Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: perke
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Выплыват с-под мостков шатающыхся К ним, Ульянка, – душа русалочья, Смотрыт оком непонимающым, За движениями следит грессивными,
Что Аглаюшка с Акулинушкой Демонстрируют Простоквашьечу, Потихонечку, полегонечку Регулирует хвостом до берегу,
Увидал тут Виктор Простоквашьевич, Красоту неземну – весталочью, Присмирел немного, приосанился, В бока руки стиральные закатил,
Про саблю вспомнил наточену, Да вона ж в домине осталася, Нечем хвастаться перед девонькой, Зряще удаль раскатить молодецкую,
Сандрильону заморску потешити. Акулина ж с Аглаей сприметили, Что амурны дела надвигаются, Запритихли, не попрыгунятся,
Подмечат, сьюминутны события, Просткавашьич не стал церемониться, Разводить котовась канительную, Говорит, как по сердцу положено,
Жертве бщественного темпераменту: "Ты, хочь, облепиха ностранная, Расплескалась тут, клюквой развесилась, Не сидеть тебе в водной местности,
По параметру видно, по-верхнему, Что по над водой возвышается, И смущат меня, аж до коликов. Потому сейчас я тя вытащу,
Оперцью пластическу сделаю... А потом пора и за свадебку, Надо ж, добры дела оплачивать?! Что ответишь диальна суженна, На ксиому золяционную?!"
Засмущалась Ульянка, зарделася, Вроде как, адюльтер намечается, Про промблемы помощны запамятвала, Ноги тоже ж охота заполучить,
Приходьбе-то они ведь не лишние. Да тем паче Виктор Простоквашьевич Разводить умеет манирлихи, Хочь без сабли стоит подбоченившись.
Акулина с Аглаей прям обмерли, Умиленья слезы не сдерживат, С сарафанов от счастья выскакиват, Обнимат друг дружку, в ладоши хлопают,
Так понятно ж оно дело доброе, Для развитья демографического, Да для здравия государственна, Процветанья села и города,
Отношенья международного, Рты раскрыли и зрят, что будет-то, А Ульянка швелюру отбросила И сказала перстами граючи,
"Добер молодец, Простоквашьевич, Жевуземны слова я слышала, Подтверди операцьей пластической А потом уж всем миром за свадебку!
Говорю тебе, я согласная!" Не обиделись Дормидонтовна, С Акулиною свет Микулишной, Что спомочь им не получилося,
Не до етогу стало сразучи Появились други дела, хлопоты, Суматошные, хфициальные... Ну, а слово заветно Аглаюшке,
На ходу все ж успел промолвити Воеводушка Простоквашьевич, Не простое словцо, не русское, Абы как, во сердцах, не выдавишь.
Вот: "Марксистская Корреляция"! Ну, а что оно из себя-то обозначат, Знать не надобно, ни к чему ето. "Подбежишь в нужно время, к нужной реченьке, Крикнешь громко на другой бережок, Двери все тебе и откроются, Все заслоны скинутся, все препоны стаются. Извини, больше нету времени, Я побег на Ульянке женитися! Вам совет – меж собой разберитися, Хто веслой махать, хто рулем крутить Будет в будущем путешествии, Так спроможнее и спокойнее".
Акулина с Аглаей в лодочку Ко местам родным, незатейливым, А Ульянка за Простоквашьичем В избу, что на холме наставлена.
Удалася на славу та свадебка, По огруге три дни носилася, Веселясь душа молодецкая, Ентот звон подхватила седа земля...
Есть Московска церква в Петербурхе городе Вся цветиста, как есть разряжена, Разодета, да напомажена, Золотистыми маковками в небо тянется, Переливатся, блестяща красавица, Так вона ентих звонов много слышала Ну, а я там был, мед и пиво пил, По усам текло, да в рот не попало.
Оказалася Акулина Микулишна Не по совести, по злой волюшке На далеком острове, на диковинном, Прозывалась землица - Сардинию.
Посередь стоял замок башенный, Днесмь реликтовый, фуурический. Пышны залы все разукрашены Канделябрами огроменными,
На свейтой манер, иноземишный - Палка с тряпкою, жженой порохом.
Оседал частенько там ихный царь Со дружиною сапрапельною, Сплошь эпюрною, околотошной, Величался он Смартадонтушкой
Пиво пил, брагу пенную, Да с чернавками каруселился!
Как завидел тот царь, царь-батюшка, Акулинушку-свет-Микулишну Посерел лицом, закручинился, Слово молвил незавидное:
- Что за крюку таку, закорючину, Привезли вы мне для погибели.
Отвечала дружина подлая, Вся из нехристей состоящая: - Не вели казнить, вели миловать! Баба эта тебе богом дадена не для похоти, Для полезности!
Потому как нет силы-мочушки Грех терпеть твой отвратный, жекторский!
Усмехнулся царь в кудрю-бороду, Закусил губу плотоядную, Извращенную, скрозь порочную, Да примолвился Акулинушке:
- Ты ручища свои лопастые, Акулинушка, не заламывай Физьяномью надменну не состраивай, Особлив душой не отчайвайся. Ты ж не знашь ничаво про пронохрафью, И про разны финты заморские...
