Поиск по автору:

Это не рассказ о необычайных качествах обычных людей или скрытых гениях.
Хотя, может быть и об этом. Просто попробуйте взглянуть на всё с точки
зрения простого обормота, решившего оставить жену. И тут, очень кстати
подвернулась молоденькая и миленькая девчушка.
И ведь не задумался балбес, что к ней в довесок придётся принять и родственников,
людей настолько нормальных, что я и имён их не запомнил.
Но вот с новым свояком, Толяном, мы вынужденно сдружились, ибо жили рядом.
Он был неутомимым простым работягой с умением много выпить и принять
гостей с хорошо приготовленным мясом. Классически простым.
В одном ему в жизни не повезло:
У его жены была аллергия на алкоголь, так что она была всегда грустна и
ему было не весело. Периодически он кодировался от алкоголя.
Это выглядело так: ему на голову надевали ведро и потом по этому ведру
чем-то стучали. И с ним это работало.
Когда мы породнились Толян увидел новые горизонты жизни. Но после первой же
совместно распитой банки пива стало ясно, что точек соприкосновения,
кроме сестёр у нас нет.
Он, правда, попытался начать диалог вопросом: ʺА ты бы трахнул мою жену?
А я бы твою — да.ʺ , но я не откликнулся.
Так бы мы и остались просто формальными родственниками, но тут его осенило!
Он сказал, что хочет научиться играть в шахматы. Я к тому времени почти
забыл, как это делается, но согласился из родственной вежливости.
Начали мы без ферзя у меня, прошли через ладьи, но уже через месяц стали играть
на равных.
Но на этом эволюция Толяна как личности не закончилась.
Он купил себе CD плэйер, что было в те годы непомерной роскошью.
Но я же говорил, что он был очень работящим.
Под влиянием этих нездешних звуков он захотел научиться играть на гитаре...
Вы уже поняли, через месяц Толян тешил меня гитарными экзерсисами.
Но так же переодически кодировался от пьянства.
С женой он развёлся. Развитие, однако. Я к тому времени тоже.
А дружить мы не перестали.
Так о чём это я собирался рассказать...

-Думаете, зачем она здесь сидит, спросил меня Евгений Клячкин,когда мы минули дежурную по этажу в коридоре гостиницы по пути к его номеру? И сам ответил:
-чтоб не е**лись.

Евгений Клячкин был ярким бардом Ленинграда времён оттепели, хотя и нисколько не диссидентский. Ему уважительно сочувствовали, поскольку он пытался соединять приличные стихи с хорошей мелодией. «Не гляди назад, не гляди», «Мелодия в ритме лодки», «Вальс лестниц", "Антенны поют колымельные нам". Есть, что вспомнить. Погиб нелепо, вынесло песок из-под ног при купании.

Немало лет прошло с той поры, когда я встречался с Евгением Клячкиным. Многие мне говорили, что он сломался, после эмиграции в Израиль, даже был жалок. Но я его помню другим, На моей памяти Евгений Исаакович был уверен в себе, может быть немного чересчур самоуверен, но он имел на это право. Таким и опишу.
Евгений Клячкин был по профессии инженером-строителем. Выходя на сцену, он говорил, что в его профессии его могут заменить многие, а вот на сцене - никто. И он был прав.

