Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Илья Дубинский
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Работал он начальником безопасности Эль-Аль в Каире. В Каире был у них такой мужик Симон, прекрасно владевший арабским. Симон установил с местной полицией доверительные отношения, причём не из серии "салям алейкум и чашка кофе", а как с братьями младшими. Что Симон попросит - местные с радостью делают. Египтяне - они ж такие же азиаты, как и израильтяне, при нужной дозе респекта в общении мгновенно теряют волю.
И приехал в Каир один юноша бледный со взором горящим. Его тут же прозвали "агент М", так как он по прибытию сообщил остальным сотрудникам службы безопасности "Эль-Аль" о том, что является агентом Моссада, прислан сюда не чемоданы шмонать, а на задание, готовит спецоперацию и, возможно, Родина в его лице скоро потребует от сотрудников самоотверженного подвига.
Даже взаймы попробовал взять, на обеспечение мероприятия. У евреев-то. В общем, выезд в арабскую страну сильно ударил по связям с реальностью нестойкого разума.
Так вот, на третий день пребывания агента М. в Каире к Симону подходят двое озадаченного вида египетских полицейских и имеют ему сказать пару слов.
В аэропорту, видите ли, регулярно приземляются и взлетают сирийские пассажирские лайнеры, и при виде очередного самолёта с "роадраннером" на хвосте пылкое сердце агента М. не выдержало - он полез осматривать самолёт поближе, возможно - обдумывая секретную операцию на виду у всего аэродрома.
Степень доверия между сионистами и египетской полицией на описываемый момент времени была такова, что полицейские не подняли бучу, а подошли к израильтянам за советом - мол, это он там зачем такой красивый вышагивает?
Взбешённый Э. уже готов был хватать Симона, прыгать в машину и мчаться на поле, чтобы там при помощи флагштока с сирийским флагом противоестественно надругаться над этим дегенератом и шизофренической сволочью. Однако полицейские жестами показали ему, что всё под контролем, и щас их стараниями ему (Э.) будет явлен танец живота и сплошной Умм-культум.
Ну, развлечений в Каире мало, выпить нечего и не с кем, а тут радушные хозяева предоставляют бесплатное цирковое шоу. Кто ж откажется.
Э. и Симон становятся у окна и, давясь от смеха, наблюдают картину, достойную американского боевика: к бормочущему что-то себе под нос агенту М. подлетает старенькая гражданская тачка без опознавательных знаков, оттуда выпрыгивают усатые египетские менты, втроем хватают его за мягкие ткани и запихивают в салон.
В жизни, знаешь ли ты, всегда есть место подвигам!
Лёжа в машине, боец невидимого фронта М. как бы из последних сил позвонил на мобилу своему начальнику Э.
- Спасите! Меня похитила египетская полиция! - прокричал в трубку М. - Завтрашним рейсом - в Израиль, дебила кусок! - утирая слёзы, как-то смог в ответ выговорить Э.
И героическая карьера молодого моссадовца оборвалась, так и не начавшись.
Металлодетектор коротко пискнул. - Что это у тебя там такое в кармане? - спросил охранник у Олега.
На улице была весна, и Олегу было хорошо. Вот уже час он выгуливал красивую девушку по зеленым улицам города. В воздухе разливался сумасшедший запах всех цветов, а под Олеговой рукой округлялся упругий девичий бочок.
От избытка ощущений кровь бурлила в жилах, а сердце билось часто и споро, отправляя все новые и новые порции кислорода по всем концам Олегова молодого организма.
Настроение у Олега было, мягко говоря, приподнятым. Если бы не плотные джинсовые брюки - его волю к жизни могли бы оценить все окружающие, а так - только его спутница чуть заметно улыбалась, искоса поглядывая на милого.
Упиваясь чудесным вечером, они подошли к торговому центру.
Охранник провел металлодетектором вдоль Олегова пояса. Металлодетектор коротко пискнул.
- Что это у тебя там такое в кармане? - спросил охранник у Олега.