Посмотри на меня, на царь-батюшку: Сверху тога, как есть вся греческа, Сандалеты снизу тальянские, На перстах металлы драгоценны - фриканские, На башке ж котелок склюзивный,без имени-отчества. Так что, Акулина моя свет Микулишна, рот закрой И делай, что сказано, ровно десять лет и три месяца.
Отвечала ему Акулинушка На прямой манер, по-заморскому: - Коннетабль ты, как есть, коннетаблевич! Вся одежа твоя дерьмовая: Всшита, вздевана на день, на ноченьку, Только, тьфу! сказать, - и нетути!
Сорвала со стены канделябрину Замела ею полы мозаишны, ладно сложены, в стык подогнаны.
Кашлял Смартадонтушка три дня и три ночи, А затем загнулся и отошел тихохонько, в себя не придючи Во кургане почил, наспех сваленом, Мхом покрытым, сардин-травушкой.
Поняла тут Акулина свет Микулишна, Что за порнохрафья такая!
Села в лодочку утлу-плоскодонную, Поплыла по волнам, по барашечным Со стороны заморской, неизведанной, Без руля, без ветрил, ко двору родному, Неказистому, богом дадену!
Новый бестселлер "Без лопасти во лугу", созданный на основе реальных событий, с использованием свежих фактов и неоспоримых доказательств, собрал все необходимые запчасти для вертолета. Badneedle
А на небушко вышла звездочка, Вся, как есть Полярна, из себя шибко яркая.
Задрала Микулишна вверх портретину, Собрала последни силушки, Запричитала в воздушну путинушку, Затараторилась.
- Что ж ты, лунило, окаянное, Производное, второсортное Стокмо пялишься кажну ноченьку, Не подмогнешь спартанной страннице, На водицу бескрайню не повоздействуешь, Оком хладным, во всю слепительным.
Токмо телом небесным фанфаронишь поверху! Хороводишься, фарисействуешь! Провиянтом вспомогни, коли светишься, Чтоб пупок оторвать от спинушки, Аль каким другим ксцентричным фокусом - Из погодных, из синоптических: Дождевой водой, - чтоб напитися, Или бурюшкой, - чтоб прибитися Ко земле большой, сновательной, Пешеходничать очень хочется, От мути в животе избавиться.
Тут волна накатила шалая, Принакрыла судно Микулишны, Убягла назад и оставила В лодке чудище окаянное С головою склизкою, Что сьминогом в народе кличется...
Подкатила лодочка к старой пристани,- Ветхой, стропилой покосившейся, низменной. На лужайку зелену скирдами затарену Повыскакивали из нор зверьки странные,
Неказисты на вид, размером маленьки, Задними лапами могучи, да на передни – слабые, Глазки-бусинки, с длинными усиками... Ну, Микулишна с Дормидонтовной
Были бабы собой неглупые, Сразу поняли День сурков настал, Раз их много так,
Понавеялось, понасеялось, наплодилося, С химикатом прохрессивным смирилося. В здешней крестности запроселочной, Рябиновой, березошной, елошной.
А Ульянка, вот, недогадыватся, Чему бабьи души так радуются, По своей вольтажорской тупости, Полемичной слабости, да романтической направленности,
Что почем в акваторьях тамошних, И кака, она, жисть земледельческа, На угодиях унавоженных, - Не внемлива душа русалочья
К пониманию безграничному Настроения безотрадного на рабочий лад настроенного, Что возьмешь с мути сказочной, Баркаролы жевать приученной.
Иждивенческо-ренегатское,то лицо, из подводной местности, Не изученной до полной известности! Вот, мосточек трухлявый, уж мнет ногой Статный молодец, Простоквашьевич,
Со своими рубахами идючи, До макушки текстилем заваленный. Заскрыпела доска корабельная, На дела житейские дарственна, -
Хлопотливые, трудоемкие, Бременительные до ужаса. А Микулишна с Дормидонтовной, Тут как тут, с камышины выглядыват,
Рожи корчат любезные, Представлением занимаются, Познакомились с Простоквашьичем, Слобызалися, и совету решили спрашивать.
Есть у нас, говорят, знакомая, Чересчур, дуреха, галантная, Научи ее уму разуму, Как сновать в хороводах тентованных,
Как батманы кидать в кантонах русофилостилизованных,. Потому что, она, – уключина, На воде животами крутить обучена, а на берег кинь, так уляжется,
Всей своею тюленью портретною, Аки пассия раритетная. Ноги сделать подлюке надобно, Чтоб курбиты творить накатаны,
От хвостины, чтоб следа не осталося, Чтоб пред гвардией твоей не спугалася, Ведь она для нас шибко остная, Нам помочь богом послана.
Отвечает им, Простквашьевич, Отложив заботу рубашечью: "Не пойму я вас, бабы приплывные, О чем, брешете, языками унывными,
Про каку таку страхалюдину Вы мне слов дурных понапрудили, понасказили, И каку вирусину, простудину, Привезли с собой для заразины".
Напустилися на воеводу Аглая с Акулиною, В обратну Простоквашьича обозвали токсиною, А потом для острастки добавили: " Мы твою биографью мытарну,
До конца никогда не дочитывали, Так что, мил человек, отвечай нам по совести, Кто ты есмь: аль чума коричвенна, Аль эмигрантска-подпольна личностя.
