Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Dodik
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
У нас родился третий ребенок, девочка. Двое первых - парни 5 и 7,5 лет. Пятилетний очень тянется к сестренке, но, увидев ее первый раз голенькую после вечернего купания, выдал: "Мама, а когда у нее пися вырастет?"
Эта тетрадь по рузскаму языку ученика начальных классов, назовем его Васей Петровым - имени не помню – оказалась настоящей книгой судеб. Ее откопали на помойке рыщущие в поисках пионерских артефактов дядьки-корреспонденты питерского детского журнала. Время действия – декабрь 1983 года, место – Байкало-Амурская магистраль, температура за окнами нашего агитпоезда ЦК ВЛКСМ «Комсомольская правда» - до минуса 47 в тени, нда. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы по первым страницам понять, что малец в русском силен не особо, а его училка–стерва отыгрывается на детях за свою погубленную в Южной Якутии молодость: колы да двойки, двойки да колы. Но в самой середине – внезапное просветление. Видимо, Вася подумал, да что же это, в конце концов, или ремнем его протянули на совесть, но диктант написан без единой ошибки! Оставалось только добавить, собственно, само слово диктант (справился), месяц (тоже) и число. Случилось одиннадцатое, к этому парнишка оказался не готов. Стерва препарировала слово, как лягушонка, выдавила из него четыре грамматические ошибки – опять двойка? И Вася понял: копец, надо сдаваться. Вся вторая половина тетради – в красной шариковой ручке и привычных оценках. До сих пор думаю: а было бы первое, второе или десятое? Так ведь не было, мать их!
Бывает, мои земляки такое выдадут, что не знаешь, плакать или смеяться. …Ереван, блокадная зима начала 90-х. Стоим с троюродным братом Рудиком около высотки, ждем, когда его мама, тётя Кнарик, доберется к подруге – лифты не работают, электричества нет. «Сейчас, сейчас поедем, покажу тебе, что захочешь, - говорит Рудик, - но пока мама не дойдет и не помашет с балкона, с этого места не сойду. Мама для меня – все. Скажи ей: Кнарик, отдай жизнь за своего Рудика – сразу отдаст.» Подумал немного и добавил: «Отец тоже отдаст, но не так охотно».
Во времена оны я спешил с лекциями по международному положению вдогонку за большими событиями: в туркменском Небит-Даге оказался, когда город еще приходил в себя от съемок гениальной «Кин-дза-дзы», а еще раньше довелось выступать в цехе перед рабочими вслед за Андроповым. Здесь, на станкостроительном заводе имени Орджоникидзе, наш умирающий генсек дал наказ улучшать дисциплину на производстве, что вкупе с принятыми решениями партийного пленума породило «юркины рассветы», известную старшему поколению веселуху с отловом и увольнением тех, кто оказывался в рабочее время не на рабочем месте. После Андропова бронза от пролетариев еще не отвалилась. Про Ближний Восток слушали внимательно и солидно, а после лекции ко мне подошел пожилой рабочий и спросил: - Ну что, сынок, не ошиблись мы с Арафатом? А ведь об этом и мечтал Ильич! Но где-то просчитался. Сейчас на месте цеха, кажется, клуб «Б1». Или дисконтный центр «Спортмастера»? А, может, «Ашан»? Да, в принципе, без разницы.
Случаются истории настолько удивительные, что сам бы ни за что не поверил, кабы не был тому свидетелем. …Шла тщательная выверка офисной площади; женщина-администратор этажа исполняла свой главный обряд – искала свободные места, чтобы нас уплотнить. А делали мы журнал. Раз в месяц выкладывали материалы и фотографии на большой стол, приходил художественный редактор, хороший, в меру пьющий мужичок по кличке Витька-Рембрандт, получал пояснения по номеру и уносил все домой – ваять макет. Конечно, этот стол не укрылся от зоркого взора администратора. «Ну, а тут кто сидит? – Да Витька-Рембрандт! – Помедленнее, фамилия сложная». Вижу, как помидором наливается ответственный секретарь. «Рембрант? – Нет, на конце дт!» - тупо, по инерции, поясняем мы. Когда тетя уходит, предаемся ликованию, но совсем не надолго. Вскоре общий список помещений и сотрудников с великим голландцем в хвосте попадает на стол руководства, и приходится огрести на ковре полной ложкой за утонченное издевательство над рабочим классом. А после того, как всех творческих сотрудников вместе с руководством отсюда уволят, эта женщина останется, ибо останется этаж.