Олег заозирался. Девушка хихикнула. - Ну-ка, ну-ка. Похоже на складной нож или газовый баллончик. Придется достать и показать.
Девушка закивала головой, показывая всем своим видом, что она совсем не возражает насчет "достать и показать". Цвет Олегова лица уверенно сдвигался от ярко-алого в сторону невидимой части спектра.
Олег достал из подозрительного кармана ключи. Охранник повел детектором еще раз. Детектор молчал.
- Странно... А теперь не пищит... - задумчиво произнес охранник. Потом ойкнул и зарделся. - Проходите.
Девушка прильнула к красному Олегу и жарко прошептала ему на ухо: "А мне вчера показалось, что он железный". На дворе уверенно стоял апрель.
Неделя у Леши не могла взять и просто так закончиться. Должна была быть какая-то веха, какое-то ритуальное действо, отмечающее границу между буднями и выходными.
Таким действом, как нетрудно догадаться, была символическая рюмка водки, выпиваемая Лехой прямо за рабочим столом.
Утром в четверг он доставал из запертого ящика стола фирменную рюмку "Абсолют" и початую "детскую" бутылку Финляндии. Потом выходил в коридорчик, тщательно мыл рюмку, протирал ее насухо и помещал вместе с бутылкой в морозилку. Леша старательно маскировал продукт банкой замерзшего хумуса, осторожно поглядывая по сторонам.
Обед в офицерской столовой подали в час дня. Отобедав и поболтав с миловидной лейтенатшей из строевого отдела, Леша вернулся в кабинет и начал предвкушать. В принципе, выходные предвкушала, наверное, вся база, кроме заступающих в караул и выбывших по болезни, но Лехины мысли носили предметный характер.
Он представлял себе, как стихнет шум на улице, и как на блюдечке возникнет перед ним заиндевелая рюмка, полная прозрачной влаги. Он ощущал ледяной холод стекла, через край которого польется слегка вязкая водка в рот и по пищеводу в желудок. Он практически видел, как ощущение холода сменяется приятным жаром, как поднимается к небу послевкусие, как тепло и нега разливаются по телу, вымывая усталость и стресс и наполняя все члены ленивым блаженством...
В это время в коридоре послышались шаги. Шаги остановились на кухоньке, недалеко от Лехиной двери, и голос его непосредственного начальника, майора Ади Барзилая, громко сказал:
- Нир, назначаю тебя ответственным за этот сектор. Напоминаю, что новый прапорщик шутить не любит, чистоту и порядок будет блюсти любой ценой, даже ценой хороших отношений с передовыми армейскими программистами. Поэтому - он кивнул секретарше - Сиван, записывай - раковину освободить от грязной посуды, для чего всю ее перемыть. Из шкафа все вынуть, шкаф протереть от пыли и грязи, полки застелить бумагой. Холодильник...
Леха навострил уши.
- ... холодильник освободить от просроченных продуктов. Если есть возможность - разморозить и помыть.
- Ади, а может, не надо? - послышался просящий голос Омри. - Он что, будет лазить по холодильнику, искать прокисшие йогурты?
- Что значит "не надо"? Я вам что? Шутки шучу? Ну-ка, открывай! Так, что тут у нас? Этот хумус - он тут зачем? Для биологических экспериментов над призывниками? Бациллы выращивать для прививок? В помойку!
Банка со свистом пролетела через кухню и грохнулась в мусорное ведро.
- Майкл Джордан гребаный, - послышался сдавленный голос Нира.
Ади не унимался.
- Так, а это что? Что это, я вас спрашиваю? Не надо на меня смотреть так, будто я голая супермодель! Это водка! В помойку!!! Ай...
Раздался звон разбитого стекла, и даже через дверь кабинета запахло спиртом. Лехины мечты рассыпались блестящими осколками и растеклись по грязному полу лужицей. Онемев, Леха схватил свой М-16 и выскочил в коридор.