Не сделашь Ульянке конечности, Будешь на ентих мостках стоять до вечности, Сабля твоя в музей будет сдадена, А дружина молодецка, помрет с досадины!"
Ой, ты гой еси, Виктор Простоквашиевич, Кто ж тебе добру молодцу, Дал в руки саблю востру, саблю востру, На МК замешану. Что ж ты бьешься, добер молодец, Не утихнешься. Может, тебе Простоквашьечу, сразиться захотелося, Сразиться с змием, Да не простым, а трехголовошным. Так макни свою саблю востру, саблю востру Да во сыру реку, в глубоку реку В Москворецкую. Зачерпни в пригоршни водицы, Водицы светлой, ключевой И плесни на эфес сабли вострой, сабли вострой На МК заточеной, И тогда сабля востра станет тебе другом и советчиком, Советчиком мудрым, на МК взрощенном.
Увидала Акулинушка сьминожину супротив себя, Не спужалася, токмо залилася румянцем алышным, Очень кушати захотелося, Да раздумала на тварину глядючи.
Шибко жалко стало животину киянскую, Все ж кака ни есть, да уродилася, на свет божий появилася. Може есть у ей малы детушки, Ненакормлены, ненапоены, на клешни свои не поставлены.
Образина ж неразумная, тянет щупальцы к Акулинушке, Знать для детушек своих расстарается. Акулинушка свет Микулишна тут возгневалась, раззадорилась, Говорит она осьминожине:
"Ты, Чудина морска, навыворот сделана Голова больша, а мозгов-то нету. Убери свои клешни-щупальца, Не протягивай ко мне супостатушка.
Окиян большой, разнообразнейший, Много в нем твари всячешней: И больших размеров, и малышних, - Есть ведь чем накормить своих детушков.
На ту пищу я не спроможена, Стать придется мне пострадать, помаяться, И смереть потом смертью лютою, Очень долгою, да голодною – Не на одном вдохе-выдохе.
"Ты, Акулина Микулишна, Не страдай сейчас, Подожди чуток, Убиваться тебе рано так, Поживешь еще, Покорячишься".
И стали они сказывать друг дружке исторьи разные, То смешные, а то и слезные, И правдивые, и скабрезные, И мистическо-фантастичные, Токмо, все, как есть, непрахтичные.
РАССКАЗ ОСЬМИНОЖИНЫ:
Плавал я по морям, волнам, И наткнулся на землю странную Небольшую, но плодородную, Жили люди там принципияльные, И уж очень они были специяльные. Развернулись они песередь земли. Место выбрали каменистое, Все в проплешинах, да в прогалинах: Плешь песчаная, да плешь суглинистая, А кольцом вкруг них благодати свет! Леса дремучи вверх взмываются, Поля широки черноземами дышат, Птицы, рыбы в тех краях ничем неотмеряно, Даров почвенных никем ненасчитано. Залетела в края те, плюралистичны Птица диковинна, Огроменным клювом известная. Захотела птица эта людям помочь Разомкнуть кольцо волшебно вкруг местности, Чтоб леса, поля к ним навек пришли, Избавили их от труда тяжкого, непосильного, Ничего собой не дающего! Люди гордые, непокорные Заартачилися, не сумневаючись, Заловили пеликана нездешнего, Отрубили ему клювушку И сказали напоследочек: Те леса, поля пусть стоят нетронуты, А животина дикая пусть своей тропиной бегает, Кажному свой удел даден. Подтянули они свои ремешки, тесемочки, Что брючину широкую подпоясывают, И пошли каменисту землю уделывать, Потом поливаючи, слезой омываючи.
Промакнула очи Акулинушка свет Микулишна Рукавом грязным, крашеным с прорехами Размазала горьку дождину по лицу, Вздохнула тяжко и молвила:
"Стало быть съесть тебя надочи, Чтоб не плакаться..."
Две ночи и две дни выли Акулина Микулишна с Аглаей Дормидонтовной Аки сирены мифически, Но ответа Ульянке так и не дали.
Пыталася душа русалочья ихи души успокоить: На пупе вертелася, в ноги падала, В глаза заглядывала – Мыслю здорову искала,
Да все бестолку! Поют заразы, заливаются, Белугами воють. "Как пить дать, оглашены, пугалы горошные, Бездельем свои взнужденным замучены" -
Так Ульянка иностранна подумала, Так подумала и успокоилась, Стала танцу еротичну танцевать, Под голосины трубны да пафосны:
Куафюрой валюнтаристской размахиват, Галантерейна чешуя дыбом встает, Гофре по коже бродит и бертонирует, Кулемает из стороны в сторону.
Бабы русски рты пораскрынули, Обомлели, вовсю сдивилися, Ни сказать, ни спеть не получается, Про садочки, цветочки, оборочки,
"А", да "А" с отверстия того долетат, Така оскомина у Ульянки нездешней набилася От магнитна голоса отднотипного, Осеклася Ульянка, приостановилася, Приподвыподверты свои в кувшинки сбросила,
Обращатся к Аглае с Акулиною, Говорит обеим так ласково, Помогая куртуазной одышкою жабренной, Заявлят она им: "Женщыны!
