Поиск по автору:

Некоторые пары не отмечают фарфоровую свадьбу, а зря. Всё таки двадцать лет срок внушительный и лишний повод вернуть отношениям былое тепло и романтичность не помешает.
Вот и Нина всю последнюю неделю размышляла как они с мужем отметят это событие. Традиционное чаепитие с родственниками казалось ей скучным и банальным, хотелось приготовить своему Вите сюрприз поинтересней.
К пятнице она его наконец-то придумала. И сразу же приступила к его осуществлению, Нина не любила что-либо откладывать в долгий ящик. Для начала она решила сменить образ и перекраситься. Её парикмахерша, быстро уяснив задачу, предложила ей попробовать новомодную краску с более выраженным осветляющим и омолаживающим эффектом. Результат получился необычным и довольно дерзким, но назад пути не было и Нина, тряхнув свежевыкрашенными кудрями, отправилась в свой любимый торговый центр. Под такую причёску нужно было купить что-нибудь не менее смелое.
Потратив пару часов на просмотр и примерку, Нина зашла в недавно открывшуюся "Фамилию" и там, среди других дам, старательно делающих вид, что попали сюда случайно, обнаружила то что нужно - модный жакет без воротника весь расшитый пайетками. Узор смотрелся несколько ярким и аляповатым, но и хотелось чего-то нового и Нина, прикинув про себя что можно будет с обновкой скомбинировать и надеть, понесла её на кассу.
Дома она договорилась с сыном чтобы он поел и заночевал у бабушки, потом набрала "Кволити", самый приличный из известных ей городских отелей и заказала там номер для новобрачных и столик у окна в их ресторане. После чего принялась собираться сама, начав с выбора красивого нижнего белья.
И спустя пару часов Нина, элегантная как парижская камелия, уже открывала дверь своему мужу.
Равным образом к их свадебному юбилею тот, конечно, не готовился, купив по дороге домой лишь торт с букетом. Но, увидев супругу в новом обличье, Витя сразу понял, что букетом он тут не отделается. Слава Богу пронеслось у него в голове, что хоть не забыл про дату.
— Это тебе, — протянул он торт супруге, — сегодня вроде как чай надо пить... из фарфора...
— А у нас сегодня другая программа, — загадочно улыбнулась ему Нина, — мы сейчас с тобой в ресторан идём... до утра...
И она указала ему на приготовленную свежевыглаженную рубашку, — иди переоденься.
Надо сказать, что Нинина идея полностью себя оправдала. Вечер в ресторане получился просто великолепным с хорошим вином после вкусного ужина. А незнакомая обстановка в номере, шампанское в серебряном ведёрке, большая кровать с балдахином и прочая романтическая атмосфера как-то всё обострили и ночь тоже прошла замечательно.

Но, как вероятно уже догадались мои немногочисленные читатели, это был ещё не конец истории.
В понедельник под вечер Нине позвонила Маринка, её близкая подруга с которой они учились в институте. Обменявшись дежурными вопросами, они договорились встретиться после работы в кофейне за углом, Маринке нужно было срочно что-то обсудить.
В кофейню Нина немного опоздала и когда, наконец, зашла внутрь Маринка уже сидела за столиком, на котором стоял глиняный чайник с двумя чашечками.
Обнявшись и расцеловавшись, они налили себе чаю и Нина, отпив глоток, вопросительно посмотрела на подругу.
— Не знаю можно ли тебе говорить... — Маринка произнесла это таким тоном, что Нина сразу поняла - её подругу просто разрывает от желания сообщить ей какую то новость.
— Да давай уже, не выделывайся.
— В общем так, — Маринка некоторое время собиралась с мыслями, потом набрала в грудь воздуха и решительно произнесла, — Витьку твоего с бабой в ресторане спалили, Юлька Уткина их в пятницу в "Кволити" видела!
Нина даже вздрогнула и, чуть не поперхнувшись чаем, не нашла ничего лучшего как спросить:
— А чего тогда сама не позвонила?
— Да боится она, только, мол, хуже всем сделаю, а сама виноватой останусь. А я решила - скажу, у меня ведь почти так же было! Вспомни как мой врал, когда поймала, а тоже Пьеро верного из себя строил, тьфу!
— Ну и какая она, расскажи, — еле сдерживаясь чтобы не улыбнуться попросила Нина.
План у неё был простой - после того как Маринка опишет "эту", она усмехнётся, эффектно снимет шапочку и скажет - да всё нормально, подруга моя дорогая, это была я!
— Поближе Юлька её рассмотреть не успела, — охотно докладывала Маринка, — та спиной сидела, но и издалека было всё ясно. Шустрая вульгарная бабёнка, такие доступные всегда мужикам нравятся.
— Может он по работе с кем... — Нина слегка нахмурилась, хотя абсурдность обстановки по-прежнему её забавляла.
Маринка вздохнула и трагически сдвинула брови:
— Они с ресторана не вниз пошли к выходу, а наверх, где у них номера гостиничные... Юлька говорит, была бы ещё модель какая, молодая да длинноногая, она б ещё поняла, но эта-то... пожилуха обесцвеченная... и сама ростом с пепельницу и с виду деревня деревней - вроде как в ресторан пошла, а нарядилась как на чайник.
После слов о чайнике Нина поняла, что её первоначальный план придётся, по всей видимости, отменить. Чуть подумав, она натянула поглубже шапочку и опустила голову размышляя как ей теперь поступить. Ситуация на глазах складывалась сложная как курильский вопрос.
Маринка, несмотря на известные с библейских времён нюансы женской дружбы, плохой подругой всё же не была и, по-своему истолковав Нинину реакцию, принялась активно её утешать:
— Ты это, Нинка! — она даже привстала со стула, — ты сразу-то не комплексуй, у тебя же образование, у тебя фигура, у вас же Антошка! Просто гульнуть решил, подлец, к Фрейду не ходи! Это ж у них так, возрастное, как до виагры доживут так всё себе чего-то доказывают... и не важно с кем, даже с тем пугалом.
Нина поёжилась и промолчала.
Маринка же продолжала:
— Ты, главное, сразу его за хобот бери, а то уйдёт гад в несознанку, мой, помню, как начнёт дуру гнать... а глаза честные как у батюшки, а я ему...
Нина, не выдержав, поспешно кивнула:
— Хорошо, Марин, спасибо тебе, я разберусь.
Поболтав ещё немного на другие темы, они разошлись, Нина несколько озадаченная, а Маринка заметно довольная, и тем что помогла лучшей подруге, и вообще тем, что сама во всём этом поучаствовала.

