Призрак Дездемоны и тень отца Гамлета пришли к Семену.
- Пой.
- Ой.
- Страшно?
- А Путину петь было не страшно?
- Да, в принципе, нет.
- Придворным пиитом будешь?
- Кем?
- Державиным.
- Думаете, осилю?
- Путина?
- Оду. Ну, можно ямб, можно хорей.
- Хорей не буду.
- Ок. Хорей и не надо. Добрее только надо быть, добрее, а то вон, видишь, как нам теперь пришлось...
- Сложно?
- Та не, но ты того, помни о Вечности, пой о красоте этого мира, о добрых и хороших людях.
- Так это ж не смешно.
- Не смешно, хорей, не смешно.
- Ок. Я спою хорей.
- Дактиль не надо, не потяшешь...
- А что надо, чтоб Вы упокоились с миром?
- Про Путина. Хорошо. По доброму.
Считай, мы его тебе заказали.
- А гонорар?
- А мы больше и не придем.
- А если ему не понравится?
- Сема, это ему должно понравиться, а не тебе.
- Так это ж шантаж...
- Нет, Сема, это прямой эфир, из которого тебя могут успеть вырезать, и даже мы тебя больше не услышим.
Пой, Сема, пой.
- А если не буду?
- Не надо.
- А свобода творчества?
- Вот. Ты уже не буддист.
- А инициатива?
- Пока наша.
- А деньги?
- Станиславский даже за идею работал, Сема.
Ты бы у Михалкова в студии поучился. Выдержал его рекомендации, слушал советы.
Глядишь, и люди бы тебе поверили. Гимн петь доверили.
- А где?
- Михалкову, Сема, Михалкову.
Слабо? И чтоб слушал, стоя.
- Это же черный юмор какой-то.
- А у тебя душа белая?