Потому что жуируете песней штампованно, Без куражности на все рьягируете,
Изоритесь, хоть, изотчаивайтесь, Все равно тотчас потопнете!" Зря сказала так, Ульянушка, зря таким словом обмолвилась; Осерчали Аглая с Акулиною,
Осердилися и возгневались, Во своем, как есть, оскорблении. Поняла по глазам Ульянушка, Что пришел ее смертный час русалочий,
Что ничего у ей не получится, Что придется капитулировать, Пред суфражистками певучими ретироваться. А в противном обратном случае,
Попрощатся придется, - и с ими, И с шавелюрой своею, с волосьями; Али с чем поважней, в рыбьей лоции. Обратилася, вновь, она к женщынам,
Заявляет, опять, она: "Женщыны! Вы чего таки перепуганы? Али плавати не умеете? Так я вас тому научить могу, Главно выбрати, что спроможнее, Кролем, брассом иль батерфляюшкой. Чем хотите добраться до бережку?"
Отвечат Аглая с Акулиною: "Мы тебя сейчас заглинируем, В солнце высушим и собой возьмем, Чтоб народ честной наш потешился,
На диковину, на заморскую, Чтобы сильных баб всяка жабина, Не сводила к инфаркту микардическому Синуациямисвоими: скабрезными, да трагическими".
"Ладно, женщыны, - молвит Ульянушка, - Чтоб вам впредь не скандировать грубости, Уступлю я вам, но немножечко, Поплыву вместе с вами, куда направляетесь,
Чтоб одной из вас питаламу спеть, А другую, - в наряды вздеть, Токмо скажите ищо раз про ваше планирванье, Чтоб не возникло эксцессов в модулированьи".
Не гурманила аргонавтою Акулинушка свет Микулишна За то моллюска, страшенна спрутина, Подтащыла каною безвесельну к берегу.
Ступила Микулишна ногами дорожащыми На землицу сурову, иноземную, А на ней ледники сплошь, да стланники, Ерники сумшарные – криволесье низкорослое.
Люди делами ремесленными занимаются, В одежу мехову кутаются, Голенища хромовы на ходу подтягиват, От Микулишны шарахатся да слова непонятны лопочут.
Взяло тогда отчаянье Акулину Микулишну; Вишь, какой народец неприветливый выискался: Несознательный, бестактный, низкопробишный, На обжигающей снежнице взрощенный.
Подошла Акулина Микулишна К самой крайней хороме На хранцузский лад деланной, Стукнула в карнизу оконную
Кулачищем своим всамделишным, Затряслася коттеджа заморская, Всеми глифами, плинтусами закачалася. Выскочила на крыльца орясина – дубина стоеросовая,
Видать, испужалась такой наглости. Стала Акулина Микулишна оконечностями вертеть, О промблеме своей насущной сказывать. Ей орясина непробиваема отвечает возмущенно, подобным образом:
"Приплыла ты, Акулина Микулишна, Не на той каяке, что надобно. В ту плавучу посудину наш народ Сажают чудных, да всполошенных, Что мешают людям честным, порядочным, Нагружают плавучу посудину брагой, яствами И пускают ее в дивно плаванье, на морску безбрежность любоватися."
Закрутилися тогда руки Микулишны, Аки лопасти чудо-мельницы: "Ах, вы, изверги непонятливы, Звери вы дики, лесны, - неразумные,
Побывать вам хоть раз в ихней шкурине, Так овчину б свою сапожью навсегда в покое оставили, голенищами б не тщеславили".
А орясина гневная машет ей вослед: "На, бери, Акулина Микулишна, Снеди всячешной, веслы прочные, паруса полетные, Якорь, да карту-лоцию
И греби подобру-поздоровушку. Неохота мне с тобой больно связываться, Никакого в тебе понятия, Что напрасное, что запретное".
Поняла его свет Микулишна Целовать щеки бросилась, Да захлопнулась дверь цинична Из морена заморска дерева.
Села в лодку кипированну, Свет Микулишна, яко павушка: "Уж, таперича, не собьюсь с пути, Доплыву до родного бережку!".
Вчера, в среде любителей-шекспироведов прошло сенсационное сообщение. Оказывается пьеса "Отелло", написанная великим Вильямом, не трагедия, а комедия. Как всегда, во всем виноват оказался русский переводчик по паспорту. Он ошибся при переводе последнего акта пьесы, который в действительности являлся не последним! На самом деле Отелло задушил Дездемону не подушками, а подружками. Одна-единственная буква ввела в заблуждение многомиллионные ряды исследователей творчества английского гения и они прекратили поиски затерянных частей пьесы. Так комедии было суждено стать трагедией. Но... справедливость восторжествовала! Тридцать три оставшиеся акта, которые спокойно лежали в подвалах "Глобуса" много лет, вскоре "выйдут из подполья" и прозвучат на сцене театра... в жанре - комедия.
Мировое сообщество кинематографистов предложило создать новый киноаттракцион в самом сердце пустыни Гоби. Ролики с голографическими миражами глобальных засух в самых крупных городах планеты со всеми дикими подробностями последствий будут услаждать взор заблудившихся путешественников и вселять в них силу духа и надежду на скорейшее возвращение к нормальным человеческим условиям. perke
Пока Аглая сказывалась, моря-кияны иссякли, И поскользила каноя двухместна, на флотский манер заправлена, В протоку узкую пресноводну: водина та согрою прикрыта, Кувшинкой украшена, ряской замутнена, да осокой пообтыкана.