Ночью Нина долго не могла уснуть и всё ворочалась вспоминая свой дурацкий разговор с Маринкой. Потом легонько толкнула мужа, — Витя... Вить!
— Да, — сонно ответил тот, — сплю уже.
— А тебе тоже модели нравятся? — она снова тронула его за плечо, — молодые, длинноногие...
— Вообще не нравятся — зевнул супруг и отвернулся от неё на бок, — ходят как пауки по подиуму, смотреть страшно... спи давай...
Нина ещё немного полежала пробуя заснуть, затем глубоко вздохнула и:
— Тебя Юлька Уткина в субботу в ресторане видела! — неожиданно для самой себя выпалила она мужу в спину, — с какой-то пожилой шлюхой!
Витя замер, потом развернулся к ней, глядя на Нину ничего не понимающими глазами:
— Какая ещё Уткина? Чё совсем уже? Мы ж с тобой туда ходили!
— Ходили... — кивнула Нина и внезапно осознав весь жестокий мелодраматизм ситуации заплакала, — и эта... это была я...
Супруг с минуту обдумывал услышанное, затем громко хрюкнул от смеха и прихватив подушку сполз по кровати на пол. После чего, забыв про сон, Витя ещё добрых пять минут катался по полу уткнувшись в подушку, чтобы не разбудить сына.
Наконец, вдоволь просмеявшись, он поднял голову и посмотрел на супругу.
Нина с несчастным видом сидела на кровати и обхватив колени тихонько всхлипывала.
— Дура ты фарфоровая, — Витя сел рядом и обнял её за плечи, — нахер кто мне нужен-то?
Он перевалился на свою сторону кровати, улёгся там поудобнее и ухмыльнулся:
— У нас в детстве белый пудель королевский жил, любил спереди с батей на нашей "шестёре" ездить, так матери раз сразу двое позвонили, что отец какую-то блондинку по району катает, — Витя снова хохотнул и уткнулся в подушку.
Это было уже по-настоящему смешно, так, что Нина не выдержала и тоже засмеялась.

Морали не будет, но новый жакет Нина тогда себе выплакала.

Заехал в магазин, что товарами для альпинизма торгует, клиент один есть, заявки даёт на такое.
А документы мне там всегда тётка садится выписывать, самая старшая у них в отделе.
Смотрю, за ней на стене хвосты меховые висят, всякие разные, целый ряд.
— А это чего у вас? — спрашиваю.
— Так это воротники, — отвечает, — на куртки для альпинистов, сейчас же кто помоложе многие вообще натуральный мех не носят, вот отдельно и продаём.
— Понятно, — киваю я, — такие нынче дети уродились, одно не носят, другое не едят...
— Да уж, уродились, — вздыхает она и тихо, словно про себя, добавляет, — долбоёбы кофезависимые...

