Поиск по автору:

А у вас какого цвета?

Когда шкет был ещё в стадии пусички, мы как раз только в сад ходить
начали, у него была такая маза, он своё настроение определял по
колориметрической шкале.
Ну, то есть по цветовой гамме.
Выглядело это примерно так.
Идём допустим с утра, я спрашиваю.
- Ну, как у тебя сегодня настроение?
Он задумывался ненадолго и определял.
- Фиолетовое!
Не знаю, кто его научил и надоумил, но оттенков была масса.
К примеру.
- У меня сегодня настроение черное (черное не было плохим), но если мы
сейчас купим пару сырков, оно будет зелёное (зелёное это было совсем
чики-пуки и шик/блеск/красота).
Или рассказывал о событиях за день.
- У меня после тихого часа настроение было какое-то тёмно-синее.
- В цмик или в эржэбэ? - уточнял я из вредности.
- Чево? - переспрашивал шкет подозрительно, и объяснял. - В садике,
папа! В садике!
Мол экой ты тупой!

Вообщем, это было весьма удобно. Я научился разбираться в тончайших
цветовых оттенках, от "красный как ногти у НиныПалны" до "серо-зилёновое
как колготы у Варварки".
Потом конечно забыл всё.
Помню такой эпизод.
Едем в электричке, напротив сидит краля, болтает по телефону. С подругой
видимо.
И вдруг в ответ на какую-то её реплику произносит раздраженно в трубку.
- Да не пойду я! Почему-почему... Потому что! Настроение потому что -
полное говно!
- Коричневое! - тут же поправил мальчик.
- Чевоооо? - не поняла та.
- Коричневое настроение! - терпеливо повторил он.
- Да, действительно!... - как-то сразу смутилась девица и добавила в
трубку, косясь на шкета, - Вот тут поправляют, - коричневое. Коричневое
у меня настроение.
Шкет одобрительно кивнул, и уточнил.
- Как говно!
Отвернулся к окну и потерял к девице всякий интерес.

Из комментариев (вместо эпиграфа)
- Если ехать на авто по Германии - Австрии, то на КАЖДОЙ заправке или месте для отдыха по трассам, для собак стоит ВСЕГДА до краев наполненная миска корма и воды. Всегда! На каждой! Полная! У нас такое может быть?
- Не может. У нас дикие звери про это прознают и всё сожрут. Мы, в отличие от немцев, не сумеем объяснять диким зверям, что это для собак, потому жрать нельзя.

* * *
Приняли меня тот раз на завидовском посту. Превышение, просроченный техталон, не помню уже точно по какому поводу. Стали традиционно разводить на деньги. Не в лоб конечно, а так, ненавязчиво. Там была своя, отлаженная система. В расчёте на юридическую неграмотность населения. С таким мол нарушением, товарищ водитель, вы продолжать движение никак не можете. Сейчас мол мы составим протокол, и поедем в тверской суд. А там штраф тысяч пять, и автомобиль на штрафстоянку.

Я стою, не возражаю. С гаишниками спорить себе дороже. Они тоже смотрят, выжидательно. Что ж мол вы молчите, гражданин?
Я - а что говорить? Вы в своём праве. Действуйте согласно закона. А я уж приму удары судьбы стойко и смиренно. Винова так виноват. В суд значит в суд.
Хмурый старлей за стойкой вздохнул, неодобрительно покачал головой, снял трубку, и стал куда-то звонить. С целью как бы вызвать машину сопровождения. Что бы этапировать меня в органы правосудия. Двое их на посту было. Старлей этот, угрюмый и недобрый, и капитан, который в пику старлею лучился доброжелательностью и сочувствием. Всё это укладывалось в традиционный сценарий.
.
Поговорив по телефону, старлей положил трубку, неспеша подвинул к себе бланки протоколов, и ещё раз задумчиво и многозначительно на меня посмотрел.
- Товарищ капитан, - сказал я обращаясь ко второму гаишнику, который скучал облокотившись на стойку, - можно я тогда машину в тень отгоню? А то у меня там собака, сдохнет от жары, пока мы в суд ездим.
Капитан кивнул и спросил.
- Хорошая собака. Что за порода?
- Черный терьер.
- Не слыхал. Злая небось?
- Как ягнёнок.

Я отогнал машину за боковую стенку поста, где солнце должно было появиться только к вечеру, и выпустил Сёму размять лапы. За постом, в тени, стояла собачья будка. Из будки торчала солидных размеров цепь, и таких же солидных размеров черный нос. На наше появление черный нос шмыгнул один раз, и больше никак не отреагировал. Было жарко и лениво. Я налил себе чай из термоса, и прикинул, на сколько ещё затянется процедура. Всё, что мне могли вменить по закону, укладывалось в пятьдесят рублей под протокол. Эту процедуру развода я знал как свои пять пальцев, и весь вопрос заключался только в том, у кого быстрее лопнет терпение. Так что я неспеша допил чай, оставил двери машины нараспашку, что б проветрить салон, и вернулся на пост.

Старлей заполнял протокол, а капитан дружелюбно сказал.
- Ладно, товарищ водитель. Только ради вашей собаки, жалко её тут мариновать. Сейчас составим протокол на пятьдесят рублей, и поедете.
Он достал сигарету, и вышел наружу. Мы остались на посту вдвоём со старлеем. Тот недовольно сопел, царапая бумагу грязной ручкой, а я внимательно наблюдал за мухой, которая ползла по его фуражке, от тульи к околышу. Когда муха уже практически доползла до кокарды, дверь наружу внезапно резко распахнулась, и капитан, с красным лицом и непогашенной сигаретой, влетел на пост. Он перегнулся через стойку, сгрёб в кучу мои документы, сунул их мне в руку, и раздраженно сказал.

- Поезжайте, товарищ водитель! Счастливого пути!
- А протокол? - спросил я.
- Поезжайте!!! - с нажимом повторил он.
- Ээээ!?... - с недоумением сказал старлей за стойкой и сделался растерянный лицом.

- Этот его ягнёнок!, - выплюнул капитан, затаптывая окурок в пепельницу и тыча в меня возмущенным пальцем, - Этот его ягнёнок, он сожрал у нашей Матильды весь корм, выпил всю воду, и сейчас трахает её за будкой так, что аж цепь гремит!

* * *
Всю оставшуюся дорогу до дома мне пришлось читать Сёме нотации, объясняя правила хорошего поведения в общественных местах, и особенно при общении с органами правопорядка.
Вид при этом Сёма имел виноватый, но весьма довольный.

А я вчера сделал доброе дело, помог одной даме.
Вечером к закрытию за сигаретами пошел, у нас супермаркет до десяти, уже темнело. Иду обратно, передо мной дама. Метрах в десяти. Два пакета в обеих руках, еле прёт. Знаете, вот русская женская доля такая. Корячилась целый день где-то в офисе в Москве, корячилась, потом ехала по пробкам, по духоте, по жаре, вымоталась как сука. И тут в магазин ещё. Того-сего, два пакета под завязку. И вот идёт она, последний рывок, каких-то двести метров до подъезда, а сил-то нет уже. На исходе силы-то. Идёт еле-еле, на последнем дыхании. А пакеты тяжелые, руки так и оттягивают к земле.
Симпатичная. Платьишко такое, вроде простенькое, а стильно. Причесочка, попка такая аккуратненькая, ножки. Каблучки. Цок-цок, цок-цок. Ямочки под коленочками такие трогательные.

А теперь скажите - мог ли я ей не помочь?
Конечно мог. Так бы шел и шел сзади, смотрел на эти ямочки.
Но я не такой. Тем более что явно же из моего дома, тут другие не ходят. И я так иду, думаю - ямочки ямочками, но надо помочь. Догоняю. Легко. У меня-то две пачки сигарет в пакетике, и всё. Догоняю, и так культурно:
- Добрый вечер! Позвольте вам помочь?
Негромко так. Не напугать что бы. Сумерки же. Голос ещё знаете такой сделал... Добрый что бы. Что бы как у доктора, когда он прайс на лечение озвучивает.

Каааааак она сиганула!!! Будто из рогатки ею выстрелили! Всю усталость как ветром сдуло! Похуячила от меня в сумерках, только пакеты развеваются. Вмиг до будки охранника долетела, дух перевела пока ключи из сумочки доставала, пакетики хвать, и шмыг в свой второй подъезд. Соседка значит. Ну ничего, ничего. В следующий раз увижу её, ещё больше обертонов доброты в голос добавлю.

Вот так. А если б не я? Так и плелась бы полночи, вызывая жалость случайных прохожих. А так - вжик, и дома.

Ужасы нашей экспедиции

Повезли с Немолодым на прошлой неделе гуманитарку погорельцам, в
печально известную мордовско-рязанскую Свеженькую.

Ну, если точнее, это Немолодой собрал и повёз, а я так, на хвост упал, в
качестве говнобалласта. (Как потом выяснилось, хитрый Немолодой просто
взял меня в качестве биологической лопаты, на случай использовать в
песках рязанщины. И этих случаев, доложу я вам, таки было.) И вот на
обратном пути, уже тёмной-тёмной ночью, выезжаем мы из зоны бедствия, а
это тридцать километров непролазным грейдером, через пески, дымящийся
лес, и заглохшие машины местных мародёров. Известно, что автодороги в
Свеженькую как таковой нету, только железка одноколейная.
Ладно. Выезжаем, естественно, грязные как черти. Надышались, нанюхались,
насмотрелись, напугались, просмолились, провонялись.
Надо бы где-то привести себя в порядок хоть чуть-чуть. Ну, там, принять
ваааанну, выпить чашечку кооофэ. Ага. А мы ещё по дороге туда приметили
речушку с типично рязанским названием Цна, там детишки неподалёку от
моста бултыхались, на таком маленьком уютном пляжике. И мы значит до
речки доехали, и съезжаем туда в темноте, чтобы копоть смыть.

Ну, разделись, водичка тёплая, я Немолодого спрашиваю:
- У тебя мыло-то есть?
Туда, главное, ехали, полна коробочка, всё, от прокладок до простыней.
Обратно - хоть шаром покати.
Говорит:
- Щас поищем.
Ну, полазил он там в темноте по кузову с зажигалкой, кричит:
- Мыла нету нихуя! Шампунь есть!
Ну, нам не до жыру, хоть какая бы щелочь, и то слава богу.
Песок из трусов вытряхнули, залезли в речку.

А в это самое время сверху по речке неспеша спускается то ли лодка, то
ли катер, в темноте не видно, только видно, как яркий прожектор по воде
шарит. Ближе подплываает - лодочка-плоскодонка, на носу на стойке фара
автомобильная, рядом с фарой стоит мужик с острогой. Ну, плывут значит
тихонечко, браконьерят неспеша.
И тут в темноте раздается негромко "Бульк!" и голос Немолодого "Блять!"
Я спрашиваю - Чего?
Он говорит - Шампунь уронил!
Засмотрелся на этих в лодке, и проебал пузырёк-то. Шарит вокруг по воде
руками, а найти не может.
А мне главно обидно, он-то полфунфырика на себя уже оприходовал, а я как
раз за ним в очередь занял.
Я говорю с досадой - Ну и пиздец, помылись!
И тут находчивый Немолодой, чувствуя как бы вину, кричит этому, в лодке,
они как раз мимо проплывали.
- Слы, мужык! Посвети, а?! Я шампунь потерял!
Мужик не понял видно сразу-то, кто с ним там из темноты разговаривает,
прожектор поворачивает, и светит прямо на Немолодого.

Ой-ё-ёй!
Я такого страху в жизни не помню!
Стоит в свете прожектора Немолодой, по пояс в воде, руками за голову
держится, а башка вся в крови, руки в крови, уши в крови, и кровь
широкими густыми полосами стекает по лицу, по груди, по животу, и капает
с локтей в воду...
Ужас!!!
Я сам чуть не поседел. А у мужыка в лодке прожектор от страха сам собой
задрожал и погас. И я первый раз видел, как плоскодонка уходит вверх по
течению со скоростью глиссера, не касаясь воды.

И тут из темноты раздаётся охрипший за день от гари и дыма голос
Немолодога:
- Сука! Вернёмся, обязательно выясню, какая падла кетчуп в кузове
оставила!

По поводу вчерашнего "Вот придут к тебе ПРИЛИЧНЫЕ ЛЮДИ" вспомнилась пара историй. Обе произошли в самые лютые для страны годы антиалкогольной компании.

Приятель, готовясь к юбилею, нарыл где-то талонов на водку, и попросил отоварить. Без водки вполне можно было обойтись, тесть обещал привезти из деревни самогона собственного приготовления в достаточном количестве. Но на случай, если "придут приличные люди", товарищ решил подстраховаться. Традиции большого русского застолья требовали ставить водку на стол хотя бы на первый тост. Потом можно было подливать в те же бутылки самогон.

Талонов было на шесть бутылок. Я аккуратно поставил их в пластиковый пакет советского производства, и на выходе из магазина случайно задел пакетом о косяк. В пакете неприятно хрустнуло и захлюпало. Минус один - подумал я, и расстроился. Так, расстроенный, и пришел к приятелю. Советский пакет, к слову, не пропустил ни капли, всё содержимое вместе с осколками плескалось на дне. Мы проткнули шилом пакет, и аккуратно слили содержимое. Потом процедили его через несколько слоёв марли, марлю крепко отжали. Приятель меня утешал, но я был безутешен. Тогда он сказал - да хули? И разлил спасённое содержимое в два стакана. Мы накатили, и закурили. Немного отпустило. Приятель подумал и сказал, - нечетное количество бутылок не укладывается в логику традиционного русского застолья. Спрашивать его, на чем базируется эта логика не стоило, ответ мог затянуться на пару суток. Поэтому мы просто открыли лишнюю пятую бутылку, чтобы восстановить гармонию. Потом зашел Саня, сосед, с извинениями, что не сможет прийти на юбилей, потому что работа. Тут уж сам бог велел не лишать хорошего человека праздника. Бутылок снова стало нечетное количество, и пришлось это снова как-то компенсировать.

Потом я помню довольно смутно. Но точно помню, что в итоге на юбилее все приличные люди хлестали самогон как не в себя, и пели осанну тестю. А я нет-нет да и мучил себя вопросом: если бы я не расхуячил ту бутылку, дожила бы водка до юбилея?

Другая история случилась в те же примерно годы в Одессе, где мы отдыхали у родственников жены. Они только недавно вернулись из Германии, и у них в стенке, на самом видном месте, стояла какая-то охуенно красивая бутылка с тёмным содержимым. Я не помню, может это был хеннесси, может ещё какая экзотика, неважно.

На все мои заманчивые предложения испробовать заграничного зелья я получал категорическое нет. Причем хозяин был по существу не против, а хозяйка - ни в какую. "Щас вам, олгоголегам! Вот придут приличные люди...!"
- Пиздец, ну вы жлобы! - говорил я, и шел в палатку за пивом. Пива, слава богу, в те годы в Одессе на каждом углу было хоть утопись.

Отпуск заканчивался. Накануне отъезда мы устроили небольшой прощальный ужин. Выпили конечно. Потом легли спать. Среди ночи я почувствовал, как кто-то толкает меня в бок. Возле кровати в полумраке стоял хозяин. Он прижимал палец одной руки к губам, а во второй руке у него что-то загадочно поблёскивало. Увидев, что я открыл глаза, он призывно махнул бутылкой, и вышел.

Сперва мы хотели сесть на кухне, но по здравому размышлению решили, что это слишком рискованно. Хозяин снова махнул бутылкой, мы взяли стаканы, пару конфет, и спустились во двор. За всё это время нами не было произнесено ни звука. Только во дворе, на лавочке, разлив по первой, хозяин сказал:
- Ну их в пизду!
Это, как я понял, был тост, и мы выпили.

Мы сидели в тени большого каштана, под черным одесским небом, и молча пили экзотическое заграничное пойло. Говорить нам по сути было не о чем, слишком разные мы были люди. Единственное, что нас роднило, это мужская солидарность и ненависть к бабскому лицемерию. Не скажу, что вкус пойла меня как-то особо поразил. Оставив в бутылке грамм сто мы вернулись на кухню, и посредством крепкого чая, йода, и марганцовки стали подбирать нужный колер. Немного повозившись, мы наконец добились примерно нужного результата, долили бутылку до краёв, водрузили на место, и разошлись спать.

На следующее лето мы в Одессу не поехали. И на позаследующее тоже. Жена уговаривала, но я сказал что к таким жлобам, для которых бутылка бормотухи дороже тёплых человеческих отношений, я больше ни ногой. А спустя года три или четыре в разговоре по телефону одесская родственница обмолвилась жене:

- Помнишь ту бутылку? Мы её открыли на мой день рожденья. Пришли приличные люди, хороший повод. Ты бы знала, какое там оказалось говно! Так стыдно! Слава богу никто не отравился.

- От йода с марганцовкой ещё никто не умирал! - злорадно буркнул я себе под нос.

Остроухая жена однако расслышала, и долго с пристрастием пытала, что я имел в виду.
Но я молчал как рыба. Потому что это была не только моя тайна.

Платформа №1

В силу ли особенностей ландшафта, по причине ли каких-то исторически сложившихся традиций, но только платформа №1 на станции Пушкино Московской железной дороги, та что "от Москвы", имеет не прямую, как и положено любой уважающей себя платформе, форму (простите за тавтологию), а выгнута дугой. Или линзой. Или полумесяцем. Или серпом. Кому как больше нравится. Неважно.
Важно, что она кривая, как моя жизнь.
По причине этого машинист при посадке и высадке пассажиров не видит в зеркало заднего вида ничего дальше второго вагона. В связи с чем, во избежание прищемления кормы какой нибудь пушкинской старушке, бригады электропоездов на станции Пушкино поступают следующим образом.
Пока производится высадка, помощник машиниста выходит из кабины и идёт в сторону хвоста. Там, где-то на уровне третьего-четвёртого вагонов, у ограждения, находится лавочка, единственное место на перроне, от которого и можно обозреть всю зону посадки от начала и до конца. Иногда, для лучшего обзора, он даже забирается на эту лавочку. Убедившись, что посадка закончена, помощник подаёт тайный знак машинисту, тот закрывает двери, помощник возвращается в кабину, и только после этого электричка трогается.
На эти маневры мало кто из пассажиров обращает внимание, но это так. Не зря даже в графике поездов стоянка в Пушкино составляет не пол-минуты, как везде, а минуты две, или даже три.

Погожим апрельским утром электричка Москва-Александров подошла к платформе Пушкино без опозданий. Тютелька в тютельку. Пока немногочисленные пассажиры неспеша телепались туда-сюда, дверь кабины экипажа открылась, из неё выскочил на перрон невысокого роста молодой человек, и неспеша направился к описанной нами лавочке. Забравшись на лавочку, он стал обозревать зону посадки. И не заметил, как находящиеся неподалёку на корточках трое пушкинских гопников обратили на него своё пристальное внимание. Вряд ли теперь можно установить, что конкретно им не понравилось в помощнике машиниста. Может быть они попросили у него закурить, а он сказал "Нету!". Может быть они предложили ему закурить, а он сказал "Не курю!". Может быть им просто не понравилось, что какой-то человек забрался чистыми ботинками на грязную лавку. Неважно. Важно, что они подошли и стали помощника машиниста незамысловато бить.

Машинист, наблюдая за действиями помощника в зеркало заднего вида, не мог остаться в стороне. Покинув кабину, он бросился коллеге на помощь. Возможно, вдвоём им и удалось бы отбиться, но тут в дело вмешалась ещё пара проходивших мимо граждан. Может быть это были приятели тех трёх. Может быть у них были какие-то личные причины не любить машинистов электропоездов. Но только эти двое присоединились к тем трём, и они теперь уже впятером стали избивать двух машинистов.

В это время мимо по перрону шла бабушка.
Бабушка эта частенько ездила по маршруту Пушкино-Посад, была наблюдательна, и в отличие от многих была прекрасно осведомлена о маневрах машинистов в районе лавочки. И видя, как пятеро хулиганов метелят двоих машинистов, она поняла, что спешить особо некуда, неторопясь дошла до нужного ей третьего вагона, и вошла в тамбур. В тамбуре, в ожидании отправления, курили и тоже с любопытством наблюдали за происходящим на перроне различные пассажиры. Некоторые из них, удивленные странной задержкой в отправлении, уже начинали возмущаться. "А чо это мы стоим? А чо это мы никуда не едем?" - спрашивали они друг у друга, и сами себе пожимали плечами.

- А как вы поедете-то? - внесла ясность вошедшая бабушка, - Если ваших машинистов лупят.

- НАШИХ машинистов? - переспросили курящие в тамбуре.

- Ну а чьих же ещё? - утвердительно ответила бабушка и прошла в вагон.

Пушкинским гопникам не повезло в одном. В том, что это была именно александровская электричка. Будь электричка софринской или к примеру посадской, они бы добили машинистов и опять сели на корточки пить своё пиво. Но электричка была александровской. То есть в этот раз повезло машинистам. Дело в том что, во-первых, александровские электрички никогда не ездят пустыми. Даже в утренние часы, когда траффик от Москвы минимален, они набиты разным александровским людом. Во-вторых, если на участке Москва-Посад в электропоездах ездят в основном тихие интеллигентные люди, которые предпочитают не вмешиваться в чужие разборки, то в александровских электричках ездят все остальные. Если вы понимаете, о чем я.

И вот эти люди, услышав что НАШИХ (это, как вы догадались, ключевое слово) машинистов бьют, побросали свои сигареты, и дружно высыпали на перрон. Немного. Вагона может три-четыре. И тут же предъявили пушкинским гопникам. По максимуму, как говорится. В итоге двое так и остались лежать на перроне, а остальных троих они гнали их до самого турникетного зала, где их и встретила охрана вместе с подоспевшим нарядом линейной милиции. После чего все шумно вернулись на свои места в вагонах и тамбурах, двери электропоезда закрылись, он тронулся и вскоре скрылся в направлении Заветов Ильича.

Об этом незамысловатом происшествии мне поведал начальник пушкинского участка московской железной дороги. Он утверждает, что именно после этого незначительного инцидента на перронах стали появляться камеры слежения, которые транслируют изображение на мониторы, стоящие у края платформы, аккурат напротив кабины машиниста. Черт знает, может так и есть. И правда, стоят везде мониторы, камеры... Но я всё равно почти каждый день наблюдаю, как из кабины электрички Москва - Сергиев Посад выскакивает помощник машиниста, и мчится по перрону в сторону печально известной лавочки. То ли мониторы не той системы, то ли просто традиция.

- А что, - спрашиваю я начальника участка, - неужели нельзя просто сделать прямую платформу?
- Нельзя! - с нажимом утверждает тот.
- Почему? - спрашиваю я.
- Потому!!! - говорит начальник участка категорично, и сворачивает тему.

Мне кажется он и сам не знает.

Однажды, в конце 90-х ещё дело было, у секретарши нашего генерального (не помню уже, как её звали, вроде Ира, пусть будет Ира, какая разница) раздался звонок, и мужчина на том конце провода, представившись сотрудником Бабушкинского РОВД, спросил, числится ли в штате нашего предприятия гражданин такой-то. И назвал ФИО гражданина.
Ира работала в компании без году неделя, и не всех сотрудников знала не то что по фамилии, а даже и в лицо. Но фамилия, которую назвал сотрудник правоохранительных органов, была ей хорошо известна. Это была фамилия генерального.
- Работает. – подтвердила Ира, и уточнила: - А что, простите, случилось?
В ответ полицейский усталым голосом сообщил, что указанный гражданин задержан сотрудниками их отделения в абсолютно невменяемом состоянии, что дебоширил, что при задержании оказал сопротивление, что нанёс материальный ущерб служебному имуществу, и сейчас решается вопрос о возбуждении в отношении него уголовного дела.
- Простите, а почему вы сюда звоните?
А потому, пояснил сотрудник, что у указанного гражданина при себе не оказалось ни денег, ни документов, вообще ничего, кроме пачки визиток с вот этим вот телефоном.
Тут у Иры в трубке раздался какой-то шум, и голос где-то на заднем фоне стал выкрикивать нечленораздельные ругательства и угрозы. Понять, что выкрикивал говоривший было сложно, но голос безусловно принадлежал её начальнику.
Собеседник отвлёкся, и прокричал куда-то мимо трубки:
- Да угомоните вы уже его! Отведите и заприте в обезьянник!
- Слышали? - спросил он уже у Иры, и сообщил, что если до конца рабочего дня кто-то из родственников, или сослуживцев, неважно кто, подъедет в отделение, подтвердит личность гражданина, оплатит штраф, возместит материальный ущерб в виде двух оторванных пуговиц на мундире старшего сержанта патрульно-постовой службы, то можно будет всё уладить и оформить как административное правонарушение. Если же нет, то вечером гражданин поедет на сизо, и как там сложится дальше никто сказать не может.
- Простите, - сказала Ира, - не могли бы вы представиться ещё раз, к кому мне обращаться, если что?
- Бабушкинское РОВД, - ответил собеседник чётко и членораздельно, чтобы Ира успела записать, - старший следователь майор Пронин. Если меня вдруг не окажется на месте, просто обратитесь к дежурному. До конца дня решение этого вопроса будет в его компетенции.
Первое, что сделала Ира, после того как майор на том конце повесил трубку, - набрала номер шефа. Абонент, как и следовало ожидать, был недоступен. Впрочем, он был бы недоступен в любом случае. Потому что именно в это время генеральный должен был быть в Сокольниках на переговорах с японцами. И Ира об этом отлично знала. Да все знали.
Затем она взяла справочник, и нашла там телефон Бабушкинского РОВД.
- Бу-бу-бу-бу-бу! – представился на том конце дежурный.
- Здравствуйте! – сказала Ира. – Простите, могу я услышать майора Пронина?
- Кого-кого? – переспросил дежурный.
- Старшего следователя майора Пронина! – уточнила Ира.
Секунду помешкав, дежурный сказал кому-то мимо трубки: «Майора Пронина спрашивают. Где у нас майор Пронин?» «Скажи – на задание уехал. Банду брать»
- Майор Пронин на выезде. Я могу вам чем-то помочь?
- Нет, спасибо! – сказала Ира и положила трубку. Последние сомнения в том, что шеф реально попал в беду, у неё рассеялись.
Таким образом Ира оказалась в весьма затруднительной ситуации. Ни с кем посоветоваться она не могла, ведь на кону была репутация шефа. Действовать нужно было быстро и самостоятельно.
Так что она пошла в бухгалтерию, взяла денег под отчёт, вызвала водителя разгонной офисной машины, и поехала на другой конец Москвы вызволять шефа из цепких лап блюстителей порядка.
Надо ли говорить, что по приезду быстро выяснилось, - никакого гражданина с фамилией шефа, как и никакого майора Пронина, в Бабушкинском РОВД отродясь не было.
- Ну как же?! – растерянно напирала Ира. – Как же нету? Я же вам час назад звонила! Вы же мне сами сказали, что майор Пронин на выезде!
- Вы бы у меня ещё про комиссара Мегре спросили. Вы что, не знаете кто такой майор Пронин?
Ира отрицательно покачала головой.
- Господи! – сказал кому-то у себя за спиной дежурный. – Поколение тамагочи и чупа-чупсов.
Потом снова повернулся к Ире и спросил.
- А какое сегодня число вы хоть знаете?
Ира кивнула, посмотрела в потолок, и сказала.
- Конечно! Первое апреля.
- Первое апреля, майор Пронин! – передразнил дежурный. – Девушка, идите домой, вас просто разыграли!

Всю обратную дорогу Ира задумчиво молчала, и только когда подъезжали к офису вдруг спросила водителя.
- Володя, простите, а вы не знаете случайно, кто такой комиссар Мегре?

К моменту возвращения Иры шеф был уже на месте. Выслушав её рассказ, он тут же распорядился найти Лёву. Никаких сомнений в том, чьих рук это дело, у шефа даже не возникло.
Однако Лёва ушёл в глухую несознанку. Он клялся и божился, что всё утро просидел в кресле у стоматолога. Он широко открывал рот и предлагал шефу посмотреть на дырку в зубе, которая якобы ещё дымилась от сверла. В конце концов, за отсутствием прямых улик, шеф махнул рукой, и Лёва отделался лёгким испугом. В авторстве этого розыгрыша он признался только спустя почти год, на новогоднем корпоративе, будучи не совсем трезвым, когда опасность возмездия миновала.

Пару слов про Лёву. Если присказка «сам дурак, и шутки у тебя дурацкие» была придумана и не про Лёву, то он прилагал неимоверные усилия, чтобы ей в полной мере соответствовать. Весь офис знал о его патологической страсти ко всяким розыгрышам и сюрпризам.
Впрочем, на самом деле никаким дураком Лёва не был, да и шутки у него были разные, от самых безобидных, до таких, за которые запросто могли снести башку.

К примеру, когда он однажды ночью поменял в хаотичном порядке номера на служебных газелях из нашего автопарка, ему пришлось взять недельный отпуск за свой счёт, пока озверевшие водилы не перестали интересоваться состоянием его здоровья.