Акулина с Аглаей по сторонам озиратся, Шеи чешут, от мошки отмахиватся, Вдруг из глуби затонной выскакиват по пояс Женщына простоволоса, шибко легантна,
Да заместо ножного корпусу у ей хвост приделан: Чашуйчатый, переливчатый до самых пупырышков. Подивилися Акулина с Аглаею такой нахлости, Но виду не подали, гребут веслой, как будто не замечат ее.
Чрез плечо, токмо спрашиват душу водянисту, как есть сказочну, Мол, что тебе надобно и кличут как тебя в ентой местности. Русалка хвостом обмахивась, словно каким китайским хвеером, Заявлят своим бесцветным голосом, во всю запрудину:
Не здешня я, не местная, всеми осьмью плавниками заграничная, Имечко мое иноземное, языком неластичным не выговариваемо, На "у" начинат, - на "а" заканчиватся! По-вашему, попроще, обозначуся, так сказать, - Ульяною.
Рассмеялися тогда Акулька с Аглашкою, порастаяли, Говорят Ульянке хвостатой, во всю сказочной, "Ты пошто, лешиха болотная, без спросу из воды выныриваш, Женщын порядочных запугиваш, в неразумну экзольтацью вгоняешь.
Ты ж мешаешь окружностью наслаждаться, свежий воздух потреблять, Предвкушать задумано, отдыхать душою, мыслею". Отвечат им русалка горемычная, непрозрачной водицей замучена: "Я, явленье, отнюдь, не миражное, парнормальное, эпатажное,
А по всем неизученым правилам, на подмогу присланное, Потому придется вам, милы женщыны, на вопросы мои ответы давать: Я загадку, - вы мне доводы! Да чтоб складно звучало и по поводу. Коль ответите, будет счастье вам, а не сварит голова – потонете!
Отвечай первой Акулина мордастая, кака мышка сидит в золотой кубышке? Думай пока, чеши тыковку... А тебе, Аглая расстроена, сказать придетися, Что за птица така: два раза на свет появилася... Вот на те вопросы ответите, Так споете хором, аль дуетом, уж не знаю, как там у вас называется,
Что за зверь такой, диковинный: у него в брюхе кипяток, в голове пуговица, И одна рука, да и та на спине". Прошибло, тогда, женщын на холодный пот, Аж каноюшка снащена вспарилась, и влепили Ульянке, прямо в лоб: - Ты русалочья душа погана, беспристрастна,
Задаешь загадки каверзны, чтоб вовек за них не ответить нам, И почить в илу, в здешних водорослях. Рта не вскроем таперича, Чтоб слова те спасительны произнесть, а споем песню русскую, Акапельную, да раздольную...
Хочу поговорить о фатальности в жизни и деятельности. На своем примере доказывать такое не особенно приятно. Воспользуюсь историей другого человека. Девушки. Я ее терпеть не могу, поэтому особенных угрызений совести испытывать не буду. Происходящие события относятся к давним временам и, думаю, что она сейчас изменилась настолько, что на нее это никак не спроецируется. Я учился в театральном институте. Учился так себе, но кое-какую выгоду для себя и знания, все-таки приобрел. Девушка, о которой идет речь, тоже училась там. Она была толстой. Звали ее Вера. Ни то, ни другое мне в ней не нравилось. Но самое ужасное, что при всем этом гонору у нее было ни занимать. На двух Комиссаржевских хватило бы. На настоящую Комиссаржевскую, она была совсем не похожа. Вообще, какая-то мисс Эклект: голос один, внешность другая, манера поведения третья, суть четвертая. Короче, скользкая личность. К тому же, она все время играла какие-то трагические истории и при этом плакала. За четыре года института она, по-моему, насквозь промочила сцену учебного театра. А еще она в каждом отрывке и в каждом спектакле умирала. Не физически, так морально, но обязательно с истязательным исходом. Умирала за любовь! К Родине, к детям, к мужчинам, к себе. Я считал это прямым издевательством над окружающими. К четвертому курсу ее мне уже жалко не было. Это прелюдия. Сама история об экзамене по сценическому бою. Ну, казалось бы, что может быть легче и приятнее этих занятий. Хук слева, хук справа, падение с высоты – прелесть, а не занятия. Одно из условий экзамена – студент сам выбирает тему, сюжет и партнеров для сценического боя. Я выбрал вестерн-ситуацию. Получилось потрясающе! Ограбление поезда, драгоценности, пистолеты, ножи и в довершение всему падение с самой последней перекладины шведской стенки. Эта мымра выбирает сюжет с бомжами у приемного пункта стеклотары. Я ей говорю: "Вера! Кому это интересно? " А она: "Я хочу, чтоб по-настоящему, как в жизни. Тем более эта проблема человечества. Субфилософия. Искусственно созданное мировоззрение". Эту дуру бесполезно было отговаривать. Но весь курс в один голос на обсуждении сюжета заявил: "Вера, пожалуйста, сделай хеппи-энд!". Вера поджала губки, но сделала. В конце драки, два ее партнера и она выпивают денатурат и засыпают у дверей пункта. Сама