Поворчу.
Был вчера в одной общественной приёмной - красивый после ремонта зал, новая информационная стойка, девочки в блузках, все дела. Возле стойки стулья высокие типа барных, а у окна кресла-мешки расставлены. Такие популярные сейчас, грушами кожаными.
У стойки стоит бабулька и разговаривает с девочками, а у окна её ожидает дед, супруг видимо. Она руками за спинку стула держится, а он за подоконник. Залезть и сесть на такой высокий стул бабка явно не может, как не может и дедок упасть в кресло у окна. С такого ему просто не встать.
И сразу ясно - тут поработал молодой и талантливый дизайнер интерьера.
А вечером ужинали в новом кафе - практически все люди постарше вертят меню у носа с фонариками на телефонах. И тоже понятно, что подобный гений надизайнил тут модное световое зонирование и в темноте людям нихера не видно.
Нет, я понимаю, что все сейчас к проектам как к лотку приучены, ремонт толчка без них сделать не могут.
Но, в итоге люди тратят кучу бабла на стильный интерьер, а на выходе получают какой-то форт боярд для своих же посетителей.
Одна надежда, что сами дизайнеры повзрослеют, состарятся и начнут лепить чего-нибудь удобное.

Арендовал я в девяностых кабинет в нашем единственном в то время тюменском фешенебельном торгово-офисном центре.
И как-то управляющий зданием проехался на Рождество по европам, где, простите за натурализм, в туалетных писсуарах узрел неведомые ему доселе ароматические таблетки.
Таблетки ему очень понравились и по приезде он распорядился их закупить.
Выйдя после Нового Года на работу офисные мужики с удивлением обнаружили на решётках писсуаров зелёные и пахучие загранизделия.
Народ, надо признать, в ту пору был не особо искушённым, почему и воспринял эту модернизацию как некий творческий челлендж. И вот сообща, несмотря на разницу сословий, менеджеры среднего и высшего звена уже к обеду метко разбивали душистые иностранные новинки практически на атомы.
Управляющий и ругался и грозился даже установить камеры, но всё было тщетно - расправы в мужских сортирах продолжались, а уборщицы по несколько раз в день приходили к нему за новыми таблетками.
Видимо посчитав их расход, тот в итоге плюнул и таблетки из наших туалетов убрали.
Вот так мы, простой глубинный народ, обычные россияне, победили тогда хвалёные западные технологии.

Загуляли раз мужики знакомые на даче.
Надо иногда, совсем не пить это башку надо иметь железную.
Сперва врезали по иностранной самогонке, пшеничной и кактусовой, потом перешли на отечественную.
Короче, пили, ели, пили, всё выпили и ещё осталось, но тут закуска кончилась, не рассчитали. И пельмени все окучили и консервы, и на огороде всё, кроме лука подъели, фрукты были, так одни апельсины остались, да и то надоели.
Смотрят, на соседней даче грядка с недокопанной картошкой, куста три ещё осталось.
Хотели выкопать, но хозяин забуксовал, мол, соседка бабка хорошая, с женой дружит, рассаду нам даёт.
Посовещавшись, решили применить метод горизонтального бурения, сделали лопатой "прокол" сбоку, вытащили клубни и обратно всё землёй присыпали.
Ну, типа, неурожай.
Картошку пожарили с луком и застолье продолжилось.
Выпили ещё и тут хозяина совесть всё-таки заела, некрасиво как-то с соседкой вышло, бабка-то хорошая...
Пошли, взяли лопату, снова грядку сбоку прокололи.
И под все кусты напихали апельсины.

Зашёл в Сабвэй, мне там нравится, одно из немногих мест где я жизнь свою контролирую - сам себе начинку для бутерброда выбираю.
Ну, сделали мне сэндвич, упаковали на вынос, я рассчитался и спрашиваю:
— А печенье это сколько стоит?
Девушка на кассе:
— Это кукис вообще-то... сто рублей, будете брать?
— Не, — говорю, — кукис не надо, я печенюшку хотел..
Почти уже дошёл до выхода, когда сзади догнал крик:
— Это печенюшка!

Подошёл в ТЦ к киоску свежевыжатых соков. Продавец, чернобровый брюнет с беджиком «Салимджон» сидит, скучает.
Я тоже присел, выбираю сок себе.
- Слышь, - говорю, - Джон, а что за сок такой из сельдерея, народ вообще пьёт его?
- Пьёт, брат, хорошо пьёт, его часто берут, и мужчины и женщины…
- А на вкус как, тебе самому нравится?
- Я не пил, брат, зачем херню всякую пить…

Моего одноклассника Ваню, когда он работал в таможне, снарядили Дедом Морозом, ходить по сотрудникам, поздравлять малышей.
А дети были практически у всех и везде, тема-то известная, везде надо с хозяевами по стопочке. Ну, короче говоря, Ваня так потихоньку и нажрался в кнопочку.
И на последний адрес, где жил начальник его отдела, добрался уже, как говорится, никакой, ни петь ни лаять. Хорошо, что вообще дошёл.
Тот, видя это дело, сразу усадил Ваню на стул и встал рядом поддерживая за плечи.
А его сынишка притащил себе табуретку, забрался на неё и от волнения сбиваясь и путая текст рассказал Деду Морозу выученный стишок.
Ваня с трудом дослушал, потом стащил с себя шапку, сдёрнул бороду, вытер ей лоб и закрыв глаза отчётливо произнёс:
— Очень плохо...
Мальчик заплакал и убежал, начальник метнулся за ним, а брошенный им Ваня рухнул со стула на пол и окончательно вырубился.