Или безобидный в других обстоятельствах фейерверк в виде бутылки шампанского, который он принёс в бухгалтерию, со словами «это вам наши клиенты просили передать». А когда бутылка вместо золотистого напитка стала извергать из себя столб огня, дыма, и вони, вся бухгалтерия залегла под столы. После чего главбух объявила Лёву офисным террористом и личным врагом.

Или когда однажды Лёве не досталось в офисной столовой его любимых котлет, и он со словами «Да подавитесь вы вашими котлетами!», вышел в окно прямо с четвёртого этажа. А когда все ахнули и кинулись с криками к окнам, он как ни в чём ни бывало вошел обратно и сказал: «Ну ладно, так и быть, уговорили, сосиски так сосиски».
И главное, абсолютно все знали, что именно под этим окном висит строительная люлька, но эффект неожиданности сработал безотказно. В результате Лёва отделался парой подзатыльников, а одну из поварих пришлось отпаивать нитроглицерином.

Однако шутки шутками, но даже у самого отмороженного тролля имеются табу, или как нынче принято говорить, красные линии. Такой красной линией для Лёвы была Маргарита Николаевна, начальник нашего отдела. Маргарита Николаевна была не просто начальник, она была авторитет. Даже генеральный разговаривал с ней снизу-вверх.
Наш небольшой отдел состоял всего из четырёх человек, и занимал довольно просторное помещение на втором этаже, в дальнем углу которого был отгорожен кабинет начальника.
В тот день, где-то после обеда, Маргарита Николаевна вышла из кабинета, и сказала:
- Ребята, я уехала на переговоры. Меня сегодня уже не будет, всем до завтра.
Убытие начальства, каким бы демократичным оно ни было, вносит в рабочую атмосферу нотку расслабленности. Поэтому, как только дверь за Маргаритой Николаевной закрылась, Лёва развалился в кресле, закинул руки за голову, положил ноги на стол, и сказал:
- Так! А вы в курсе, что завтра первое апреля? Как думаете, не устроить ли нам для Маргариты Николаевны какой-нибудь маленький сюрприз?
- Лёва, - сказала Юля, наш операционист, - а иди-ка ты в задницу со своими сюрпризами!
- Нет, ну я же в хорошем смысле! – сказал Лёва.
И поделился своей идеей.
- А давайте, - сказал он, - надуем много-много воздушных шаров, и набьём ими кабинет Маргариты Николаевны. Представляете? Она утром приходит такая, открывает кабинет, а оттуда шары, шары, шары!..
Идея была неплохая. Главное необидная, и не глупая.
- Нормально. А сколько шариков надо? – спросила Юля.
Лёва что-то прикинул на листе бумаги, и через минуту выдал.
- Ну, где-то, наверное, шаров шестьсот-семьсот.
- Ого! – присвистнула Юля. – Это где мы столько шариков возьмём?
- Ну как где? – удивился Лёва. – В АХО конечно! Я с Николай Ивановичем уже договорился!
В хозяйственном отделе шариков действительно было хоть попой ешь, их закупали оптом для декорирования стендов на выставках. Там же нашелся и компрессор. Мы закрылись в отделе, и работа закипела. На всё про всё у нас ушло часа три или четыре. Когда мы закончили, дверь кабинета закрывалась с большим трудом и приятным скрипом.

Утром, ни свет ни заря, мы уже сидели на своих местах, в предвкушении появления Маргариты Николаевны. Впрочем, раньше девяти она никогда не приходила.
Но и в пятнадцать минут десятого её не было. Лёва уже начал волноваться и ёрзать, когда в половине десятого у него на столе зазвонил телефон.
- Лёва, здравствуй! – сказала Маргарита Николаевна на том конце провода. – У вас всё нормально? Слушай, я задерживаюсь, и у меня к тебе просьба. Будь другом, у меня в кабинете, на столе, лежит красная кожаная папка. Возьми её пожалуйста, я подожду у телефона.
- Твою мать!!! – выругался сквозь зубы Лёва.
И пока мы с Юлей придерживали норовившую распахнуться дверь, он на четвереньках, пыхтя и матерясь, пополз сквозь шары вглубь кабинета. Пару раз внутри кабинета раздавались громкие хлопки и мат, и наконец с красной папкой в зубах Лёва выполз обратно.
- Нашел, Маргарита Николаевна!
- Открой пожалуйста – сказала та.
Лёва открыл папку.
В папке ничего не было.
- Маргарита Николаевна, тут нет ничего! – удивлённо сказал Лёва.
- Не может быть! – сказала Маргарита Николаевна. – Посмотри внимательнее, должно быть!
Лёва стоял с трубкой в руке перед пустой папкой.
- Да нет ничего, Маргарита Николаевна! Только булавка какая-то!
- Вот! – воскликнула Маргарита Николаевна. – Именно булавка-то нам и нужна! С первым апреля тебя, дорогой! Надеюсь, что дальше делать сам сообразишь?
Маргарита Николаевна рассмеялась, и положила трубку.

Грохот стоял – мама дорогая! Весь офис сбежался, чтобы вволю поржать, и посмотреть, как Лёва, с двумя булавками наперевес, с криком «Да в гробу я видал такие розыгрыши!», идёт в атаку на воздушные шары.

И не сказать, что бабка Настасья была такой уж шибко набожной, нет.
Но иконы в красном углу стояли, сколько я себя помню.
Там же постоянно горела маленькая синяя лампадка. Я любил смотреть на неё в сумерках, перед сном.

А мать ни в какого бога не верила, а наоборот. В девках имела весёлый задорный характер, была передовой колхозницей, комсомолкой, ударницей, и бригадиром комсомольско-молодежной бригады.
Через это у них с бабкой организовался затяжной конфликт. Мать требовала убрать иконы с глаз долой. Бабка была категорически против. Мать проводила с ней агитационную работу. Стыдила, пугала партией, правительством, лично товарищем Сталиным, и даже один раз пыталась фальшиво и неудачно заплакать. Бабка за веру стояла твёрдо. Периодически то одна то другая пытались привлечь на свою сторону деда. Бесполезно. Дед как Швейцария, сохранял нейтралитет. Только посмеивался в усы. На самом деле ему было абсолютно пофиг. Ему вобще всё было пофиг, кроме лошадей, бани по субботам, да осколка в правом боку, который ныл к непогоде и мешал езить верхом.

И так бы эта бабья война и тянулась до бесконечности, если бы не одно роковое событие.
На очередном комсомольском отчетно-перевыборном собрании мать избрали секретарём комсомольской организации колхоза.
Тут ситуация совсем уж получалась некстати. Что б у комсомолки, бригадира, секретаря, в доме иконостас? Да это ж курам насмех!
И мать поставила вопрос ребром.
Дело дошло до скандала.
- Да мне из-за тебя людям в глаза глядеть стыдно! - кричала мать.
- А мне из-за тебя - нет. - спокойно парировала бабка.
И тогда мать в сердцах брякнула.
- Ах так?! Я твои иконы ночью возьму, и спалю к чертовой матери!
- Токо попробуй! - взвилась бабка, и погрозила дочери костылём.
- А вот посмотришь завтра! - крикнула та, и хлопнув дверью поскакала заниматься своей комсомольско-молодежной ерундой.

Дело было к вечеру. Бабка осталась дома одна. Дед торчал на конюшне, мог прийти заполночь, а то и совсем не прийти.
Бабка обиходила скотину, и стала собираться ко сну. На душе было неспокойно. Зная вздорный и упрямый характер дочери, она не сомневалась, что та и вправду может ночью сунуть иконы в печь. И бабка решила отстаивать свободу совести и вероисповедания до конца. Шансы у одноногого инвалида против шустрой молодой девки были никакие. Это бабка понимала. Тогда она открыла сундук и достала дедово ружьё. Там же нашла два снаряженных солью патрона. Погасила свет, и устроилась в углу на диванчике. Акурат напротив иконостаса.
Брехала где-то собака, вдалеке за околицей смеялись девки и играла гармонь, уютно мерцал огонёк лампады, бабка прикрыла глаза...
Очнулась она оттого, что свет лампады метался по комнате. Кто-то стоял на табуретке, снимая иконы. Одну, вторую...
Бабка перекрестилась на задницу, которая загораживала ей святые лики, подняла ружьё, сказала "Прости мя, Господи!", и не целясь, навскидку, шарахнула с двух стволов. Впрочем, расстояние было такое, что промахнуться она не могла.

- Уйёоооо!!! - нечеловеческим голосом заорал дед, бросил иконы, и схватился за задницу.
Бабка выронила ружьё и упала в обморок.

Вечером дед выпил с мужиками по маленькой, и совсем уж было собрался заночевать в конюшне, но желание закрепить результат стопочкой-другой перебороло лень. Он собрался и пошел домой. Заначку дед держал в самом на его взгляд надёжном и остроумном месте. За иконами. А что? С одной стороны - никто не полезет, с другой - всегда под рукой. Ну откуда ему было знать, что именно на сегодня его бабы назначат генеральное сражение в своей затяжной идеологической войне. Да ещё с применением огнестрельного оружия.

Дед сидел голой задницей в тазике с водой, тихонько подвывал, и периодически анестезировал себя внутрь оказавшейся весьма кстати заначкой. Сделав добрый глоток, он затягивал, стараясь перекричать боль.
- ...В тёооомную нооочь Ты любимая знаю не спиииишь И у детской кроватки... С ружжоооом!!! Ты меня поджидаиииишшш!
Он был уже изрядно пьян, дед. Речь его становилась несвязной. Он делал очередной глоток, смахивал набежавшую слезу, и затягивал снова.
- Я шол к тебе четыре го-о-ода, я три держа... Три! Три войны! Белые меня хотели убить.... Фашысты... Ты хоть знаешь скоко меня фашыстов хотело убить? Мильён!!! Мильён фашыстов меня хотело убить! Меня! И хуй! Хуя им! А родная жена бац - и... Да куда! Прямо в ёптвоюмать! Я завтра помру, что люди скажут? Напишут - тут покоится Грегорей! Красный командир! Орденоносец! Герой войны! Убитый своёй бабой из свово ружжа в свою жо....ооойййййййй какой позор!
- Да помолчи ты, герой-орденоносец! - махала на него тряпкой проходившая мимо бабка. - Ишь чево удумал?! Бутылку за иконы прятать! Вот Господь-то тебя и наказал!
- Он в двадцать девятом! Уййй!...В двадцать девятом он меня наказал! В двадцать девятом! Когда я тебя дуру в жены взял! Тёоооомнааая нооочь, тоолько пуули...

Больше на бабкины иконы никто не покушался.
А где-то наверное через год после её смерти мать потушила лампадку, достала иконы, и убрала их в сундук.
- Зачем она иконы убрала? - спросил я вечером у отца.
Вот тогда он и рассказал мне эту печальную историю.

Еще из жизни «Дикой дивизии»
Дембельский альбом…
…как много в этом звуке.
Кто служил в стратегических или частях со сходным режимом секретности,
сдувая периодически густой слой пыли с дембельского альбома, вспоминает
не только годы службы, но так же процесс изготовления, хранения и
транспортировки этого теперь никому не нужного сокровища, потому как:
а) изготовление и хранение является смертным грехом (встречались шедевры,
где на кальке между фотографиями красиво, черной тушью были нанесены
подлинные схемы ракет, карты местности с указанием расположения части и
ТТД совсекретного оборудования. Не сажали авторов этих сюжетов только
потому, что понимали - не по злому умыслу, а по недомыслию и понту ради.
Но наказывали жестоко и уничтожали все в зародыше.) б) запрет на имение
в личном пользовании любого фотооборудования делал любые фотоматериалы
(даже опостылевшую рожу родного командира) страшным дефицитом.
в) капитальный шмон при увольнении сводил на нет все труды, если не
подсуетиться и не переправить альбом по другим каналам.
Но делали, делали несмотря ни на что, и доставали краски, и грунтовали
листы, и корпели ночи напролет… Эх, эту бы энергию - да в мирных целях.
Вася Меджидов был неудавшимся радиомехаником и очень даже удавшимся
каптерщиком. Кроме своего настоящего имени, которое не мог выговорить
никто, даже он сам, Вася обладал еще рядом достоинств: он мог достать
все что угодно, ревизия у него в каптерке выявляла только излишки, легко
и непринужденно втирался в доверие к нужным людям. Высокомерная завмаг
Любочка, для которой офицеров званием ниже майора не существовало, а
солдаты вообще были пылью у дороги, общалась с Васей с улыбочкой,
шепотом, и исключительно с черного хода. Внешне же Вася был мал, худ,
лицом черен и страшен, и откликался на позывной Чума.
Есть в восточных людях любовь к украшательству и вычурности. Мы долго
не могли понять, зачем Вася заставляет вновь прибывших в часть воинов
при получении обмундирования кроме росписи-закорючки в графе «получено»
писать полностью ФИО «…красыво пыши, понэль? » Много позже выяснилось,
он ищет бойца с женским почерком, чтоб тот ему за малую мзду и клятву
сохранения тайны строчил письма якобы от любимой девушки. Которыми Вася
хвастался перед такими же зэмляками.
Имел Вася и альбом, где прослеживался его доблестный боевой путь
ракетчика и связиста. И поскольку сам Вася был на особом счету, то и
альбом он хранил у себя в каптерке не пряча, на видном месте.
Как-то раз, проводя ревизию в каптерке, командир группы капитан Бобров
от нечего делать стал альбом листать. Дойдя до рубрики «Помним, любим,
ждем!», куда помещаются фотографии близких родственников, любимых,
друзей по гражданке и т.д., Бобров притормозил листание, взгляд его
стал свинцоветь, а кожа на скулах натягиваться. «Это что? » - ткнул он
пальцем в большую фотографию на развороте. «А, ето! » - глянув через
плечо, сказал улыбающийся Вася - «Ето, трщ капытан, мой любимый дэвушка!
Карасывый, да!? » Бобров покраснел, потом побледнел, взял альбом
наперевес (кило 5-8 толстого картона в окладе из фанеры, обшитой
шинельным сукном и с бронзовыми вставками) и двинулся на Васю. «Это
что?!!! » - зарычал капитан. Вася уже заметил разительную перемену в
командире, улыбка начала сползать с его лица, он отступал, но по инерции
повторял: «Ета мой любимый дэвушка». «Ах ты сука чумазая! Гандон ты
ношеный! Я те щас яйца поотрываю! » - и вместе с отборной армейской
бранью на Васю посыпались удары. Васю в свое время били много, часто и
порой, с его точки зрения, беспричинно. Он понимал, что упорол какой-то
косяк, и стоически сносил удары и мат.
На шум в каптерку вошел еще один офицер, старший лейтенант Радченко.
На его немой вопрос и недоумение на лице капитан Бобров экзекуцию
прекратил, оправил форму, пару раз глубоко вздохнул и объяснил:
«Прикинь, Сань, эта обезьяна говорящая вклеила в свой сраный альбом
фотку моей жены и утверждает, что это его лубимый дэвушка! » На
развороте красовалась цветная фотография - хорошенькая девушка в
купальнике на фоне моря. Внизу надпись «Крым» и дата. «Представляешь,
это еще досвадебная фотка!». «Ты где фотографию взял, урод!? » -
обратился он к притихшему в углу Васе. Вопрос был скорее риторическим,
потому что оба офицера, прибегая периодически к Васиным услугам
«доставалы», знали, что Васю можно бить, пытать, но клиентов и
поставщиков он не сдает. Тем и ценен.
Бобров легко выдернул из альбома фотографию. Взгляд на оборотную
сторону фото вызвал в нем очередной приступ гнева и новую серию пиздюлей
для Васи. На обороте красивым женским почерком было выведено: «Васечке
от горячо любящей Оли! Люби меня как я тебя! » и еще какая-то лабуда в
стихах.
Васины яйца спасло только то, что при дальнейшем рассмотрении в альбоме
обнаружилась еще дюжина фотографий жен младшего, среднего и старшего
офицерского состава с аналогичными подписями.

Ракетчик

Двор у нас хороший. Зеленый, тихий, закрытый со всех сторон. А внутри
двора с десяток гаражей. Тоже удобно, стоят буквой П, такой двор во
дворе. Внутри столик, лавочки. По вечерам, да и днем, мужики собираются.
Домино, картишки, водочка иногда, если повод или проставляется кто. Но
пристойно все. Скандалов я что-то не припомню. Кто-то тут же с машиной
возится. Собачники заглядывают. Кто-то уходит, кто-то приходит. Такое
броуновское движение. И главное, чужие, бомжи всякие не лазят.
Опять же, если с машиной чего, обязательно прежде чем на сервис ехать
заходят с мужиками перетереть проблему. И процентов пятьдесят проблем
решается тут же, во дворе. И счастливый «избавленец» вместо сервиса
бежит в супермаркет. Немного таких мест в Москве осталось. А жаль.
Ну вот. А тут сидим как-то вечерком в субботу, пулю расписали.
Участники, болельщики, сочувствующие, пивко, треп… Подходит кекс
какой-то. Не местный. Быковатый. Говорит, мужики, тут такая тема. Я
ночью где-то здесь, во дворе, по-пьяни ключи от машины потерял. Теперь
уехать не могу.
- Мужики! - говорит. Если ключи засветятся где-то, свистните в двадцать
седьмую квартиру. А с меня пузырек соответственно.
- А это значит твоя «бэха» во дворе стоит? - спрашивает авторитетный в
дворовой среде Виктор Палыч, которого мы за глаза кличем Интерполычем.
- Ну!
- Значит, это я из-за тебя сегодня на рынок не попал - констатирует
Интерполыч.
А и правда, перекрыла «бэха» ему выезд.
- Ну ты ж видишь, фигня какая - оправдывается тот.
- Ну, и чего делать собираешься? Нету ведь ключей-то запасных? А мне
завтра на работу как выезжать?
- Нету… - вздыхает кекс.
- Значит, если мы ключи найдем, ты нам пузырь поставишь. А если не
найдем? … - смотрит Интерполыч на кекса, который пожимает плечами, и
начинает пальцы загибать. Эвакуатор, сто баксов. На сервисе с тебя за
вскрытие сколько возьмут… С сигнализацией непонятно… Новые ключи… Ключ -
чип? Чип… Тоже проблема… Вишь, как ни крути не меньше полштуки на круг
получается. А за пузырь я вон ребят попрошу, что б они твоего бимера на
три метра сдвинули.
- А если спеца вызвать? - говорит кекс.
- Можно, конечно, вызвать… Машину они тебе вскроют, сигнализацию
отключат… А вот завести… Все равно дешевле не выходит.
- А у вас спеца нет, чтобы вскрыть хотя бы? С ручника бы снять, мне б
ее пацаны домой утащили.
- Сколько? - спрашивает Палыч
- Ну, баксов сто…
- А если ты отсюда своим ходом уедешь? - нагнетает Палыч
- Тогда двести - не задумываясь отвечает кекс.
Интерполыч стол пальцем поковырял, прикинул чего-то, и кексу говорит.
- Только, парень, деньги вперед. Я-то всегда здесь, а где тебя искать?
- Обижаешь, батя - говорит кекс совсем необиженно и лопатник достает.
Кладет двести баксов на стол.
- Ага! - говорит Интерполыч. И вот документы глянуть дай. А то вдруг
тачка не твоя?
А всем уже интересно. Все напряглись. Интерполыч ас, конечно, в
отечественном автопроме, но как он будет выкручиваться с чудом баварской
техники?
А Интерполыч лопатник кексу отдал, двести баксов по столу подвигал, но
брать не стал. Потом сует руку в необъятный карман своей спецовки и
вытаскивает брелок с ключами. На брелке всем известная эмблема «BMW».
Положил Палыч ключи сверху на баксы и на кекса смотрит.
Все аж дыхание затаили. А у кекса на лице такая напряженная работа
мысли… То на ключи посмотрит, то на Палыча. Когда пауза стала угрожающе
затягиваться, кекс вдруг заулыбался во всю свою бритую бошку и говорит:
- Да-а-а, батя! Бля буду, лихо ты меня развел!
Ключи взял, подбросил на ладони, башкой помотал и пошел. Все дружно
выдохнули. А Интерполыч одну сотку со словами «Это моей Матрене
компенсация за рынок» сложил и заныкал в карман, а вторую прихлопнул
ладонью.
- Ну, пацаны, кто у нас самый шустрый - до обменника?
Вот и все как бы.
Когда уже по первой разлили Интерполыч рассказал, как с утра Матрена
засобиралась на рынок а он пошел собаку гулять и увидел, что бимер этот
пятый ему выезд перегородил. Качнул раз, сигнализация прооралась,
реакция ноль, только бабка с третьего этажа обматерила. Потом Матрена
обматерила, за то что на рынок ей пришлось своим ходом переться. А днем,
когда опять собаку гулял, ключи эти и нашел в траве. Проверил - точно от
бимера. Ну, думает, хозяин проявиться, никуда не денется.
- Не много ты с него за ключи-то запросил? - спрашивает кто-то из
мужиков.
Хитрый Палыч отвечает.
- Ну, во-первых, я у него ничего не просил. Я ему расклад нарисовал.
Во-вторых, я что, последнее у него отнял? Спрос определяет предложение.
Если бы он батрачил и на москвиче ездил, я бы может и бутылки не взял.
А он у Геры в двадцать седьмой гужуется, значит и цена другая.
Подвел, короче, классовую базу под свое вымогательство.
Где-то через час, когда мы уже изрядно захорошели, из первого подъезда
появились Гера и компания, тоже явно не трезвые. И давешний кекс с ними.
Компания зигзагообразно двинулась в нашу сторону. Гера еще издали
заорал:
- Палыч! Едрить-колотить!!! Говорят, ты нашего кореша на двести баксов
развел? Неужто не врет? Палыч! Уважаю!!! Пусть знают наших!!! Наливай!
И совместная уже попойка вошла в новое русло. Суббота плавно перетекала
в воскресенье.

Про Ваську и кайен

У нас возле дома магазинчик.
Совсем маленький, мы там отовариваемся сигаретами, хлебом, да водой.
Ну, и иногда просто ходим посмотреть на Ваську.
Васька — кот, который живёт при магазине.
Честно скажу, посмотреть есть на что.
Я такого огромного кота только раз в жизни и видал. Невероятных
размеров, толстый, черный с подпалинами, флегматичный монстр.
Кило двадцать наверное в нем весу.
На ночь Ваську запирают внутри, а днём он практически всё время спит на
крыше магазинчика.
Других развлечений у него особо нет, разве что погонять случайно
забежавшего на подведомтвенную территорию пса. Традиционных радостей
кошачьей любви Васька, увы, лишен.

Прямого пути на крышу магазина у Васьки нет. Для того, чтобы туда
попасть, Ваське нужен посредник.
Васька делает так.
В восемь утра открывается магазинчик. Васька выходит, садится у двери, и
ждёт. Минут через десять приезжает "Газель" со свежим хлебом, и
паркуется на единственном небольшом пятачке у служебного входа. Когда
мужик с накладными бумажками скроется в магазине, Васька прыгает на
капот, с капота на кабину, потом на кузов, и уже оттуда — на крышу.
Спускается, если есть надобность, тем же макаром. Благо товар в
магазинчик привозят по нескольку раз на дню. Так что если Ваське
приспичило вниз, он просто садится на краю крыши, и ждёт попутное
транспортное средство. Часто бывает так, что пока машина разгружается,
Васька успевает спуститься, обделать свои кошачьи дела, и тем же
транспортом — обратно.

Водители конечно иногда ругаются, стирая грязные Васькины отпечатки с
капота, и грозят ему кулаком вверх, на крышу, и называют Василия разными
нехорошими словами. Но сделать ничего не могут. А местные частники, кто
знает, стараются машины там не ставить. Никому не хочется испытывать на
прочность свою крышу двадцатикилограммовым мешком с когтями.

А тут как-то сидит Васька на крыше, имея как раз явное желание
спуститься вниз, и высматривает подходящие варианты.
А в это время к магазину подъезжает весь такой из себя блестящий и
навороченный проезжий порш кайен. Слепя глаза ценой, ободами, и глухой
тонировкой. И проявляет явное намерение пристроиться на этот пятачок.
Другого-то места всё равно нету.
Продавщица Лена, толстая местная тётка, видя в окно это намерение, и
предполагая, чем оно может закончится, выскакивает и начинает махать на
кайен руками. И кричать. Что мол нет-нет! нельзя! ни в коем случае!
Но у нас ведь как? У нас ведь в кайенах обычно ездят ребята, которые
руководствуются принципом, что если никому нельзя, то нам можно. И порш
продолжает под музыку изнутри себя втискиваться на пятак. При этом
водительское стекло опускается, и в нём появляется широко улыбающееся
лицо, пытающееся на ходу сквозь музыку разобрать, что же ему там кричит
эта смешная тётка.

В это время Вася, видя сверху нехорошие маневры Лены в отношении его
попутного транспортного средства решает, что от добра добра не ищут,
прицеливается, и прыгает кайене точно на капот.
И оказывается прямо лицом к лицу с сидящим под музыку в кайене водилой.
Причем если для Василия эта встреча была более-менее ожидаема, то для
водилы — совсем нет!
Несколько секунд Василий пытается скрозь глухую тонировку рассмотреть,
что же там внутри, а потом происходит следующее.

Вот знаете, есть такой трюк, его на уроках физики ещё по-моему
демонстрируют. Ставят стакан с водой на лист бумаги, и потом этот лист
из под стакана резко выдёргивают. Стакан при этом остаётся на месте, не
проронив ни капли.

Вот так, как этот лист бумаги, рванул водила свой кайен из под Васьки.
Задним ходом.
Он уже в клубах горелой резины скрылся за углом, а Васька ещё некоторое
время висел в воздухе, перебирая лапами.
Потом упал, отряхнулся, пожал плечами такой неожиданной развязке, и
пошел по своим делам.
Но с тех пор без особой нужды мелкими машинами старается не
пользоваться.

У нас жил старый-старый кот Мурзик.
Я безуспешно пытался сделать одно время из него космонавта, но
космонавта из него чего-то не получилось, хотя пару полётов на огород
соседке он совершил, и он доживал свою бессмысленную жизнь просто так
себе котом.
А тут случился этот случай, о котором я рассказывал, когда на птичнике
окотилась кошка в вентиляцыонной трубе, а потом пришли крысы и всех
котят подушили.
Так вот, там один котёнок выжил, он из трубы просто выпал, застрял там
где-то в простенке, и крысы его не тронули.
А кошка ушла в неизвестном направлении после этага.
И мать этого котёнка притащила домой. Из жалости, ну и всё равно кошка
на замену Мурзику нужна.
Это был такой молочный беззубый доходяга, он даже есть сам не мог. Ещё
и не слепой ли даже, такой маленький.
Короче бабка как-то пыталась его там кормить импровизированной соской из
мякиша с молоком, но очень быстро устала и махнула рукой. Мало что ли
нормальных котят, ещё с говном мучиться? Это она так сказала, и
отпустила котёнка на пол.
И он значит стал по полу шариться и пищать. Как заводная игрушка.
А там в углу у печки лежал Мурзик, и через перископ так наблюдал за
всем этим. Ну и в конце концов эта пищалка на Мурзика наткнулась.

И очень быстро стала рыться у Мурзика в животе в поисках титьки.
Порылась-порылась, нашла видно какой-то комок свалявшейся шерсти,
слегка похожий на цыцьку, и притихла.
Мурзик при этом сперва удивлённо на это дело давил косяка, а потом как
бабка махнул лапой. Они с бабкой вообще очень похожи были. Ну, реакциями
по крайней мере. И бабка, кстати, тоже как и Мурзик не хотела космонавтом
ведь быть.

Ладно. Бабка это дело быстро просекла, сказала "Ага!", наладила с банки
густых сливок, погрозила коту что б не смел, сукин сын!, и густо намазала
ему брюхо жЫрными сливками. Как гуталином. Корова у нас нащет этого была
огого!
И этот прыщ мелкий тактику быстро прочухал, и всё пузо у Мурзика высосал.
Потом ещё. Потом нажрался, и отвалился, клещ.
Ну, бабка Мурзика конечно тоже оделила. Заслужил.
И стал у нас Мурзик кормящей матерью.
И сам как-то с этой ролью видимо сжился.
Когда клещ подрос и титьку бросил, все равно спал у Мурзика на животе.
А тот учил его всяким котячим премудростям.

А вскоре Мурзик и умер.
Сидел два дня опустив нос в миску с холодной водой, потом пошел за сарай,
и там тихонько умер.
Прыщ по нему очень тосковал. Никто особо не убивался, не тот повод,
только этот прыщ ходил и орал. Звал Мурзика.
И довёл таки шкет бабку до слёз.
Что такое довести бабку, одноногого инвалида войны, железную бабу,
до слёз, которых давно нету,- это надо понимать.
И заработал таки от бабки харррошега пендаля!
Только тогда уж и успокоился.

Давно про мистику хотел рассказать. Не, я так-то ни в какую мистику не
верю, но пару раз было. Пару раз со мной, и один раз с Саней, на
турбазе. Про эту турбазу я тут уже пару раз рассказывал.