Итак - туманный день.Туманный настолько, что вытянув руку пальцев не видишь. Поезда не ходят, а ползут. Концерты в Волгодонске приходится отменить. Но фирменный поезд Тихий Дон всё-таки приходит. Выходит Клячкин в этакой большой дублёнке и первым делом отменяет воскресный концерт. Мои возражения во внимание не принимаются, поскольку ему необходимо быть в конкретном поезде в назначенное время. А ситуация и так непростая. Ну представьте себе: Ранний концерт в Ростове, потом бегом до Таганрога, 60 км и опять в Ростов. Когда я сказал Клячкину, что в Таганроге всего-лишь две остановки трамвая от электрички до места концерта- он поинтересовался.Нет это - неверное слово. Он вопросил:
-У Вас что нет других видов транспорта кроме электрички и трамвая?'-
Я признался, что есть моя машина, но старенькая и в ремонте. Клячкин замолчал, после того, как сказал, что я безответсвенный человек. Его мнение несколько изменилось, когда я открыл в электричке чемоданчик и предложил ему перекусить. Но главное было впереди.
Когда мы прибыли к этому Дому Культуры в Таганроге мы увидели толпу из человек 700-800, стоящих у входа.
Клячкин спросил: 'Это все меня слушать?' Что я мог ответить?
Дело оказалось хуже. Не было света. И это несмотря на то, что мужем директора этого ДК был влиятельный человек, начальник КГБ и разрешение на концерт она получала прямо дома - света не было во всём городе.
И вот ситуация:
Для того, чтобы концерт в Ростове состоялся - нужно успеть на электричку.
В запасе где-то 40 минут. Сидим в темноте. Зал полон.
Прошу два билета на подходящий автобус и такси ко входу.
Всё выполнено.
Но света нет.
Время идёт. Решаем начинать без электричества.
Я зажигаю две свечи.Евгений Исаакович просит объявить его без отчества.
Наверное, не хотел подчёркивать возраст, ну или ещё чего.
И он начинает петь без микрофона в 800-местном зале. Боже, какая стояла тишина!
Он всё-таки не голосом был силён.
Где-то через час появился свет. Ну и тогда начались требования Маэстро:
Первые - ко мне: снять куртку, поскольку она случилась одинаковой с его и не пить кофе на сцене, поскольку только он имеет на то право.
И основное- поставить звук. Долго капризничает.
Из зала послышалось: -Может быть, продолжим, как было?
Концерт красиво состоялся и в Ростов мы тоже успели.

Теперь о концертах в Ростове.
Я был молод и экстремален:.Уж коли тебе в руки попал Клячкин- выжми из наго всё. Три концерта - не мало. Я потребовал, чтобы было спето всё. Тогда организаторы могли диктовать. Он отыгрался на сцене, сказав, что я - пассажир, который учит шофёра, куда везти. Но условия выполнил. Эти записи у меня есть.

Но это - внешне. Оставался туман и необходимость быть Клячкину на вокзале. В Москве. Два человека сидели на телефоне и докладывали ежечасно.
Два билета я предоставил Евгению Исаковичу.. Один на самолёт, другой на поезд... Последний отменял воскресный канцерт. Я снова открыл в гостиничном номере чемоданчик. Вы представляете этот день?.. Там было, что поесть и выпить. Тут он меня стал уважать. Ну не совсем я безответственный человек, оказалось.
Впрочем он был неправ.
Сидели мы, размякнув где-то до шести утра и рассказал он, почему ему нужно быть на том вокзале. Ждали его там красиво в красивом купе.
Даже фотографию показал. Его можно было понять. Видит Бог, неудачный финал - не моя вина.Ну или не совсем
Самолёты в Москву, действительно, полетели. Но не возвратились. Улетел он в какой-то Невынномыск.
А у меня так и не получилось извиниться, долго собирался...