драка – скука смертная – рапид, потом часть в очень быстром темпе, а потом они уже по-настоящему махаются. Эта пробка? еще и музыку выбрала, какую-то патефонную, про какие-то притоны. Я перед экзаменом решил ей настроение поднять, да только сам себе испортил. Спрашиваю: "Вера! Ты, какой отрывок делаешь? " Она: "Сцену у фонтана. Марину Мнишек". Я чуть не поперхнулся. Спрашиваю: "А где ты ее репетируешь? " Она говорит: "У фонтана!". Я спрашиваю: "У настоящего?". Она отвечает: "Да!". Я: "И как, получается?". Она: "Нет!". "Почему? " - спрашиваю. А она мне: "Фонтан не работает!". Ну, ее... Начался экзамен. Я – хук слева, хук справа, падение на коробки сверху, со шведской стенки. Свою тройку получил. Дошло дело до ее отрывка. Все сначала шло нормально, по-скучному. Как вдруг, во время "настоящей" драки она одному из своих приятелей расслабленной ручкой в самый кончик носа, тихонечко, но точно так, "бац!". У парня кровища из носа, как из водопроводного крана. Прекращать показ нельзя – экзамен. Да и два поставят этой дуре. Он немного еще попинался, а потом сообразил – упал навзничь, как будто умер. А музыка-то еще осталась, надо дальше драться. Ну, дерутся теперь вдвоем. Весь курс понимает, что ситуация дурацкая, но виду не подает. И вдруг ее второй партнер громко так шипит: "А сейчас, я тебе отомщу!". И падает навзничь рядом с первым. Вроде тоже умер. А кусок музыки еще остался. Тогда, Вера выпивает всю бутылку денатурата, которая должна была разойтись на троих, и в конвульсиях падает рядом с теми двумя. Прямо на слова песни: "И вот три трупа лежат, все, извиваясь в крови!". Я бы сказал очень натурально, получилось. По-настоящему. Без хеппи-энда. Фатально. Вот так. В следующий раз расскажу про себя. Как каскадером подрабатывал. Учился на скорости из машины выпрыгивать.
Поплыла лодка снащена, срехдством правильным Ко сторонушке, как есмь привычашней, Акулинушка свет Микулишна в ней сидит, Сухарей хрустит, по сторонам поплевыват,
Ногу на ногу перекидыват, над дрейфой чужой подшучиват, Паруса ладны, ветром загнаны, не запутаны распрямилися, И каяка та бригом по морю, разухабисто заневестилась, Да помчалася по седым волнам.
Вдруг откуда не попадя налетел ураган стремительный, Пену барашисту в себя собрал, уложил ее прямо в лодочку, Да и сник, - тайфуна противная, циклоничная, непокорная. Расплескалася ажурна водяна крупа и предстала пред очи ясные,
Акулинушки свет Микулишны красна девица - шибко красная, На лице ее печаль, депрессия, сверху донизу расположена, Вот, как есть, кручинушка мучает, душу девичью перекручиват. Завела с ней Акулина Микулишна разговоры пасторальные, Для начала спросила об имени, вместе с отчеством и хфамилией.
Отвечала ей девица по совести, мол зовут меня все Аглаюшкой, По отцу-то я – Дормидонтовна, а хфамилия незатейлива, Просто-напросто, - Коромыслова, Думы горьки долевают, свет белый застилают, прям не знаю я,
Что и делати! Вот таки слова в уши вклинились, Акулине, нашей, Микулишне, и прониклася она горюшком, Расскажи ты мне, Аглаюшка, что случилося у тебя в судьбе, Може чем подмогну, а нет, так хочь попробую.
РАССКАЗ АГЛАИ Родилася я во сыром бору, рядом с речкою-невеличкою, До осьмнадцати лет воспиталася отцом, матерью, и коровушкой, Убягла потом я с коровушкой во соседний скит, За речной окат, ничего не сказав отцу, матери,
И коровушка окаянная не спротивилась, Вслед за мной ушла, даж не мыкнула. Поживала я, пообтесывалась у людей работных, натруженных, За лесину ж сосновую, перебраться мне было не суждено, Слишком много частокольев наставлено, понатыкано,
Вдоль реки, где землица стоптана. Как отчаялася я, как одумалася,- закручинилась, запечалилась, Вот тогда подошла ко мне коровушка И на ушко шепнула, что делати:
"На большой реке, говорят, живет молодец, Знает он слово заговорное, чтобы те частоколья, бревнышки, Можно было убрать, не мешкая, чары злы с речки снять, Да не боятися, с двух сторон спокойно купатися,
Да чтоб мне отца-батюшку, да родну матушку, Сподручней проведывать беспрепятственно. Только слово то заговорное может произнесть лишь воеводушка, Воеводушка - буйна головушка,
Прозывается он Простоквашьечьем, Так по батюшке на роду прописано Полоскат рубахи он во реке Москворецкой И имеет саблю востру, на ветру заточену".
Токмо сказала все это коровушка, Налетела цунама шквальная, Принесла меня в твою посудину, Чтоб никогда не узреть ту запрудину. Не убрать частоколину, Да не вернуть коровенку лобасту во дворину.
Акулина, Аглая с Ульяною Порешили добраться по-быстрому Во страну Москворецку, чтоб засветло Подивиться красотами здешними.