Барменом у нас на турбазе работал Саня-лошадник. Такой жгучий брюнет,
где-то видно цыгане там в роду у него отметились. Этакий красапчик! Имел
внешность итальянского гангстера из фильмов тридцатых, и тщательно этот
образ культивировал. Усики, бриолин, шляпа… По этой причине, понятное
дело, вызывал жгучий интерес у дам всех возрастов, и жгучую неприязнь у
мужиков. Ну, это только первые пять минут. В смысле, неприязнь. Потому
что стоило Сане открыть рот, как вся его декорация облетала, и из под
капота итальянского мачо неумолимо проступал движок простого русского
вани. Каким собственно он в натуре и был – нормальным деревенским
парнем. Он жил в деревне, в трёх километрах от турбазы. Там же родился,
там же его мать всю жизнь работала конюхом с совхозной конюшне на
полдюжины лошадей. Поэтому - Саня-лошадник. Лошадей он любил, в конюшне
вырос, с работы и на работу ездил на лошади, которая паслась потом на
заднем дворе ресторана. На лошадиной почве мы с ним, собственно, и
сошлись.

В тот день я был выходной, и сидел у Сани в баре за угловым столиком у
окна, тянул пиво. Кроме меня в баре были только Саня, который тер что-то
у себя за стойкой, и какая-то девчонка. Она сидела спиной ко мне у
стойки и печально тянула коктейль. Про девчонку стоит сказать отдельно.
Лет семнадцати, в простом таком платьишке, стройненькая, и самое главное
– волосы. Если бы я был живописцем, я бы конечно написал грамотней. А
так – волосы. Густые, выгоревшие, широкой волной текли вниз и закрывая
всю спину, заканчивались не в районе попы даже, а ниже, прикрывая барный
стул. Такое редко можно наблюдать, правда. Вот я сидел и наблюдал. Со
спины как раз. А Саня, безуспешно попытавшись начать с ней беседу,
бросал на неё жгучие, как перец чили, взгляды спереди, из-за стойки. Но
безуспешно.

Девчонка, надо сказать, была не турбазовская, не из отдыхающих. По всей
видимости с теплохода. В те времена к пристани турбазы через день да
каждый день чалились туристические теплоходы, которые бесконечно
курсировали вверх-вниз по Волге. Они вставали часа на два-три, и народ
начинал тоже курсировать туда-сюда. Турбазовские шли на теплоход,
отдыхающие с теплохода разбредались по турбазе, походить ногой по
твёрдой земле. Всё свободно. Тогда ещё полстраны в охране не работало, и
везде можно было ходить свободно. Только у трапа обычно стояли два
молоденьких матросика, подавая дамам ручку.

Вот и эта девчонка была видимо оттуда, с теплохода, который часа два
назад причалил к нашему дебаркадеру. Я опять оговорюсь, что будь я
мастер описаний, я бы наверное смог описать её подробнее. Было в этой
девчонке что-то непонятно притягательное. Даже не своей красотой, нет. А
черт знает чем. Смотришь на неё, и как на волнах тебя качает. Легко,
сильно, и спокойно. Ну, это я потом уж, конечно, понял. А тогда говорю ж
– просто сидел, и пялился в спину.

Вечерело. На турбазовской танцплощадке включили музыку. Значит, это
девятый час уже был. И тут Саня, который один из нас троих все время
стоял лицом к окну с видом на Волгу, спрашивает у девчонки «Девушка, а
вы не с теплохода случайно? » «Да» - говорит та рассеянно. «А что ж вы?
– говорит Саня. – Вон же ваш теплоход отчалил!» Мы глянули в окно.
Теплоход не просто отчалил. Он уже выходил на фарватер.

Девчонка выскочила из бара и побежала по тропке к пристани. Зачем –
непонятно. Мы с Саней стояли у окна и смотрели ей вслед. Саня вздохнул и
сказал «Вот же дурочка» Я ничего не сказал, потому что в это время мы
увидели, что девчонка бежит обратно. Вот тоже не совсем понятно, зачем
эта «дурочка» спустя пятнадцать минут вернулась именно в бар. В слезах и
с вопросом «И что мне теперь делать???» Саня ей говорит «Да не
переживайте вы так! Подумаешь. Он же наверняка на ночь встанет в
Костроме. У вас экскурсия по Костроме запланирована?» Девчонка закивала
головой. «Ну вот! Утром сядете рано на автобус, и спокойно доберетесь. А
на ночь мы вас устроим!» Тут с девчонкой чуть не приключилась форменная
истерика. Она только повторяла всхлипывая «Я не могу! Мне надо сейчас!»
Из её бессвязного рассказа с соплями и слезами выяснилось следующее.
Оказывается она – молодая только-только жена. И на теплоходе у них с
мужем –свадебное путешествие. Накануне они всю ночь колобродили, днем
муж сморился и уснул. А она пошла прогуляться по берегу. Оставив в каюте
на тумбочке записку «Я на берегу». «Представляете???? - кричала она. -
Он ночью проснется, а меня нет! Прочитает «Я на берегу», он же за борт
прыгнет! А он плавать не умеееееееееет!!!»

Вот такая петрушка. Можно было девчонке посочувствовать, но помочь мы ей
ничем не могли. Машин в те годы на турбазе был только фельдшерский
уазик, и даже думать не стоило просить Николай Ивановича, дежурного
врача, машину по такой ерунде. А больше вариантов, кроме утреннего
шестичасового автобуса, не было. Девчонка перестала плакать навзрыд,
немножко успокоилась, вытерла слёзы и решительно сказала «Спасибо вам. Я
пойду пешком. Сколько здесь до города?»

До города было двадцать пять километров или около того. Это если прямо,
по реке. По шоссе в полтора раза больше. Но девчонка была настроена так,
что отговаривать её язык бы не повернулся. И тут Саня вдруг спросил «Вы
на лошади ездили когда нибудь?» Девчонка удивленно задумалась и кивнула
«Два раза!» «Хорошо! – сказал Саня. – Ждите меня!» Бросил мне ключи,
(закрой тут, а?) и выскочил. Я понял его мысль. Минут через двадцать он
вернулся верхом, ведя в поводу вторую лошадь. Девчонка только и сказала
«Ух ты!!!» Мы помогли ей усесться в седло, Саня подтянул стремена, и
они поехали. Я смотрел вслед, как она сидит в седле, прямо как струна,
закинув голову, как льняные волосы спускаются на круп лошади, и думал о
том, что девчонка наверное соврала. Двумя разами тут вряд ли обошлось.

Что было дальше, я могу рассказывать только с Саниных слов. Что там
правда, что вымысел, судите сами. Но вернулся Саня явно не в себе. Так
что я перевожу как умею его сбивчивый рассказ.

Они поехали не по шоссе, а вдоль берега. Почти в два раза короче. Там,
вдоль берега, идет неплохая грунтовая дорога до самого города, и
проблема только одна. Навесной мост через приток где-то посередине. Ну
вот, так они неспеша ехали, ехали, слева блестела река, огни теплоходов,
и где-то на горизонте – огни города. Так они и доехали до этого моста.
Саня остановился, слез, помог слезть девчонке, и стал раздеваться.
Разговор, который Саня в дороге было начал, у них опять не заладился, и
Саня все делал молча. Только когда дошла очередь до трусов (а трусы тоже
надо было снимать, в мокрых трусах десять километров на лошади врагу не
пожелаешь) Саня сказал «Вы мою одежду возьмите, и идите на ту сторону. А
я сейчас» И стал собирать лошадей. «А что вы собираетесь делать?» -
спрашивает девчонка. «Как что? Лошадей вплавь» «Зачем вплавь? Холодно
же!» А вода у нас в начале июня действительно ещё не мед. «А как ещё?»
«А по мосту?» «Лошади по мосту не пойдут» «Почему?» Тут Саня только
раздраженно махнул рукой. Объяснять среди ночи человеку, почему лошади
не пойдут по навесному мосту, если он сам не понимает – занятие
действительно бессмысленное. Но девчонка не отставала «Он что, не
выдержит?» «Да он танк выдержит!» «Тогда почему?» «По кочану! –
разозлился Саня. – Не пойдут, и всё! Возьми и попробуй!»

И дальше произошло то, что Саня рассказывал, и было видно, что он сам не
очень себе верит. Девчонка сказала негромко «Тогда отвернитесь!», и
стащила через голову платьишко. Под платьишком, как мы с Саней и
предполагали, ничего больше не было. Потом взяла повод Саниного жеребца,
Руслана, и шагнула к мосту. Саня стоял, и челюсть у него болталась в
районе пупка. Представляете картину? Ночь, луна, река, мост, огни,
волосы эти ниже попы аж светятся в темноте, и голая девушка ведёт в
поводу белого коня. Жуть! Руслан возле моста всхрапнул, мотнул гривой,
коротко заржал, и встал. Девчонка бросила повод, обернулась, крикнула
«Точно выдержит? », и не дожидаясь ответа шагнула на мост. И пошла. И
тут произошло что-то такое… невероятное. Руслан переступил ногами,
задрал башку, захрапел, и шагнул на зыбкий настил. Что само по себе
вообще то невозможно. Может опытные лошадники мне возразят, но я сам не
раз пробовал. Не получилось. Следом за Русланом осторожно, как будто кто
толкал её сзади, шагнула на мост и немолодая тихая спокойная кобылка
Радуга. Когда Саня опомнился, натянул штаны и оказался по ту сторону
моста, девчонка уже была одета и сидела в седле.

Они молча ехали всю оставшуюся дорогу. Потом въехали в город. Процокали
по сонным пустым полуночным улицам. И выехали на площадь у городского
речного вокзала. Спал город, спали дома, спали теплоходы, и только один
человек в трусах метался по привокзальной площади с какой-то бумажкой в
руках. При виде двух всадников он замер с открытым ртом. Те подъехали,
девчонка легко спрыгнула, охнула от непривычно долгой езды верхом,
подала Сане повод, взяла человека в трусах с бумажкой за руку и повела.
Как недавно коня. Всё молча. И только уже у самого трапа остановилась,
обернулась и весело прокричала «Спасибо вам большое!!!» И все. Саня
развернулся и поехал обратно.

Всю обратную дорогу он думал. А когда доехал до моста, решил свои думы
реализовать. Он слез с коня. Разделся догола. Взял Руслана, и повел к
мосту. Уже начало светать. Руслан встал как вкопанный не доходя пару
шагов до настила. Тогда Саня бросил повод и пошел по мосту. На середине
обернулся. Обе лошади стояли и удивленно смотрели ему вслед. И тогда
Саня стал на них кричать. Голый человек прыгал в утреннем тумане
посередине навесного моста и что есть мочи материл двух ни в чем не
повинных лошадей. Чего до этого никогда в жизни не делал. Потому что
лошадей Саня любил. Так он прыгал и орал до тех пор, пока случайно не
обернулся и не заметил, что на противоположной стороне моста стоит и с
любопытством смотрит на него… козёл!

Позади козла, в утреннем сумраке, стояла бабка с прутом в руке, и
несколько коз. Они видимо шли на пастбище, и их тоже очень заинтересовал
прыгающий и орущий посреди моста голый человек. Саня от неожиданности
прикрыл руками то, что в таких ситуациях положено прикрывать, и в
отчаянии закричал козлу «Ну что ты блять уставился, рогатый???» Козёл
принял это как руководство к действию. Он нагнул голову, выставил рога,
топнул копытом, и пошел на Саню. Саня сперва опешил, сказал глядя на
козла «Ах ты сука!!!», но быстро поняв безнадегу своего положения,
развернулся и побежал по мосту, сверкая в утреннем тумане голой жопой.

* * *
Мы сидели в баре и пили водку. Турбаза ещё спала. Саня закончил рассказ,
и мы просто сидели и молчали. Каждый о своём. Потом я сказал, просто
так, что бы что-то сказать.

- Ты хоть узнал, как её зовут?
Саня подумал, и отрицательно помотал головой.
- Не-а. Да и какая теперь разница?

В молодые, а соответственно приснопамятные советские годы попал я по
распределению на завод. Поскольку был я одиноким и иногородним, поселили
меня в заводском общежитии. На дворе шел тот период двадцатого столетия,
когда Брежнев уже умер, а Андропов еще нет. А вот был ли жив Черненко,
уж и не скажу.

Встали как-то у меня часы. Обычные, наши, наручные. Не помню, то ли
«Слава», то ли «Полет» Выкинуть - жалко. Отцовский подарок, прослуживший
мне верой и правдой лет шесть. До часовой мастерской далече. То времени
нет, то денег. Дело молодое. Так и валялись у меня эти часы. Пока кто-то
не надоумил обратиться к парню из комнаты напротив. Чинит, мол, за малую
мзду часы безотказно. Зашел я к нему с утра. Он часы взял, честно
сказал, что никаких гарантий не дает, но посмотрит. Предложил зайти
вечером. Оплата? Полбанки, естественно. Но - только по факту. Пойдут
часы - пузырь с тебя. Нет - пиздуй в мастерскую.
Вечером я зашел. Приложил к уху врученные мне отремонтированные часы, и
мы с мастером оприходовали заготовленную мной заранее поллитру.
Потом познакомились поближе. Нашлись общие интересы. Сдружились, короче.
И я переехал к нему в комнату. Олег работал на заводе
художником-оформителем, а на досуге чинил часы. Как часовой мастер он
пользовался популярностью далеко за пределами общаги. На работе ему
несли часы знакомые, знакомые знакомых и приятели знакомых знакомых.
Брал он не все часы. Не брал с механическими повреждениями. Отломана
головка, разбито стекло, потеряны стрелки - однозначное «нет» Объяснял
просто - нет запчастей. От недостатка заказов не страдал. Скажу так:
водку за свои деньги мы не покупали. И еще имели стратегический запас.
Который как магнитом притягивал местных бухариков или мучающихся бодуном
приятелей.
Принимая очередной заказ на ремонт часов, Олег не забывал предупредить
клиента о том, что «посмотрю, конечно, но если уж ничего не выйдет - не
обессудьте» Клиенты согласно кивали головами, тем более что предоплаты с
них никто не требовал. А в часовой мастерской часы могли и просто
заиграть. Помните советскую службу быта? Вот.
Предупреждал Олег клиентов не зря. Сознательно. Понял я это, только
когда Олег проникся ко мне полным доверием и посвятил в тайны своего
надомного ремесла. Дело в том, что ни в часах, ни в их ремонте он не
понимал ровным счетом НИЧЕГО. То есть был ПОЛНЫЙ НОЛЬ.
Вся процедура ремонта любых механических (а других тогда просто не было)
часов сводилась к следующему. (Списывайте слова) Олег вскрывал часы,
освобождал механизм от корпуса, стрелок и циферблата, привязывал на
шелковую нитку и опускал в стакан с: а) спиртом (чаще всего) или б)
чистым бензином для зажигалок (редко, за неимением спирта). И оставлял
их там отмокать. Периодически побалтывая и аккуратно полоща. Потом
сушил. Процедура могла повторяться несколько раз. Бывало, часы отмокали
сутками.
По первости я и сам воспринимал это как прикол. Но факт остается фактом.
Большинство часов после такой процедуры начинали исправно тикать.
Причина видимо в том, что довольно качественные механизмы отечественных
часов страдали в первую очередь из-за плохой герметичности корпуса.
Попросту - засорялись. Единственное, что Олег мог сделать кроме промывки
- подправить выскочивший анкер. Все.
В тех нечастых случаях, когда описанные процедуры не помогали, Олег
приводил часы в исходное состояние и возвращал владельцу. С извинениями.
Хотя владелец норовил извиниться сам и считал себя обязанным. Ну а как
же. На него тратили время. Денег не взяли...
Только один раз на моей памяти Олег чуть было не прокололся. Дело было
так...

Мы сидели в мастерской. Олег ваял какой-то плакат к очередной годовщине.
Времени было часов одиннадцать, у утренней смены начался обеденный
перерыв, когда в мастерской появился Валера. Слесарь-наладчик одного из
цехов. Бухарик тот еще. Но мужик нормальный и, как всякий серьезно
пьющий - человек глубоко порядочный.
Вид Валерик имел плачевный. Опухшая рожа, руки ходуном.
«Мужики, спасайте блянах, помру! »
«Дак нет у нас ничего…» - развели мы руками.
«А в общаге? » - и столько надежды и мольбы в голосе...
А в общаге было. И спирт имелся, и водочка. Банка со спиртом всегда
стояла на столе, чернея черепом и надписью «Осторожно! Кислота! » Мало
кто знал о ее истинном содержимом. Валера - знал. Но идти с ним в общагу
посреди рабочего дня было равносильно лишению квартальной премии. А то и
тринадцатой. Тогда Олег достал ключ от комнаты и вздохнув, напутствовал.
«Слышь, Валерик! Ты токо, это… Смотри, блин! Не зависни! »
Приплясывая от нетерпения и внезапно нахлынувших искренних чувств
Валерик затараторил.
«Да вы че, мужики! Да мне токо самую малость поправиться! Я че, не
понимаю? Мне еще полсмены стоять! »
И убежал. Нам оставалось только ждать. До общаги через дырку в заборе
было метров двести.
Он появился минут через двадцать, красномордый и веселый. Мы облегченно
вздохнули. Все таки шанс, что Валера разомлеет возле банки со спиртом
хоть и приближался к нулю, но не был нами напрочь отрицаем. Видя наши
напряженные лица, Валера добродушно забубнил.
«Да ладно, вы че! Валера когда кого рази подводил? Да я даже банку не
открывал! Там на столе полстакана стояло спиртяги, я махнул - и обратно!
»
Олег посмотрел на него как-то странно и спросил.
«А часы? …»
«Чего - часы? »
«Там, в стакане, часы были»
«Да ладно! Не было там никаких часов»
Валера с Олегом долго и внимательно смотрели друг на друга. Потом Валера
медленно и задумчиво произнес.
«То-то мне показалось, по зубам будто стукнуло чего»
Подслеповатый механик махнул второпях полстакана спирта. По его луженой
глотке механизм часов проскочил как скорый поезд по тоннелю.
«Пиздец! Клавка меня убьет! » - обреченно сказал Олег. Накануне он взял
у контролерши ОТК Клавы в ремонт маленькие женские часики «Чайка» После
промывки часы пошли, но «со скрипом» И для гарантии Олег решил их в
спирте помариновать. Помариновал. Теперь они тикали в животе у Валерика.
«Чего за часы-то? » - озаботился Валера.
Тут Олега прорвало и он заорал.
«Вскрытие покажет, что за часы! Понял?! Вскрытие!!! »
Испуганный механик забормотал «Слышь, мужики, мне это… в цех надо…» и
слинял.

Вечером мы с Олегом сидели в комнате и молча допивали бутылку водки.
Олег мучился необходимостью оправдываться веред Клавой. Я -
сочувствовал. Внезапно дверь распахнулась от удара ноги и на пороге
нарисовался пьяный и довольный Валера. От него вместо водки почему-то
здорово разило бензином. Руки он держал за спиной. «Пузырь принес -
подумал я. - Сейчас грех будет замаливать» Порядком захмелевший Олег
отмахнулся: «Сгинь, Антихрист! Ты тИкаешь! »
«А вот и хрен вы угадали» - радостно возвестил Валера и с видом
триумфатора. извлек руку из-за спины. В вытянутой руке была зажата
нитка, на которой раскачивался часовой механизм. Театральным шепотом
Валера добавил.
«ОНИ - ХОДЮТ!!! »
«ОНИ - ВОНЯЮТ!!! Засунь их себе в … туда, откуда достал! » - посоветовал
Олег.
Он напрочь отказался прикасаться к вещи, проделавшей такой замечательный
путь через Валерино нутро. После недолгих препирательств Олег выдал
корпус и все остальное, и Валера устроился за столом собирать часы.
Попутно посвящая нас в свои похождения.

Поначалу Валера не поверил, что проглотил чужую вещь. Решил - Олег его
разыгрывает. Но постепенно склонялся к мысли, что инородное тело в
желудке таки присутствует. До конца смены ходил и прислушивался к своим
ощущениям. Как человек технически грамотный, он понимал, что часы в
животе идти не могут. Но как человек сильно пьющий, был очень
мнительным. И боролся с искушением попросить кого нибудь послушать живот
- тикает или нет. Слава Богу - не попросил. А едва дождавшись конца
смены ломанулся в поликлинику.
Рентген показал наличие инородного тела. Доктор выписал рецепт с
рекомендацией приобрести и употребить лекарство немедленно. И сказал,
что если предмет в ближайшее время не покинет тело естественным путем,
придти к нему повторно.
Лекарство, «предмет» и Валерин организм не подвели. Предмет со свистом
выскочил на заботливо подстеленную газетку.

Потом Валера долго и нудно рассказывал, как тщательно и кропотливо он
промывал механизм сначала бензином, потом опять бензином, потом
дезинфицировал водкой. Используя для этого различные хитрые
приспособления типа центрифуги на базе проигрывателя и пылесоса. Кулибин
хренов. И как радовался, когда, потеряв всякую надежду вдруг увидел, что
маятник самостоятельно стронулся с места. Чудеса, да и только.

Брезгливый Олег остался верен себе и к часам больше не прикасался. Тут
же на пьяном совете нами была дана страшная клятва: о происшедшем -
никому! Часы Клавке я отдал на следующий день.

Много с тех пор воды утекло. И часы марки «Чайка» наверняка истлели на
свалке. Но, изредка встречая Клаву, я ловлю себя на том, что на
автопилоте задаю ей два вопроса: «Привет, Клав! Который час, а? » И пока
она вскидывает руку к глазам, спрашиваю: «Ты Валерика давно видела? »
Тайны подсознания и ассоциативного мышления.

Ракетчик

Знакомый водила маршрутки рассказывает.

- Днём, встаю на конечной под посадку. Обед, народу никого.
И тут откуда ни возьмись целая бригада, человек пятнадцать. То ли таджики, я в них не понимаю, то ли туркмены, строители. С ними русский, за старшего. Может бугор, может подрядчик. Такой, помесь упыря с вурдалаком. Рубаха до пупа, на пузе крест с раздатку от белаза.

Расселись, он их по головам пересчитал, расчитался за всех. Сам как начальство садится рядом, на переднее сиденье. Едем. Про то про сё, про цены на бензин, про погоду. Ни о чем короче.
Тут слева по ходу - храм.
Вурдалак этот купола увидел, и давай креститься. Мода такая нынче. Я на дорогу-то смотрю, и вдруг краем чувствую - какая-то движуха сзади. В зеркало-то как глянул... Мама дорогая! А эти там сзади сидят и все как один руками машут. Крестятся! Ты понял? Кто во что горазд, но истово так! С воодушевлением! Только вместо куполов на упыря своего косятся. Испуганно.

Я так обалдел, чуть в кювет их всех не привез. А бугор заметил, говорит:
- А что ты хочешь? Или они креститься начнут, или мы тут скоро все намаз будем делать.
Помолчал и добавил:
- Это ты ещё скажи спасибо не слышал, как они матом ругаются и СНИПы читают. Вообще бы на ходу из кабины выскочил.

Довольно жуткая история из моего голожопого детства.

Вы не доводилось бывать ночью на кладбище?
Кладбище ночью и кладбище днём это я вам доложу совсем разные вещи.
Поход на кладбище ночью, в одиночку, среди деревенских пацанов был своего рода экзаменом мужества. Кто-то вызывался сам, редко. Чаще кого-нибудь ловили на "слабо". Происходило обычно всё спонтанно. В каком-нибудь мальчишеском споре кто-то говорил:
- Да ты даже на кладбище ночью забоишься! Да тебе слабо!
- Мне слабо?!!! - возмущался тот. - Да запросто!
И тут начиналось самое интересное.
Бралась какая-то приметная, но не имеющая практической ценности вещь. Кусок крашеной доски, допустим. И ватага пацанов шла на кладбище. Днём, конечно. И там, в каком-то условленном месте этот предмет оставляли. С тем, чтобы ночью тот, чья смелость требовала подтверждения, пошел и эту вещь принёс.
Одно из двух городских кладбищ находилось в лесу в километре от деревни. Мимо шло шоссе, и напротив кладбища была остановка. Вот на этой остановке вечером и собирались. Собирались, ждали пока совсем стемнеет, и рассказывали страшилки, чтоб ещё сильнее взбодрить испытуемого. Потом ему вручался в руки фонарик, и он отправлялся навстречу приключениям.
Или не отправлялся. Бледнел лицом и говорил - Не, пацаны, я не пойду. В другой раз.
Или доходил до опушки и поворачивал обратно. Тоже бывало не редко.
Это не считалось позорным, за это не дразнили и не наказывали. Потому что в ответ всегда можно было получить - Смелый? Вперёд! А даже те, кто там однажды уже побывал, второй раз не рвались. Знали, что это такое. Вообще, довольно жестокая штука, если представить.

Был у нас в деревне парнишка, Вова. Вова был не деревенский. Просто каждый год на лето его привозили к бабке. Так что он был хоть и городской, с одной стороны, но с другой всё-таки свой. И вот однажды Вова попался "на слабо". Слово за слово, и его развели на кладбище. Вова похорохорился, но деваться было уже некуда. Взяли приметную тряпку, пошли на кладбище. Дело было как раз после родительской субботы. Могилы были щедро и привлекательно усыпаны конфетами и печеньем. Но брать с могил считалось западло. Далеко заходить не стали, ряда через четыре могил привязали тряпку к приметной берёзке. Вечером собрались на остановке. Дождались, когда совсем стемнеет.
- Ну что, Вова, не передумал?
Вова, рыхлый, довольно неуклюжий мальчик, был бледен с лица, но отрицательно помотал головой.
- Ну, тогда с богом!
Вове дали в одну руку фонарик, в другую кто-то сунул нательный крестик.
- Ты главное по сторонам не смотри! И когда обратно будешь идти если, не вздумай оглянуться!
Вова пересёк шоссе и шагнул в лес. Свет фонарика ещё какое-то время метался сквозь кусты, а потом исчез. Мы ждали, вяло переговариваясь. Каждый представлял себя на месте Вовы. Бодрости это не прибавляло.
Прошло десять минут. Пятнадцать. Полчаса. Вовы не было. Когда прошло два раза по столько, чтоб не спеша дойти до места и вернуться обратно, мы стали кричать. "Вооооваааа!!!" Ветер шумел в кронах деревьев, и только опушка отбивала слабое эхо. Вот тогда мы испугались уже по-настоящему. Сперва была мысль пойти всей ватагой на поиски. Однако мы от неё быстро отказались. Кладбище не проспект, по нему не пойдёшь толпой. Немного поспорив, послали двоих гонцов в деревню, за кем-то из взрослых. Все конечно понимали, чем это чревато, и жопы чесались заранее. Но сейчас об этом мало кто думал. У каждого в голове металась одна и та же мысль - ЧТО МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ С ВОВОЙ НА КЛАДБИЩЕ?!

Вскоре из деревни, угрюмо матерясь, пришли трое с фонарями. Братья Голубевы, взрослые парни. И все, они впереди, мы сзади, пошли на кладбище. Дойдя до первого ряда оград замерли, прислушиваясь. Потом братья погасили фонари, чтоб присмотреться. И как только фонари погасли, все сразу увидели далеко впереди тусклый свет карманного фонарика. Свет не двигался. "Вашу мать!" - сказали сквозь зубы братья Голубевы, и мы стали пробираться между могилами. Кричать на кладбище ночью почему-то никто не решился.
Страшнее всего было идти последнему. И последний всегда старался выбраться вперед. Так что мы постепенно менялись местами.
Вскоре свет фонарика стал виден отчетливо. Потом стало ясно, что фонарик просто лежит на земле. Потом стало понятно, что он лежит не на земле, а на могиле. Воображение рисовало всякие неприятные картины. Присутствие братьев Голубевых слегка успокаивало.
А потом мы увидели Вову.
Вова сидел на могиле рядом с фонариком.
Мы подошли к могильной ограде, и три фонаря упёрлись в Вову.
Вова сидел на могиле.
Вова сидел на могиле, был синий, и смотрел на нас круглыми пустыми глазами.
Он сидел на могиле, синий, смотрел на нас круглыми пустыми глазами, и ЖРАЛ, СУКА КОНФЕТЫ!
За обе щёки. Вокруг него, на могиле и возле, валялся огромный ворох фантиков.

Поняв, что пришли за ним, синий Вова встал, прожевал конфеты, отряхнулся, и сказал тихим испуганным голосом:
- Из-звините. Я з-за-аблудился.

Заикался он ещё с месяц. А пиздюлей по итогу получили конечно все.

