Шли на байдарке по реке. Скучно. Дошли до базы отдыха. О, встретили
хороших знакомых. Бросили якорь. А чего дальше плыть? Ну, сняли домик.
Осмотрелись.
Распределили роли. Оставили одного картошку варить. А остальные к
местным ушли. За самогоном. А тары не было под рукой. Ну, чайник-то и
прихватили.
А чего: отличная тара, было бы чего туда лить. Но налили. Два литра.
Мутный, правда, но не перебирать же харчами? Чай, не господа какие.
Да... Вернулись, картошка уже пахнет так приятно. Хорошо! А чайничек на
столик поставили, что перед домиком врыт. А чего его в дом нести? Пусть
тут себе и стоит.
Cели на лавочку, закурили: х-о-р-о-ш-о...
А тот, которого оставили - хоззззяйственный такой! И порядок уже навел
в хате!
И одеяла выбил! Шустрый мужчина. Прямо мотор-мужчина. Мы-то знали.
Но расслабились, нюх потеряли. Тополиный пух, знаете ли, жара, июль...
Простительно.
А он, быстро так, мы даже и не поняли, к чайничку так - раз, крышечку
снял, глазик свой наблюдательный туда зырк: мутная, говорит, какая-то,
протухла, говорит, видать, стоит, говорит, наверное давно! А про
чайник-то мы ему и не сказали.
Кто ж знал-то... Говорит, мол чайку-то, после картофана хорошо бы
выпить.
И широким хозяйственным жестом чайник в бурьян и выплеснул. Да, красивый
жест.
И все, и пошел себе к колодцу с чайником. С чистой совестью.
А мы сидим. Курим. По инерции. Немые такие. Онемевшие. Или охреневшие.
Первые пять минут мы мычали. Потом осмыслили. Не, мы его не били.
Даже и не ругали: товарищ же наш. Друг, так сказать.
Мы еще раз ходили к мужикам в село. Те удивились, что так быстро.
А этого с собой взяли: так, на всякий случай, чтоб под присмотром...
Ex nihilo.