Это к вопросу, откуда берутся детские травмы.

Ходили мужики знакомые по субботам в сауну. А они просто настоящие фанаты этого дела. Всё у них культурно, сауна у них по всем правилам, они прямо как финны, начинают с шестидесяти градусов, потеют, прогреваются потихоньку. Используют только специальный дегтярный аромат, все токсины и шлаки, дескать, сразу организм покидают, мышцы расслабляются, нос дышит, душа радуется и т.п..
Потом чай в буфете и по домам.
А русская баня, по их словам, это пережиток дикого варварства и вообще в некоторых европах уже запрещена, потому как хлестать себя ветками это извращение и непонятное цивилизованным людям флагеллантство.
И вот сидели они, как водится, в субботу в сауне и вдруг один говорит, я ж, мол, раньше всё больше в баню ходил по недомыслию, вот даже с тех, с варварских времён остался у меня пузырёк с пихтовым маслом.
Может, давайте, парни, капну чуток на камни для запаха, для ингаляции, для здоровья.
И капнул.
Масло и вправду видимо было старое, запах получился чересчур сильный, словно в хвойном лесу оказались.
Плеснули тогда воды, чтобы дышалось полегче, пошёл пар.
Подкрутили тэны до сотки, чтоб его убрать, сделалось уже что-то вроде бани.
Посидели ещё, пропотели, рожи у всех красные и словно чего-то уже не хватает.
Плюнули, попросили веники и вдоволь ими нахлестались, напарились.
А когда вышли, то вместо обычного чая взяли пива, потом ещё пива.
И ещё.
После чего потребовали водки, но водки в буфете не оказалось.
А без неё как будто тоже чего-то не хватало.
Решили зайти в бар неподалёку и выпить по пятьдесят на посошок.
Для здоровья.
Взяли там пару раз по пятьдесят и всем так захорошело, что расходиться уже и не хотелось.
Поскольку чего-то вроде как ещё недоставало.
Тогда кто-то вспомнил оставшийся с варварских времён телефон знакомых медсестёр, что жили в пансионатах на Обороне.
Те звонку саунистов обрадовались и любезно пригласили их к себе, куда они и отправились, взяв ещё горючего в баре.
В гостях вечер продолжился настолько удачно, что спустя пару часов из-за шума и музыки пришли на разборки соседи.
Соседей немного помяли.
Вследствие чего те вызвали мусоров, которые в свою очередь немного помяли пьяных поклонников сауны, загрузили их в уазик и увезли в отдел.
Там они и провели остаток ночи, что называется, до выяснения.
Отпустили их уже под утро и они, более или менее к тому времени протрезвев, пошли сдаваться супругам.

Такой вот печальный итог этой пронзительной истории.
А сообщил я её вам, граждане, чтобы вы были поосторожней с пихтовым маслом. Сами видите, что может сотворить с культурными людьми всего лишь одна его капелька.
Страшно представить, если б они два раза капнули..

В последние тёплые деньки сидел я на террасе в кофейне на Республики. А рядом расположилась парочка - молодая девица, с виду лет осьмнадцать или больше (уже в них и не разбираюсь) в каком-то таком ярком авангардном наряде. И ногти у неё все разные, а на ресницах стразы. Кавалер её заметно постарше, но тоже весь из себя стильный, модно одетый.
С виду правда какой-то хмурый, сидит, бубнит ей что-то уныло, а она его по руке гладит:
— Ну, ладно, ну, прекрати, ещё встретишь, не расстраивайся...
Классическая такая сцена расставания, по всей видимости. И в чём-то, на мой взгляд, даже естественная - нечего мутить с молодухами.
Тут мимо проходят два парня, лет наверное двадцати (тоже уже их не разбираю).
И вдруг один из них замирает перед соседним столом, смотрит на девушку, на её бойфренда и ревниво так восклицает:
— Ага!!
Поворачивается и чешет бегом куда-то, второй парень за ним.
Модник за соседним столом только рот и успел открыть, девушка же спокойна:
— Да это Руслан, я тебе вчера рассказывала, — она берётся за телефон, затем передумывает и лишь машет рукой, — ладно, позже позвоню...
Потом поворачивается к своему спутнику:
— Вот, видишь, пап, как ты у меня ещё молодо выглядишь, говорю же женишься ещё...