Квасили как-то три приятеля. Взрослые уже, вообщем то, мужики. Солидные
даже, состоявшиеся. Студенты, блин, заочники. Заочная форма обучения,
по-моему, и существует для того, что б пару раз в год люди могли
оттянуться в отрыве от производства.
Квасили не абы как, не в подворотне, а на квартире одного из них.
Новенькой, недавно купленной, в новом, опять же, доме на окраине. Задом,
что называется, к лесу.
Был первый или второй день сессии, дамоклов меч экзаменов и зачетов
висел еще высоко и крепко, приятели не виделись полгода, смотались с
лекций, взяли винца-водочки-пивка, закусить, и в предвкушении неспешной
мужской беседы прибыли на хату.
Один из приятелей имел кулинарное образование, даже работал одно время
шефом в ресторане, готовить умел и любил, не кичился этим делом и не раз
на практике доказывал, что и из яйца старого узбека можно приготовить
мировой закусон. И приучил таки своих друзей, что пьянка без сервировки
и соответствующей закуски - чистой воды жлобство.
Ну вот, прибыли они, рачительный Хозяин (назовем его Хозяин, ладно?)
одел всех в новые гостевые тапочки, провел краткий экскурс по своей
новенькой квартире, и обосновались они на кухне. Сходу залили радость
встречи соточкой водки под минералку, после чего Шеф (назовем его так)
прибрал все спиртное в холодильник и сказал «Ша! » до окончательной
сервировки пьянки. Снял со стены фартук и стал изображать Макаревича в
«Смаке».
Хозяин и Шеф были люди сугубо спортивные и некурящие. А третий приятель
(пусть так и будет Приятель) как раз наоборот. При виде зажатой в
пальцах сигареты Хозяин любезно так предложил: «Нехуй тут коптить.
Пиздуйте, молодой человек, на лоджию, откройте поширше стеклопакэты,
высуньтесь подальше свое нихуя вам не дорогое тело и чадите там до
полного и окончательного вреда вашему здоровью. Только крепче держитесь.
Двадцать второй этаж все-таки»
Пошел Приятель на лоджию, распахнул створки, вдохнул никотину полной
грудью… Красота!!! Внизу березки шумят, травка на газоне
зеленая-зеленая… Соточка на голодный желудок опять же способствует
миролюбию. Задержался он. Еще сигаретку себе позволил.
А когда возвращался, неслышно ступая по мягкому ворсу ковра, услышал
доносившийся из кухни край разговора своих приятелей. И понял, с какими
коварными людьми свело его желание получить заочное высшее образование.
Шеф, изменяя своим принципам, разливал под пробы. На двоих! Без него! А
Хозяин говорил: «…закоптит мне нахуй всю вагонку на лоджии. Уже и сюда
тянет табачиш-шем. Прикрой-ка дверь, в пизду его…» И кухонная дверь
щелкнула.
«Ах вот значит вы как! Вот так вот, да? » - тоном Блудного Попугая
сказал про себя Приятель. И добавил: «Ну я вам…»
Потом вернулся на лоджию, аккуратно снял и поставил под распахнутые
створки тапочки, вернулся в прихожую, неслышно открыл-закрыл входную
дверь, в одних носках спустился вниз, вышел из подъезда, обогнул дом,
задрав голову сориентировался по месту, посмотрел, нет ли на газоне
собачьих какашек… И улегся на травку аккурат под Хозяевой лоджией «лицом
на Запад и ногами на Восток», как сказал поэт. Сложил ручки на груди и
стал смотреть широко открытыми ясными глазами в голубое небо, философски
настраивая себя на длительное ожидание.
А в это время… А в это время наверху все приготовления были завершены.
Закуска стыла, а водка, наоборот, грелась. «Ну где этот… хм, наш
любезный друг» - сказал Шеф и они с Хозяином пошли на лоджию.
Первое, что им бросилось в глаза на пустой лоджии - сиротливо стоящие
тапочки. Потом они молча сунулись и глянули вниз…
Потом Хозяин побежал к входной двери, а Шеф к телефону. Шеф спрашивал:
«Куда звонить-то!? В ментовку? Или в скорую? » А Хозяин шипел, впрыгивая
в ботинки: «В какую нахуй ментовку! У меня ствол незарегистрированный! В
скорую звони! »
Потом вдруг замер возле двери и сказал: «Никуда пока не звони. С этим мы
в любом случае не опоздаем» И добавил: «Яйцами чую, если скорая
понадобится, то попозже» И побежал вниз.
Потом Шеф наблюдал с лоджии, как Хозяин гоняет вокруг дома Приятеля,
пугая окрестных кошек и периодически выкрикивая: «Бля, какие шустрые
нынче покойники» и «Куда ты от меня нахуй в носках денешься? » А тот
орал в ответ: «По-мо-ги-те! Хулиганы обувки лишили! » За ними азартно
увязалась дворовая жучка, хрипло подвывая на ходу в полную силу, за ней
другая.
В конце концов Шеф не выдержал и тоже заорал с высоты двадцать второго
этажа: «Держи его!!! За угол побежал! » и «Догонишь этого Джавдета - не
убивай его! »
Прекратила это безобразие какая-то бабка со второго этажа. Сначала она
кричала под одобрительные возгласы торчащих в окнах жильцов: «Фугиханы!
Я счас милицию вызову! » А потом окатила пробегающую мимо, улюлюкающую и
завывающую кавалькаду водой.
Когда было выпито уже изрядно, Приятель посмотрел на часы и сказал: «Ну
что, может в общагу? За девочками? » Шеф встрепенулся: «Да! Это хорошая
мысль! » А еще более «никакой» Хозяин заикаясь произнес: «К-конечно!
К-кто-то - по девочкам! А н-некоторые самоубийцы останутся срач убирать
и стол готовить. П-покойникам девочки н-ни к чему»
Сессия началась.

Тайные пороки

Приятельница жены говорит:
"Слушайте! У вас столько знакомых, друзей, приятелей. Ну познакомьте
меня наконец с каким нибудь приличным мужчиной! А то мне все какие-то
негодяи попадаются!"

Ага. А у меня как раз на примете бывший коллега, а ныне просто приятель,
Серега. Во всех отношениях товарищ положительный, только слегка
застенчив. И у него как бы тоже извечные проблемы с "познакомиться с
хорошей девушкой".

Ну и чего не помочь людям? Сказано – сделано. Пригласили их в субботу на
дачу. Шашлыки-машлыки, трындежь-пердежь и т.д. Познакомились. Вроде так
приглянулись друг другу. Последнего толчка не хватает.

Ну, толчок мы им тоже организовали. Серега-то практически рядом с нами
живет. А эту принцессу надо на другой конец Москвы везти. Ну, я придумал
уважительный повод, чтоб никуда не ехать, и Сереге говорю:
"Возьми девушку на постой, на одну ночь".
Серега:
"Конечно-конечно! Какой разговор!"
А эта хоть и в курсе была наших уловок, как бы для понту покобенилась:
"Что вы, что вы! Я уеду на метро. К незнакомому мужчине, на ночь, как
можно? И неудобства доставлять не хочу".
Серега:
"Какие неудобства? Я выделю вам замечательный диван! А если вы
переживаете, что я буду к вам приставать с глупостями, так совершенно
зря".

Она ко мне поворачивается и шепотом говорит: "Значит, самой придется".
Я киваю. "Ага", мол. Серега, повторяю, парень застенчивый. Сам
инициативу точно не проявит.

Ну, в общем, скинули мы эту гору с плеч и домой. Строили на обратном пути
всякие версии дальнейшего развития событий и отношений. Нахихикались,
конечно. Чего там говорить.

На следующее утро (напомню, воскресенье, мы еще в постели) прется эта
лягушка заводная. И с порога нам предъявляет:
"Вы с кем меня оставили? За кого вы вообще меня принимаете? Да как вам
не стыдно?"
Мы обалдели, конечно. Жена сразу основную версию выдвинула:
"Он что, к тебе ПРИСТАВАЛ? Ой, тьфу, в смысле – НЕ ПРИСТАВАЛ?"
Она говорит:
"Да нет! С этим как раз все хорошо. Но у него же – НОГТИ!"
"Какие ногти?"
"НА НОГАХ! НОГТИ! Как у меня – на руках. Представляете? И вы меня
практически к нему в постель затолкали. Вам не стыдно?"

Я даже обалдел слегка. Лежу, говорю:
"Слушай! Он, конечно, мой приятель. Но у нас не настолько близкие
отношения, чтоб я ему ногти на ногах стриг".
А жена, предчувствуя скандал, говорит успокаивающе:
"Да ладно, Лен! Ну у каждого же есть свои недостатки. Вон, мой в ухе
спичкой любит ковырять. Знаешь, как раздражает? Сколько живем – ничего
сделать не могу".
Выдала все мои пороки. А эта таратайка:
"Да ты чтоооо!?"
И смотрит на меня так брезгливо. Будьто я восемнадцать младенцев зарезал
и съел. Жена:
"Конечно! Подстрижешь ему ногти, и будет просто идеал мужчины".

"Да? А с этим что мне прикажете делать? Он же меня всю исцарапал!" -
говорит Ленка. При этом заголяется до исподнего и демонстрирует свои
филейные части. Лежащему, заметьте, в постели голому мужику. (Ну, сплю я
так. Поэтому и встать не могу).

Я аж присвистнул. Там такие протекторы остались, будьто мы ее не к
Сереге на ночь определили, а к медведу гималайскому на зимовку. Ссадины.
Синяки. Ужас! Жена глаза круглые сделала и меня в бок пихает: "Вот это
страсть!"

"Ага! Страсть, как же. Это уже после всего. Это он во сне пинается.
Своими когтистыми манипуляторами".
"Ну и ушла бы спать на диван", - говорит жена.
"Ага! Я пошла. А там на диване – собака. Как зарычит!"

Ладно. Пошли они с женой на кухню кофе варить. Я вскочил, халат
нахлобучил, и Сереге звонить.

"Привет!"
"Привет", - говорит Серега. Сонный. Недовольный. Злой даже.
"Ну как дела? Как Ленка? Уехала? Проводил?"
"Проводил? Да она ни свет ни заря соскочила. И слиняла. И слава Богу,
кстати. Я хоть часик вздремнул".
"А что такое?" - спрашиваю я как ни в чем не бывало. Серега затаился,
видимо размышлял, говорить мне вообще или не стоит. Потом его прорвало.

"Знаешь, ты мне больше таких подруг не подкладывай! (Ага. Со своими-то
Серега нифига не застенчивый). Мало того, что она меня изнасиловала в
извращенной форме. Она ночью собаку мою напугала так, что та обоссалась
на диване. Но это еще фигня".
"А что? Что – не фигня?" - у меня аж мурашки побежали от предчувствия
открывающихся тайных пороков давно знакомых людей.
"Слушай! Она – ХРАПИТ!"

"Тьфу ты! - говорю, - Серега! Напугал аж. Ну, подумаешь! Выпила
девушка чуть-чуть. Лежала неудобно. Место незнакомое. Всхрапнула слегка.
Экой ты, право, привередливый".
"Да? – спрашивает Серега. – Ты в армии служил?"
"Знаешь же, что служил".
"Так вот. Она не просто храпит. Она ХРАПИТ КАК РОТА ПЬЯНЫХ
СТРОЙБАТОВЦЕВ!"
"Серег, не гони! Ну, пошептал бы ей чего на ушко, она бы и перестала".
"А я не шептал? Я сначала шептал. Потом плечико целовал. Потом гладил.
Потом потолкал слегка. Бесполезно! Храпит так, что стенки трясутся. Я
боялся, что соседи стучать начнут. Пришлось ее слегка пнуть".
"Фу, как неприлично! Помогло?" - осторожно спросил я.
"Знаешь – помогло. Помогло! Ровно на пять минут!"
Серега помолчал чуть-чуть, а потом выдал:
"МНЕ ПРИШЛОСЬ ПИНАТЬ Ее ВСЮ НОЧЬ. С ПЕРИОДОМ В ПЯТЬ МИНУТ".

На кухне две подруги пили кофе и занимались очень интересным делом.
Перед ними лежал наполовину исписанный лист бумаги. Они составляли
список мужских пороков, с которыми Ленка не уживется НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ,
НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. Самыми безобидными были: "ковыряет в
носу", "чешет промежность", "перхоть", "писает мимо унитаза",
"шепелявит" и многое, многое другое. Я спросил:
"Слушай, Лен. А у тебя самой-то какие нибудь пороки есть?"
"Честно?"
"Нет, давай соври мне чего нибудь. Я что, жениться на тебе собираюсь?"
"Есть!"
Она задумалась надолго, потом покраснела и сказала, потупив глаза:
"Я пишу с ошибками".

Когда список был закончен, а занимал он полторы страницы мелким
почерком, жена еще раз внимательно его просмотрела, подумала, вздохнула,
и сказала печально:
"Знаешь, Лен. Оказывается, у нас среди знакомых практически нет
приличных людей. Извини".

Ракетчик

Про бабу Аню

Давным-давно, по молодости лет, моя сестрица жила в коммуналке.
Кроме нее в этой коммуналке обитали полторы семьи. В одной комнате
проживали тихие муж с женой средних лет без детей. В другой – баба Аня.
О ней и речь.

В коммуналке на три комнаты было две кухни. Одну, большую, делили сестра
с этими супругами. А другая, совсем крохотная, безраздельно принадлежала
бабе Ане. И даже запиралась на ключ.
Баба Аня была среднестатистической советской бабушкой. Где-то у нее
имелись дети и внуки, которые периодически приезжали в гости, писали
письма и звали к себе. Имелись подруги для совместно почесать языками.
Как и любая среднестатистическая бабушка, баба Аня периодически
жаловалась на здоровье. Но ни по врачам не ходила, ни к себе их не
звала. Соседям не досаждала. Ни маразма, ни склероза. Назвать ее
старушкой язык не поворачивался. Так, ничего себе женщина преклонных
лет.
Вообще, кстати, очень тихая и спокойная, нетипичная такая была
коммуналка, надо сказать.
Если я приезжал и не заставал сестру дома, баба Аня поила меня на своей
кухоньке чаем и угощала борщем. Хотя я прекрасно мог сделать это на
кухне сестры. А ключ от ее комнаты всегда лежал под ковриком. Если нет,
то все знали, что дверь легко открывается обычным столовым ножом. Так
жили, да.

Днями все были на работе, и баба Аня оставалась в квартире
одна-одинешенька. Практически все время она проводила на своей кухоньке.
Потому что окна ее комнаты выходили во двор. А окно кухни – как раз
наоборот. Практически на самую оживленную часть города.
Квартирка находилась на третьем этаже сталинской трехэтажки. А
трехэтажка стояла на площади, аккурат через дорогу от здания
облисполкома. На этой же площади, слева, стояло здание обкома партии. И
Ленин посередке. Площадь, как водится, называлась Советской.
Немудрено, что большую часть времени баба Аня проводила на табуреточке у
окна, наблюдая светскую жизнь начала восьмидесятых.

Кроме всех ее достоинств, была у бабы Ани одна нехорошая привычка.
Видимо, еще с войны. Баба Аня экономила спички. Каким образом? А вот. На
кухне у нее стояла старенькая двухкомфорочная газовая плита. И если одна
комфорка уже горела, а зачем-то требовалось зажечь другую, баба Аня
поступала просто. Открывала газ. И все. Секунд через пять раздавался
тихий "пфук" и вторая комфорка вспыхивала сама по себе.
Кто и когда надоумил ее так делать? Сосед периодически говорил "Смотри,
Анна Ивановна, доиграешься!" Но та только махала рукой. Да и
справедливости ради надо сказать, что пользовалась она этим рисковым
приемом не часто. Ну часто ли пожилому одинокому человеку требуется две
комфорки враз?

Ну вот. А в один прекрасный день плита эта двухкомфорочная скончалась. И
бабе Ане поставили новую. Четырехкомфорочную. Баба Аня говорила потом,
что причина происшествия именно в этом. А уж как там было на самом деле,
одному Богу известно.
А дело, опять же со слов бабы Ани, было так.
Утром, проводив всех на работу и закрыв дверь, баба Аня поставила чайник
и села к окну дожидаться очередной серии сериала "Приезд первого
секретаря обкома партии на работу". Потом решила сварить яйца. Четыре
штуки. Кастрюльку поставила по диагонали от чайника. Привычно открыла
газ. И поспешила к окну.
То ли секретарь задерживался. То ли еще что интересное произошло в это
время на улице. Но только баба Аня не обратила ни малейшего внимания на
тот факт, что никакого "пфук" не случилось. Да.

А минут через пять – ебнуло. То есть – рвануло.

Баба Аня в ночной рубашке и с неприбранными волосами летела с третьего
этажа под оглушительный грохот раскинув руки аки белый лебедь. Ее вынуло
из тапок и выбросило в окно вместе с рамой.
Чудесный этот полет наблюдала масса народу, включая как раз подъехавшего
первого секретаря обкома.
Была зима. Места эти – снежные. Вывозом снега там себя никто не
утруждает. Судьба воткнула бабу Аню в самый большой сгребенный
дворниками сугроб.
Врачи сказали "Так не бывает!" Но сколько ни старались, ни единой
царапины у бабы Ани не нашли. Ни в какую больницу ни на какой "скорой"
баба Аня ехать категорически не хотела. Врачи сказали "Шок" и увезли
силой. Искать царапины и прочие повреждения в условиях стационара.

Конечно, поднялся кипеш. Конечно скорая, пожарные и менты. Конечно,
служба газа. Конечно, холуи из обкома и исполкома. С испугу понагнали
поджопниками всяких ЖЭКов, РЭУ и всего прочего. Конечно, любопытные.
Шутка ли – рвануло-то напротив власти. "Шо, опять не попали? " (с)
Ни о каких террактах тогда и речи не было. Поэтому дознание провели
стремительно. Квартиру взломали. Ущерб оценили. На кухоньке вместе с
окном вынесло дверь. Разворотило плиту. На потолке четко отпечатались
четыре яйца. В углу валялся гнутый чайник. Возле окна стояли сиротливо
бабыанины тапки.

Через час место действия опустело. Уехали скорая, пожарная и менты.
Громко раздав последние ЦУ, сдриснули холуи. Рассосались зеваки. В
квартире остались только: газовик – чинить и проверять оборудование,
плотник – вставлять рамы и дверь, участковый – писать протокол и
приглядывать за этими двумя. Квартирка-то безхозной осталась.

К обеду все восстановили. Поменяли замок входной двери. Вставили раму и
дверь на кухне. Дали газ и воду. Участковый подписал протокол.
Кто-то должен был остаться в квартире. Открыть жильцам и передать ключи
от нового замка на входной двери. Кто-то один. Но остальные двое
проявили солидарность. Видимо, эта солидарность подкреплялась парой
пузырей.
Короче. Три мужика, честно сделав свою работу и промерзнув наскрозь в
раскрытом настежь помещении, решили бухнуть. Отметить окончание работ.
Обсудить вопросы. Коль уж так сложилось. Выяснить, наконец, в чем же
причина взрыва?

Через час – ебнуло. В смысле – рвануло.

Скорая, пожарная, менты. Служба газа. Холуи из обкома и исполкома.
Зеваки. Трое пострадавших. Сильно, но не смертельно. Газовщик. Плотник
из ЖЭКа. И участковый.

Как позже было написано в протоколе дознания:
"...пострадавшие пытались экспериментальным путем выяснить причину
взрыва"

Ракетчик
[email protected]

Валера очень любил ездить за рулём бухим. Точнее как. Он просто любил ездить. А поскольку трезвым бывал только в ранние утренние часы, то получается, что частенько оказывался за рулём в таком состоянии, когда пешком передвигаться уже нету ну никакой возможности.

Но он был очень аккуратный. У пьяных обычно тормоза сносит, а у него наоборот. Он весь концентрировался, и если пьяный, то ехал всегда медленно и осторожно. Чем безусловно привлекал внимание гаишников. От гаишников он откупался, потому что денег у него было по ту пору немеряно. Он владел одним из первых в городе, весьма успешных кооперативов, и был предприниматель от бога. Жил в общаге, семьи нет, тратить особо некуда, и деньги обычно просто лежали такой большой кучей на столе. (А где ещё? Банков ведь тоже по сути ещё не было) И каждый мог взять сколько надо по потребности. Купить на них тогда было мало что можно, поэтому все деньги в основном пропивались хорошими людьми, за здоровье успешного предпринимателя.

Ну, это я так, что б немножко передать атмосферу того прекрасного времени. А, да. Ездил Валера на новенькой белой восьмёрке. Тогда это было пипец как необычайно круто.

Ещё он очень любил шампанское. Пил его прямо за рулём из горлышка вместо минералки, стреляя пробками по попутному и встречному транспорту. Это его очень веселило. Поэтому в машине у него всегда был неисчерпаемый запас шампанского. Свечного ключа там вряд ли было, а шампанского как у дурака семечек. При этом шампанское он за алкогольный напиток вообще не считал, и если говорил "Выпить", то подразумевал конечно водку. А шампанское держал за типа газировку.

И вот как-то раз ночью ехал он по Калужскому шоссе из Сосенок в Троицк, и был пьянее водки. Поэтому ехал очень медленно, километров сорок, практически по обочине, и весь крайне сконцентрированный. Хотя, если кто помнит, машин тогда на калужке и днём-то было не поток, а уж ночью и совсем не было. И конечно своей странной крадущейся манерой езды он привлёк первую же проезжавшую мимо машину гаи.
- Всё нормально у вас? - спросили как обычно гаишники.
- У меня? Ну, в принципе да! - сконцентрировавшись уже просто до невероятности, ответил Валера. И спросил: - А у вас?

Короче, он дал им денег, и сошлись на том, что один из гаишников садится за руль, и они эскортируют этого предпринимателя до дому. Ну, ударили по рукам, сели и поехали. Впереди значит машина сопровождения гаи, сзади восьмёрка с лейтенантом за рулём, и Валерой на пассажирском сиденьи. На пассажирском сиденьи вся концентрация внутренних ресурсов у Валеры конечно кончилась, и он вырубился. Ну, немного так.

А когда очнулся, то понял, что участвует в погоне. Натурально! Они, в составе экипажа гаи, на двух машинах, преследует какого-то нарушителя. С требованием остановиться. А нарушитель не хочет, и продолжает нарушать. И гаишная машина идёт впереди, стараясь прижать нарушителя к обочине, а Валерина восьмёрка сопровождает нарушителя сбоку, четко параллельным курсом. Видя такое дело Валера обратно сконцентрировался, открыл окно, и стал давать лейтенанту за рулём ценные указания, как им правильнее поступить. Чтобы пресечь. Указания сводились к одной фразе.
- Стрелять надо! Уйдёт же гад! Хуле ты не стреляешь? Дай пистолет, я ему ебану по колёсам!

На что лейтенант спокойно отвечал "Не положено!", и продолжал вести машину.
И тогда Валера, поняв что пистолета ему не дадут, подобрал с полу одну из валявшихся там бутылок шампанского, сорвал зубами как чеку проволоку, поболтал для надёжности, прицелился, и с криком "Стой блять! Стрелять буду!" отпустил палец. И попал точно в стекло водителя. (Срочную Валера служил погранцом где-то на южных рубежах нашей необъятной родины)
- Я в него попал, ты понял?! Чотко блять! Прям в стекло! - рассказывал он потом с азартом.

Однако в пылу погони нарушитель никак на выстрел не отреагировал.
- Ах ты так, сука? - отхлебнув из бутылки, сказал Валера. После чего высунулся по пояс в окно, и с криком "Тогда пошла граната!" запустил бутылкой в лобовое. Машина нарушителя, вся в пене от шампанского, пошла юзом, и остановилась где-то в кювете.

Пока гаишники составляли протокол и проводили прочие следственные действия (машина оказалась в угоне) Валера выпил ещё бутылку шампанского и уснул на заднем сиденье. Проснулся уже утром, аккуратно запаркованным возле дома. Ключи искал полдня. Хитрые гаишники спрятали на всякий случай, чтоб он пьяный снова никуда не уехал.

Другой раз чуть не задавил на проселочной дороге девок. Ну, точнее как? Он и ехал-то километров двадцать, по причине сильного опьянения. А они идут поперёк дороги. Он побибикал. Они испугались, стали стучать кулачками по машине, и кричать. Что он их задавил. А он и сам тоже испугался. И говорит:
- Девки, да хватит вам орать! Хотите шампанского? Поехали лучше кататься!

Ну, девки пошушукались, видят, парень один, если что вчетвером-то всяко справятся, и загружаются в машину. Тем более шампанское. И хи-хи ха-ха, едут. Отвлекая водителя во время движения всеми доступными способами. Что, между прочим, категорически запрещено. И конечно через пару километров улетают в кювет, и там переворачиваются.

И вот сидят они в кювете, в перевёрнутой машине, пьют шампанское (а что ещё делать?), и одна говорит.

- Представляете, девки!? А так бы просидели весь вечер, как дуры, на остановке!

Вы меня простите, я опять про баб.

Замечали ли вы когда нибудь, что время для женщины течет не так, как для
нас? Глупый вопрос, согласен. Время, оно и так-то относительно, а уж для
них оно относительнее некуда и относительно-то непонятно чего.
Понимаете, о чем я? Все вот эти "на секундочку", "дорогой, я сейчас",
"только на две минуточки в торговый центр", "пять секунд, глаза
накрашу", "да я с ней буквально двумя словами перебросилась", "только
отвернулась, а тут...", "вышла на минутку к соседке за солью", "глазом
не успела моргнуть, а они каааак ломанутся!.." и т. д.

Думаете, они это специально? Или нам назло? Да нет, конечно. Просто у
женщины другое понимание и ощущение времени. И подходить к ней со своим
таймером - себе дороже. Только нервы мотать. Или ты идешь занимать
очередь к гастроэнтерологу, или привыкаешь реально оценивать женскую
временную шкалу.

Если, допустим, дама в присутственном месте любезно тебе говорит
"Секундочку! " - это примерно от пяти до десяти минут. "Минутку!" -
открывай журнал и устраивайся где-то на полчаса. Если же звучит
неопределенное "Придется какое-то время подождать" - выпей новопасситу и
начинай отменять встречи. Имеешь хороший шанс сегодня отсюда не уйти.

У жены была подруга, которая регулярно приходила и они трепались в
прихожей. Меня раздражают люди в прихожей. И я настойчиво предлагал ей
пройти вглубь. "Ой, ну что Вы, я только на минутку!" Ни разу! Ни разу
она не ушла раньше чем через полчаса.

Или вот, кстати, не зря же они все время дату рождения и возраст
скрывают и путают. Это не от кокетства, нет. Это ведь именно оттого, что
они искренне верят, что прошло вот ровно столько времени с момента их
рождения. Сколько они сами думают. А не когда их мама родила. Потому что
мама, как ни крути, тоже же была женщина. А длина "секундочки"-то у
каждой женщины своя.

Справедливости ради надо сказать вот еще что. Женщины, в большинстве
своем, несмотря на такое вольное трактование временных шкал, сами по
себе все всегда и везде успевают. И редко попадают в жестокий цейтнот.
В отличие от нас, больших поклонников точных хронометров.

Приятель мой сидел в ресторане со своей невестой, отмечая помолвку и
обсуждая сценарий свадебных мероприятий.
- Дорогой, я на пять секунд.
Больше он ее никогда не видел. Как, впрочем, своего паспорта и суммы,
скопленной на свадьбу. Через полтора года след ее обнаружился где-то в
Йошкар-Оле, а на его имя оказалось оформлено три кредита, которые он по
сию пору и выплачивает.

Вот послушайте. У меня в жизни тоже была такая страшненькая история. До
сих пор как вспомню, так вздрогну.

Когда-то давно у меня были жена и собака марки дог. Обе, кстати, суки.
Понятно, что ни о какой любви меж ними речи не было. Ревность. Ревность
и постоянное желание устраивать друг другу какие-нибудь мелкие женские
гадости. Что, впрочем, не мешало им нормально сосуществовать. А для меня
так и вовсе часто имело весьма положительный эффект.

Например, когда жена в первый раз в присутствии собаки повысила на меня
голос, та просто загнала ее на кухню. Очень не любила крика в адрес
хозяина и нервной атмосферы в доме. Теперь, если жене приспичивало на
меня покричать, она закрывалась на кухне и делала это через стекло.
Собака вставала лапами на стекло с этой стороны, и начинала лаять в
ответ. Постепенно ярость жены переключалась полностью на собаку, они
какое-то время лаялись через стекло, потом еще какое-то время молча
сидели по обе стороны двери, остывая, потом расходились. Конфликт этим,
как правило, исчерпывался. Оставалось только протереть стекло. Очень
удобно. А! Да. Я обычно все это время смотрел в комнате телевизор.

В отместку жена запретила собаке спать в нашей комнате. Привычка на ночь
притаскивать свою подстилку и устраиваться возле кровати с моей стороны
образовалась у нее с момента появления в доме. Жена потребовала врезать
в дверь автоматический замок. Аргументировала тем, что присутствие
третьего персонажа ее смущает. Странно. Присутствие соседей сверху,
снизу и по бокам не смущает, а собаки - смущает. Ладно. Желание женщины
- закон.

Собака поступила следующим образом. Она стала стелить себе, когда все
улягутся, под дверью спальни. Когда ночью хозяйка шла, спотыкаясь о
собаку и тихонько матерясь, в ванну или туалет, что происходило
непременно, тихо брала подстилку и ныкалась на свое обычное место. В
результате формально интересы всех сторон были соблюдены.

Ну ладно, про эту конфронтацию можно чесать до бесконечности. Ближе к
теме.

Чем характерен собака древней породы дог? Ну, размерами. Тонкой душевной
организацией. Маленьким компактным мозгом или отсутствием оного. Слабым
желудком. И, самое главное, - сломанным ограничителем в блоке, который
отвечает за насыщение. То есть, буквально, собака дог будет жрать, пока
есть чего жрать. С обратной стороны собаки съеденное может начать
вываливаться, но она не остановится. Я не великий знаток, поэтому не
стану утверждать, свойство ли это породы, или недостаток вот этого вот
единичного экземпляра. Но эту собаку в быту так и звали - Мясорубка.