В советские времена до пионерского лета нас, будущих вожатых, испытывали на прочность в инструктивных лагерях, перевоплощая в детишек и заставляя участвовать в смотрах строя и песни, кругосветках и иных занятных конкурсах. Один из моих друзей, Колян, на неделю заброшенный в малолетство из международной журналистики, от такого когнитивного диссонанса сразу запил горькую. Разок было попытались его расшевелить: вставай, товарищ, нас научили, как по часам определить стороны света! «Подумаешь, наука, - пробормотал Колян, – где двенадцать – там и север». После чего снова ушел в астрал.
В конце 70-х всей семьей едем смотреть новую квартиру в Ясенево. Экологический рай, сколько долгих счастливых лет жизни подарит он родителям! Но поначалу привычный советский пейзаж: дома стоят новенькие, зато вокруг - зона сталкера, все разрыто, строители убраться забыли. Не дойдя до своей высотки, застреваем в большой луже рядом с дорогой. Тормозит машина. Этим вопросом здесь будут доставать несколько лет, до появления нормальных проспектов и улиц: - Не подскажете, как проехать к микрорайону-дому-корпусу…? Папа ближе всех к машине, понятное дело, вопрос обращен к нему. Он поворачивается к маме: - Ты не знаешь? - Нет. Папа виновато разводит руками: - Нет, Вы знаете, она не знает.
Этот подчиненный свалился на голову внезапно. Виной, как всегда, моя проклятая жаль. Наша музыкальная радиостанция решила переехать, комендантом нового здания уговорили стать одного работавшего в «Останкино» мужика, но дело не выгорело, остались в Телецентре. Узнав, что незадавшегося коменданта выкидывают на улицу за два года до пенсии, я возопил, за что и получил его в свой административный отдел. Мы в ответе за тех, кого приручили? Посмотрел бы я на Маленького Принца, очутись данный товарищ на его астероиде. Мужик резво начал – с докладной напрямую на имя генерального директора, который мне сразу и врезал: угомони своего. Там было так: конечно, три недели работы не срок, чтобы предлагать улучшения в работе радиостанции; далее на нескольких страницах шли предложения. Главное хорошо помню: коммерческая FM-радиостанция не имеет будущего без тесного сотрудничества с отечественным военно-промышленным комплексом. За словами шли дела, которые я старался гасить, но в мое отсутствие у мужика проходили чудненькие номера. Пропускаем столь популярное сегодня плато, сразу к вершине. Административный отдел временно расположился в недрах другой останкинской организации; три кабинета выходили в небольшой предбанник с холодильником. Однажды возвращаюсь к себе и вижу белое лицо подружки: наш-то отколол, наш-то! По коридору шла сотрудница, у которой скончался отец. Из соседнего кабинета ее окликнул коллега. В полуоткрытую дверь подружка увидела, как они стоят в предбаннике, он обнял её за плечи: держись, у меня мама недавно умерла, знаю, какое это горе... В этот момент врывается мой подчиненный и - на бегу, озабоченно: - Что, ребята, холодильник протекает?
Если на тебе пчела, не шевелись – и она улетит. Так просто! Но сокурсницы, с которыми в конце 70-х попал за Можай на картошку, запаниковали, забегали. Пришлось дать показательный урок, благо, пчела, вызвавшая такой переполох, приземлилась мне на локоть. Ну не кусает же, говорю. Типа того, подтверждает пчела и перебирается на плечо. Стою спокойно. Молодец, сигналит лапками уже с шеи. Девчонки, как завороженные, следят за ее маршрутом – подбородок, губы, нос, переносица… К черту! Только не в глаз! Чтоб ненароком не откинуть коньки, малодушно дергаюсь в самом конце лекции. Награды: заплывший глаз, кличка пчеловод и репутация клоуна.
В ранней молодости довелось поработать переводчиком в одном ливийском порту. Грузы на МАЗах вывозили водители, командированные из азербайджанского филиала организации –подрядчика. Это были настоящие трудяги, работалось с ними споро. Подружился с Федей, добродушным толстяком со взглядом наивного ребенка и труднопроизносимым исконным именем. Когда подошел федин отпуск, он по дороге к родному Каспию остановился в Москве у моих родителей. Вернувшись, я нашел их несколько ошарашенными. Нет, Федя им очень понравился, но… Угостив гостя, как они это умели, на славу, родители приступили к расспросам: откуда родом, сколько лет, женат ли, где учился. «Закончил дядин техникум», - гордо ответствовал Федя. Как так? Небедный дядя однажды обнаружил, что по деревне без дела слоняется куча детей, его собственных и родственников, дай, думает, открою для них техникум. Сказано-сделано. Прошло несколько лет, дядя увидел, что свои учиться закончили, а в техникум лезут все, кому ни лень, осерчал: какого, собственного, лешего? И закрыл техникум. Дело было в конце 1980-ого года - самый что ни на есть развитой социализм. Целый мир обрушился в сознании моего отца-фронтовика, профессора кафедры марксистско-ленинской философии и научного коммунизма. Зато потом папа уже ничему не удивлялся.