Короче, я вообще уже ни в чём не разбираюсь.

Началась эта эпопея несколько лет назад во время очередного ажиотажа вокруг биткоина. Он тогда с начала года вырос в три раза и многие люди по каким-то своим причинам решили, что для них настало время смелых экспериментов.
Вот и Игорь, мой товарищ, надумал рискнуть. Автосервис у него свой с мойкой, не то чтобы можно сильно разбогатеть, но деньги потихоньку капают и копятся. Он и вложился в пару биткоинов, по тем временам это было порядка полутора миллионов рублей.
Ворвался, так сказать, в криптосферу. В надежде на сверхприбыли.

Но, как верно заметил наш берёзовый классик, жизнь - обман с чарующей тоскою.
Спустя год эти два биткоина даже при подросшем курсе доллара составляли чуть больше тех же полутора миллионов рублей.
То есть вложил рупь, получил рупь, ну, так себе бизнес. Хотя вполне ожидаемо для непрофильных инвестиций.

Дальше день да ночь, сутки прочь, прокатился ещё один год и прошлой осенью биткоин вдруг снова пошёл в отрыв. И к ноябрю два игорёхиных биткоина стоили уже под сто сорок тыщ зеленью. Или почти десять миллионов, по тем временам.
Вложил полтора, получил десять, то есть выхлоп получился больше, чем в шесть раза больше, неплохая арифметика, даже с учётом прошедшего времени, чем он и похвастался при встрече.
— Ну и чего, — спрашиваю, — с деньжищами будешь делать, машину поменяешь?
— Пока думаю, — ответил он, — может пока и не буду ничего, перспективы вроде как самые благоприятные.
И судя по его дальнейшим рассуждениям, где он старательно вворачивал термины блокчейн и паттерн, в вопрос он погрузился досконально.
Тогда ведь, как обычно, активировались всевозможные авторитетные аналитики с прогнозами, что поскольку максимальное количество добываемых биткоинов ограничено, то они вот-вот будут стоить по двести, а то и пятьсот тысяч.
То есть денег с них у Игорёни будет уже примерно под мильон долларов.
Будет у кого перехватиться.
— Поздравляю, — говорю, — с таким счастьем, только я чёрта одного лысого по телеку слушал, эксперта, так он задвигал, что это ещё не деньги, деньги это типа когда ты зафиксировал и вывел.
— Не согласен, — возмутился Игорь, — вот, видишь, нажал кнопку, потом сюда, банк выбрал и фуяк, — продемонстрировал он экран айфона.
— Ну, хорошо, — отшутился я, — звони тогда как выведешь, отметим.

Отметить нам как-то не пришлось, я погряз в делах, да и сам Игорь куда-то запропал и позвонил уже только весной:
— Слышь, у тебя же металлоискатель остался, можешь дать?
Я немного удивился:
— Ну, остался, естественно, на коп же больше не езжу, в гараже лежит. А тебе зачем?
— Сейчас приеду. — мрачно ответил он и уже через полчаса выяснилось следующее. В начале марта, если помните, в Тюмени прошли большие снегопады и Игорь решил убрать с территории автосервиса снег для чего и нанял трактор, камаз для вывоза, всё как полагается.
И всё бы ничего, если б он лично не носился вокруг трактора и по-хозяйски мудро не руководил процессом.
В итоге айфон выпал у него из кармана и был успешно закатан в огромную снежную кучу высотой под пять метров наваленную в углу двора возле выезда с автомойки.
Всё это он мне поведал голосом полным искреннего драматизма, я даже удивился такому надрыву:
— Ну и хрен с ним с телефоном, новый купишь, не айфон, так ксиоми.
Игорь помолчал.
— Никому не пиzди только, — вздохнул он наконец.
— Могила, — заверил я.
Он ещё немного помялся и перейдя на трагический шёпот сообщил:
— У меня ж там битки...

Как известно, нельзя извлечь криптовалюту из кошелька без пароля. Поэтому, чтобы избежать вероятных проблем, строжайше рекомендуется подстраховаться и сохранить пароль на каком-либо нецифровом носителе.
Игорёк и поступил как было велено - он добросовестно записал комбинацию на бумажке и... сунул её за чехол телефона, что уже не отвечал на звонки, замёрзнув, по всей видимости окончательно.

Тут было бы уместно ввести какую-нибудь вульгарную народную поговорку, что полностью иллюстрировала бы вышеуслышанное.
Но я воздержался, решив по-дружески поддержать товарища.
— Зато, — говорю, — у тебя есть самая дорогая снежная куча в истории цивилизации. Советую даже наладить охрану. Вас в семье с детьми четверо, можете смело патрулировать в три смены.
— Смешно дураку, что жопа на боку, — насупился он, — а у меня там деньги, восьмидесятник в баксах.