Однажды я возвращался с работы в предвкушении пирогов. Жена с утра
месила тесто, кочегарила духовку и готовила начинку. Однако заместо
запаха выпечки меня встретил запах беды. Беда пахла отвратительно.

- Понимаешь, я только на секундочку к телефону выскочила! Мама
позвонила...

Телефон, как и в любой нормальной советской семье, стоял в прихожей. Ну,
чтобы соседям было удобнее.

За "секундочку" собака дог прошла на незапертую, к своему удивлению,
кухню. Обнаружила там на табуреточке шестилитровую кастрюлю сдобного
дрожжевого теста. И сожрала.

- Понимаешь? Я и оглянуться не успела, а кастрюля чистая! Будто в ней и
не было ничего! - с возмущением и слезой в голосе говорила жена. - Что
смотришь, сволочь?! - это уже собаке. Виноваты были все. Собака, мама,
телефон, погода, курс доллара, соседи, и я, конечно. Жена была жертвой.
Ее надо было срочно утешать. И не дай бог спросить, почему дверь на
кухню оказалась незапертой. Ну, "на секундочку же". Таймер определения
времени последнего разговора показывал 34 минуты 18 секунд.

Что такое собака марки дог с шестью литрами дрожжевого теста внутри?
Это, товарищи, граната многоразового использования. С выдернутой чекой и
периодом действия раз в полчаса.

Только я успел умыться и приготовился поужинать, детонатор защелкал в
первый раз.

Как мы бежали! Четыре пролета не касаясь ступеней. Второй этаж, лес за
домом. Мы успели. Представляете себе водяную пушку для разгона
демонстраций? А направленный взрыв? Ну, хоть действие огнемета в кино
наблюдали? Вот. Примерно так это и сработало. Собака упиралась лапами в
грунт, чтобы компенсировать реактивную тягу, но ее все равно протащило
до ближайшего дерева. Тяга была - я те дам!

Были жертвы. Да. Две поваленные чахлые березки, птичка, ныкавшаяся в
кустах, кошка, которая за этой птичкой наблюдала - все пали замертво.
Вообще все живое, попавшее на линию огня, опало, зачахло, пожухло,
схлопнулось и сдетонировало. Облако ядовитого газа легкий ветерок
подхватил и понес в сторону Москвы. Были ли жертвы среди гражданского
населения - не знаю. Тогда сведения о катастрофах с применением
химического оружия тщательно секретились.

Мы устало шли обратно и я спрашивал.

- Даша. А если бы там было не шесть литров? Десять? Двадцать?

Собака смотрела на меня печальными глазами, и было понятно, что размер
не имеет значения. Вкусного теста много не бывает.

Думаете - все? Трое суток! Трое суток или чуть больше, днем и ночью, в
дождь, снег и цунами, с периодом в полчаса детонатор щелкал и мы
мчались. Иногда мы успевали. Иногда нет. Тогда я брал ведро, тряпку, и
шел замывать следы нашей неуспеваемости. Окрестности были интенсивно
задристаны сдобным дрожжевым тестом, пропущенным через Мясорубку, в
радиусе километра. Соседи злобно косились и гуляли своих шавок в другую
сторону.

Пришлось взять отгулы. Жена сидела дома и бег галопом раз в полчаса ей
бы не повредил. Но "это же твоя собака!" Спал одетым (да и какой сон?),
с благодарностью вспоминая армейские тревоги "Рота подъем!!! Команда
номер один! Готовность три минуты!". Активированный уголь и еще
какие-то химпрепараты засыпались в собаку горстями. Но это было
равнозначно пописать на горящую нефтяную скважину.

Прошло много лет. Меня уже давно не раздражают "секундочка", "минуточка"
или "я щас" любой продолжительности. Но когда я слышу в оправдание "я
только на секундочку отвлеклась (вышла, отошла, отвернулась, нагнулась)"
у меня перед глазами стоит табло с красными мигающими цифрами 34:18 и
запах сдобного дрожжевого теста, пропущенного через Мясорубку.

* * *
Что хочу, товарищи, сказать в заключении. Если вам приспичит зачем-то
определить истинный возраст женщины, то делается это очень просто. Путем
элементарной математики и наблюдений. Нужно однажды, когда дама скажет
"секундочку!" взглянуть на часы и засечь, сколько это длится в
общечеловеческом понимании. Потом поделить единицу на количество секунд,
которое показал ваш хронометр. И умножить на фактический возраст дамы.

Результатом вы получите возраст реальный. Не тела, конечно, нет. Но
состояния ума и души.

Чтобы больше уже ничему не удивляться.

Будьте здоровы.

Тест по математике.

Едем в электричке.
Заходит очередной продавец.
Продаёт сетку от насекомых.
Начинает рассказывать, какая это зашибись уникальная сетка, комар носу
не просунет, все дела.
Хрюндель всё бросает, ухи туда. Очень любит слушать вагонных глашатаев.
Они ж говорят любо-дорого, от зубов отскакивает.
Тем временем коробейник доходит до цены.
- Стоимость такой сетки всего триста пятьдесят рублей! Даже на рынке
дешевле чем за пятьсот вы не найдёте! Итак, сетка от насекомых, триста
пятьдесят рублей, кто заинтересовался, - пожалуйста! Спрашиваем,
смотрим, не стесняемся!

И тут хрюндель неожиданно поворачивается, и перекрывая продавца, на весь
вагон возбуждённо кричит.
- ПАПА, ПАПА! ТРИСТА ПЯТЬДЕСЯТ! ТРИСТА ПЯТЬДЕСЯТ!!! ЭТО СКОЛЬКО ЖЕ
СЫРКОВ МОЖНО КУПИТЬ?!
Не, просто мы учимся умножать и делить, и делим всё что придётся на всё
что попало. Сегодня значит делим на сырки.

Народ начинает оживлённо гыгыниться, сетчатый фальшиво улыбаясь как-то
кукожится и исчезает.
- Ну так считай, сынок! - сквозь зубы цежу я, чтоб не привлекать
внимания.
В вагоне стихает, прыщ прикрывает глаза и начинает шевелить губами и
пальцами. Потом ему надоедает, и он возвращается к своему обычному
занятию - втыкать в окно.

И в этот момент в тишине, откуда-то сзади, раздаётся женский с надрывом
крик.
- ТАК СКОЛЬКО ЖЕ СЫРКОВ??? МЫ ВЕДЬ ЖДЁМ!!!

Про дуню и торчков.

Парень у меня когда маленький совсем был, он без пустышки не засыпал. Ну
не засыпал и всё. Дай дуню, и хоть ты тресни. Поэтому у нас всегда
какой-никакой НЗ этого дела дома был.

А тут вечером домой пришли, хвать-похвать, а всё закончилось. По сусекам
поскребли, по амбарам помели, - нету! Что делать? Ну давай так
укладываться. И песни пели, и сказки читали, и я кракровяк уже два раза
станцевал, и всё хорошо... Но как глазки закрывать - подай дуню, и всё.
И истерика неминуема. Это при всём при том, что парень он исключительно
некапризный. (Был. Пока с бабкой не сошелся) Ладно. Помыкался я
помыкался, чувствую, щас мне самому дуня потребуется. Надо что-то
делать. Одеваюсь, и в аптеку. А время полночь. У нас в городе всего две
ночных. Слава богу одна совсем под боком. Ну, ноги в тапки вдел, и как
был с перекошенным лицом, бегу.

А там у нас в том месте где аптека, там место довольно оживлённое, днём
если. Супермаркет там, автозапчасти, сбербанк, стоянка, ну много чего
короче. Но это днём. А ночью тишина. Никого. Только ветер лохматит
обрывки газет в том месте, где бабки семечками торгуют. Да
непосредственно возле аптеки сквозит какое-то тихое оживление.
Аптеку на ночь запирают на тяжелую бронированную дверь, оставляя только
маленькую амбразуру. От кого запирают думаю пояснять не надо. От ночных
клиентов и запирают. Перед дверью небольшой тамбур. Когда я подбежал, в
тамбуре с кислыми лицами переминался как раз пяток страждущих. С
характерными признаками на лицах и вообще, в облике. Ну, думаю вы в
курсе насчёт ночной клиентуры наших аптек. Специфическая публика,
короче.
А я ж не знал. Я ж далёк от ото всего этого. И я вбегаю значит, в тапках
с перекошенном лицом, они смиренно стоят, с ожиданием на лицах, а
амбразура закрыта. (Пересменок у них там что ли был?)

И я значит с ходу, не врубившись в суть момента, говорю
- Товарищи родненькие! Братья мазурики! Пропустите! Никакой мочи нет!
И они главно так молча расступились, даже с каким-то сочувствием. Из
корпоративной солидарности видимо. Наверное вид мой действительно
соответствовал крайней степени ломки. И я значит к оконцу-то
протиснулся, подождал секунд десять, и давай стучать. И тут же значит
моментально амбразура распахивается, как будто как раз меня только и
ждали, и в ней появляется лицо охранника, раза в полтора этой амбразуры
пошире. И лицо говорит
- Слы! Ты у меня ща постучи бля! Я ща выйду постучу бля!
А я ему в ответ говорю
- Слы, братан! Ты давай мясорубку придержи, и зови скорей сюда своего
провизора. А то щас начнётся. Ты чо, сам не видишь?
И чувствую - сзади, спиной, там такая движуха какая-то лёгкая в мою
поддержку, ну, в виде тихага шелестенья вроде "Ну действительно, чо? Ну
скоко можно?".
И вот тут действия охранника меня слегка шокировали даже. Может просто
мой интеллигентный вид на него такое впечатление произвел? Из
интеллигентного вида на мне как раз были майка в потёках детского пюре,
трёхдневная щетина, красные глаза и оскал. Не знаю, короче, что именно на
охранника произвело такое впечатление, но он вдруг, даже как бы
изумляясь сам себе, повернул лицо внутрь и туда внутрь крикнул
- Слышь, Лен! Ты давай это... заканчивай там, короче. Тут люди ждут!
И убрал лицо из проёма. И там в проёме, вглубине, со словами "Какие это
там ещё "люююди"?", вместо лица показалась Лена.
Что это была за Лена? Это была, я вам доложу, ого-го Лена! Я её когда
увидел, у меня первая мысль была - чо тут вообще охранник делает? Потому
что это была такая Лена, что она лёгким движением бедра могла всех нас,
которые снаружи, придавить, и охранника этого сверху титькой
прихлопнуть. Вот такая это была Лена.

Она подошла к окошку и тут же обратилась непосредственно ко мне.
- Случаю, чо!
Я выдохнул, оглянулся назад на товарищей по несчастью, и протараторил
вполголоса, почти шепотом.
- Две пустышки!
Лена вытаращила на меня глаза каждое размером с яблоко антоновка,
зачем-то тоже оглянулась на охранника, лицо её налилось нехорошей
кровью, и она угрожающе переспросила.
- Чооооо???
- Пустышки! - проорал я. - Две! Две пустышки!!! НЕТ! ТРИ!!! ТРИ
ПУСТЫШКИ!
И положил деньги на козырёк окна.
- Ка-а-а-кие пустышки? - почему-то заикаясь уточнила дама в белом
халате.
- Любые! Любые пустышки! Какие есть! Желательно побольше, второй или
третий. Если есть.
В этот раз Лена ничего не спросила, а сохраняя некое недоумение на лице
стала пятиться, и так задом и ушла внутрь. Я стоял ни жив ни мёртв,
стараясь не оглядываться назад и не думать про отход. Чувствуя спиной
возникшее там сзади некое напряжение.
Но тут к счастью появилась Лена. Удивительное дело, но за то время что
она ходила до прилавка и обратно, из ночного монстра она каким-то
образом трансформировалась во вполне приличную, и даже весьма
симпатичную даму.
- Вот, пожалуйста! - выложила она на прилавок три упаковки. - Только
второй, третьего нету. Извините!
- Ничего страшного! - протараторил я, дрожащею рукой сгребая с прилавка
дуни. - Спасибо! Сдачи не надо! Дай вам бог!
И выскользнул из тамбура мимо застывших в немом изумлении торчков. Помню
только, что их взгляды были направлены не на меня, а мне в руки.
Которыми я цепко сжимал добычу.

На улице была глубокая ночь. Светили фонари, на стоянке пара такси
горели шашечками, да дворовый пёс с удовольствием выкусывал блох из
хвоста. А больше никого. Уже добежав до угла дома я все-таки не выдержал
и оглянулся. Все пятеро торчков выстроились возле входа в аптеку как
рота почетного караула, и молча смотрели мне вслед.

А парень всё это время, что папа шарился по злачным местам ночнога
города в поисках дунь, спал как сурок, сладко посасывая палец.

PS А потом мы поехали к бабке и дуню забыли. Случайно. Ну как бы. И
бабка сказала. "Это какая такая дуня? У нас никаких дунь нету!.. У нас
бабай есть. Приходит к мальчикам, которые без дуни уснуть не могут.
Показать бабая?"
- Нет! - сказал мальчик и тут же уснул. И про дуню больше не вспоминал.
А три пустышки из ночной аптеки для торчков так наверное где-то и
валяются.

Есть у меня в приятелях супружеская пара. Славка с Ленкой. Вечно с ними
несуразицы происходят. Году в восемьдесят пятом, например, еще на заре
супружеской жизни, через месяц или два после свадьбы, возвращались они
поздно вечером из гостей. Слегка подшофе. А жилье они по первости
снимали на окраине в частном секторе. Шли через сквер. Или парк. Деревья
и трава, вообщем. И не дотерпели до дома. То ли природа способствовала,
то ли настроение, но не дошли они до дома метров сто. Расположились на
травке. Приспичило с супружеским долгом.
А место это пользуется популярностью у желающих полюбиться на природе.
Местные его так и называют - «блядский треугольник». Может, зона там
какая аномальная. Школьники на субботниках презервативы выгребают оттуда
граблями.
А еще любят менты пастись.
Вот так и получилось.
Двое влюбленных лежали в лесу,
Рядышком мент ковырялся в носу.
Два, точнее, мента. Подошли, корректные ребята, подождали, когда процесс
закончится и клиент обмякнет, прутиком по голой жопе пощекотали... Мы
вам не помешали? С вас штраф. По двадцать пять рубчиков с носа. Или с…
чем вы там нарушали общественный порядок?
Эти любители экзотики мямлят чего-то, штаны подтягивая, типа мы тута
мяту-щавель собирали. Ага, ночью, с голыми жопами.
Так, говорят менты. Штраф платить отказываемся. Придется проехать. Для
установления личностей и составления протокола. Который потом уйдет по
месту работы каждого из нарушителей.
Эти бубнят, да мы вообще-то муж и жена. Живем рядом… Случайно тут… вот…
так получилось… гуляли перед сном…
Менты говорят, типа, ну, дак это же совсем меняет дело! Уважительная
причина! (издеваются, короче) Чисто входя в ваше положение штраф мы с
вас возьмем как за одного человека. Двадцать пять рублей. Без протокола.
Без квитанции.
Было у Славки с собой двадцать рублей. На том они с ментами и разошлись.
Потом взахлеб и перебивая друг друга рассказывали, как они перепугались!
И как им было стыдно! И как им повезло, что штраф взяли за одного. Ну,
наивные!
Я говорю, менты вдвое с вас поимели. Сначала удовольствие от вашего
траха, потом с вас же - бабки. И оскорбили еще. Штраф «как за одного» -
это будто ты там онанизмом занимался? Славка репу чешет: да, блин…
чего-то… как-то… не по пацански… Ага, ты им еще тридцатник донеси, чтоб
доброе имя восстановить. Славка смотрит на меня подозрительно -
издеваюсь или нет? Такой вот простой. За что и люблю.
Хороший парень. Но наивный до жути. Такой телок. Ваня. Все на нем по
первости ездить пытаются. До границ его терпения. Потом сожалеют. Славка
- КМС по самбо в молодости. Когда границы кончаются - резок и
безрассуден. А где в том или ином случае находятся эти границы -
определить очень сложно. По причине нестандартности его мышления. Даже
кто его близко знает - не берутся предсказать реакцию. Ленка и та по
молодости ошибалась. Через это Славка пятнадцать суток отсидел. Из-за
нее, вообщем-то.
Ленка - красавица. Не модель, а такая, с искрой в глазах. Привлекает
внимание. Славку любит. Ну, вертит конечно им по-женски.
Когда жили они еще в пригороде, на этой съемной хате, Ленка с работы
возвращалась поздно, а Славка ее каждый вечер встречал. Дорога-то через
«блядский треугольник». А козлов хватает. А один раз то ли проспал
Славка, то ли не смог, - вообщем не встретил. А Ленка, на беду, еще
сумки тяжелые тащила. Да и страху натерпелась. Устроила ему конечно
скандал.
Славка башку потупил, молчит. Виноват-с! Ленке бы ружье свое поставить
на пердохранитель, а она жмет и жмет пружину. «Да ты! , говорит, вааще!,
если тебе трудно! , больше меня встречать не приходи! Да я! , говорит,
найду себе хахеля! , что б он меня с работы встречал! А ты! можешь
дрыхнуть! , растить свое брюхо! »
На следующий день Славка за час до срока уже как суслик торчит на
остановке. Потом расширил ареал обитания, стал прохаживаться по
тортуарчику судым-тудым.
А Ленка в это время едет в автобусе. И пестует свою обиду. И никак не
успокоится, строит сладкие планы мести. Хотя прекрасно знает, что
сегодня Славка будет на остановке как штык, даже если его двадцать
восемь раз расстреляют. Вот же бабы. Пока не доведет мужика до белого
каления - не успокоится.
И что делает эта козявка? Она снимает обручальное колечко и прячет в
сумочку. Потом выцепляет взглядом из под своих роскошных ресниц
какого-то кренделя «со спортивною фигурой», который пуще всех таращится
на ее прелести. Ближе к конечной подходит к нему и скромно потупившись
начинает охмурять. «Молодой, мол, человек. Я вижу вы порядочный (О!)
мужчина. И сильный (О!). Я тут недавно живу. И ко мне по вечерам стал
какой-то хам приставать. Может быть, когда мы будем выходить, вы
возьмете меня под руку? Ну, как бы вы - мой муж? » Крендель заерзал - да
канешна, канешна! А Ленка добивает его снайперским выстрелом: «Если вы
конечно не боитесь(О!)» Вы бы что ответили? Вот и парень со спортивною
фигурой начинает месить себя копытом в грудь по трубадурски, типа, «ведь
я не боюсь никого, ничего, я подвиг готов совершить для…» «Да я,
говорит, да в этом районе, да меня каждая собака, а Сенька Карявый…, а
Фикса Щербатый…, да я любому…, и т.д. и т.п. »
А дальше все как в сказке. Ленка под ручку с этим кексом практически
последними торжественно спускаются по трапу. А Славик издали стремает
эту дефиле. Но сразу в репу не целит, потому что думает, а вдруг это
какой «дядя Веня из Залупки»? Женаты-то недавно, и всех родственников в
лицо можно не знать. Поэтому Славка подходит и тактично так у Ленки
интересуется: «О! Привет! А это что с тобой за клоун? » А тот говорит…
Вообщем, если его речь перевести на английский и обратно, это звучало бы
так: «Видите ли, сударь. Эта прекрасная леди является моей женой.
Соответственно, я - ее супруг. А вот ваш статус квы мы и будем сейчас
выяснять» Непереводимую игру слов пропускаем. И держит Ленку уже не под
ручку, а обнимает так по свойски за… ну, скажем, талию.
Славик обалдел от такого поворота. Славик понял только одно и главное -
это не дядя Веня из-за Лупки. Додумать про всякие всплывающие парадоксы
решил потом. И - в репу. Чисто по крестьянски, без всякой самбы-румбы.
Крендель удар принял достойно и послал обратно. А Ленка, дурочка, еще на
Славку начала кричать, ты что, мол, дерешься!? И за руки его хватать.
Славка и ей наварил слегка. Для профилактики. В глаз. Лицо у нее
нормальный цвет приобрело, как раз когда он с суток вышел.
Вот нас в школе учили, что побеждает в войне всегда государство, которое
отстаивает свою независимость. А брат-два говорил «кто прав, у того и
сила» А тут машут руками два кекса, абсолютно уверенные в своей правоте.
Один девушку защищает от хулигана. А другой жену свою спасает от
окончательного падения.
Победило мастерство. Которое не пропьешь. Только вот когда крутил Славка
свою коронную вертушку-мельницу или как там… Вообщем, не подрасчитал
немножко. И сломал оппоненту руку. А может тот упал неудачно.
А потом уже скорая, менты… Крендель, кстати, оказался нормальный пацан,
заяву писать отказался. Да и чего там, учил же Владимир Семеныч: «не
хватайтесь за чужие талии…» Славка к нему в больницу ходил, бананы
носил. И пиво. Не из-за заявы, опять же, а по чувству вины.
Но все таки напоследок сказал. Без угрозы, а как бы извиняясь заранее. А
ты, говорит, ничего пацан. Но если я тебя около Ленки увижу - я тебе
снова руку сломаю. Подумал и добавил: Или ногу.
Ракетчик

Помните, в свое время, лет пять-шесть назад было немеряно этих,
«Здрасссте, я из канадской оптовой компании! » Внешность их у меня
почему-то частенько ассоциировалась с парижскими клошарами - одет как
чмо, но всегда присутствует галстук. Униформа такая, что-ли? Но суть не
в этом.
Заезжаю как-то на автосервис. А там очередной
«унассегоднярекламнаяакция» разводит двух братков на приобретение
«замечательной щетки для мытья машины». Щетка очень напоминает зубную,
только ручка у нее деревянная и размером с бейсбольную биту, а вместо
щетины бахрома из веревочек, типа ветошь. Все это окрашено в
«радикальный черный цвет».
Братки, один на черной «бэхе», другой на серебристом «мерине», не долго
сопротивлялись, приобрели по щетке (нафига, спрашивается?) и дальше
перетирают. И бежать бы этому рекламисту быстро и сразу. Но нет! Он же
текстом заряжен! Видно, что мозги ему промыли, - дай Бог. И он долдонит
что-то типа: «А если Вы приобретете еще по одной щетке в подарок
друзьям, я сделаю вам скидку!!! »
Вот вы представьте себе: стоят два здоровых, сытых, деловых пацана, трут
свой неспешный пацанский базар, и нахера им эти щетки? И нахера им эти
скидки? И смотрят они на «Здрасссте, я из канадской оптовой компании! »
как на муху: и надоела, и отмахиваться лень. Но победило хорошее
настроение и дружба между народами и один из пацанов говорит примерно
следующее: «Слышь, брат, я у тебя хоть все твои «зашибись швабры» куплю
без всякой скидки (подтекстом идет: «Токо, бля, отъебись! »), но ты хоть
нам продемонстрируй, как этот аппарат работает. » И кивает в сторону
машин.
А юный коммивояжопер и рад стараться. Он достает из баула щетку,
сдергивает красивую упаковку и как Буриданов осел встает между двумя
машинами. Мизансцена такая. Двор автосервиса. Пацаны стоят под навесом.
Машины рядом, но под открытым небом. А с неба сыплет срань Господня в
виде дождя и мокрого снега. И идеально чистые машины уже покрылись этой
жидкой кашей.
Если бы пацан остановился на черной, как южная ночь, «бэхе», может все
бы и обошлось. Но Бог не фраер, и коммивояжопер с энтузиазмом принялся
за «мерина».
После двух-трех взмахов щеткой она сначала не явно, а потом все сильнее
и сильнее начинает оставлять за собой на серебристой полированной
поверхности черный след. Причем издали создается чудовищное ощущение,
что это краска слазит с машины, обнажая металл. На самом деле,
естественно, «радикальный черный цвет» стал смываться со щетки, как с
усов Кисы Воробъянинова.
Если вы думаете, что хоть один мускул дрогнул на лицах тертых пацанов -
таки вы не правы. Только один медленно по слогам произнес: «За-ши-бись!
» Потом они подошли и с минуту молча давили взглядом неудавшегося
оптовика. Потом один, не отрывая взгляда от виновника, сказал другому:
«Слышь, (Вован, Степан, Бабан, не помню, не важно), прикинь, если бы мы
пацанам таких подарков надарили! »
Дальше не помню подробно, да и не важно. Прибежали ребята с сервиса,
сполоснули «мерина», коммивояжера оттерли незаметно с убедительной
просьбой «уйти быстро» и «больше лучше не надо».
Куда-то подевались в последнее время все эти
«унассегоднярекламнаяакция». И слава Богу. И дай Бог, если никого из них
не пришибли из-за качества того говна, которое их хозяева понасобирали
со всяких СТОКов и других помоек мира.
Аминь.

Жили-были две семьи. Дружили домами. Или семьями? Были они возрастом под
пятьдесят, и там и там по паре детишек, встречались не часто, поскольку
быт-суета и разные концы Москвы. Но встречам искренне радовались, дружба
их тянулась едва ли не со школьных, а уж со студенческих лет - точно.
Помогали друг другу как могли, квартиру там отремонтировать, работу
найти, и так, по мелочам.
И вот в начале девяностых одним из них, назовем их Ивановыми, досталась
в наследство от дальней родственницы дача в Смоленской области.
Побрюзжали они на то, что и в Подмосковье-то в свое время отказались от
бесплатного участка, а тут такая даль. Но что бы решить как-то вопрос с
этим наследством, надо же на него посмотреть? И вот на наши длинные
первые майские праздники собрались они и поехали. Решили - оформим все
бумаги, дадим объявление в местной прессе и продадим это добро.
Приехали, глянули… И каждый по отдельности загрустил. А потом друг другу
в глаза посмотрели… И рассмеялись своим одинаковым мыслям. Вообщем,
передумали продавать. Красота кругом неописуемая. Участок ухоженный
любовно. Дом добротный. И возраст их видимо способствовал пересмотру
взглядов на загородную недвижимость. Пусть и не ближний свет.
Навели они порядок по своему усмотрению и вернулись в Москву. А им тут
уж друзья (для простоты обзовем их Петровыми) звонят, приезжают.
Рассказывайте, мол, без утайки, как съездили. Те и давай наперебой
рассказывать-расхваливать. А вот, говорят, если не верите, - поехали с
нами на девятое, чего дома-то сидеть? А там природа, река-рыбалка,
воздух и т.д.
Уговорили. Петровы, они на подъем легкие. Да и праздники эти затяжные
способствуют перемене мест. Собрались, поехали.
И Петровым места жутко понравились. И люди вокруг, соседи то есть,
замечательные, доброжелательные, все им рассказали, показали.
Приязжайтя, мол, живитя, поможем, за хозяйством вашим присмотрим. А если
одним скушно, так вон рядом с вашей-то дачка второй год пустует, на
продажу выставлена. Оне и возьмут недорого. Хорошая дача-то. Пусть
друзья-то ваши посмотрят.
Посмеялись, но посмотрели. Действительно, тоже хорошая дача. Опять
посмеялись, но телефон хозяев взяли. А через месяц внесли залог.
И вот стали они на дачки наезжать. Чаще все вместе. Реже - порознь. А в
середине лета взяли синхронно отпуска и обосновались там на месячишко.
Идиллия. Совместные ужины под яблонями. Банька. Неудобство оттого, что
баня на одном участке а колодец на другом, решили просто. Прорубили
калиточку в оградке, что разделяла участки. Ходят друг к другу как к
себе. Женщины на пару в огороде - две жопы из борозд торчат. Проснулась
в них страсть к садоводству, хотя что одна, что другая до сих пор
думали, что помидоры собирают в лесу попутно с грибами. Мужики - по
рыбалке. Хотя рыбаки тоже те еще. На две уклейки бутылка водки. Но дело
ведь не в этом, правильно?
Первая тучка на горизонте безоблачного отдыха нарисовалась где-то через
неделю. А надо сказать, что была у обеих семей какая-никакая скотинка. У
Петровых пес, а у Ивановых кот. И тот и другой, откровенно говоря,
животные премерзейшие. Кот, тупое, ленивое и хитрое созданье за три года
жизни ни разу не покидал пределов квартиры. Пес, беспородный и
хамоватый, воспитан был на том, что все, что находится в пределах
досягаемости его зубов, принадлежит ему по праву.
Начало положил пес. Шляясь по соседнему участку и изображая норную
собаку, он вырыл все клубни каких-то особо ценных свеженатыканных
Ивановой вдоль палисадника цветов. Клубни то ли сожрал, то ли заныкал,
оставив после своих трудов глубокие безобразные ямы.
Практически одновременно с этим ошалевший от воздуха свободы кот уронил
мачту телевизионной антенны, которую Петров мастырил два дня. Захотел,
видимо, осмотреть окрестности с самой высокой точки. А может ее просто
ветром уронило, а безрукий Петров в свое оправдание нашел стрелочника в
виде кота.
Два эти безусловно неприятные, но не страшные события не могли, конечно,
нарушить создавшуюся идиллию. Но дальше все покатилось по нарастающей,
как снежный ком.
Иванов то ли по глупости, то ли из вредности вырубил с межи между
участками неплодоносившую облепиху, которая загораживала солнце его
клубнике. Дерево оказалось единственным облепихом-папой на семь верст, и
шесть облепих-мам, росших у Петровых, враз овдовели. Когда Иванов клялся
в своем незнании о двуполости этих растений, ему верили, но как-то
неискренне.
А у мадам Ивановой, вернувшейся из магазина и «на секунду» оставившей
сумку с продуктами на крыльце, кто-то упер из этой сумки две упаковки
сарделек и шмат колбасы. Преступление осталось нераскрытым ввиду
отсутствия очевидцев.
Но пес во время очередного хамского налета на соседний участок на тему
посрать в укропе получил по жопе лопатой. К этому надо добавить, что на
своем участке пес не только не гадил, а даже ходить старался по
бороздам. Однако после лопатного допинга стал слаб животом и дристал где
ни попадя.
Сразу после этого кот то ли случайно, то ли не очень провалился в
выгребную сортирную яму. Он орал и плавал в дерьме, пока его не вытащили
оттуда рыболовным подсачеком и не вымыли из шланга. После этого кошачьи
мозги окончательно съехали набекрень, он стал дергаться, пугаться своего
хвоста и орать при виде соседей.
Мадам Петрова, помыв как-то старые тяжеленные половики, развесила их
сушить на веревку, протянутую через оба участка. А дальний конец
веревки, на соседнем участке, как на грех был привязан за ветку яблони.
Яблонька и так ломилась от созревающих плодов. А тут еще половики. Она и
треснула, бедная, до земли практически.
После чего свежеотмытые половики Петровой каким-то чудом оказались в
большущей бочке с жидким компостом. А попросту - с говном. Может, ветром
занесло.
Потом Петрова попросила у соседки каких нибудь тряпок для хозяйственных
нужд. Та без сожаления отдала кучу своих старых платьишек тридцатилетней
давности. А на следующий день на огороде Петровых красовалось чучело,
вызывающее у соседей жгучие ассоциации. Наряжено оно было в любимое
Ивановой в молодости платьишко. Пучок пакли на голове чучела полностью
повторял ее нынешнюю прическу, усугубляя ассоциации. Сделано все было
добротно, в отличии от телевизионной мачты. Чувствовалось, Петровым
владело вдохновение. В одной «руке» чучело держало скалку, в другой
ведро без дна, а на груди висела хорошо читаемая старая жестянка «Не
влезай! Убьет! »
Далее отношения все более натягивались. Хотя внешне все оставалось
пристойно. Друзья привычно улыбались и раскланивались друг другу. Но
давно забыты были совместные обеды, бани, купания и прогулки.
Пса наконец-то посадили на цепь и он, не знавший в жизни даже ошейника,
дико выл по ночам, мешая спать всем, кроме своих хозяев, Петровых.
Иванов включал свою электробритву, по звуку напоминавшую отбойный
молоток фирмы «Блэк энд Декер», как раз когда мадам Петрова садилась
смотреть свой любимый сериал. Брился Иванов часто и подолгу, в
зависимости от количества серий, транслируемых в день. В результате
вместо мелодраматических перипетий Петрова видела на экране много
волнистых линий, а когда закрывала глаза - утопленного в колодце
Иванова.
На колодец повесили замок, объясняя это заботой о безумном коте. И
единственный ключ, якобы боясь потерять, Петров носил в трусах даже на
рыбалку. Ивановы стали ходить за водой за четыре дома.
Женщины забросили садоводство, чтобы не мелькать кверху задницами на
виду у соседей, вызывая усмешки и едкие замечания.
Совместная рыбалка была пресечена на корню прогрессивными женами.
«Опять на рыбалку с этим Ивановым (Петровым)? Вот и живи со своим
Ивановым (Петровым)»
Обе дружные семьи ходили немытые. Потому что у одних был колодец, а у
других - баня.
Калитку между участками забили с двух сторон. За ненадобностью.
Потом зарядили дожди. Уезжали семьи с дач естественно порознь. К
следующей весне обе дачи были проданы.
Вот такая грустная дачная история. Животные тут конечно ни при чем.
Хотя из песни слова не выкинешь.
Года три прошло с тех пор, прежде чем семьи опять стали изредка и все
чаще встречаться. Все-таки многолетнюю дружбу одним дачным сезоном не
убьешь. И слава Богу.