На институтской военной кафедре нас учили обработке мозгов условного противника. Однажды сонные занятия прервал здоровым ржаньем мой дружок. Ему вдруг показался жутко смешным план радиопередачи на окруженного врага. «Дурак, да? Белены объелся?» - нещадно пинали мы дружка вслед за деканатом. Но, если подумать, он-то как раз и был нормальным. 1. Музыкальная заставка. 2. Политический анекдот (юмореска). 3. Ультиматум.
История, которую всю жизнь вспоминал мой незабвенный папа. В предвоенном Тбилиси жилось весело, да не сытно. Совсем еще юный папа как-то пошел за дефицитным маслом и попал в хвост огромной очереди. За ним встал пожилой еврей с явно пропавшей верой в светлое будущее. Вот помяните мое слово, приговаривал он, сейчас кто-нибудь скажет, что масло закончилось. Как в воду глядел: они еще были далеко от прилавка, когда вылез огромный завмаг с оплывшим от жира лицом, окинул всех безразличным взглядом, гаркнул: масла больше нэт! и исчез. Повисла тягостная тишина. Первым оправился старичок: Нет, ну вы видели это лицо? Видели? Извините меня, пожалуйста, но я скажу. Только простите, ради Бога. Но не сказать этого просто не могу, простите. Я заранее извиняюсь, конечно. Извините, но это не лицо, это жопа.
Чем только не доводилось заниматься в моей многотрудной жизни? Как-то поручили опекать одного питерского сироту: парнишка замечательно сыграл в, увы, не прогремевшем у нас российско-французском фильме. Звезде установили брекеты, взяли на работу курьером, сняли чудную однокомнатную квартирку. Хозяйка повелась на излишне громкий имидж нашей фирмы и встала на путь страданий. Итогом вольной жизни хлопца явилась её многостраничная жалоба руководству с требованием возместить ущерб от этого ужаса – разбитая посуда, повсюду грязь, презики, тампоны… А вишенкой на торте коллективом единогласно была признана фраза: Под крышкой радиолы «Ригонда» устроил жилище для своей черепашки.
Признаюсь, я не Бог весть какой знаток классической музыки. Но она всю жизнь где-то рядом, в дикости пребывать не дает. На хоровом детском конкурсе, в котором участвует и музыкальная школа сынишки, небольшая сенсация: сейчас будет реквием Сальери. Ну что ж, послушаем, а заодно сравним с моцартовским шедевром. Говорят, что вечная печать отравителя досталась Сальери не по делу, он и не думал завидовать Моцарту, ибо его музыка современниками ценилась не меньше. Ребята стараются изо всех сил, но уже в начале реквиема жуть как хочется вскочить и закричать: - Ты, ты убил!
Как заметил какой-то гроссмейстер, один шахматист в семье – это уже много. Поэтому своего сынишку, обещавшего вырасти разом в Рихтера и Аршавина, от черно-белой напасти всегда старался уберечь. Но в школе открылся шахматный кружок, жена стыдит, пытаюсь сыграть на детском тщеславии: если пойдешь, то стоит только сказать тренеру нашу фамилию, сразу упадет на колени и станет отбивать поклоны: неужто сын того самого? Из школы парень вернулся не в духе. Был в кружке? Ну. Сказал фамилию? Сказал. И что тренер? А тренер говорит: ничего страшного. Потом, правда, дядя решил-таки меня погуглить и сразу затребовал методичку. Черта тебе лысого! Будь добр иметь хотя бы элементарные знания предмета, который преподаешь.