Да, да, несмотря на то, что к тому времени цена биткоина успела упасть раза в полтора, доллар после двадцать четвёртого февраля здорово подпрыгнул. Так что деньги всё равно были нешуточные, восемь с лишним миллионов в рублях.
В общем, положение было серьёзное. И вариантов решения в общем-то немного:
Можно позвать хакеров, что за определённый бонус попробовали бы отыскать этот самый пароль используя все свои тайные навыки.
Либо пригласить гипнотизёров, которые залезли бы прямо в подсознание и минуя тот сокровенный список из ста женщин, которых ты планируешь оприходовать, выудили бы оттуда искомое сочетание.
Есть ещё один вариант подходящий для этой душераздирающей ситуации - купить бутыль огненной воды, залпом выпить и безутешно рыдать размазывая пьяные сопли.
Стыдиться этого не нужно, не пиво разлил - десятку просохатил.

С приведённым игоревым сыном толстым очкариком-хакером, что вызвался уладить проблему, сговориться не удалось ввиду его безмерной наглости.
— За биткоин возьмусь, — сходу заявил он.
Игорь даже сперва не понял:
— Ты охренел, у меня всего два.
— У всех такой тариф, — пожал тот плечами, — чего звали тогда?
Выгнав дерзкого свинёныша Игорь решил не сдаваться.
Несколько суток он пытался вспомнить и восстановить пароль с помощью глобальной концентрации разума и силы воли.
Ещё какое-то время ушло на ожесточённую и безрезультатную переписку со службой техпомощи.
Увы и хуиньки.

Меж тем биткоин, вопреки прогнозам именитых поганцев-финансистов, довольно энергично направился в противоположную от миллиона долларов сторону и за пару месяцев просел ещё на треть, оставив Игорю уже тысяч шестьдесят в вечнозелёной валюте.
Игоревич наблюдал за этим безобразием с горьким изумлением периодически обходя свою самую дорогую кучу с металлодетектором и гоняя мойщиков, которым лень было идти в туалет через всё здание и они приспособились справлять за кучей малую (и не только) нужду.

На майские злосчастная куча окончательно растаяла. Но, к глубокому сожалению Игоря, его афоня напрочь накрылся мохнатым органом, превратившись в дорогостоящий и бесполезный кусочек металлопластика. Видимо, трактор по нему тогда пару раз хорошо так проехал. От чехла нашлись только мелкие осколки и та самая заветная бумазейка, разумеется, не выжила.
Обозлённый Игорь испытал, как говорит нынешняя, не получавшая даже по жопе молодёжь, тревожность, фрустрацию и краткий паралич мышечного тонуса. После чего плюнул и вновь отправил сына за алчным толстяком-хакером. В итоге, тот за один оговоренный биток уладил проблему, позволив наконец-то восстановить многострадальные авуары в виде второго оставшегося биткоина.

Что ж, даже один биткоин лучше, чем ничего.
Правда к этому времени то ли указ темнейшего о продаже за рубли сработал, то ли ещё какие-то неведомые ангельские силы, но только курс рубля, как вы знаете, воспрянул и от былых десяти мильонов у Игоря уже вполне традиционно осталось около полутора.
Потеря денег не самое величайшее из несчастий, но тут даже не очень понятно была ли она вообще.

И что с финалочкой?
А ничего, её пока нету. После всех этих перипетий Игорь задумался, что всё это как-то неспроста. Поэтому он решил оставить на время свой последний биток в покое и положиться на судьбу, которая возможно его таким образом испытывает.
Продолжаю вести дневник наблюдений.

© robertyumen

Про нюансы импортозамещения

Торгую я у себя в Тюмени спецодеждой и брал в одной крупной столичной фирме рабочую обувь - сапоги, ботинки.
После февраля, когда им зарубили поставки комплектующих из Европы, цены у них поднялись чуть ли не вдвое.
Позвонили они мне в марте, объявили это, дескать, такие дела, полиуретан же из Германии возим, клёпки из Италии, а сейчас с этим сложности, пойми.
Понимаю, говорю, но пока брать ничего не буду, посижу.
В апреле сам замдиректора звонит, спрашивает, чего, мол, не берёшь ничего?
А вы, отвечаю, сами подумайте, у вас сейчас ботинки для работяг стоят как для меня армани, подожду лучше.
Видимо, не один я им так втолковывал, потому что уже к маю они сориентировались и притащили контейнер с полиуретаном и фурнитурой с Турции.
В итоге, цена на обувь у них получилась даже дешевле чем была зимой, при ровно том же качестве.
Опять замдиректора на меня вышел, а теперь будешь покупать?
Почему нет, отвечаю, мы люди алчные, кто даст дешевле, там и возьмём.
В общем, договорились, снова работаем.
Но самое интересное, что их руководство туда уже два раза за лето сгоняло и кучу всего ещё нашла по работе перспективного. А генеральный вообще от Стамбула в восторге, в Европе ему везде скучно было, а здесь сильно нравится.
Это вообще я к чему? А просто вся штука была в том, что людям тупо нравилось на халяву гонять по миланам и франкфуртам, ездить туда на закуп, на выставки, на встречи с партнёрами, ну и попутно отдыхать там себе по полной.
А теперь, вот так, потихоньку и импортозамещаются. Понятно, что шило на мыло пока, но нюансы забавные.

