16.01.1999, Остальные новые истории
ПОВСЕДНЕВНОЕ ЧУДО
Эта совершенно правдивая история произошла со мной не слишком давно.
Была зима и выпал снег, я шел по улице, а надо заметить что под снегом
скрывалась корка льда которая коварно поджидала меня. И вот я,
собственной персоной иду по улице, мои добротные армейские сапоги
со стальными подковками (которыми так удобно бить в рыло) то и дело
скользят по предательской корке. С ними скольжу и я -- меня все заносит
то вправо, то влево, а иногда и вперед. В общем, не встречаю я никакого
сопротивления со стороны предательской корки (а надо бы). Я знаю, что
так долго продолжаться не может, но все равно иду, потому как где-то
там впереди Дело у меня есть. А еще у меня к сапогам присобачены
шпоры (да, да, не смейтесь, самые всамделишные шпоры) которые не звенят.
А ты, читатель, плохо меня знаешь, потому как хочешь спросить, а почему же
они не звенят? А потому, что им нечего звенеть, судите сами, разве могут
звенеть перевернутые пентаграммы размером с металлический рубль в центре
которых нарисован неунывающий череп? Читатель согласится что звенеть
им, стервецам, резону никакого нет, потому и не звенят. У Спаса звенят,
а мои не звенят. Вот такие мудреные у меня шпоры, да и сам я не дурак.
О как! Итак, иду я и шпоры не звенят, а корка ледяная предательская
под ноги так и стелется, так и ложится, но с подлецой, заметьте,
с подлецой! Ведь скольжу я, то есть иду и меня все заносит то вправо,
то влево, а иногда и вперед. И при этом от вражеской корки никакого
сопротивления не встречаю. Впрочем вру я -- к этому моменту меня все
больше влево заносить стало, ну и вперед иногда, а все потому что в улице
склон обозначился. Иду я вниз по этому склону и вижу -- стоит.
Диво дивное, чудо чудное, а если точнее -- Мерс Шестисотый. Причем
стоять ему там неположено, но он стоит. Вокруг снег, грязь и исконность
наша российская, а на ем самом ни пылинки! Вот, а из окон раскрытых
музыка хлыщет, да не простая, а оперная, и кто-то, кажется, из знаменитых
теноров поет. Причем что-то исконно русское: музыка Глинки, слова
Кобляпина или Шазона, или кого еще, не расслышал, да и в операх я, если
честно, не сильно разбираюсь. И вот иду я, то есть скольжу и корка
предательская эта как ни на есть, не сопротивляется, стерва. И заносит
меня все больше влево, а иногда и вперед. Хотя вру я -- под конец все
больше вправо заносить стало, а может и вовсе не помню -- память отшибло,
или о Деле я тогда шибко думал. Да, кстати, забыл одну очень важную
деталь -- пустой этот Мерс был, то есть натурально неокупированный.
О как! Подивился я диву этому и иду, то есть скольжу, дальше, но про
себя думаю: "Ну, разжирели буржуи! Не пора ли мировой им пожар в крови
обустраивать?". Но потому как коробок спичек и трехлитровая банка крови
остались дома, я продолжаю идти, то есть скользить. А корка ледяная
предательская под ногами скрипит и стонет, но сопротивляться не желает.
Иду я значить, этаким макаром и шпоры не звенят, хотя меня по прежнему
заносит то вправо, то влево, а иногда и вперед, но тут меня начинают
терзать смутные сомнения.
.....Мол, щас произойдет! А сомнения все терзают и терзают и я уж было
решил остановится но тут... произошло! Меня вдруг чересчур заносит вперед,
да так, что я лечу взад. Мои добротные армейские сапоги со стальными
подковками (которыми так удобно бить в рыло) потеряв всякую опору
оказываются в воздухе, а сам я со всей дури шлепаюсь на предательскую
ледяную корку, которая словно этого и ждала. С победоносным хрустом
приняла она каждый килограмм моего бренного тела. В довершение всего
из Мерса слышится оперный голос: "Сомнения его не обманули!". Но что
это, я слышу звон! Это звенят мои шпоры, а делать этого, заметьте, им
нет никакого резона. Наверно я сошел с ума! Я представляю как
в маленькой палате седой врач с лицом Сальвадора Дали будет колоть мне
аминазин и меня охватывает ужас. Стоп! Это звенят не шпоры, а всего
лишь моя голова, которая получила легкий удар о поверхность предательской
корки. Эврика!!! И знаете, в этот момент меня такое щастие обуяло
что я от хохота совсем зашелся, да так что в соседних домах стекла
посыпались. Смеялся долго, а потом встал и пошел, то есть заскользил,
потому как корка предательская по прежнему не желала сопротивляться.
А я все шел, то есть скользил, и шпоры не звенели, хотя меня и заносило
то вправо, то влево а иногда и вперед...
P.S. До Дела я в тот день все же дошел, а корка на следующий день
расстаяла.