Пошел сегодня одного человечка на станцию встретить, иду по подземному переходу, смотрю, - впереди мамашка с коляской по лестнице поднимается. И так она надрывно эту коляску по ступенькам за собой тащит, тыгдым-тыгдым, тыгдым-тыгдым, у ребёночка только голова туда-сюда клац-клац, клац-клац. Просто никаких сил смотреть. Подскакиваю, коляску хвать. А ведь нельзя, спина у меня сломана. Но никак мимо пройти не могу, обязательно надо свои великолепные душевные качества проявить. Ну да ладно, что по сути весу-то в том ребёночке? Не сломаюсь поди.

Короче, хватаю колясочку эту с ребёнком, только пару шагов сделал, чувствую - бэмц! Сейчас у меня или пупок развяжется, или остатки позвоночника в штаны ссыпятся. Просто какой-то невероятно тяжелый малыш попался. А на вид так и не скажешь. Совершенно вроде обычный карапуз. Сидит такой, не боится ни капельки. Очень хороший ребёнок. Не ребёнок, ангел. Но очень тяжелый. И смотрит так серьёзно, где-то даже с сочувствием. "Что мол, дядя, тяжело? Терпи теперь. Кто ж тебя заставлял чужого ребёнка хватать?"

И вот несусь я значит с этим ребёночком по лестнице вверх, а мамашка где-то сзади - "Мужчина! Ой, мужчина!". Но до мамашки ли мне? В виске только одна мысль бьётся - только бы добежать. Только бы не уронить. Только бы не упасть замертво.

Последняя ступенька, уффф! Добежали, слава богу. Коляску на землю ставлю, в спине хруст, наклоняюсь к малышу, спрашиваю: "Что ж ты тяжелый-то такой?" Тот глазами хлоп-хлоп, а мамашка сзади, запыхавшись:
- Ой, мужчина, спасибо вам!
А у самой щёки аж пылают. То ли от мороза, то ли об бега, то ли от стыда.
- Я всю дорогу за вами бежала, хотела сказать! Там в коляске, в поддоне, - мешок картошки! Вам не тяжело было?

Мне? Тяжело? Да ладно! Какой-то мешок картошки. Не цемент же, не блины от штанги. Что ещё и возить в детской коляске, как не картошку? Ну не памперсы же в самом деле!
Так я подумал, но вслух конечно сказал:
- Ну что вы! Я даже не заметил.
И похрустывая четвёртым позвонком, несгибаемой походкой Дарт Вейдера почапал своей дорогой.

Всё? Нет!
Иду обратно, думаю - хрен я больше через ваш подземный переход пойду. С вашими колясками, мамашками, какашками, картошками, нахрен! Прямушкой пойду, по путям. Иду, снежок валит, рельсы блестят, вокруг ни души, красота. И вдруг откуда ни возьмись - "Сыноооок!" Да что ж за день такой?
Смотрю - барабулька. Стаааааренькая, еле ноги переставляет. Откуда взялась - непонятно. Только что не было, и нате. Нарочно меня караулила что ли? "Ой, сынок! Дай бабушке руку! Скользко - страсть! Совсем что-то ноги не слушают!"
Ну что ты будешь делать? Осмотрев внимательно бабушку на предмет поддона с картошкой, и ничего подозрительного не обнаружив, подал руку. Только мы один путь одолели, тут навстречу группа лосей. Школьники, но здоровенные, каждый выше меня, четыре штуки. Идут, смеются, весёлые, может с тренировки. Тут уж я не растерялся. Говорю - Эгегей, тимуровцы! А ну-ка взялись быстренько, помогли бабушке через рельсы перебраться!

Те даже не замешкались. Моментально взяли барабульку в кольцо, под руки хвать, и кааак попёрли! Только снег из-под копыт. Слышу скрозь смех:
- Бабушка, да вы ногами-то не дрыгайте! Вы их просто подожмите!
Я ещё успел крикнуть вслед:
- Э, пацаны, это не конрстрайк, это всамделишная бабушка!
Но они уже неслись где-то вдалеке по полосе отчуждения, бережно сжимая бабушку крепкими тренированными плечами.

А я шел неспеша, вслушиваясь в свой четвёртый позвонок, и думал, что помогать людям это конечно хорошо и правильно. Но при этом нужно непременно уточнять, что у них там в поддоне.

Пандемия косит наши ряды весьма избирательно. Дети в школе практически не болеют, а учителя один за одним.
Уроки заболевших преподавателей заменяют как правило физкультурой. Истории и литературы всё меньше, физкультуры всё больше. Сперва был один урок, потом два, потом три…
На построении одна не по годам коммуникабельная девочка из девятого «Б» спросила:
- Игорь Николаевич, а почему все учителя болеют, а вы нет? Это потому что вы спортсмен?
- Это потому, Смирнова, - ответил преподаватель, - что если и я заболею, то в школе учителей не останется совсем, школу опечатают, а вас разгонят по домам!
Среди учеников возникло лёгкое оживление, и физрук добавил:
- Я слышу, Смирнова, о чём ты подумала! Не дождётесь!
(Ещё только придя в школу Игорь Николаевич сразу заявил: «Я умею читать ваши мысли! Поэтому думать тут не надо! Думать надо на алгебре, а здесь надо показывать результат!». И выражение «Я слышу о чём ты думаешь!» быстро стало школьным мемом.)
Физрук дунул в свисток, призывая детей к порядку, и спросил:
- Так, какой у вас сейчас должен быть урок?
- Биология!
- Биология? Отлично! Значит сегодня на уроке биологии будем проходить животное козла! Кто сдаст козла идёт играть в волейбол!
- Игорь Николаевич, а на уроке химии мы что будем проходить? Допинг?
- На уроке химии мы будем проходить химический состав лыжных мазей! А то о чём ты подумала, Смирнова, вы будете проходить на уроке труда, у Борис Ефимыча! Разойдись!

В Одессе дело было. Отдыхали у родственников.
Родственники жили на четвёртом этаже типовой пятиэтажки.
И вот в очередную прогулку по Привозу Ирка, хозяйка, присмотрела себе маеччку. Так эта маечка ей запала, что она три раза к ней возвращалась. Что-то там было неправильное на её взгляд с ценой. И она маялась. Наконец выторговала и таки купила. Счастлива была - незнамо как.
Пришли домой, она эту маечку сразу сполоснула, как водится, и на балкон.
На следующий день (а может в этот же, я не помню уже) пошла она на балкон вещи снимать. Что б одеть значит эту свою новую чики-пуки маечку, и куда-то там пойти постепенно погулять. Пошла значит, и тут с балкона такой крик "Ааааааа!!!!" Все подпрыгнули. Даже чайник. Выходит Ирка с балкона, держит эту маечку, прижимая к груди как сбитого машиной котёнка, а в майке - дырка от окурка.

Наверное, по настоящему понять состояние Ирки в тот момент смогут только девочки.
Как на месте Ирки поступило бы большинство? Ну, я не знаю. Расстроились бы. Возможно даже заплакали. Но это было не в Иркином темпераменте.
С криком "Ну я тебе, сволочь!..." Ирка хватает меня за руку (муж её был на службе), и тащит на площадку. Там мы поднимаемся на один пролёт, она ставит меня в угол ("Стой тут, на всякий случай!"), а сама поднимается выше и звонит в дверь той квартиры, что над ними.
Открывает огромный, три меня, парень с таким, знаете, слегка флегматичным лицом, какое часто бывает у очень больших и очень сильных людей. И эта Ирка, не говоря даже здрасьте, начинает метелить этого парня этой своей майкой по этому его флегматичному лицу. Приговаривая "Ты что, сволочь, сделал!?". И знай хуячит его этой майкой как шашкой, крест накрест. А парень стоит, и даже не загораживается. Только глазами так хлопает, и лицо его приобретает всё более недоумевающее выражение.

Потом рука у неё устала, и этот парень в промежутке между ударами её так осторожно спрашивает.
- Ир! Ты чево???
Она ему майку эту, с дыркой от окурка, в лицо тычет, приговаривает.
- Вот чево!!! Смотреть надо, куда бычки бросаешь, гад!
Потом майку комкает, и бросает через него туда, внутрь, в квартиру.
- На! Сам теперь носи! Сволочь!
И с этими словами разворачивается, и начинает спускаться. И по всему её виду прям сразу понятно, как ей очень-очень сильно полегчало.

И тут этот парень, который продолжает стоять в дверях, говорит.
- Ир!
- Ну что тебе ещё? - устало оборачивается та.
- Ир, я курить три месяца как бросил. Мы с тобой ещё спорили, помнишь... - говорит он.
Тут на лице у Ирки отражается такая гамма эмоций, такая работа мысли, она разворачивается, и говорит растерянно.
- Ой, Вааань...

И тут у этого Вани из подмышки высовывается такое лицо в бигудях, и я понимаю, что сейчас стану свидетелем безобразной женской драки. Но эта мармазетка из подмышки, Ванина жена, вдруг протягивает в сторону Ирки руку ладонью вперёд, и говорит таким неожиданно твёрдым басом.

- Ира! НЕ НАДО! Не извиняйся! Отхуячила и отхуячила. Мне лишний раз руки не марать.

* * *
А майку на следующий день они съездили и поменяли. Продавец посмотрел на Ванино флегматичное лицо, и обменял без звука.

Мама рассказывала, она ещё в девках была, где-то после войны, поехали они всей семьёй к родственникам, мать, отец, и они с сестрой. Дальше от её лица.

Стоим на платформе, ждём поезда, папа говорит - пойду говорит в туалет схожу. А туалеты там в конце платформы, за вокзалом. Ушел, а минут через пять оттуда, со стороны туалета, бегут по перрону трое. Три парня. Что есть мочи бегут, перепуганные, оглядываются. А за ними отец. Глаза страшные, лицо перекошеное, и орёт. Чего орёт непонятно, но явно не из словаря Даля. Мы от страха чуть не описались, я отца таким страшным никогда в жизни не видела. Он тихий был, спокойный.

Они мимо пробежали, мама нас в охапку, стоим, дрожим, что делать не знаем.
И тут смотрим, идёт папа назад, как ни в чем ни бывало, улыбается, папироску курит.
Мама ему - Что случилось?!
Он - А, пристали в туалете, дай мелочи на пиво. Я говорю - нету. Они обступили, чувствую - будут бить.
- Что, подрались? - спрашивает мама.
- Да куда! Трое, каждый здоровей меня! Слава богу, обошлось.
- Ага, - говорит мама, - мы видели, как обошлось. Чем ты их так напугал?
Папа говорит:
- Так я стою и думаю: отдать деньги - стыдно, не отдать - побьют. И в кармане хоть бы ножик перочинный. А нас ротный как учил: в рукопашном бою говорит главное - правильное выражение лица. При правильном, говорит, выражении лица противника можно обратить в бегство даже без применения холодного оружия. Шутки шутками, но такая меня злость взяла, говорю "Ну, гады!", и руку в карман. А в кармане расчёска. Эти кааак ломанулись, только пятки засверкали. Я специально не шибко бежал, чтоб не догнать. Думаю - догоню, а чего с ними делать? Я в рукопашную-то ходил, а драться толком так и не умею.

Мама успокоилась немного, говорит:
- Больше мы тебя одного в туалет не отпустим!
Папа говорит:
- Ага! На войну одному можно, а пописать нельзя?
Но с мамой было лучше не спорить. И всю дорогу мы как три дуры караулили его возле мужского туалета. А он над нами издевался. Войдёт в туалет и кричит оттуда:
- В помещении чисто! Хулиганов нет!
Выйдет, и докладывает, громко, специально на всю улицу:
- Товарищ командир, разрешите доложить, рядовой Смирнов оправился! Во время оправки никаких происшествий не случилось! Жду ваших дальнейших указаний!
Мама его ладошкой по спине треснет:
- Что ты нас позоришь на всю улицу!
А он:
- Я вас позорю?! Да я если бы знал, как выйдет, лучше бы я тем хулиганам всю мелочь отдал!

В одном околотеатральном ВУЗе группа студентов готовила дипломный, или
что-то типа того, спектакль.
Накануне одной из последних репетиций режиссер, он же преподаватель,
предупредил, что на прогоне будет присутствовать декан. И еще
всякая-разная шушера из надзорных инстанций. Особенно было приказано
бояться какого-то деятеля от культуры. «Вы его сразу узнаете» - сказал
режиссер. И добавил: «Пидер тот еще»

Репетировали в каком-то актовом зале. И, поскольку гардероб не работал,
раздевались тут же, перед сценой, кой-как побросав куртки и шубы на
первые ряды. Была зима.

У студентки Леночки была роль попрошайки. Там по сценарию у нее какое-то
непонимание вышло в семье со стороны родителей. И в одном из эпизодов
она кричит «Да пропадите вы все пропадом! И без вас проживу! » и уходит
просить милостыню. В смысле – попрошайничать. И на протяжении всего
спектакля эпизодически появляется со словами «Подаааааааайте Христа
ради». И все. И вся роль.

И чего-то как-то не очень ей эта роль удавалась. С точки зрения
режиссера. И он до Леночки постоянно доебывался. «Не верю, говорит.
Ненатурально просишь. Не жалобно. Я бы не подал»
А может дело было вовсе и не в таланте. Подруги советовали: «Да дай ты
ему один раз! Он и отстанет. А от тебя не убудет»
Но Леночка была не из тех. Она блюла свою честь и продолжала вживаться в
роль.

Ну вот. Идет, значит, репетиция. Первый раз прогнали весь спектакль,
устроили перерыв. Ну и народ тусуется. Кто бутерброды жрет. Кто пиво
втихаря посасывает. Кучкуются. Режиссер на сцене с кем-то прогоняет
отдельные куски. Придурки эти, начальство от культуры, слоняются
туда-сюда. Суета, короче.

А Леночка, которой режиссер во время прогона в очередной раз обещал «не
подать», решила употребить время с толком. И вот берет она с первых
рядов первую попавшуюся шапку, и начинает ходить по залу. Вживаться в
роль. Ходит, пристает ко всем. «Подаааайте Христаради! » Ну, ей в шапку,
подыгрывая, и бросают, кому что под руку попадется. Кто сигаретку, кто
печенинку. Фантик, пробку от бутылки, шкурку колбасную, еще какую
поебень.
И главное, замечательно все у нее получается. Она всем кланяется.
Благодарит. И шапка уже практически полная. Ей говорят: «Лен, да брось
ты! У тебя же все хорошо получается. Плюнь ты на этого гада, не обращай
внимания» (имея в виду, конечно, режиссера) А Леночка ходит, кланяется,
и так ей обидно за несправедливые придирки, и жалко себя - чуть не до
слез.

А в это время начальство заезжее, придурки от культуры, стали
собираться. Решили, видно, что посмотрели достаточно. Попрощались с
преподавателем, пошептались с деканом, и стали одеваться. И тут их самый
главный, который, между нами, на пидера был совсем не похож, стал
растерянно вертеть башкой по сторонам. И негромко так спрашивает:
«Молодые люди, вы тут шапочку не видели? »

Ага. А Леночка, которая стоит к ним спиной, разворачивается с явным
намерением приобщить напоследок важных гостей к эре милосердия.
Продемонстрировать, значит, навык нищенки. И вот, разворачивается она, и
жалобно так тянет: «Подаааааааа…. » Но не заканчивает. Потому что
главный придурок очень изумленно смотрит Леночке в руки. В руках зажата
новенькая пыжиковая шапка. Порядком уже Леночкой потисканная. А из шапки
торчат бычки, рыбий хвостик и прочий хлам.

Все, кто стоял поближе, фишку конечно сразу просек. И замер. А до
Леночки стал доходить весь ужас создавшегося положения. Она смотрела на
придурка от культуры с изумленными глазами, и понимала, что пять лет –
псу под хвост. Обида, напряжение и досада хлынули через край, слезами,
Леночка аккуратно подняла шапку над головой, и с криком «Да пропадите же
вы все пропадом! И без вас проживу!», захерачила эту шапку оземь.

Тут уж дошло до всех. Все замерли. Секунды потекли как слюни у голодной
собаки. Глаза у владельца шапки вообще стали как бычьи яйца.
И в этой абсолютной тишине, единственный человек, который оказался не в
теме, потому что стоял на сцене спиной к залу и чем-то там дирижировал,
режиссер, не оборачиваясь, через плечо, заорал: «Ай да Ленка! Ай да
сукина дочь! Молодец! Натурально! Вот теперь – верю! Так держать! »

Напряжения в зале это не сняло. Хотя кой-кого пробило на истеричное
«хи-хи».
Тогда этот главный придурок от культуры, «пидер тот еще», нагнулся,
поднял шапку, вытряхнул из нее остатки говна, сбил ударом пыль и
негромко сказал:
«Действительно, Лена. Молодец. Очень натурально. Талантливо. Если дело в
шапке, я готов одолжить ее вам на дипломный спектакль»

Развернулся и пошел к выходу.

Ракетчик

Армейская история из жизни «Дикой дивизии».
Служил я в начале 80-х на Урале, в РВСН, на узле связи. Дивизия наша в
родственных кругах носила совершенно нехарактерное для данных родов
войск название «Дикая дивизия». И вовсе не потому, что большинство
верхнего командного состава носили звериные фамилии - Волков, Зверев,
Зайцев, Козин, Козловский, и т.д. А потому, что фамилия комдива была -
правильно, Дикий. И нрав его фамилии соответствовал. А уж подчиненные
тянулись за командиром.
Часть наша, как и положено, располагалась в глухой нетронутой тайге и
носила бытовое название «пятая площадка». Обычный ракетный полк со всеми
атрибутами - БД, КДС, паттерны, сетка П-100, кроны, монолиты, замполит -
придурок, начсвязи - незнайка в стране чудес и т.д. Автор в период
описываемых событий нес боевое дежурство на узле связи в должности
радиомеханика. А на коммутатор заступил Юра Звягин. Какая задача у
коммутаторщика? - соединять абонентов по их желанию. Кроме того он может
(и должен периодически) разговоры прослушивать, а при желании и вывести
на динамик, что б курящим рядом и сдыхающим от безделья приятелям было
лучше слышно. И вот как-то ночью раздается вызов: зам по тылу дивизии
генерал-майор Козловский срочно требует соединить его с зам по тылу
части подполковником Козиным. Звонки генералов по открытой связи в часть
- явление не частое, поэтому у всей нашей честной компании уши растут в
сторону динамика, а Юру бьют по рукам, чтоб не дай бог не отключил
прослушивание.
В ходе беседы двух командиров выясняется, что на днях по частям дивизии
поедет комиссия из штаба армии с проверкой состояния именно тылов. После
ряда ЦУ, вопросов о состоянии бани и офицерской столовой и
доброжелательных просьб о наведении должного порядка (…если, бля, у
тебя, еб т м, хоть одна муха, в Бога душу, на комиссию сядет, я тебя, в
рот, и маму, и папу…), генерал задает роковой вопрос о состоянии
подсобного хозяйства.
Надо сказать, что наш доблестный полк, как и всякая уважающая себя
часть, имел подсобное хозяйство при хозвзводе. Основным достоинством,
головной болью и предметом издевательств хозвзвода были так называемые
«скаковые свиньи Козина». Грязные, поджарые, как гончие собаки, вечно
голодные, они, частенько, сбежав от пьяных свинарей, носились по части и
окрестной тайге с диким визгом и на запредельных скоростях. В поисках
жратвы они делали немыслимые марш-броски за 25 км до соседней площадки,
где их ловили тамошние бойцы и подкормив из жалости возвращали в родные
пенаты за два огнетушителя браги. По закону подлости накануне
описываемых событий весь этот безумный эскадрон свиней летучих чем-то
обожрался в тайге и издох большинством поголовья.
Именно эту грустную историю о павших свиньях и одной оставшейся в живых
свиноматке и выдал Козин генералу на его вопрос о состоянии подсобного
хозяйства. На что последовала не очень длинная пауза и генерал вызверил
следующую реплику:
- Козин, сука, ты мне хоть всем хозвзводом свиноматку еби, но что б к
утру поросята были!!! Понял, майор?!
- Так точно!!! - испуганно ответил пока еще подполковник и работа
закипела. В том смысле, что начались звонки на другие площадки с
просьбой о взаимопомощи и разработка совместных планов отражения
вражеской атаки комиссии. Это одна из причин непобедимости русской армии
- несмотря на всеобщее распиздяйство в самый последний и критический
момент мобилизоваться и найти безумное и единственно верное решение.
Результатом этого ночного «совета в Филях» стал бортовой ЗИЛ,
загруженный отборной скотиной, собранной со всех площадок. ЗИЛ следовал
километрах в пяти за машиной комиссии, и пока в очередной части
проверяющих ублажали баней, обедом и т.д., скот сгружался на хоздворе.
В результате чего двор приобретал вид лучших образцово-показательных
хозяйств советской эпохи. Обратил ли кто из комиссии отполированным
халявным коньячком взглядом внимание на тот факт, что скотинка на всех
площадках подобралась как под копирку - тайна. Может сработала привычная
замыленность армейского взгляда принципом всеобщего единообразия. А если
кто и обратил - не отрыгивать же дармовое и не по армейски богатое меню?
Вообщем, все прошло благополучно. Каждый получил положенную ему по
должности порцию благодарностей и пиздюлей. А при посещении нашей части
генерал Козловский, ласково глядя на снующих в неимоверном количестве
(и, между нами, затраханных бесконечными переездами) свинок, похлопав
Козина по пока еще двум звездочкам на погоне, изрек риторическую фразу,
истинный смысл которой был понятен им двоим, да еще нам, тем, кто сидел
ночью на коммутаторе:
- Вот видишь, Козин! Могешь, ежли захочешь! Молодца!!! Гигант просто!!!

Про вантуз и мыша.

Жена никогда не знала, для чего предназначена эта штука.
Даже не задумывалась наверное.
Ну, стоит под ванной какая-то хрень на палочке, и стоит. Там много чего
стоит, что её не касается.
Не задумывалась, пока однажды не поймала этим вантузом мышь.
Как они друг друга нашли, непонятно.
Но под рукой очень кстати оказался именно вантуз.
Вантуз оказался отменно удобной мышеловкой.
Мышь сидела тихонько под вантузом.
Жена радостно плясала вокруг.
Какое-то время они через этот вантуз мирно переговаривались, решая, как
быть дальше.
Потом жена взяла совочек, и аккуратно двигая, очень осторожно, чтобы
случайно не прищемить мышу лапы, стала перемещать вантуз вместе с мышом
с пола на совок. При этом она просила мыша внутри подпрыгивать, и перед
каждым движением командовала что-то типа «Але!-Оп!»
Потом они оделись, и стараясь не делать резких движений, чтобы не
нарушить целостность конструкции и не причинить неудобств несчастному
животному, в одной руке совочек, в другой плотно прижатый к нему вантуз,
отправились на помойку.
Она торжественно несла хрупкую конструкцию через весь двор, как
контейнер с органами для пересадки самому себе, вызывая нездоровое
любопытство соседей и бродячих собак. Немногочисленные свидетели могли
слышать, как она при этом негромко разговаривает с вантузом,
оправдываясь и в чём-то его убеждая.
Потом она призналась: по дороге у неё один раз мелькнула подлая мысль о
том, что животное можно было никуда и не носить, а просто смыть в
унитазе. Только один раз мелькнула. Но она тут же устыдилась собственной
жестокости.

Ну, долго ли коротко ли, операция по транспортировке вступила в свою
завершающую стадию, и они добрались до помойки. Жена с облегчением
вздохнула, наклонилась, отделила вантуз от совочка и попыталась
стряхнуть мышку в её естественную среду обитания.

Увы. Мышки на совочке не оказалось.
Всю обратную дорогу случайные свидетели могли наблюдать, как женщина
идёт по двору, периодически заглядывая внутрь вантуза и удивлённо
пожимая плечами.

* * *
Я ничего не знал про этот случай, пока однажды у нас не засорилась
раковина, и жена не застала меня в ванной с этим нехитрым
приспособлением в руках.
Она осторожно подкралась на цыпочках, приложила палец к губам,
заговорщически кивнула на вантуз и зловещим шепотом спросила:
«ПОЙМАЛ???»

Как музыкант за любовь пострадал.

Довелось мне в свое время послужить старшиной отделения хирургии в
госпитале дивизии. Военный госпиталь - не самое подходящее место для
веселых происшествий. Но казусы иногда - случались.

Поступил как-то в отделение с приступом аппендицита паренек. Музыкант из
оркестра дивизии. Звали его Серега, по-моему. На чем играл - не помню.
Дул во что-то. Вообще, многие мелкие детали стерлись из памяти за
давностью лет. Да они и не имеют большого значения.

Резать его сразу не стали. Оперблоки были заняты, да и приступ на момент
поступления вроде прошел. Положили «на сохранение». Была такая практика.
В течение нескольких дней больного наблюдают. Если приступ повторится -
на стол. Если нет - под зад коленом, служить дальше. Одним из условий
ожидания рецидива была жесткая диета. В сутки - стакан несладкого чая и
сырое яйцо. Призрак сальмонеллы еще не бороздил бескрайние просторы
нашей Родины.