- Чья это водка? Омри? Нир?
Омри и Нир с мольбой смотрели на бушующего командира. Нир терял сознание уже на второй бутылке пива, а Омри умел пить только арак. Оба молча помотали головой.
- Алексей! Это была твоя водка?
В этот момент Леха ощутил, как физическая и моральная усталость, копившиеся всю неделю, наваливаются на него тяжелым мокрым одеялом. Он глухо сказал: "моя".
- Через десять минут ко мне в кабинет, на беседу! - выговорил Ади. - Нир, Омри: осколки убрать, пол помыть, помещение проветрить. Когда закончите, доложите, проверю лично.
Леха прошел в кабинет и сел за стол. Горе его было безутешно. "Изер чертов!" - думал он. "Мало того, что целую неделю мозги конопатит. Щас еще и наденет на глобус... мехом наружу вывернет... хорошо, если в личное дело не пойдет. Водку разбил, сцука. Ну все, выходной накрылся".
Водку Лехе было жальче всего. Он ехал домой на автобусе, и теперь вместо благодушного спокойствия и предвкушения второй рюмочки дома, с селедочкой, ему предстояла унылая и утомительная тряска, отягощенная мыслями о службе.
Сквозь дверной проем на убитого горем Леху глазели Нир и Омри.
Леха встал, с отвращением посмотрел на их довольные морды и ушел в другой конец коридора, к двери командирского кабинета. Он постучал в дверь, мысленно уже воображая себе, как будет оправдываться тяжелым детством в условиях бесчеловечного тоталитарного режима и окружением, привившим ему алкоголизм.
- Войдите, - сказал Ади. - А, это ты. Заходи, закрой дверь, присаживайся.
Леха сел. Говорить ему не хотелось. Он смотрел на столешницу прямо перед собой.
- Алексей, - Ади начал внушение. - Среди основных моральных ценностей нашей армии, если помнишь, числятся "воинское товарищество" и "личный пример". Ведь ты же офицер. Какой пример ты подаешь срочникам? Что они подумают, глядя на тебя?
Что-то стеклянно звякнуло. Леха не поднял взгляда.
- Сам посуди. Мало того, что ты приносишь и наверняка распиваешь спиртные напитки...
- Это еще надо доказать, - буркнул Леша.
- ... ты еще и не делишься со старшими по званию.
Леха повернул голову. На столе стояла "детская" бутылка Финляндии и две рюмочки "Абсолют".
Леха протер глаза и помотал головой. Натюрморт не исчезал. Улыбающийся во все веснушчатое лицо Ади открыл бутылку и налил в обе рюмки. Протянул одну из них Алексею, вторую поставил перед собой.
Лишившийся дара речи Леша чокнулся с Ади и выпил.
Ади позвонил в интерком: - Сиван! Передай всем, что проверки сегодня не будет. Я с ним поговорил, он зайдет на следующей неделе.
Из коридора послышались крики восторга.
- Уж извини, Алексей, не удержался. Наколол я тебя.
Леха откинулся на спинку стула. Он ощущал себя Атлантом, с плеч которого только что сняли небесный свод. Леха прикрыл глаза, и почувствовал, как тепло и нега разливаются по телу, вымывая усталость и стресс и наполняя все члены ленивым блаженством. В Средиземном море тонуло солнце, а на Лешу надвигались выходные. Неделя определенно удалась...
Как известно, в нашей империи сионистского зла армия комплектуется принудительно, путем забривания молодых людей призывного возраста.
Понятно, служить три года хочется далеко не всем, тем более, что если все уйдут за Родину погибать, то кто же ее будет любить?
Вариантов уклониться есть несколько. Можно, например, родиться арабом, их не берут. Или пойти учиться в ультраортодоксальную ешиву. Или, наконец, закосить.
При этом родиться арабом удается не всем, а в ешиве надо каждый день учить Тору, носить ультраортодоксальную форму одежды (лапсердак и пейсы) и тщательно выполнять заповеди, что в принципе не лучше армии.