- Как только я женился, в моей семье сразу появился розовощекий горластый карапуз… (здесь надлежало выдержать паузу и обвести всех торжествующим взглядом) мой тесть, дорогие друзья! Выпьем же за его здоровье! Дежурный тост с бородатым анекдотом уже приелся, но из песни слов не выкинешь: глава радушно принявшей меня семьи, он же Дед, умел своей безудержной энергией заполнять все пространство, совсем как Владислав Стржельчик с миртовым деревцем в «Соломенной пляпке» (зять мой!). Дед происходил из богатой купеческой семьи и не упускал случая, чтобы показать мне свой дом, который по сей день стоит на Полянке. Революционные швондеры быстро ужали чуждый элемент до комнатки в коммуналке, зато по наследству достались некоторые фамильные ценности, из которых выделялась здоровая чарка размером в полстакана, а то и побольше. Без нее у нас не обходилось ни одно застолье. Гости разглядывали выгравированный вензель Александра III Миротворца, слушали рассказ о том, как эти чарки раздавали на инаугурации императора и не могли не признать: да, раньше пить умели. Пытался не отставать от славных времен и Дед, как с чаркой, так и с другими емкостями; получалось не очень. На наши просьбы поумерить пыл неизменно отвечал, что водка помогает гадость из организма выводить. Ему, видному ученому-теплофизику, доктору наук, профессору действительно удалось надолго пережить почти всех своих товарищей по Семипалатинскому полигону, как тут поспоришь? В конце концов, тяга к спиртному оказалась роковой. Не углядели, отправился Дед на майские на дачу один, а для него святее 9 мая дня не было: хоть сам по малолетству не воевал, зато хлебнул тягот в эвакуации, так что праздник ждал загодя и отмечал от души. А тут еще кольца для колодца завезли, он, мужик кряжистый, стал их перекатывать, сверху сказали: хватит! Инсульт, потом еще несколько, все. «Дед – наш дуб, а мы его веточки», эх… С его уходом жизнь в семье стала разлаживаться: слегла теща, начались проблемы с деньгами. Дай, думаю, узнаю на всякий случай, сколько чудо-чарка стоит (нет, конечно, не продал, ей потом приделала ноги одна из бабушкиных сиделок). Двинул к своему другу, которого детское увлечение марками и монетками в постперестроечные времена неожиданно занесло в антиквары. Тот разложил альбомы и справочники по истории конца 19-го века и вначале принялся изучать дату под вензелем. В реальности она оказалась далековато от восшествия Александра III на престол, очень близко к чудесному спасению императорской семьи в крушении поезда под Харьковом, но совпадать с конкретным событием упорно не хотела. Друг зарывался все глубже и глубже, и, наконец, раздалось радостное: бинго! Чарка была обнаружена среди бритвенных принадлежностей эпохи, в ней надлежало взбалтывать пену, помазок красовался на соседней фотографии. … Всей семьей сидим за праздничным столом, наши старики еще живы. Во главе – Дед со своей неразлучной чаркой, по правую руку от него, как всегда, я, любимый зять. Под умоляющие взгляды стараюсь налить на донышко, но шансов нет, сейчас раздастся зычное: - Ты что, краев не видишь? Мне не хватает тебя, Дед.
За одним моим товарищем интересно наблюдать, когда он рассказывает о первой встрече с тещей. Добравшись в конце 80-х до Донецкой области, сразу попал в распростертые объятья: хорошо, что приехал, зятёк, сейчас уберем поле бурака – председатель даст два мешка семечек. И тогда я сказал ей: мама! (лицо мгновенно каменеет: история давняя, но реакция не ушла). Больше ко мне с такими просьбами не обращаться! И пока зятёк неделю валялся в хате, теща демонстративно собирала бурак, наливаясь к нему бурачной ненавистью. Конец, однако, отрадный. Желваки пропадают и раздается радостный смех: - Представляете, семечки председатель ей так и не дал!
У моей незабвенной бабушки была любимая история про дальнюю родственницу по имени Агнесса. Однажды Агнессу не по делу подставили в каком-то внутрисемейном конфликте и она получила гневное письмо, начинающееся воистину шедеврально: Агнесса, подлая! Бабушка, кстати, сама большая мастерица подлить масла в огонь интриг, воспроизводила этот крик души с особым смаком, а потом начинала тихо смеяться, приговаривая: бедная Агнесса, что она им сделала? И бабушки давно уже нет, и Агнессы, а история осталась. Погодите минусовать. Подойдите к зеркалу, встаньте в позу и громко, с выражением произнесите: Агнесса, подлая! Ну, смешно же.
Запомнилось одно поздравительное правительственное письмо в адрес руководства нашей музыкальной коммерческой радиостанции по случаю Дня печати. Понятное дело, служба подписавшего его г-на Починка направила документ веером. «Правильно про вас, журналистов, пишут: трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете…» Представил за этими подвигами нашего похожего на пончик генерального директора и, придя в себя после истерического припадка, полюбил Починка на всю оставшуюся жизнь.
Никогда не забуду этот день. Поздним вечером, в трезвом уме и твердой памяти, проскочил свою станцию и был выведен на конечной, потом перепутал выходы и вместо дома дошел до входа в МГИМО… Бойтесь, остерегайтесь нашего человека с двойным именем! Шел второй день профсоюзных соревнований по шахматам. Как меня вообще угораздило на них попасть? Ровным счетом 40 лет не брал в руки шашек, честно. Но что-то прознали и отрядили в команду от нашего ведомства под твердое обещание не сажать на первую, сильнейшую, доску. Ведомство большое, да трех шахматистов так и не набралось, а еще коллега явно не Фишер, надо рассчитывать только на себя... Помнят руки-то, помнят, родимые! Стал, к своему удивлению, выносить одного противника за другим. Понравилось разглядывать беззаботных сусликов, усаживающихся играть против нашей утлой команды: третий одерживал победу без игры, первый терзал до смерти моего бедного товарища, а вот второй, посередочке, был обречен, неудачник ты, брат. Но личные победы не сильно радовали: мы плелись в хвосте турнирной таблицы без всяких шансов выкарабкаться. В конце концов, это порядком надоело и я поставил ведомству ультиматум: либо присылаете человека на третью доску, либо новоявленная звезда на следующий день не взойдет. Это был молодой юрист из подведомственной организации, фамилию забыл, да и не в ней дело. У парня оказалось двойное имя и самое обычное отчество, в чем все могли быстро убедиться, так как для недоверчивых имелся наизготове паспорт. Я отчего-то насторожился, ох, не зря! Третья доска, наконец, заработала, но в этот момент мой очередной клиент решил посопротивляться судьбе, я сосредоточился на своей позиции и лишь краешком глаза заметил по соседству возню, шум, услышал приглушенное: к черту такие шахматы. Увы, новый товарищ по команде получил баранку, сохраняя при этом самый безмятежный вид. Пора было присмотреться к его игре, и в следующем туре я стал поглядывать на соседнюю позицию. Много времени на это не ушло, на втором ходу наступил момент истины: парень двинул коня по прямой, а не буквой Г. Опять разборки, наши справедливые требования засчитать поражение за невозможный ход, а не устраивать истерики, как нервные барышни… В перерыве вывел товарища в холл и деликатно стал расспрашивать о житье-бытье. Узнал, что первое имя дали по настоянию отца в честь героя гражданской войны, второе – в честь святого по просьбе мамы и бабушки. В конце концов, подошли к теме, которую никак нельзя было обойти: а Вы умеете играть в шахматы? Умею, последовал уверенный ответ, в китайские. До новой партии оставалось несколько минут. Их хватило, чтобы вкраце объяснить, как ходят фигуры в обычных шахматах и попросить держаться подальше от коней, прежде всего, своих. Ученик ухватил все на лету и в следующей партии не сделал ни одного зверского ляпа! Правда, получил мат на 5-ом ходу, на один ход дольше детского продержался. Хотел на него насесть, не до конца получилось, скромно объяснил он мне и не большой, но очень шумной группе почитателей, которая теперь дожидалась каждой его новой партии. Да, очков команде парень не приносил, зато отрадно было видеть, как растет его уверенность в своих силах и мастерстве. Слон – не самая сильная моя фигура, изрек он окружающим на очередном перекуре. Наверное, конь? – попробовал догадаться я. А финал был совсем печальным. В последнем туре он вместе со своими поклонниками принялся громко обсуждать каждый сделанный ход, я на секунду отвлекся, и отданный мне на заклание агнец в проигранном положении таки взбрыкнул – Вам мат, гроссмейстер! Пока извилистыми путями добирался до дому, все думал. Проклятые комплексы: смогу ли, не подведу ли, удержусь – не удержусь. А мимо пролетают и скрываются за горизонтом люди без страха и сомнений: надо сыграть в шахматы – без проблем, стать министром – ок, освоить бюджет – нет ничего проще. Может, поэтому моя жизнь и не задалась толком? … А недавно опять звонят: в команду по дартсу пойдешь? Твой-то, с двойным именем, первым записался! Нет уж. Не хватало еще от дротика смерть принять.
Родственника отрывает от министерских дел звонок вахтера: Вас тут спрашивают. Подошел к входу и обнаружил двух прилично одетых посланцев далекой родины. Как они на него вышли? Да очень просто: спросили, есть ли в столь уважаемой организации армяне, вахтер про него и вспомнил – зови! Понятное дело, приехали в Москву, деньги куда-то делись, скоро вернем. Робкие возражения наталкиваются на укоризну, от которой и я тушуюсь всегда: слушай, а ты вообще армянин? А то, отвечает родственник, открывая бумажник, и вы ими окажетесь, если не обманете. Не в сумме дело, теперь повторяет он. Беда в том, что я их до сих пор жду.
Итогом переговоров по Курилам стало задержание Синдзо Абэ. По новому закону, за публичные призывы к нарушению целостности России ему грозит срок до 4 лет.