Освободившись после серии плановых операций, майор Лукашов, главный
хирург и начальник отделения, заглянул к музыканту, поинтересовался
состоянием. А мне перед уходом с работы наказал строго-настрого: «За
трубачом присматривай. Если что - звони. И главное, - смотри, чтобы он
втихаря не нажрался чего-нибудь».

Первый вопрос, который задал мне музыкант, когда я вечером зашел к нему
познакомиться и поинтересоваться самочувствием, был:
- Слышь, старшина. А чего сегодня на ужин?
Я говорю:
- Как обычно. Омары в винном соусе. Лососина на углях. На десерт -
сливочное мороженое и ананасы в шампанском. Но ты отдыхай. Поскольку
дня на три освобожден от тяжкой доли пожирателя госпитального пайка.
И мы пошли курить. Чувствовал себя больной нормально, если не считать
обильного слюноотделения по причине зверского голода. Но, на мой взгляд,
голодная смерть ему не грозила. Излишний вес распирал его пижаму со всех
сторон. Я еще подумал, что не хило живут музыканты, раз могут отрастить
себе такие щеки на первом году службы.
Поболтавшись со мной по госпиталю и проникнув доверием, Серега поведал
мне истинную подоплеку своего приступа. Взяв с меня клятву молчать как
рыба. Надо было, видно, парню с кем-то поделиться терзавшими его
душевными муками.
На самом деле никакого приступа-то и не было. Трубач элементарно
закосил, симулировав симптомы. Причина, как ни странно - приезд любимой
девушки.
До армии, на гражданке, Серега лабал в ресторане, вел соответствующий
образ жизни и недостатка в женском внимании не испытывал. Но перед самой
армией случилась у него любовь. Вплоть до взаимных обещаний хранить
верность и жениться сразу после дембеля.
Суровая армейская действительность многое меняет в сознании человека.
Тоску по дому и разлуку с любимой Серега глушил, кроме традиционных
тягот и лишений, общественной нагрузкой. Вел, по заданию командования,
в местной школе какой-то музыкальный кружок. Где и втюхался по уши в
молоденькую пионервожатую.
Та ответила взаимностью, отношения их не остались незамеченными, и
отцы-командиры уже потирали руки в надежде Серегу женить и оставить на
сверхсрочную. Тем более что папа пионервожатой оказался какой-то шишкой
в штабе дивизии.
Пиздец подкрался в виде телеграммы от пассии, оставшейся на гражданке.
«Встречай, выезжаю, лечу на крыльях любви, трали-вали». Терзаемый
душевными муками, честный, но слабохарактерный трубач не счел для себя
возможным никого обманывать. Но и выяснения отношений боялся как черт
ладана. И не придумал ничего лучше, как залечь в госпитале и переждать
осаду. Чтоб потом дистанционно решить все вопросы.
Запутался, короче, парень в двух девках. Хотя, на мой неискушенный
взгляд, единственной и настоящей его любовью по жизни было - пожрать.
Только о еде он говорил много, толково, и с неподдельной страстью.
- Слышь, трубач. Ну так если она приедет, ее же и в госпиталь без
проблем пропустят.
- Не пропустят. Я с пацанами на КПП дивизии договорился. Наплетут ей
чего-нибудь. Типа - отправили в командировку. Ну и ты на крайняк
подстрахуй. Я в долгу не останусь.

На следующий день с КПП позвонили и сообщили, что опасность миновала.
Гражданская любовь явилась, получила оборот, расстроилась, поплакала,
оставила две сумки с продуктами и отбыла восвояси. Серега радостно
потирал руки. Одна проблема рассосалась.

Еще через день, так и не дождавшись рецидива, его выписали. Голодный,
осунувшийся за три дня, но веселый музыкант тепло со мной попрощался и
обещал передать каких нибудь вкусняшек, привезенных из дома.
- Эх! Знал бы ты, какие она пирожки печет! - аппетитно-задумчиво говорил
Серега. - Это единственное, о чем я жалею. У пионервожатой так не
получается. - и, подумав, добавил: - Хотя она старается.
И побежал дуть в свои трубы.

А часа через три его привезли обратно. Скрюченного, бледного и
практически без сознания. Диагноз был скор и безжалостен. Заворот кишок.
Причина тоже понятна. Вырвавшись из госпиталя, несмотря на все
предупреждения и предписания врача, голодный трубач сожрал под жареную
картошку практически все, что привезла любящая подруга. Отвел душу.
Корчило его, несмотря на обезболивающее, со страшной силой. По дороге в
экстренный оперблок, в период кратковременного просветления, он открыл
глаза и сказал:
- Понял, старшина? Бог - не фраер. Все видит.
Медсестра Леночка, катившая со мной каталку, разумно возразила:
- Да при чем тут Бог! Жрать меньше надо!
«И с бабами своими вовремя разбираться» - добавил я про себя.

Вправляя бедолаге кишки, майор Лукашов отсандалил и ни в чем неповинный
слепой отросток.
- Заодно уж. Чтоб лишний раз не резать.
Потом злорадно добавил.
- Кстати! Звонил какой-то полковник со штаба дивизии. Интересовался
здоровьем этого бойца музыкального фронта. Просил его заодно и
кастрировать. Шустрые у нас какие трубачи, а? Если у нас трубачи такие
героические, что уж говорить про войска? А, старшина? Сила!!! Мощь!!!
И привычно загудел из-под марлевой повязки: «Непобеди-и-имая! Пум! И
легенда-а-арная! Пу-пум! Па-рам-пам-пам-пам-па-ра-ра-ра-па-пам…! »

Ракетчик

Еду в поезде. Москва - Новосибирск, кажется. Посадочная суматоха
заканчивается. Все рассаживаются. В купе оказываются кроме меня
супружеская пара лет по тридцать и парень приблизительно такого же
возраста. Супруги приезжали в Москву за товаром. Удачно закупились.
Товар - оптика. В процессе их разговора, сортировки накладных и подсчета
наличности выясняется, что деньги они потратили практически все. И им не
хватает на дорогу (от Новосибирска им ехать дальше). Муж предлагает
замечательный выход: его теща, живущая в Екатеринбурге, могла бы завтра
подойти к поезду и передать деньги. Проблема одна - как связаться с
мамой. Мобильные тогда уже не были редкостью, но еще и не имели такого
распространения, как сейчас. Но по счастью у четвертого нашего соседа
оказался. И тот любезно предложил воспользоваться. Ой, да что вы, да это
же дорого, и т.д. На что парень говорит, что вот через полчаса выйдем
из зоны действия сети, и тогда уж хоть дорого, хоть дешево…
Жена Маша берет телефон, выходит в коридор, звонит маме, возвращается.
По лицу видно, что дозвонилась, и все удачно.
Едем дальше. Парню скоро выходить. Маша начинает предлагать ему деньги
за использование телефона. Тот вяло отказывается. Эта настаивает (ой, да
что вы, да это же дорого, и т.д.) Муж поддакивает. Парень отбивается.
Явно не хочет брать деньги. Это препирание затягивается до неприличия,
достаются деньги, пихаются по столу туда-сюда, пока парень не произносит
приблизительно следующее:
- Да я бы с удовольствием взял ваши деньги, но проблема в том, что я
не знаю сумму, которую вы наговорили. Определить это сейчас даже
приблизительно нет никакой возможности. А я такой человек, что если
возьму с вас больше - меня замучит совесть.
А если меньше - задушит жаба.
Поэтому считайте это подарком.
И пока супруги размышляют над сказанным, тихонько собирается и сходит.

Ракетчик

Зашел за сигаретами, прямо возле входа в магазин лужа. Не сказать что огромная, но пройти можно только по узкому ледяному карнизу, крепко цепляясь лапками за ограждение.
Купил сигарет, выхожу, перед лужей барышня. В руках пакеты. Элегантно взял за локоток, помог перебраться на ту сторону.
Пока с этой корячился, за ней ещё две. Переправил и этих.
Достал сигареты, закуриваю, сзади окрик.
- Так! Мужчина! На работе не курят!
Оборачиваюсь, на той стороне лужи стоит мадам, надменно протягивает руку.
Я от такой наглости даже не нашелся что сказать. Подошёл, помог. Думаю – надо сваливать, пока очередь не образовалась.
Не успел до угла дойти, сопит сзади.
- Мужчина! Мужчина, вы меня простите! Я же думала вы там работаете! Я вас в окно ещё увидела, думаю – вот же, вместо того чтобы лужу убрать, они человека поставили! Извините ещё раз!
Шёл потом, думал. Как мнение о человеке может измениться буквально за минуту.

Слушайте историю. Страшную правда этот раз. Ну, кто не боится –
слушайте. А если у кого нервы ни к чёрту, то, как написано выше, лучше
сразу покиньте пределы этага сайта.

От Яганово до Леонтьево три километра полями, тропиночкой.
Можно конечно автобусом прямо до места, но Саня любит вот эту дорогу,
электричкой, а потом пройтись.
Потому что поэт.
Он говорит, что когда идёт вот так, не спеша, по полю, ему боженька в
макушку стишки шепчет.
А что? Вполне. Туда пройдёт – пара стишков. Обратно – полпоэмы. Так за
лето на сборник находит, зимой издаст, сидит, курит.

А места живописнейшие, благодать. Мимо озера. Потом овраг, мостик.
Справа погост деревенский, слева, чуть подальше, - церковь старая,
разрушенная. В церковь заброшенную эту Саня, как человек верующий, и
вообще к господу приближенный, любит по дороге зайти. Постоять под
высокими сводами, поразглядывать остатки росписей, подумать о вечном.
Покурить.

Ну вот. А тут поехал в конце августа, последней электричкой.
До этого долго не был, с месяц может, ну и не подрасчитал, что день-то
сильно убыл.
В Яганово сошел, время к полуночи, темень беспросветная, хоть глаз коли.
Поёжился, а пошел, куда денешься. Дорога-то исхожена, можно и наощупь.
Тем более что вернуться всё равно нету никакой возможности.

Ладно, идёт потихоньку, прислушивается. Ну, в смысле, вдруг боженька
тоже ещё не лёг, и щас несмотря на позднее время начнёт ему стишки
надиктовывать. Приготовился, значит, стенографировать.
А боженька вместо этого возьми, и как назло, - дождь!
Да не просто дождь, а ливень!
Да и не просто ливень, а гроза! Последняя августовская гроза.
Неприятно. Молнии сверкают, дождь холодный, под ногами захлюпало.
«Ничего, - думает Саня, - Доберусь до церкви, спрячусь, пережду
чуть-чуть». В рюкзачке термос с горячим чаем, бутылка водки литровая в
подарок хозяину, еда кой-какая, так что можно и ночь простоять, и день,
если надо, продержаться. И ходу-то прибавляет, чтоб совсем уж до нитки
не промокнуть. А вот уж и оградки погоста в сполохах молний различаться
стали. Вот и овраг, вот и мостик, а тут и до церкви рукой подать.

И тут вдруг - раз! Беда! Заторопился Саня по мостику, а мостик-то - ну
что за мостик, два бревна. Скользко, темно. И уж у того края
поскользнулся, и прямо в овраг – шлёп! Не, не так даже. А вот так.
ШЛЁППП! Плашмя. И съехал вниз по склону. Склон – мечта печника, глина
сплошная.
Ну, выбрался кой-как, даже ещё не с первого разу, в глине весь с ног до
головы. Вылез, давай на боженьку с досады материться. За что мол вместо
стишка такое испытание? Боженька сверху ему молнией хуяк за
богохульство, и дождя ещё добавил. Саня руки в ноги, «прости мя господи,
спаси и сохрани», и в церковь, под своды.

Вбежал в церковь-то, глину с морды рукавом вытер, отдышался. И вдруг
смотрит – ого! В дальнем приделе - свет!!! Неровный такой, как от
костра. Тревожно Сане стало, прислушался. Свет колышется, по стенам
тени, и голоса! Агааааа!
Саня парень-то не робкий, и не суеверный, рюкзачок в руке перехватил, и
на свет тихонько пошел. Какая бы, думает, нечисть там ни была, всё
лучше, чем обратно под дождь. Подходит тихонько, и видит – горит
костерок, над костерком висит котелок, сидят подле костра на ящиках
четыре мужичка, вида довольно обычного, бомжеватого. На ящичке между
ними свечка стоит, закуска кой какая разложена. В углу лопаты блестят
острыми отточенными лезвиями.
Отлегло у Сани. Бомжи, не бомжи, а видно, что промышляют люди копанием
могил на кладбище. Поработали день, отдыхают. Ну что ж, тоже люди
обычные вполне, если правильный подход иметь, всё лучше, чем нечистая
сила. А уж в каком виде сам-то Саня на тот момент был, так бомжи по
сравнению с ним и вообще чисто принцы королевичи-елисеи.
И Саня решил явить себя обществу. Тем более имея при себе весомый
аргумент для знакомства в лице литровой бутылки водки.

И вот входит Саня в круг света, делает дружелюбное лицо сквозь густой
слой глины, и приветливо говорит слегка застывшим на ветру голосом.
- Приветствую вас, добрые люди! Дозвольте у вашего костра обогреться, а
то так продрог там, сил нету!

Мужики на голос повернулись, но вместо привета вдруг резко замерли и в
лицах сильно изменились! Смотрят на Саню, в глазах испуг заметался,
волосы на головах, у кого были, зашевелились, один вообще с ящика
потихоньку на землю стал сползать, никто рот открыть не может.
Саня чувствует – что-то не то. Надо что-то добавить для разрядки
напряженности. Говорит.
- Да вы не бойтесь, мужики, я со своим! - и протягивает вперёд себя
бутылку водки. - Я чуток только посижу, до первых петухов от силы, и
домой. А то дождь там, и сыро, бррррр!

И тут один из мужиков, то ли самый старший, то ли самый смелый, истово
осеняя крестным знамением то себя то Саню, с ящичка привстаёт, и
могильным голосом хрипит:
- ТЫ ЗАЧЕМ ЖЕ ЭТО, ГАД, ОТКОПАЛСЯ???

Третьего штурма город не выдержит

Уборщица рассказала.

У них в подъезде живет дед, триста лет в обед, ну, древний очень,
короче. С головой и руками причем у него все в порядке, крепкий такой
дед, а ноги почти не ходят.

Есть у него дети или какие другие родственники никто не знает. Ходят за
ним бабки-соседки. Ну, там, хлеба-масла в магазине, пожрать чего нибудь
принесут, в квартире более-менее порядок прибрать. Дед чинит им там чего
по мелочи, розетку-кран, если дойти сумеет. Поскольку, говорю ж – с
руками и головой у деда – будь здоров. (Ходят слухи, будь-то дед еще
настолько крепок, что оказывает бабкам услуги и другого свойства. Но это
скорей всего враки досужих баб, из зависти.)

* * *

Дед уже засыпал, когда наши забили шведам второй гол. Судя по крикам из
соседней квартиры, там кого-то убивали. Долго, радостно, и мучительно.
Дед, у которого телевизора отродясь не было, не долго думая позвонил 02.
Приехал наряд, менты сходили к соседям, посмеялись, рассказали деду про
футбол, и уехали досматривать.

Дед ничего не понял, но шум вроде стих, и он опять закемарил. Вот тут-то
матч как раз закончился, и на улице начался форменный дебош и пиздец по
нарастающей. Толпы непонятных людей с флагами ходили туда-сюда, орали,
пели гимн, машины сигналили и мигали, звенели бутылки и орала музыка.
Отовсюду раздавались выстрелы и взрывы. Дед опять вызвал ментов и стал
подумывал, чем бы забаррикадировать хлипкую дверь. Потом сел у окна и
стал ждать, когда приедут менты или подойдут наши танки.

- Не ебите мне мозги! – кричал приехавшим ментам уже из другого наряда
дед. – Какой к ебене матере футбол?! А то я футбола не знаю?!
- Евро. Наши у шведов выиграли. – весело объясняли менты.
- Ну и хули? Почему, блять, тогда стреляют не в этой ебаной евре, а у
нас в Пушкине? Да я такой хуйни даже в день победы не помню!
- Тогда китайской пиротехники не было.
- Ну, блять, пара гранат и пэпэша-то - всяко у каждого был!
- Короче, дед, ложись спать. Вишь, у нас и без тебя работы – края не
видно.

И уехали. За ночь дед еще два раза звонил дежурному, пока тот его просто
не послал. Под утро соседки вызвали деду скорую. Врач сделал укол и
предложил поехать в стационар.
- Ну вас нахуй. – сказал дед. – Я лучче так помру.
Больницы дед боялся больше смерти. Наутро, как ни странно, на улице все
было тихо и как обычно. Дед потихоньку отошел.

А через три дня, аккурат в час ночи, все ебнуло с утроенной силой. Народ
успел подготовиться. Ну так, на всякий случай. А вдруг? И улица
взорвалась.

Дед опять всю ночь звонил ментам. Никто к нему уже не приехал. Только
дежурный беззлобно переругивался. Телефон деда был в черном списке. Дед,
знамо, шибко осерчал на такое пренебрежительное отношение.
- Я, суки, на вас завтра управу найду! Вы, блять, в городе порядок
навести не можете! Нахуй вы вообще там сидите? Футбол, блять! Ишь, нашли
отговорку! Город скоро в щепки разнесут к ебене матери. Ну, я утром вам,
блядям, покажу! Я вам, блять, устрою нюрнбергский процесс!
- Имеешь право, дед. Имеешь право. – устало сказал дежурный и повесил
трубку. Он еще не знал, с кем имеет дело.

Утром дед сел за телефон и ударил из всех орудий. Поставил на уши
администрацию. Пробился к главе. Рассказал ему, какой он есть сукин сын,
и как народ в ем ошибся. Подключил совет ветеранов. Отдел соцзащиты.
Местную прессу, падкую до скудных новостей. И стал прозваниваться в
администрацию области.

Организовал, короче, ментам форменную виртуальную войну.
- Оне, блять, думают, я на их управу не найду! – бухтел дед и резво
надписывал конверты во все возможные инстанции, включая ЖЭК и местные
отделения партий коммунистов, жириновцев и единороссов.
- И скажи: пусть, бляди, токо попробуют не дать официальный ответ! –
напутствовал он соседских бабок и пацанов, отправляя по адресам.

К обеду массированный удар достиг цели. Пиздюли раздавал лично глава
администрации прям сверху и по нисходящей. После обеда деду позвонил
начальник УВД. Принес официальные извинения, долго разговаривал за
жизнь, выслушивал советы деда по тотальному наведению порядка в городе и
борьбе с массовыми волнениями. Поинтересовался, почему дед не смотрит
футбол.

- Да хули там смотреть? Просирали наши всю жись, играть нихера не умеют,
тьфу, противно даже. А народ с ума сходит оттого, что вы работать
разучились. Вот и ищете себе оправданье. – закончил дед официальную
беседу. Ему явно полегчало.

* * *
Сегодня с утра к деду неожиданно приехали три мента. Сверили адрес по
бумажке, спросили за здоровье, и втащили телевизор.
- Вот те, дед, блять, от нас подарок. Куда ставить?
Поставили, подключили, настроили. Проверили. Прочитали инструкцию.
- Значит, смотри, дед. Вот так включаешь, вот так выключаешь. Вот так –
каналы. Понял?
- Не дурак.
- В четверг к ночи, пол-одиннадцатого, позвонит дежурный. Скажет, на
какую кнопку жать. Наши будут играть в полуфинале. С испанцами. Понял?
Если наши проиграют...
- Пусь токо, блять, попробуют!
- ... а если выиграют, на улице опять начнется такой пиздец, что даже
представить страшно. – и добавил с угрозой в голосе. - Но ты нам, дед,
лучше не звони. Приедет скорая с нарядом, и упакуют в больницу. Есть
распоряжение.
- Ага. В дурку. – злорадно добавил второй мент.
- А лучше - прямо в морг! – пробормотал третий уже в дверях, надеясь,
что дед не услышит.

- Спасибо на добром слове. Хуй дождетеся!!! – крикнул дед и врубил
телевизор на полную громкость.

Шли как-то с приятелями мимо общежития пединститута, вдруг слышим сверху.

- Мальчики, поймаете?

Поднимаем головы, а в открытом окне третьего этажа, свесив наружу ноги, сидит весьма симпатичная девица.

Её желание покинуть общежитие столь оригинальным образом никакого удивления не вызвало, потому что в те годы это было обычным делом.

Мы закричали "Конечно!", и наперегонки бросились под окно, где снегу было почти по пояс, так что девица в принципе в любом случае ничем не рисковала.

- Ловите? - спросила она сверху.

- Ловим! - крикнули мы в ответ.

Девушка обернулась внутрь комнаты и скомандовала:

- Девочки, давай!

И тут нам сверху на руки рухнул огромных размеров, до невменяемости пьяный мужик в одних трусах и лохматой шапке. Следом из окна вылетели и приземлились неподалёку штаны, куртка, и ещё какие-то вещи.

Выбравшись из сугроба мужик обвёл окрестности мутным взором, схватил ближайшего из нас за грудки, и хрипло скомандовал:

- А ну-ка блять быстро забросили назад!

Обратно мы бежали точно так же, наперегонки, только теперь на кону была не ловля блондинки, а нечто большее. Мужик в трусах и шапке, весь в клубах пара и снега, уверенно мчался следом.

О преемственности поколений

Купил пасту зубную.
Обычную зубную пасту, популярной модели.
И не смог выдавить из тюбика ни капли.
Я жму - оно никак. Я сильнее - оно ни в какую! Я - двумями руками! Оно
шиш. Даже ковыряние шилом в технологическом отверстии, откуда эта паста
должна поступать, ни к чему не привело. Написано, между прочим, - "паста
с особым отбеливающим эффектом". Походу, там основной компонент, -
цемент марки 500.
Ладно. Плюнул я короче на это дело, почистил старой.
Но на тему тюбика вспомнился один старый случай.

Дело было в общаге. Рабочей, не студенческой.
Саня собирался на свидание.
Поскольку знакомая его была то ли учителкой, то ли библиотекаршей, было
принято решение идти на свидание в костюме. (Чтобы совсем сразу добить
её наповал) Костюм у нас был. Один на троих. Времена были голодные, но
добрые. То есть формально он принадлежал Олегу, но пользовались по мере
надобности все, благо комплекции были примерно одинаковой, молодые,
поджарые, голодные... Надобность в костюме тогда возникала нечасто, что
там говорить. Он был как новый поэтому.

Ну так вот. Костюм. Шикарная тройка цвета кофе с молоком.
К пижонистому костюму прилагались туфли светло-коричневого цвета.
Когда-то давным-давно Олег, с большим трудом, случайно, достал для них
тюбик крема подходящего цвета.

И вот, уже собравшись, перед уходом, Саня решил вдруг подновить блеск
обуви. Достал крем и щетку. Открыл тюбик. Однако все попытки выдавить из
него хоть каплю крема ни к чему не привели. Тюбик меж тем был
практически полный. Саня вертел и мял его и так и сяк, пыхтел и
заглядывал внутрь, - бесполезно.
Устав наблюдать это безобразие Олег встал, отобрал тюбик, сказал -
"Гляди как надо!", положил тюбик на пол, и ударил по нему каблуком.

Он не целился специально, нет!
Но густая тёмно-коричневая струя, под большим давлением вырвавшись на
свободу, легла по диагонали точно на стоящий напротив шикарный, цвета
кофе с молоком, костюм. Надетый по случаю на Саню.
Легла удивительно метко! На пол даже не упало ни капли.

- ТЫ ЧТО, ГАД, СДЕЛАЛ С МОИМ КОСТЮМОМ??? - выпав из оцепенения, заорал
Саня, не рискуя не то что тронуться с места, но даже и пошевелиться.
- Э... Э!!! А что ж ты там встал-то? - стал оправдываться Олег, и вдруг
сообразил, - Вообще-то это мой костюм!
- ДА С КАКОЙ РАДОСТИ? - продолжал орать Саня как подорванный, - СЕГОДНЯ
ЭТО БЫЛ М О Й КОСТЮМ!

Драки удалось избежать.
Впрочем, свидания тоже.
Воспользовавшись оцепенением противника Олег выскользнул за дверь, и
через пять минут вернулся с компенсационной литрой водки.
Водка есть - какое уж тут свидание, действительно?

Эх, молодость, молодость!...
Я почему этот случай вспомнил?
Я когда этот тюбик с пастой терроризировал, ребёнок, наблюдая мои
подходы к снаряду вдруг вздохнул и сказал.
- Папа! Ну что ты мучаешься? Да наступи ты на него ногой!

Годы летят - вжик, и нету. А люди - не. Не меняются:))

Крестный ход

В далекие приснопамятные времена, когда попы ещё работали на совесть, а не на прибыль, все очень любили ходить смотреть на крестный ход. Особенно молодежь. Это было такое развлечение, неформальное молодежное культурно-массовое мероприятие. Мероприятие это партией и правительством не особо поощрялось, а даже наоборот, порицалось. И если в обычные дни церковь была отделена от государства просто забором, то на крестный ход она огораживалась ещё и усиленными патрулями милиции. Милиция, с одной стороны, охраняла верующих от посягательства пьяных дебоширов, а с другой - оберегала слабые души нетрезвых чаще всего атеистов от соблазна падения в пучину мракобесия и православия (что с точки зрения партии и правительства было в принципе одно и то же).

Шел нескучный восемдесят шестой, погоды стояли отличные, мы отработали вторую смену, выкатились за проходную, и Саня сказал.
- Пацаны! А айда на крестный ход!?

Саня был товарищ авторитетный.
Кроме того, что в свои неполные тридцать он был наставником, рационализатором, и секретарем комсомольской организации цеха, он был ещё жутким прощелыгой. Я уже рассказывал, как он вынес с завода для личных нужд несколько упаковок керамической плитки на глазах у ВОХРы? Нет? Ну, в двух словах.

В бытовой зоне цеха, там где раздевалки и душевые, администрация решила сделать ремонт. Завезли материалы, потом ремонт перенесли на лето, а упаковки плитки, предназначенной для облицовки туалетных комнат, так и остались лежать в углу раздевалки. Никто не парился за сохранность. Система безопасности номерного предприятия была такой, что без присмотра можно было оставить не то что плитку, золотые слитки. О том, что бы вынести за территорию хоть коробку нечего было и думать. Так они и пылилась в углу, притягивая нескромные взоры любителей дефицитной керамики. Как говорится, близок локоток, да не укусишь.

Однако Саня носил звание рационализатора не за красивые глаза. Кроме кучи авторских свидетельств он имел самое главное, - светлую голову.
Он быстро смекнул, что если вынести упаковку не представляется возможным, то вынести пару плиток особого труда не составит.
Так он и поступил.
И в течение нескольких месяцев каждый день выносил с территории завода по две плитки.
В маленькой аккуратной сумочке для документов, нелестно именуемой в народе "пидерка", а десять лет спустя получившей вторую жизнь и невероятну популярность под названием "барсетка".
Так вот. В конце каждой смены Саня брал две плитки, вкладывал их между страниц свежей "Комсомолки", "Комсомолку" клал в барсетку, барсетку вешал на руку, и весело помахивая ею, как ни в чем ни бывало шагал на проходную.
Расчет был безупречен. ВОХРа могла проверить сумку, обшмонать карманы, и даже отвести в комнату охраны для личного досмотра. Но заглядывать в примелькавшийся всем и каждому "кошелёк на верёвочке"? Да к тому же болтающийся на запястье человека, чей портрет с незапамятных времён украшал заводскую доску почета? Да никому такое и в голову прийти не могло.
Тем более что Саня при каждом удобном случае старался продемонстрировать содержимое. Он на ходу расстегивал сумочку, раскрывал её сколько позволяла молния, предъявлял охраннику, и весело говорил.
- Всё своё ношу с собой! А чужога - не ношу!
- Да ну тебя! - лениво отмахивалась охрана, отводя глаза от этого весьма в те годы непопулярного мужского акессуара с непристойным названием.

Охранник охраннику рознь. Есть нормальные. А есть такие, которых тихо ненавидит и побаивается весь завод. Подозрительные и въедливые, не признающие авторитетов, они готовые ошмонать с ног до головы любого, от уборщицы до директора. Был такой и у нас. Саня его не то что бы побаивался, но опасался. Пока не нашел решение и этой проблемы.
Мы шли мимо, Саня как обычно хотел показать содержимое своей барсетки, когда тот недовольно буркнул "Что ты тычешь в меня своим портсигаром?"
Саня остановился, с недоумением поглядел на вохру, и наливаясь праведным гневом выплюнул ему в лицо к удовольствию скопившегося у табельной работного люда.
- Я тычу?! Я не тычу, понял?! Я предъявляю к осмотру! Так написано в Правилах! Правила висят вон там и там! А если вы забыли, так идите и читайте! Мало ли, что у меня в сумочке ничего нет! Я наставник, и должен подавать пример. А какой пример подаёте вы? Глядя на ваше наплевательское отношение к своим обязанностям вот он к примеру (тут Саня неожиданно ткнул в меня обличительным пальцем) завтра возьмёт, и сунет в карман сверло или плашку. И вы его поймаете за руку! И испортите человеку жизнь! А по сути кто виноват? Да вы и виноваты! Своим поведением провоцируя его на преступление!
Через несколько дней в заводской многотиражке вышла большая статья, в которой Саня был представлен отчаянным борцом за сохранность социалистической собственности, а ненавистная ВОХРа - формалистами и бездельниками, мимо которых готовые "изделия" можно носить вагонами, а за ржавый шуруп сесть в тюрьму. После этого въедливый охранник перестал Саню замечать совсем. Принципиально. Демонстративно поворачиваясь при его появлении спиной.