Остается только закосить.
Косить можно по-разному, но наиболее простой и безболезненный метод - это косить под психа. Вообще, говорят, делать ничего не надо - только отмочить какой-нибудь номер на медкомиссии, и, возможно, повторить потом у психиатра.
Заветный белый билет называется "двадцать первый профиль".
На благодатной почве прикладного психиатрического симулянтства обильно произрастают всевозможные байки и истории, которыми будущие защитники отечества очень любят обмениваться по дороге на призывной пункт. Следует отметить, что у большинства дальше обмена байками дело не идет.
Герою нашей истории, условно назовем его Моше, очень не хотелось идти в армию. Дома была мама и приставка с видеоиграми, а в армии - страшные командиры, оружие и суровый походный образ жизни.
Всю дорогу, в автобусе, он тоскливо глядел в окно, временами ощущая нереальность происходящего вокруг и зябко поеживаясь с недосыпу.
Предьявив документы и повестку, Моше прошел в небольшой дворик, уселся на лавочку и стал ждать открытия призывного пункта. Скучая и позевывая, он от нечего делать вслушался в разговор трех приятелей, сидевших на соседней скамейке.
- Вот железный способ, - начал один из них вполголоса, настороженно озираясь. - Для людей с крепким желудком. В начале медкомиссии будут делать анализ мочи, экспресс тест. Надо взять с собой бутылочку фанты и вылить ее в баночку для анализа. - Неужели не просекут? - спросил другой, с недоверием глядя на знатока. - Да нет, дай договорить. Ставишь баночку медсестре в окошечко, потом как бы собираешься уходить, а потом поворачиваешься, кричишь "нет! не отдам!" и залпом выпиваешь. 21-й профиль тебе гарантирован.
Приятели умолкли, видимо, обдумывая только что услышанный рецепт.
Моше посидел на лавочке минуту, затем встал и с независимым видом отправился к автомату напитков. Достав из кармана пятачок, спокойно опустил его в прорезь монетоприемника, выбрал "Фанту", собрал сдачу и вернулся на лавочку.
Ровно через три минуты двери призывного пункта открылись, началась регистрация прибывших призывников.
Через полчаса Моше уже поднимался на второй этаж, проходить медкомиссию. Поллитровая бутылка "Фанты" лежала в кармане куртки. Газ из Фанты он аккуратно выпустил, приотвернув пробку и периодически встряхивая бутылкой.
Прямо напротив лестницы находилось окошко. Возле окошка стояла горка пластиковых сосудов для анализов, а за стеклом прыщавая медсестра с застывшим навсегда на лице выражением отвращения механически выдавала пустые стаканчики, принимала полные, опускала в них экспресс-тест, и опять - выдавала, принимала...
Рядом стояла очередь в мужской туалет, и еще одна - поменьше, к фонтанчику для питья.
Поборов нерешительность, он глубоко вдохнул и шагнул к окошку. Медсестра не глядя приняла у него удостоверение личности, выдала емкость и безразлично сказала "наполни, принеси сюда".
Достоявшись до кабинки, Моше аккуратно запер дверь, достал бутылку и налил полную баночку. Затем, для конспирации и от страха, помочился и шумно спустил воду.
Подойдя к окну, он поставил свои анализы рядом с другими такими же, он нехотя повернулся, как бы собираясь уходить. Затем резко крутанулся обратно, схватил баночку и, вскричав "не отдам! не отдам!", залпом выпил ее содержимое.
Немая сцена, последовавшая за этим демаршем, еще ждет своего драматурга. Вылупившиеся глаза, остолбенелые лица, полная тишина длилась несколько секунд. Затем кто-то рванул в туалет, зажимая рот руками.
Медсестра же тихо ойкнула, глядя на выражение лица главного героя этой сцены. Вся боль и скорбь еврейского народа отразилась в тот момент его глазах, а лик его обезобразила нечеловеческая гримаса мучения.