла к нам из параллельных миров. Ее жизнь началась в 1254 году
в Гондурасе и с тех пор не прерывалась. В Россию она попала в начале 20
века. Статья приносит счастье, и тому есть много примеров.
Владимир Ленин не стал издавать эту статью в газете «Искра» и России
было несчастье. Джордж Вашингтон напечатал ее в «Вашингтон пост» и
Америке стало счастье.
Один крестьянин завернул в статью селедку и через 72 часа ему был
неурожай. А другой крестьянин сделал 22 ксерокопии статьи и все
прочитал. Ему был урожай, а потом он выиграл в лотерею бочку селедки.
Николай Второй купил газету с этой статьей в Екатеринбурге, но не
прочитал ее и потом умер. А Леонид Брежнев взял эту статью со стола
Хрущева и велел Подгор-ному сделать 22 копии и он на 18 лет сел в
кабинет Хрущева.
Владимир Путин послал 22 статьи чеченским боевикам, но они не умели
читать и через 72 часа им стало несчастье. Жорес Алферов, получив эту
статью, напечатал ее в 22 научных журналах и получил Нобелевскую премию.
Если у вас есть несколько человек, которым вы желаете счастья, дайте им
почитать эту статью."

Вообще-то я не имею привычки читать чего там клиент копирует. Поэтому, я
довольно сильно удивился, когда дядик расплатившись хитро (прям
по-ленински!) прищурил глазки и спросил, может ли он оставить нам один
экземпляр. Получив наше недоуменное согласие он таки оставил нам один из
22 экземпляров.
Теперь видимо пытается впарить оставшийся 21 лист. Успехов ему!!!


P.S. Со своей стороны мы, прочитав содержание статьи, поняли, в какую
глубокую лужу посадил нас вышеуказанный дядик.
P.P.S Хотя теперь-то, думаю, наш опус прочитало заметно более 22
человек! За что огромное спасибо господину Вернеру!!!