Акулина на веслах орудует, Акселя расправляет Аглаюшка, Кливерами Ульяна командует, Ну, а кошка валятся бездейственна,
На носу пребразованной лодочки. Долго ль, коротко ль, токмо затемно Добралася люгера загружена До притоки деревни Нелидово,
Там на холме избушка заношена, - Рхитектурой своею привычною Разражат путешественный люд проезжающый, Заставлят все лицо скособочиться,
Гложет, мучает мышцу сердешную, Своим видом убогим невзрачешним. Нет, чтоб сидеть, любоватися На адажьи кузнечьи над полюшком, Фуете стрекоз длиннотелишных,
Пируеты паучьи, в узорах сотканных; Кокофоньей цезур насладиться по саму моченьку, Палиндрома вдохнуть вселенского, Нет же надо ж глазней зацепитеся
За само пакостное, нарывное, Успокойся, душа путешественна, Наш народ он ведь шибко пафосный, Весь нергичный, на нтузиазме взрощенный,
Потихонечку, полегонечку, да взлетят ввысь хоромы барские, А не сможется, так расчистится дивно полюшко, заколосится.
Что ж ты мечешься, душа окаянная, Брагой, славою себя не потчуешь, Ты ж избенку ту не полил потом, кровьюшкой, Копеечку на ее содержанье не зарабатывал.
Пей мадерушку, жизни радуйся И забудь про нее, как про страшный сон, Добрыми делами людей светлых возвеличивай, А об том, на чем глаз станавливается
Во других местах сказывай, Хватит стару рхитектуру мучати.
Вот во той избенке и жил воеводушка, Сокол ясный, свет, Простоквашьевич,
Саблю востру точил, дружинушку потчевал, Да рубахи стирал до мозолюшков. Он, как раз, по тропиночке шествовал, Когда люгера тут причалила...
Идут попыльной дороге лиса Алиса и кот Базилио. Усталые, измученные... Напопрошайничались за день. Денег нет, вши заели, ноги ноют, руки болят.
А, навстречу, Буратино. Весь в бинтах, перевязанное ухо под колпаком оттопыривается. Лиса Алиса и Кот Базилио в один голос: - Бедненький, несчастненький Буратино, а где твои пять сольдо?! Буратино сверкнул фиксой из красного дерева и так спокойненько с расстановочкой: - Значит так, папа Карло просил передать-да... , что если вам нужна опять соль-да... , приходите завтра к нему в банк!
Повадился Мойша к Сарочке с Абрамом приходить в обеденное время. Никакого спасу от него нету. Как-то прибешает Абрам домой. Довольный... и прямо с порога: - Сарочка-золотце, Мойша не заходил? Сарочка ему из кухни в ответ: - Нет, не заходил. А, шо случилось? - Да, мы с ним поспорили, Сарочка, на нашу машину, что не зайдет. Таки не зашел! Давай супу, Сара... Сара шмяк тарелкой с супом об стол: - Кушай, Абрамчик, кушай!!! Кушай так, как я о тебе думаю...
Знаменитый российский филолог Поцелуйчиков недавно защитил диссертацию на тему: "Плагиат в СССР. 60-е-70-е." Филолог на 128 страницах подробно доказывает, как известное произведение В. И. Ленина "Шаг назад - два шага вперед повлияло на возникновение популярного танца Летка-Енка. perke
Кащей-Бессмертный спрашивает у Бабы-Яги: - Яга, ты как свои годики считаешь? - Да, по зарубкам, Кащеюшка... - А, зарубки-то где ставишь? - Да, на ноге своей костяной, Кащеюшка! А ты, как годочки считаешь-подсчитываешь? Кащей-Бессмертный задумался, а потом, осторожно так: - Ладно тебе, Яга, какие там наши годы! Mynabs
Синяя борода только-только расправился с последней своей женой, ее братьями. Сидит и напильником ключ пытается оттереть. Вжик-вжик, вжик-вжик. Тут лошадь одного из братьев заглядывает в окно и говорит: - Эх, дорогой, ты в России не жил. У нас ключ испортился - дверь меняют!
Не так давно последователи Бриджит Бардо подали в суд исковое заявление на произведение "Витязь в тигровой шкуре". Они обвиняют автора в порнографической направленности и бесчеловечном обращении с животными. Ввиду отсутствия ответчика "зеленые" предложили изменить название произведения на "Рыцаря в искусственных мехах". Perke
Соревнования по плаванию. По первой дорожке двигается российский пловец.
Отчаянно машет руками, отталкивается от бортика первый раз, второй, четвертый... Сил нет, а еще две дистанции пилить. Поворачивает голову в сторону. По второй дорожке плывет большая рыба. Спокойненько так, то на спинку повернется, то на бочок, то в стиле "шейк" подпрыгнет, то нижним "дансом". Пловец смотрит на нее не отрывая мутный отупелый взгляд, а сам руками машет. Рыба ему: - Слушай, мужик, может лучше порыбачим?