Как-то, во время дружеского застолья я рассказывал компании о том, почему КГБ
не смог меня запугать. Четверть польской крови делала для меня невозможной
саму идею поступиться гордыней, даже зная, чем мне это грозит.
Друзья это проиграли в мозгах, примерили на себя, присмирели, помолчали.
Вспомнили, что провожали меня в армию, как навсегда, зная моё неумение
покоряться.
Но потом один из них спросил, не случалось ли мне поступиться гордыней.
И я вспомнил этот позорный факт:
Я честно выживал весь срок службы в жутком стройбате, где комсомольский
секретарь перед строем реально изнасиловал узбекского бойца,
а мой однопризывник попросту повесился. Мне жилось не так уж плохо
после обязательного полугода с лопатой. То элекрик на серьёзной станции,
то завклубом. Ну и серьёзная рок-группа как бонус.
Так и дослужил до приказа, т.е стал дембелем.
Вот тут всё и взорвалось.
Наш ротный, неплохой, добродушный увалень ушёл куда-то на повышение.
Вместо него пришёл нервный лейтенант. Меня это мало касалось, я работал
как специалист, а такие приносят деньги части и их не трогают без надобности.
Но случилось так, что направляясь, как положено в наружный туалет перед
построением я споткнулся и уронил очки, на которые и наступил.
До казармы добрался, но в строй попал с некоторым опозданием.
И наша новая метла начинает меня мести. Мне и так-то тошно, я не вижу лица
человека в двух метрах и как работать ничто, кроме интуиции не подскажет.
А этот правильный служивый начинает мне рассказывать, что я неправилно
понимаю, как это важно, что мы призваны строить, чтобы защитить Родину.
И тут я роняю двухгодичный щит. Я говорю ему, что он призван только
надсмотрщиком. Разговор ведётся в одноэтажной казарме и все его слышат.
Ну и какой у него выбор?
Он требует, чтобы я взял тряпку и помыл пол в казарме. Я отказываюсь, ибо для
дембеля это — позор. Тогда он подносит руку к фуражке и отдаёт приказ по форме.
Это реально меняет дело, потому что неподчинение приказу — штрафбат,
почитай тюрьма.
И вот тут я сломался. Я взял тряпку и проволок её за угол вдоль казармы, ибо этого
было достаточно для показа моего подчинения.
Он меня уверил, что последствий не будет, слово офицера.
Через пару дней он вызвал нас с напарником с работы из зоны.
Мы не могли не опоздать, что и случилось. Мне была объявлена гауптвахта.
Меня нельза было туда без очков. Я мог бы обратиться к замполиту... но гордыня!
И медицинский лейтенант подписал неправедную бумажку.
Три дня на гауптвахте стали свидетельством моей мужественности: выжил.
Пришёл день увольнения. Согласно правилам вырвавшимся на волю новым
гражданским с неплохими деньгами был положен сопровождающий офицер,
обязанный посадить их на соответствующие поезда.
Но, по вполне понятной традиции новые свободные люди скидывались по рублю
для сопровождающего и шли гулять по вновь открывшейся свободе.
Так же было и у нашей, все ещё почти подкомандной, но уже компании.
Но уже после формального прощания мой бывший командир попросил меня
отойти в сторонку для разговора.
Он спросил, не считаю ли я его поведение подлым. Я сказал ему, что я думаю.
Через три месяца я приехал в свою бывшую часть, чтобы помочь моей бывшей
рок-группе записать их новый альбом и узнал продолжение истории.
Мой бывший командир пошёл в кабак, надрался и подрался. Был уволен из армии.

Зарисовка о красных машинках:

Моя жена признаёт только красные машинки. Едва приехав мы сразу купили Олдсмобил, случайно красный, на спидометре было больше 280 тысяч километров. прослужила нам машинка лет восемь, но умерла не от старости. Жена её разбила.
Она вообще как-бы научилась водить только здесь, да и то, только потому, что у меня нашёлся достаточно хладнокровный друг для её обучения. Моих нервов не хватало.
Один из моих друзей, музыкант просто во время обучения своей жены вышел из машины на светофоре и оставил жену делать, что она хочет в меру понимания. Мы, творческие люди - народ нервный.
Потом я понемногу привык.
Ну не хочет следующий красный Бьюик ехать, когда у него разбит передок. Страховка выплатила столько, сколько нам он и стоил. Купили новую старенькую, с 350 тысячами километров пробега, навороченный Бьюик. А чего дёргаться? Он же долго на дороге не задержится. У этого, правда, после того, как она его разбила отвалилось ещё и колесо, когда я его пытался доставить на место утилизации, очень уж гнилой был.
Причём прямо на светофоре на центральной улице в часы пик.
И это хорошо, потому что достаточно быстро приехали эвакуаторы.
Теперь у неё Шевроле Малибу с пробегом около 400 тысяч.
Красный, конечно и уже ударенный, но не ею, а наоборот.
Летом я убалтываю её ездить на моём Кадиллаке. Авось и разобьёт ржавого. Зимой она заднеприводной машины боится.
Мне уже звонили с предложением красной машинки.
Я попросил дать мне ещё немного времени.

В очередной раз приехал к нам в Ростов н\Д Александр Городницкий.
В этот раз мне удалось поселить его в полулюкс центральной гостиницы города.
Люксом номер был, потому что имел комнаты и цветной телевизор, а полу — вероятно, потому, что из телевизора сзади торчали потроха.
Александр Моисеевич, зашёл, посмотрел и воскликнул:
"Ребята, я простой человек, я пью водку, а не коньяк, если бы я знал — я бы привёз с собой бабу. Ну а так, оставайтесь, погуляем."
Уважили желание мэтра, разошлись заполночь, весёлые.
Но перед этим Городницкий попросил познакомить его с Геннадием Жуковым.
Эта деталь требует некоторых частностей. Александр Моисеевич когда-то озвучил в стихах одну мысль, которая, после раздумий кажется очевидной: «Талант нелюбопытен». Поэтому его просьба меня удивила.
Частность вторая заключается в личности Гены Жукова.
В Ростове тогда был какой-то урожай поэтов, ставшив уже известными и за пределами региона. Им, бездомным тогда, дал приют в посёлке-музее Танаис тогдашний директор Валерий Чеснок и это длилось до того времени, когда один из небольших поэтов убил там свою девушку. Но тогда Жуков жил в Танаисе, что расположен в 40 километрах в сторону Таганрога.
Временные рамки были достаточно узки, поэтому в девять утра я, непохмелённый, подобрал Городницкого у гостиницы и мы поехали.
По приезде мы увидели, что избушка поэта пуста, но нам подсказали, где его искать.
Это было также лёгкое женское жилище. Там нас направили в следующее такое же, куда уже ушёлзаскучавший баловень поклонниц. Потом это повторилось ещё раз, но четвёртое место уже было вполне приличным двухэтажным домиком с усталым Жуковым внутри.
Ради знаменитого поэта Гена проснулся, взбодрился и они имели беседу.
Ну вот частности и пройдены.
Мы возвращались довольные и расслабленные, но было бы странно, чтобы по закону жанра с нами не случилась какая-никакая неприятность.
На двухполосной дороге нам навстречу из-за трейлера вылетел автобус «Икарус». Избежать явной смерти можно было только выпрыгнув на неширокую галечную обочину, за которой был обрыв к реке, 10 — 15 метров. Мне это удалось, думаю, чудом.
Мы постояли и поехали дальше. Руки у меня начали дрожать уже дома.
И всё-таки к чему я это рассказываю?
Городницкий; насколько мне известно, никогда не рассказывал об этом случае, хотя помнит о нём.
Когда я его вёз в Виннипеге из аэропорта по приличному гололёду и мой заднеприводной автомобиль прилично
мотало по дороге, его спутница заметно нервничала. Я тогда напомнил Городницкому, что у него со мной бывало и хуже. Он сказал: «Я помню».
Может быть, я ошибаюсь в оценке личности Александра Моисеевича и такие мелкие риски для него обыденны...

Как объяснил мне мой мудрый отец - свадьба это мероприятие родителей, а наше с женой дело заключается лишь в том, чтобы стоять и сидеть красивыми и целоваться, когда потребуется.
Но не так думала судьба.
Незадолго до события весь Клуб Авторской Песни был удивлён анонсом в центральной газете, что состоится прямой эфир с городским Клубом этой самой песни.
Это был 1980й год и прямой эфир выглядел фантастикой. После концерта Галича в Новосибирске всё, напоминающее КСП было заблокировано. И тут вдруг такое...
Но это счастье совпало со свадьбой. Свадьбой моей, президента и моей заместительницы.
Клуб собрался на еженедельной встрече и стал думать. А у меня есть старый друг Шурик, который делает всё умно, кроме говорения.
А тут он и сказал: «да ничего, ещё прибегут». После этих слов к нам повернулась красивая женщина, стоявшая к нам спиной у окна и ответила: «а может быть и не прибежим!». Оказалась ведущей телевизионной дамой.
Первым её предложением было перенести свадьбу. Я ответил в том смысле, что наши родственники со всех окраин могли бы быть не рады таким изменениям.
Следующее предложение я бы принял с удовольствием, если бы не патологическая скромность моей жены. Идея была в том, чтобы провезти нас через весь город на тройке, со съёмкой, естественно.
На третьем варианте стороны сошлись. Ближе к эфиру на базу отдыха, где гости гуляют на свадьбе приезжает телевизионная машина и везёт элиту Клуба в студию.
Так оно, в общем, и случилось. Меня, правда, не отпустили, но собрали достаточно вменяемых гостей для эфира. Но далее случилось вот что:
Основатель Клуба Сеня, очень осторожный человек, проинструктивал всех, что все вопросы в передаче будут провокацией и на них не нужно отвечать.
Шурик, предупреждённый о нежелательности говорения честно сдержал слово и лишь периодически толкал под локоть Сеню, от чего тот кланялся в стол.
В общем, эфир получился не скучным. Первым и последним.

Как я пытался предотвратить войну в Ираке.

Хотите - верьте, хотите - нет, но вот ссылка на страницу газеты Winnipeg Free Press обо мне и моём тогдашнем боссе Вэсе Пеннере:
https://s15.postimg.org/wbpmywwmz/Cloak-and-dagger.jpg
Статья в приблизительном переводе называлась «План плаща-и-кинжала дал нам прекрасную историю». Там сказано, что я признался в работе над секретными изысканиями для космоса и сохранил старые связи, правда в творческих клубах. Ну и много столь же завлекающих публику «фактов». Попытаюсь рассказать, что же было в действительности.

23-го марта 2003 года ко мне зашёл босс и сказал, что у меня сегодня будет задание, отличное от ремонта мониторов. Я должен был позвонить Зюганову, что само по себе было нелепо ибо я и коммунисты были по разные стороны линии огня в тире. А Вэс не мог понять, почему это президент русского клуба не может по свойски позвонить партийному лидеру. Ведь он, Вэс, член Меннонитского Центрального Комитета Северной Америки уже пообщался с бывшими членами правительств и партийными деятелями и они решили действовать. Я был выбран на роль связного. Идея была проста в своей гениальности и лёгкости исполнения: Я должен был предложить Зюганову от имени этого гражданского комитета немедленно полететь к Саддаму Хусейну и убедить его впустить французские, немецкие и русские войска, чтобы американцы не решились на вторжение. Всего делов то! Звонить нужно было в рабочее время России. И пошёл я домой, томим тоскою. Жена несколько подняла мой повисший нос, вспомнив, что супруга моего друга, барда Игоря Михалёва - международный журналист. И, действительно, скоро я имел номер штаб-квартиры коммунистов. Около полуночи я был уже готов к исполнению интернационального долга миролюбивого человечества.
Первый звонок несколько обескуражил, поскольку оказалось что папа Зю где-то в Сибири и вернётся нескоро. Но затем, член штаба сказал: «А на фига вам Зюганов? Надо говорить с Примаковым». Хорошая идея, хотя, может быть лучше уж сразу с Президентом?
Номер я получил и, приняв коньячку, позвонил. Со мной говорили, понятно как с представителем политической элиты. Мне объяснили, что Примаков освободится только в пять часов вечера и обещали сообщить ему о моём важном звонке. Представляете, как я раздулся от собственной значимости? Но в пять меня ожидал облом, Примаков уехал, не предупредив меня! И опять, этот Президент всё испоганил. Он сам попросил Примакова съездить к Хуссейну. Вот так попадётся что-нибудь под ноги и ты не добираешься вовремя до цели.
Где-то к десяти утра я дополз до работы. А там уже сучат ногами журналисты в ожидании героя. А Вэс мне говорит, что мы (а также Президент:>) опоздали и американцы уже начали операцию.
Вот так мне не удалось спасти братский Ирак. Жалею страшно.