От безнаказанности Саня борзел, но удивительно, ему всё сходило с рук.
Однажды мы шли со смены, и он традиционно ткнул открытой барсеткой в нос охраннику, когда тот неожиданно сказал.
- Сань, оставил бы газетку почитать!
И добавил.
- Там сегодня говорят статья про наш завод.
У меня ёкнуло под ложечкой.
Саня же ни секунды не мешкая озабоченно нахмурился, посмотрел на охранника, и сказал.
- Не вопрос! Политинформацию завтра в бригаде тоже ты будешь проводить?
- Ну, извини! - буркнул тот, и смутился. Откуда вохре было знать, что никаких политинформаций в цеху отродясь не бывало?
"Ну, артист!" - подумал я и мысленно перекрестился. А Саня сделав пару шагов вернулся, вытащил газету, и протянул охраннику.
- На! А то будешь потом говорить - Сашка жлоб, газету пожалел.
- Не-не-не! - замахал рукой тот.
- Бери-бери! - широко улыбаясь, сказал Саня, - Я в обед ещё всю прочитал. Статья и правда интересная.
И всучив охраннику газету, взял открытую барсетку за дно и потряс у него перед носом. Демонстрируя что там больше ничего нет.
"Фокусник, блять!" - подумал я зло и восхищенно. Зная, что у самого никогда так не получится. Не хватит ни наглости, ни смелости, ни выдержки. Ни удачи. Ни ума.
Вот такой был этот Саня, наставник, комсорг, и пройдоха каких свет не видывал.

Рабочая суббота выпала на канун Пасхи. У кого был день рожденья, я уже не помню. Дни рожденья в бригаде, как бы они ни случались, всегда отмечались в последний день вечерней недели. Тихо, спокойно, начальства нет, завтра выходной. За час до конца смены гасили станки, прибирались, и садились где нибудь в тихом укромном уголке. Так было и тот раз. Посидели, выпили, закусили крашеными яйцами, собрались, и ровно по звонку были у табельной. Потом вышли за ворота проходной, где в ряд стояли разгонные "Икарусы", и Саня неожиданно сказал.
- Пацаны! А айда на крестный ход!?

Если б мы знали, чем всё это закончится, и сами б не поехали, и Саню отговорили. Но в тот момент нам это показалось весьма оригинальным продолжением пасхального вечера.
Менты нас приняли практически сразу. Может быть у них был план. Может просто восемьдесят шестой, разгар лютой борьбы за трезвость. В машине, когда мы подавленно молчали, понимая, чем может быть чревата наша ночная прогулка, Саня неожиданно сказал.
- Пацаны. Валите всё на меня.
Это было странно и неправильно. С нас, простых токарей, кроме оков и тринадцатой зарплаты взять было в принципе нечего. Другое дело Саня.
Но поговорить нам особо не дали. В результате в объяснительной каждый написал какую-то чушь, и только Саня изложил всё с чувством, с толком, с расстановкой. Он написал, что после окончания смены вся бригада по его инициативе направилась к церкви для проведения разъяснительной работы среди молодежи о тлетворном влиянии религиозной пропаганды на неокрепшие умы.
Однако в этот раз удача от него отвернулась. Все отделались лёгким испугом, а ему прилетело по полной.
Сняли с доски почета, отобрали наставничество, и как итог - турнули с должности секретаря и вышибли из комсомола. С формулировкой "За недостойное поведение и религиозную пропаганду".

Он вроде не особо и унывал. Ещё поработал какое-то время простым токарем, и успел провернуть пару весьма полезных и прибыльных для бригады рацпредложений.
Например с запчастями. Знаете, нет?
По нормам к каждому готовому "изделию", отгружаемому с завода, положено изготовить определённое количество запчастей. Но с "изделием" они не комплектуются, а хранятся на специальном складе завода-изготовителя. До востребования. Так положено. Поскольку детали все унифицированные, то копятся на этом складе годами в невероятном количестве. Пополняясь с каждым новым агрегатом.
Саня нашел способ упростить процесс до безобразия. Он где-то достал ключи и пломбир от этого склада.
Теперь бригада, получив наряд на изготовление запчастей, ничего не изготавливала, а просто перетаскивала со склада себе в цех нужное количество. Что б назавтра, получив в наряде отметку контролёра ОТК, отгрузить их обратно. Росла производительность, выработка, и премии. Бригада выбилась в лидеры соцсоревнования и получила звание бригады коммунистического труда.
Потом ещё были мероприятия с бронзовым литьём и нержавейкой. Много чего было.
Потом началась перестройка и бардак, и возможности для смелых инициатив многократно возрасли.

Однако Саня неожиданно для всех написал заявление по собственноему.
Вместе с трудовой он зачем-то затребовал в райкоме выписку из протокола печально памятного собрания комсомольского актива, на котором ему дали по жопе и сломали комсомольскую судьбу.
Странно. Любой нормальный человек постарался бы забыть об этом инцеденте, как о кошмарном сне.
Но только не Саня. Он своей светлой головой быстро смекнул, что во времена, когда заводы закрываются, а церкви растут как грибы после дождя, такая бумага может оказаться как нельзя кстати.
И действительно. Ведь согласно этой бумаге, заверенной всеми печатами райкома, Саня был ни кем иным, как яростным борцом с режимом за православные ценности, от этого же режима и пострадавший. Во времена, когда служителей культа набирали едва ли не на улице, такая бумага открывала многие двери церковной канцелярии.
И вскоре Саня принял сан и получил весьма неплохой приход в ближнем подмосковье.
Хорошо подвешанный и язык и весёлый нрав новоиспеченного батюшки пользовались у паствы большой популярностью. На службы его народ съезжался не только с окрестностей, но и из Москвы. Приход становился популярным в среде нарождающейся богемы. Казалось бы, живи и радуйся. Однако в храме Саня, простите, теперь уже конечно отец Александр, задержался недолго. И уже через год занимал не самую последнюю должность в Московской Патриархии.

О чем он думал своей светлой головой, разъезжая по подведомственным монастырям и храмам на служебной машине? Успел ли сменить на кухне голубенькую плитку из заводской раздевалки на престижную импортную?
Я не знаю.
В две тысячи третьем отец Александр разбился вдребезги, вылетев на своей черной семёрке BMW с мокрой трассы, когда пьяный в хлам возвращался из Москвы в свой особнячек под Посадом.
Панихиду по нему вроде служил сам Алексий II.

Такая вот, пусть не совсем пасхальная, но вполне достоверная история.
Христос, как говорится, Воскресе.

Ночь, где-то около часу, иду от метро домой. Тихо, пусто, ни людей, ни
машин, вообще никого. Вдруг слышу сзади «тыг-дым, тыг-дым, тыг-дым», -
бежит кто-то. И не один явно. Оглядываюсь – бегут двое. Два мужика.
Взявшись за руки. Но странно так, не «левая-правая», как дети ходят, а
«правая-правая», у одного рука получается внахлёст, от этого бегут
неуклюже, боком как-то.

Сумасшедших и днём-то рекомендуется пропускать, спиной не
поворачиваться, а уж ночью-то. Подался слегка в сторонку, за сигаретами
потянулся, а эти сзади уже голосят «Стой, мужик!», «Слы, погодь,
братан!»

От собак и полуночных психов бегать себе дороже. Стою, жду. Добегают,
пыхтят, тянут сцепленные руки.

- Братан! Разбей, будь другом!

Привычно, как в детстве, бью ребром ладони по рукам.

- О! Пасиб те, братан, выручил!

Иду дальше, сзади под шарканье кроссовок доносится:

- Ну, давай теперь, звони!
- Чё, прям щас?
- А когда? Щас звони! Звонишь, говоришь: «Лена, ты выйдешь за меня
замуж?» и всё. Понял? Если говорит «Да», - литр с тебя.
- А если «Нет»?
- Тогда скажи «Номером ошиблись!» …

День Победы

В девятом классе девятое мая решили отметить по-взрослому.
Поскольку за «отметить по-взрослому» от взрослых была большая
вероятность сильно получить по ушам, решено было отметить его вдали от
родного дома. С ночевкой на природе.

Взяли ватники (ночи стояли холодные), заготовленные заранее бутылки,
музыку, еды, и ушли на дальний пруд, пара километров от деревни. Выпивки
оказалось через край, потому что нормы своей никто не знал ещё.
Шесть пацанов, развлекались как могли. Жгли костёр, палили сухую траву
на лугу, пекли картошку, орали песни, играли в футбол, валяли дурака. К
ночи конечно все упились в зюзю. Упали, кого где скосило.

Это было восьмое, канун праздника.
Утром девятого я очнулся от звука мотора. Башка гудела как котёл, и было
непонятно, где собственно гудит, внутри или снаружи.
Огляделся. Все остальные победители пребывали в коме. А через поле от
шоссе пылил уазик председателя колхоза.

Председатель, дядя Лёня, ехал в город на праздник, увидал с шоссе
дымящиеся руины нашего мероприятия, и завернул посмотреть, что такое
невразумительное творится в его вотчине.

Он вышел из машины, в своём парадно-выходном костюме, с полной выкладкой
фронтовых регалий, которые приятно позвякивали при ходьбе.

- Здрасьте, дяя Лёня! – заорал я. Все остальные товарищи по-прежнему
были без сознания. - С праздником!

- Здорово! – сказал дядя Лёня. – Это что это у вас тут?

- Да вот. Праздник отмечаем!

- Какой праздник? – слегка удивился председатель.

- Ну, как какой? День Победы!

Ветеран обвёл взглядом чёрное, выгоревшее до горизонта поле, дымящиеся
тут и там кусты, зияющие как воронки от взрывов ямы, валяющиеся в
нелепых позах трупы бойцов, (на двоих, лежащих ближе к костру, тихонько
тлели и дымились телогрейки), батареи пустых бутылок, как отстрелянные
гильзы, вздохнул, и изумлённо спросил:

- Победы? НАД КЕМ, сынок?

Про переезд

Когда переезжали, последними забросили в газельку коробки с игрушками.
Коробок с игрушками было не очень много, ну, может чуть больше, чем
всего прочего скарба. Водила, когда приехал на новый адрес, был печален
и загадочен.

Оказалось, что вся эта груда детского барахла начала в дороге от тряски
и тесноты петь, пищать, гудеть, дудеть и разговаривать. К примеру
львенок там один есть, бывало как заорёт благим матом «Пачешшши мне
спинку! Пачеши мне спинку!» потом передохнет и «Я на солнышке
лежууууууу!!!» С такой игрушкой только гопников по темным подворотням
пугать хорошо.

Ну, при движении эта музыкальная шкатулка не больно кому мешала. Но на
светофорах стала привлекать внимание соседей по полосе и прохожих. Те
сперва удивлённо косились на звук, потом начинали тыкать пальцем и
хохотать. Пару раз останавливали гаишники. Весело заглядывали в кузов и
прыскали в кулак.

Вся беда в том, что машину для переезда я одолжил на выходные по
знакомству на одном предприятии в Ивантеевке. И на газельке во все борта
крупной красивой славянской вязью по диагонали шла яркая красно-желтая
надпись - "РУССКИЕ КОЛБАСЫ"

В кабинете дежурного следователя несколько сотрудников занимались тем, что внимательно смотрели видео на экране ноутбука. По периодически раздающимся взрывам хохота можно было подумать, что они смотрят какие-то весёлые ролики с ютуба. На самом деле они изучали следственные материалы.

* * *
На средней площадке рейсового автобуса стоял мужчина и разговаривал по телефону. Одной рукой он разговаривал по телефону, а другой держался за поручень над головой. Народу в автобусе было не сказать что битком, но и не мало. Тем не менее вокруг мужчины с телефоном образовалось свободное пространство радиусом с метр. Пассажиры сторонились и изредка бросали на мужчину косые неодобрительные взгляды. Эти неодобрительные взгляды вызывал скорее не сам по себе мужчина, в котором ничего ни странного, ни опасного, кроме хамской привычки разговаривать по телефону в общественном месте, не было. Неодобрительные взгляды вызывал пакет, что был у мужчины в той же руке, которой он держался за поручень. Пакет болтался и раскачивался на уровне головы в такт движению автобуса, и легко мог кого нибудь задеть. В пакете, судя по отчетливым очертаниям и характерным звукам, находилось несколько бутылок.

- Мужчина! - наконец не выдержала одна из пассажирок, дама весьма пышных форм. - Мужчина, вы не могли бы опустить пакет?!!

Поскольку и руки, и рот у мужчины были заняты, он ответил даме мимикой лица. Мимика эта говорила: "Мадам, не надо нервничать! У меня всё под контролем!"

Автобус меж тем подходил к остановке "Школа". Там неподалёку действительно была школа. И на проезжей части, как и полагается возле любой школы, стоял знак ограничения скорости, а асфальт бугрился несколькими лежачими полицейскими. Автобус, как и предписывали правила, плавно сбавил ход, и слегка подпрыгнул на кочке лежачего полицейского. Этого оказалось достаточно, чтобы содержимое пакета тоже подпрыгнуло, в результате чего дно пакета лопнуло по шву, и его содержимое с высоты человеческого роста полетело на пол. Содержимое, как и угадывалось, составляли три бутылки какого-то красного вина.

Бутылки моментально достигли пола, и с весёлым звоном разлетелись на сотни осколков и брызг, окатив ароматным содержимым всех, кто находился в радиусе одного-двух метров. Фиолетовые брызги, попав на преимущественно светлую по причине жары ткань, моментально растекались по ней грязными причудливыми узорами.

- Да это что ж такое!!! - закричала пышная дама, с ужасом разглядывая на своей белой юбке, и не менее белой блузе новоявленные разводы. Народ задвигался, и возмущенно забухтел, разглядывая одежду и пытаясь определить степень ущерба. Виновник торжества быстро убрал телефон в карман, и стоял с пустым пакетом, растерянно разглядывая груду битого стекла в луже у себя под ногами.

- Вот ты же ж мать! - в сердцах выругался он.

Слева от него парень с портфелем удивлённо наблюдал, как на его отличных кремовых брюках сиреневые капли постепенно превращаются в безобразные кляксы. Парень был атлетического телосложения, и бугры мышц, растягивающие рукава его белоснежной рубашки, были приобретены явно не в офисе. Бросив изучать безвозвратно испорченные брюки, парень переключил своё внимание на виновника.

- Ты что ж наделал, сука?! - спросил он у мужика, и сделал к нему шаг.

Остальные пассажиры одобрительно загалдели, и сделали то же самое. Кольцо разноцветных граждан вокруг мужика стало стягиваться и смыкаться. Мужчина понял, что сейчас его скорей всего будут бить. Он сделал шаг назад и упёрся спиной о поручень. Дальше отступать было некуда.

И когда уже казалось, что неизбежное вот-вот случится, внезапно растерянность на лице мужчины сменилась широкой улыбкой, он шагнул вперёд, вытянул руки по направлению к толпе в успокаивающем жесте, и хорошо поставленным голосом громко сказал:

- Спокойно, товарищи! Улыбайтесь, вас снимает скрытая камера!

И показал рукой куда-то себе за спину.
Потом вытащил из нагрудного кармана картонку визитной карточки, помахал ею перед носом пассажиров, и добавил:

- Канал РЕН-ТВ, программа "Скрытая камера".

Агрессия на лицах сменилась растерянностью. Люди завертели головами, пытаясь угадать, где же прячется глазок камеры. Но скрытая камера на то и скрытая, что фиг ты её сразу заметишь. Мужчина с пакетом меж тем продолжал.

- Товарищи, я хорошо понимаю ваше возмущение! Но и вы нас поймите! Искусство, как известно, требует жертв! И сегодня оно выбрало жертвами вас! Но мы безусловно готовы компенсировать все ваши издержки. Я попрошу никого не расходиться! Сейчас подойдёт наш редактор, и с каждым индивидуально согласует сумму ущерба! Повторяю! Пожалуйста, не расходимся!

В этот момент автобус подошел к остановке, двери открылись, и мужчина продолжил.

- А я сейчас, с вашего позволения, переодену в операторской машине брюки, и тоже к вам присоединюсь! И мы сможем обсудить ваше дальнейшее участие в программе! Ну, кто захочет, конечно!

На этих словах он спрыгнул с подножки автобуса и скрылся в толпе. Двери закрылись, и автобус плавно тронулся дальше по своему маршруту.

А забрызганные пассажиры так и ехали до конечной, в ожидании мифического редактора с полными карманами компенсаций.

* * *
В одном мужчина не соврал. Камера в автобусе действительно была. Только не скрытая, а обычная служебная, которая в режиме нон-стоп записывала всё происходящее в салоне автобуса. Именно запись с этой камеры и изучали спустя несколько часов следователи, отрабатывая по горячим следам заявление группы пострадавших.

В заявлении этих граждан, как ни странно, не было ни слова про испорченную одежду. Зато там было много возмущенных слов про обчищенные карманы, исчезнувшие в момент происшествия из этих карманов кошельки, смартфоны, и прочие дорогие сердцу каждого гражданина вещи.

Сначала старый анекдот для затравки.
Мужчина на приёме у психиатра жалуется:
- Доктор, каждую ночь вижу один и тот же странный сон. Снится, что я толкаю поезд из Хабаровска в Москву. Утром просыпаюсь полностью разбитым, будто я этот поезд на самом деле толкал. Что делать?
Доктор говорит:
- А вы, батенька, перед сном внушите себе, что нужно поезд дотолкать не до Москвы, а только до Новосибирска. А дальше пусть кто хочет, тот и толкает.
Через месяц пациент приходит снова .
- Ну, милейший, как ваши дела? - спрашивает врач.
- Вы знаете, доктор, - говорит мужчина, - очень ваш совет помог! Толкаю поезд до Новосибирска, и потом всю ночь сплю как гуленька! Утром просыпаюсь бодрым и полным сил.
- Отлично! - говорит доктор.
- Но недавно, - говорит мужчина, - случилась новая напасть. Теперь мне каждую ночь снится, будто я ублажаю дюжину девиц. Утром встаю полностью измождённым. Помогите!
- Дружочек, - говорит доктор, - а вы внушите себе перед сном, что вам достаточно ублажить только четверых. А остальные пусть как нибудь сами.
- Доктор, ну почему четверых?! Нельзя хотя бы двух?
- А что вас, батенька, смущает? Если вы справляетесь с дюжиной, то четверых-то осилите легко!
- Доктор! Но мне же ещё этот чёртов поезд до Новосибирска толкать!

Короче, собрались как-то раз по клюкву. Ну, как собрались? Сидим, и вдруг Валера говорит.
- Мужики, а поехали за клюквой в выходные!
На тот момент поездка за клюквой в списке наших приоритетов была где-то сразу следом за полётом на Альфу Центавра. Но Валера сказал:
- Я место одно знаю, там клюквы море! И главное места дикие совершенно, никто про них не знает. Туда вообще только на лодке можно попасть. Насчет лодки я с егерем уже договорился.
Ну, мы так прикинули, что Альфа Центавры может и подождать. За клюквой так за клюквой.
Долго ехали на уазике какими-то лесными, приметными только глазу опытного проводника тропами, и наконец попали на берег реки, где нас уже ждал мужик в потёртом камуфляже. Передавая ключи от лодки он сказал.
- Ягоды нынче много. Вы только аккуратнее там, на хозяина не нарвитесь.
Мы переглянулись. А кто тут хозяин, разве не егерь?
- Медведь. - пояснил Валера.
- Да, на мишку. - кивнул егерь. - Они сейчас жир на зиму нагуливают, ягодники их любимое место.
Мы снова переглянулись. А правильный ли маршрут выходного дня мы выбрали? Зачем нам эта клюква, действительно, ведь Альфа Центавра реально ближе? Но егерь успокоил.
- Да вы не бойтесь, мишка не тронет, вы для него кулинарного интереса не представляете. Одеколоном от вас воняет, куревом, он вас за версту учует и стороной обойдёт. Главное, сами на него в лесу не наткнитесь. Ходите громко, разговаривайте, шумите, ну Валера вам расскажет, как себя в лесу вести.
Валера с видом опытного медвежатника важно покивал. Мы попрощались с егерем, погрузились, переправились на другую сторону, привязали лодку, нашли неподалёку от берега хорошее сухое место, и разбили лагерь. Пока ставили палатки, пока готовили еду, стало смеркаться. Ужинали уже по темноте. Перед сном махнули по стопочке, и отправились на боковую, чтобы утром пораньше встать.
А утром обнаружили, что Валера пропал.
Не сразу конечно. Пока ходили туда-сюда, кто костёр разводил, кто завтрак готовил, а потом кто-то вдруг спросил.
- А где Валера?
Валеры нигде не было. Палатка настежь, в туалет за это время можно было десять раз сходить по любому. Короче, Валера пропал.
- Да он наверное проснулся, будить никого не стал, и ушел по ягоды.
Такая версия, как единственно разумная, была встречена с одобрением. Пока кто-то не заметил:
- А с чем он по ягоды ушел?
Действительно. Вёдра, кузовок, рюкзак, все Валеркины вещи были на месте. Не хватало только спальника.
- Ну он же не со спальником по ягоды ушел?!
Покричали. "Валера! Ва-ле-ра!". Без результата. Кто-то вспомнил, что Валера ещё накануне, за ужином, вёл себя не то чтобы странно, но как-то нетипично. Не бухтел без умолку, не строил из себя знатока-краеведа, а сидел тихонько и задумчиво.
Решили разойтись в разные стороны и осмотреть ближайшие окрестности. Через минуту раздался крик:
- Ребята, сюда!
Когда прибежали на голос, Слава стоял и показывал палкой на кучу помёта. Куча была явно свежая, и такого размера, что даже не специалист мог с уверенностью сказать, - тот кто это сделал был точно не белочка.
- Может лось? - сказал кто-то с надеждой.
Тогда Слава ткнул палкой левее кучи, и все увидели след. И это было не копыто.
Вернулись в лагерь, молча покурили. Обсуждать, что делать дальше, смысла не имело. Это и так было ясно. Нужно ехать за егерем. Решили - двое едут, двое остаются в лагере. Бросили жребий. Договорились о сигналах, на тот случай, если Валера всё-таки найдётся. Двое, кому выпало плыть, на скорую руку собрались и ушли к реке.
Через минуту они запыхавшись бежали обратно.
- Ребята, лодки нет!!! - выдохнули они.
Все рванули на берег. То, что лодки на месте нет, было видно ещё издали.
Лодка нашлась сразу же, стоило спуститься к воде и поднять глаза на уровень горизонта. Она качалась на волнах ровно посредине реки, никуда при этом не двигаясь. Явно стояла на якоре.
В лодке, закутавшись в спальник, сидел Валера, и махал нам рукой.
Сперва он молчал как партизан на допросе. Только пара дружеских ударов по почкам заставили его разговориться и объяснить, в чём дело.
- Понимаете, я эту кучу вчера ещё увидел! Отошел по нужде, и наткнулся! От неё ещё пар валил! Мне даже кажется я слышал, как мишка её делал. Ох, я испугался! Думаю, я же в палатке всё равно теперь не усну. Взял тихонько лодку, в лодке всё-таки не так страшно, он же за лодкой не поплывёт.
- Что ж ты, гад, нам ничего не сказал?!
- А смысл?! Мы же в лодке всё равно бы все не уместились. А так вы хоть выспались.
- А если бы он на нас напал?!
- Да не нападает он! Нужны вы ему. Егерь же сказал!
- А что ж ты сам тогда в лодку полез, если егерь сказал?!
- Не знаю! Он мне прошлый раз сказал, что клеща проще всего высосать. Я высосал, и проглотил случайно. Потом неделю ходил думал, что он у меня в животе живёт, чуть с ума не сошел.
- Вот же ты дятел! Сам-то хоть выспался?
- Да где там! Только глаза закрою, задремлю, и тут мне начинается сниться, что медведь ко мне подкрадывается. Я вскакиваю, и бежать! А бежать не могу.
- Почему?!
Валера подумал, посмотрел на нас как на идиотов и сказал:
- Куда бежать?! Я же в ЛОДКЕ!

Сегодня в электричке. Заходит мужик в камуфляже, с гитарой, (ну,
псевдоафганец такой, хронически контуженный бахусом), и затягивает
традиционный псалом без начала и конца. Ну, там, горы стреляют, а мама
плачет, а друга убили, а девушка ушла к другому, руки нет, ноги нет,
мозгов не было никогда... Такая хня, короче.

Вагон впадает в неловкое оцепенение.
Только позади меня мужской голос что-то неразборчиво недовольно бубнит.
Вымотав пассажирам все нервы, камуфляж уходит по проходу.
Сзади (я не вижу, только слышу) раздаётся другой голос.

Второй голос (громко и возмущённо, с остаточной слезой в голосе)
- Да ты заебал, поэл?! Ты не служил, поэл!!! Тебе не понять!
Первый голос (флегматично).
- Я не служил?!.. Конечно!.. Я не служил...
Второй голос (громко и злорадно)
- Во-во!
Первый голос (флегматично)
- Я в это время между прочим тоже не в санаториях прохлаждался!
Второй голос (громко и насмешливо)
- Ага!
Первый голос (философски)
- Я между прочим в это время в психушке лежал!...
Второй голос (громко и возмущенно)
- Ну и чо?
Первый голос (флегматично и с напором)
- Чо - "Чо!"?! Тоже, знаешь, не сахар! Ещё неизвестно, где опасней.
Второй голос (громко и с вызовом)
- Ну и чо?
Первый голос (с надрывом и нотками истерии)
- Чо - "Чо!"?! Чо!... Чо-та наши в пижамах с гитарами по вагонам не
ходят! Нервы людям не мотают!

"Он был мне больше, чем родня"

Утро, холодно, ветер, зараза, во все места. Все ежатся и стараются друг
на друга не смотреть. Впали в анабиоз до ближайшего автобуса. На
остановке сидят и угрюмо бухают два мужика.

Между ними литровая бутылка водки и закуска на газете.

Один в зимней шапке и летних мокасинах. Красные руки, красное лицо,
грудь нараспашку. Не бомж. Бухает просто давно. С лета, похоже.

Второй в хорошем пальто, кашне, галстук, портфель. Морда небрита где-то
с пятницы.

Молча наливают, молча выпивают, молча закусывают, молча закуривают,
молча сидят, глядя себе под ноги. Потом один из них поднимает голову,
долго смотрит на другого и удивленно спрашивает:

- Ты кто???

Второй надолго задумывается, так же удивленно глядя в глаза собеседнику,
потом медленно говорит.

- Вообще-то я тут первый сидел.

Дальше я уехал.

Хроника происшествий.
«Аварии»
«4 декабря, 23:25
На пересечении Вернадского и Ломоносовского проспектов
70-летняя пенсионерка попыталась переехать проезжую часть на велосипеде.
Женщина добралась до пешеходного перехода, но по какой-то причине не
стала дожидаться «зеленого» и в результате оказалась под колесами
«Mitsubishi». Водитель иномарки, к счастью, успел притормозить, и
бабушка «отделалась» лишь переломом голени»
МК-Мобиль №47 от 16 декабря 2003

Я случайно оказался свидетелем этого ДТП. Бедный водила очень долго не
мог оторвать ногу от педали тормоза. Заклинило. Не педаль. Не ногу.
Мозги.
К скупой хронике происшествия добавлю только, что ширина Ломоносовского
проспекта в этом месте - под сто метров. И интенсивность движения
высокая даже глубокой ночью.

Есть поговорка. «Народ, который ест макароны с хлебом, - непобедим»
Я добавлю.
Страну, где СЕМИДЕСЯТИЛЕТНЯЯ БАБУЛЯ! НА ВЕЛОСИПЕДЕ! ДЕКАБРЬСКОЙ
ПОЛНОЧЬЮ! ШАРАШИТ НА «КРАСНЫЙ» ЧЕРЕЗ ЛОМОНОСОВСКИЙ! - пусть побеждают.
Наплачутся потом.

Ракетчик

Дом у нас неправильной буквой П. В новогоднюю ночь во дворе шарашат фейерверки. Они взрываются на уровне четырнадцатого этажа, осыпая стеклопакеты искрами. В половине первого шумная компания соседей вывалилась покурить на общий балкон. В это время снизу ударил фейерверк, взрываясь прямо у них под носом. Соседи залегли за ограждение как за бруствер. Потом вытащили на балкон коробку с петардами, и стали бросать их вниз. Публика внизу бросилась врассыпную.
- Ага! - кричали радостные соседи с балкона. - Не нравится?
Какая-то мамаша, грамотно петляя между разрывами, тащила испуганного малолетку, который голосил сквозь слёзы:
- Мама, это война?
С опаской поглядывая вверх, мамаша кричала в ответ:
- Нет, сынок! Это дурдом!!!
Завершив блиц-криг полным разгромом противника, соседи взяли коробки с фейерверками и отправились вниз. Запускать.