Я, тут, приболел... Загрипповал на недельку. Противное это дело. Дык, зараза, есть зараза. Слава богу, крылышки не выросли, значит, грипп не птичий. Хотя, на птичий-то у меня стойкий иммунитет. Сейчас выздоравливаю. Играю, сам с собой. В шахматы. Правда, пока не могу разобраться у кого преимущество? Черные по центру – король, офицер, пешка (H4, H6, F4), белые в углу – король, ладья (B8, A7). Вышла со мной, примерно неделю назад история странная, непонятная... Иду с работы. Голодный, злой, усталый. Тогда уже чувствовал – заболеваю. А на автобусной остановке девушка стоит. Отпад! Стройная, высокая. Головы на две повыше меня будет. Плечи, как у пловчихи. Я балдею. Ну, в общем, в моем вкусе! Но, что меня окончательно сразило наповал. Так это ее волосы. Кудрявые. Кудрявая шатенка! Не подойти не смог. Облизнулся. Подгребаю... Говорю прямо в лоб: - Девушка, хотите, я вас постригу? А она так строго на меня посмотрела: - Чего это вы со мной, как с овцой? Я ей так ласково: - Девушка, милая, простите меня! Если бы я считал вас овцой, то постриг бы не спрашивая! Она первое недоверие в глазах погасила, и кокетливо скосив глазками в обшарпанную урну: - А вы всех стрижете? И замужних тоже? Только женщины могут быть такими пошлыми. - Девушка, - говорю, - думайте о хорошем. Интимная стрижка не моя ипостась. Я – стилист со стажем, стригу все, что движется и водит глазами. - И собачек тоже? – оживилась она. - Нет, - отвечаю, - собачками другие инстанции занимаются. За время разговора она заметно ко мне подобрела, попривыкла, наверное, и пойти со мной согласилась. Идем мы, значит, ко мне домой... А мне все хуже и хуже становится. Морозить чего-то стало. Голова гудит, но еще думает. А она тему продолжает: - Вы мне современную стрижку собираетесь делать? - Современнее не бывает, - а у самого в голове "опять, ты, идиот, попер... куда тебе сейчас в камушки". Она продолжает: - Вы, только, агрессивную стрижку мне не делайте. Мне не идет! Открываю дверь в квартиру. Запускаю ее в свой вольер, а сам косяк подпираю, чтоб не упасть! Чувствую, температура поднимается. Внутренне себя успокаиваю – это температура от желаемого действительного. Она оглядела прихожую, соблазнительно дернула плечиком и говорит: - У меня такое впечатление, что я здесь уже была. Ой, вспомнила, - продолжила она, качнув бедром, - я же здесь ремонт делала. Ну, точно, так стены крашу только я, больше никто. Тут мне стало не до смеха. Я ее за локоток и тяну за собой: - Девушка, славная, в комнату, в комнату пойдем, - не дай бог, вспомнит еще чего-нибудь, - я сюда недавно переехал. Вы когда стены красили? - В прошлом году, - отвечает и локоть выдергивает. - А я здесь всего два месяца живу. От тепла меня совсем разморило. Изображение перед глазами слоиться начинает: - Прости меня, родная, я на тахту прилягу? Что-то мне нехорошо... Она ручку свою нежную на лоб мне положила, да как, вскрикнет, я аж вздрогнул: - Да у вас температура! Вы больны! Вам сейчас только в постели лежать! Последняя фраза прозвучала как-то совсем издевательски. Я лег. Как дурак! - Я вам сейчас помогу, - нежно прошептала она и проскользнула в кухню. Меня к этой тахте, как плитой каменной приперло. Ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу. Через минуту она возвращается. В руках чайник. Мой чайник! Мой любимый TEFAL!!! Причем не один, а с проводом и подставкой.
- Лежите, лежите... Лежите, спокойно, - воркует она. И при этом грациозно извивается надо мной. Она наклонилась еще ближе. У меня перехватило дыхание...- А, теперь, дышите!!! Она слово "дышите" произнесла, как-то уж очень торжественно и поднесла к моему лицу чайник. Я вдохнул и потерял сознание. Чайник, наполненный кипятком, оказался включенным в розетку. Последнее, что помню – щелчок кнопки. Наутро просыпаюсь. Ядом никого. Первая мысль – может, мне все приснилось?! Повернул голову, рядом с тахтой стоит чайник. Открыл крышку... а в воде горчица плавает. Чудеса... perke
В небольшой лаборатории на "теорией игр" пыхтят Эмиль Борель и Джон Нейман. Устали и решили передохнуть. Стали рядиться, кто первый побежит за бутылкой. Решили спички тянуть. Кто вытянет короткую, тому и бежать.
Борель вытянул длинную, а короткая осталась у Неймана. Тот тяжело вздохнул, поднялся и направился к двери... В это время заходит Клод Шеннон с бутьылкой виски и говорит: - Господа, сегодня отмечаем мое новое открытие. Не поверите, гонорар за мою новую книгу "Играющие машины" оказался на десять порядков меньше, чем выигрыш на автомате, сконструированном по той же книге. Kiddy Bebby
Тост: Существует красивая древняя легенда о птицах, которые только раз в жизни встречаются высоков небе, поют свою брачную песню и потом падают в кустарник с острыми колючками. Также есть поверье, что человек, который наблюдал этот ритуал и слышал их пение никогда не будет нищим. Так вот! Однажды в небе над кустарником с колючками встретились две птички - одна толстая, другая тощая. И только они решили спеть, как толстая птичка, не выдержав веса, упала раньше времени на длинные колючки. А тощая - посмотрела на это с высоты и решила не падать. Так выпьем же за то, чтобы на всех пилюлях для похудания стояла надпись: