К вопросу об армяно-азербайджанском конфликте и возникновении
национальных предубеждений. Был у меня приятель, армянин по имени Армен
(если читаешь, то извини, что рассказываю здесь твои, известные половине
Парижа истории, авторские права, безусловно, за тобой). По образованию
журналист и из-за этого самого журналистского интереса ко всем
проявлениям жизни и случалось с ним масса историй, рассказывать которые
он великий мастер. Еще в далекое советское время уехал он со своей
исторической родины учиться в Питер, затем, долго скрывавшись от
армянского военного призыва по заграницам, очутился в Париже, где
и жил до переезда в Штаты. В Париже эту историю и поведал. В свой
французский период были у него серьезные отношения с девочкой из Питера,
к которой домой они однажды года три тому назад и поехали на Новый год.
Приятно удивившись дешевизне и разнообразию алкогольных напитков, с
энтузиазмом приступил к дегустации. Однако закаленный организм, плюс
приятные воспоминания о студенческих годах в городе, в котором уже не
был семь лет, пробудили его 1 января довольно рано. Спать не может,
любимую женщину будить совесть не позволяет, а к походу по местам
молодости уже бы пора и приступить. Ностальгия точит, осмотр
архитектурных шедевров решается провести самостоятельно, да и размышлять
лучше в одиночестве. Далеко не ушел, дом был рядом с Московским
вокзалом, на котором вскоре и очутился. Надо сказать, что вид у него был
жизнью потрепанный, да и равнодушие к одежде никак не могло выдать его
многолетнее отравление парами капитализма. Так вот стоит он, любуется
зданием вокзала, как вдруг от воспоминаний его отрывает вопрос:
- Слушай, друг, ты не русский?
А видит он рядом другое «лицо кавказкой национальности», еще более
потрепанное жизнью, не видевшее благ цивилизации в виде душа уже несколько
недель, зато в течение всего этого времени активно дезинфицировавшее себя
изнутри. Что ответить на это, да еще человеку, у которого профессионально
повышенная комуникабельность?
- Да и ты не русский.
Общение продолжается. Идет прямо:
- Не, я азербайджанец, Азером зовут.
В ответ чуть более сдержанно: «а я армянин, зовут Армен». Следует
предложение продолжить так интересно начавшийся диалог в более спокойном
месте. В буфете берут водки. В конце концов радушный хозяин приглашает
гостя нашего города к себе домой, то есть в печально известный
бомжовский притон в центре Питера под крышей Московского вокзала.
Последний, не видевший в Европах таких чудес, жадно впитывает новые
впечатления для будущего репортажа: бродячих собак, полуголых особей
женского пола с грязнущими ногтями, предлагающими радость общения с
собой за стопку мутной жидкости, отдаленно напоминающей водку, щедрое
угощение объедками мяса, отвоеванными у собак с соседней помойки.
Взаимопонимание растет, нашего друга уже приглашают в гости на завтра,
причем его девушке тоже будут очень рады (бедная, она учится в лучшем
университете Франции и не подозревает, что ей угрожает). Постепенно
разговор переходит за жизнь, о превратностях сволочной судьбы и плавно
встает вопрос, сам-то ты ведь не местный, где живешь. И наш журналист,
чувствуя где-то внутри дискомфорт, но по характеру честный, правдиво
отвечает, в Париже я живу, в Париже...
В глазах собеседника растет горькая обида на эту сволочь, которую привел
в дом, поил-кормил всем лучшим, что смогли найти по району, изливал ему
душу и надеялся на ответную искренность, а вместо благодарности получил
наглое хвастовство, попахивающее издевкой и переходящее глумление. Не в
силах выразить своего изумления от очередной наглядной демонстрации
коварства этой нации, азербайджанец с обидой выдает:
- Эх, ... хороший вы народ, ... армяне, ..., - и с надрывом в голосе, -
но зачем же все время пи...ите?!