Недавно смотрю: валяется около мусоропровода какая-то книжка. Поднимаю и
удивляюсь. Борис Пастернак «Стихи» (Москва, СП Интерпринт, 1990). Ничего
себе! Нобелевский лауреат – выброшен, как мусор. Честно признаюсь, я
стихов Пастернака никогда раньше ни читал (кроме «Свеча горела» в
«Докторе Живаго»; кстати, роман довольно рыхлый, гораздо слабей, чем
«Хождение по мукам» Алексея Толстого или «Бег» Михаила Булгакова; хотя в
романе есть одна очень сильная сторона: великолепные описания природы -
поэзия в прозе). Итак, открываю книжку и начинаю читать:
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит…
И далее – в том же духе. И на следующей странице – примерно то же самое.
И дальше тоже. Дешевый мелодраматизм, мельтешение тавтологий бессмыслиц,
повторы одних и тех же слов, идиотская патетика, слёзы, рыданья,
страданья, просто откровенная чушь и т. п. И вот что удивительно: даже
описания природы просто отстойные. Ладно, думаю, все-таки это ранние
стихи (1912 – 1915 гг). Молодому начинающему поэту такое, в принципе,
простительно. Перелистнул я книжку – сразу на середину.
Корыта и ушаты,
Нескладица с утра,
Дождливые закаты,
Сырые вечера.
Проглоченные слёзы
Во вздохах темноты
И зоны паровоза
С шестнадцатой версты…
Мда-а-а.. Нескладица с корытом, слезами и паровозом. А ведь это стих
1941 года… И дальше, дальше, всё примерно в том же духе. Бредятина
самого низкопробного графоманского пошиба. Между прочим, в это же самое
время Константин Симонов и Александр Твардовский живым ярким словом
воодушевляли солдат на фронте. А Пастернак, сидя в тылу, кропал убогие
стишки о пошлых звёздах и слезах, о «косяках гусей», о «копошенье
мураша», об «алфавитах нив», о «пашне – по плугу» и прочей белиберде.
Позорище.