Собрались тут своим гаражным кооперативом вопросы по земле решать, амнистия же сейчас гаражная. Вроде всё обсудили, договорились осенью созвониться, а один мужик, Лёва, он мастером где-то в нефтянке на севере работает, сообщает - а у меня телефона сотового нету..
Хорошо, говорим, мы тебе по электронке напишем, а он - а у меня и электронки нету.
Тут все задумались, а я догадался, что Лёва - мастер, заслуживший покой.

Вчера в сети обсуждали Хаматову. Ругали, хвалили, а одна девушка с чёрной траурной аватаркой написала, что вроде как та уже возвращается, и славтегосподи, потому что без неё благотворительность в России умерла.
Ну, хаматовский фонд дело безусловно благородное, никто не спорит. Кой-чего конечно в этих фондах кому-то к рукам прилипает, но главное, что дело делается.
И я вообще не о ней, уехала, её право. Никто не осиротел без уехавших, что бы они о себе не думали. А вернутся, тоже их дело.
Я лишь немножко о благотворительности. Точнее о том, как всё сейчас людьми странно воспринимается.
Вот, к примеру, я. Малый бизнес (спецодежда, хозтовары).
Денег свободных перманентно нет. Чуть заработал - сунул в товар, так всё в торговле устроено.
А все просят. Детдома, центры социальной помощи, некоммерческие организации и т.д.. На больных детей, на погорельцев, на престарелых, на какие-то благотворительные акции.
Звонят, шлют письма, фото сирых и убогих, недостроенных жилищ - в справочниках же забиты все наши адреса и телефоны.
А денег, увы, нет. Но есть какой-то неликвид, что-то списанное, непрофильное, неходовое и т.д.
Вот и раздаёшь время от времени. У мыла, к примеру, срок вышел - отвёз в "Надежду", за долги товаром забрал, там какие-то трикошки были детские - отдал знакомому спорторганизатору, бомжики себе обжорку строили - спецухи им насобирал, они, кстати, всё принимают с удовольствием, любые разнопарки обуви, любые размеры одежды, люди без претензий.
Церковь тоже приезжает и себе что-то покупают и всё, что им дашь берут, они малоимущим семьям помогают, детям алкоголиков и т.п.
Тётка с детского дома ездит раз в несколько месяцев, так у неё вся "Нива" обычно забита, просрочкой всякой продуктовой, книгами, игрушками, тюлью какой-то и т.п.
То есть все понемногу помогают, и в каждом, я так понимаю, городе то же самое, по всей стране. Без всякого шума, рекламы и пафоса, на добровольческой основе. Кто чем может тем и греет. Вы только представьте себе масштабы этой движухи.
Но вот уехало лицо фонда, который нехило так сосёт у государства и у людей всё - благотворительность в стране умерла навеки.
Интернет, надо отдать должное, сумел таки воспитать детоподобное поколение для которого всё всегда в одно действие.

Ранние девяностые, если вдуматься, были жутким временем. Начавшиеся невыплаты зарплаты, реальный страх голода, криминал, спирт "Рояль" в ларьках, тупые кокшеновские комедии, пьяный и обосанный президент в Кремле, комиссионки на каждом углу и далее по списку. Люди ходили покупать шмотки на проходящий китайский поезд, а причиной увольнения в трудовых книжках писали - ликвидация учредителей. Я тогда закончил второй курс тюменского индустриального и, удачно отмазавшись липовой справкой от романтической геологической практики, принял волевое для себя решение не растрачиваться впустую на отдых, а устроиться куда-нибудь подзаработать.

В сущности, выбор работы для студента был тогда невелик. Можно было, к примеру, устроиться сторожить садик или стройку. Преимуществом такой работы было то, что можно было водить по ночам в сторожку знакомых барышень и даже, при наличии состоятельных друзей, брать у них на ночь видак с кассетой увлекательного тевтонского порно. Но я в те дни как раз переживал очередную грандиозную любовную драму и решил на некоторое время подвязать с женщинами с целью осмысливания причин происходящего. Не то, чтобы я хвастаюсь, но девки тогда меня обламывали с редким постоянством. И вдобавок у работы сторожем был ещё один нюанс - при всех потенциальных возможностях она имела серьёзный недостаток - платили мало, всего полтинник в месяц.
Был ещё вариант подстричься покороче и сдаться в какую-нибудь бригаду, кои создавали тогда все кому не лень. Почти все мои товарищи, с кем после армии ходили на бокс, уже торчали в оных. И даже уже успели наполучать в общее пользование старые праворукие шушлайки, на которых важно носились по городу, как совы над просекой. Но саму мысль о том, что придётся лупить кого-либо за то, что у него есть деньги, а у тебя нет, я как-то всегда находил несколько абсурдной, поэтому этот вариант тоже не рассматривал.
*

В конце концов, я решил тупо пойти грузчиком. Они, судя по объявлениям, требовались везде, и зарплата у них была значительно выше, чем у тех же сторожей.
Первое место, куда я устроился, был наш хладокомбинат. Там я проработал, чтобы не соврать, ровно один день. В бухгалтерии на меня завели первую в моей жизни трудовую книжку, где была прописана моя должность - «работник склада». Сам склад, куда меня отправили, располагался в ангаре за толстой железной дверью с табличкой «ЗАКРЫВАЙ ДВЕРИ, БЕРЕГИ ХОЛОД!». Повсюду в нём стояли большие промышленные холодильники. За одним из таких в углу, трое остальных работников склада стоя пили по очереди что-то из мутной стеклянной баночки, запивая это водой из стоявшего на перевёрнутом ящике чайника. Моему появлению никто из них не удивился. Мне лишь сунули старую фуфайку, а вслед за ней и баночку со словами:

- Пей. - Я принюхался. Пахло больницей.
- А закусить есть? - робко поинтересовался я.

Подавший мне банку привстал и, отломив со стенки холодильника кусок намёрзшего там снега, протянул мне, повторив:

- Пей. Ща коров привезут.

Не знаю почему, но я выпил. С трудом, конечно, ибо до этого дня спирт я ни разу в своей жизни не пробовал. Его могучее действие я ощутил практически мгновенно и, видимо, оно и помогло мне выжить в следующие два часа, когда мы крючьями выгружали целую машину коров, точнее их обледенелые туши, которые затем наваливали на заднюю дверь склада, одни на другие до самого потолка. Адский труд. Когда мы к обеду закончили, и пошли к себе в угол пить чай с пряниками, то сил не было даже держать чашку в руках.

После краткого чаепития по кругу была вновь пущена баночка со спиртом, от которой мне даже не пришлось отказываться, потому что к тому времени я уже пьяно дремал, привалившись спиной к холодильнику. Вероятно, меня решили пожалеть и больше не будили, и почти до конца рабочего дня я там и проспал. Проснувшись, я обнаружил, что во сне я завалился набок и лежу возле ящика на своём фофане. Голова моя при этом оказалась зажатой между чайником и холодильником. Всё тело ужасно затекло и кроме этого жутко болели уши. Зажав их руками, я пешком доковылял до второй городской больницы, где по вечерам подрабатывал медбратом одноклассник, учившийся в «меде». На моё счастье была его смена, и он тут же провёл меня к дежурному врачу. Вынесенный мне диагноз удивил всё приёмное отделение.

Как выяснилось при обследовании, одно ухо я умудрился об холодильник обморозить, а на втором, что было рядом с чайником получить ожог первой степени. Доктора, смазали мне уши разными мазями и замотали голову бинтом, взяв с меня честное слово, что в конце недели я появлюсь у них на осмотре, чтобы они могли показать мои чудо-уши студентам мединститута. Случай-то, как они сказали, совершенно уникальный. Я даже немного загордился собою тогда. Правда, когда я причапал домой и смотревшая очередную серию «Просто Марии» мать увидела меня во всей красе, то чувство гордости несколько ослабло. Подумав, что меня избили бандиты-рэкетиры, сирену она тогда врубила нешуточную. Хорошо ещё, что отец был в командировке. Кое-как её успокоив, я прошёл к себе в комнату, отказавшись от ужина.
*

Уши у меня болели ещё несколько дней. Кожа на них начала облазить, отваливаясь целыми кусками, которые с удовольствием пожирал наш домашний кот Кузя, впоследствии по причине безжалостной кастрации перекрещенный в Изю. После того, как уши зажили окончательно, я решил снова поискать работу. Хладокомбинат я уже не рассматривал, поняв, что второй рабочий день мне там не выдержать. На второй день поисков я устроился грузчиком на почтовый участок тюменского железнодорожного вокзала, где честно отработал две недели. Там, слава богу, во время работы не пили, да и люди были постарше и посолидней. Молодой был вообще я один, все остальные годились мне в отцы, называли меня «студент» и с работой особо не напрягали.

Основной моей обязанностью было вслушивание в процесс перекидывания из рук в руки посылок во время разгрузки, с целью обнаружения характерного «булька». Услышав желанный звук, я тихонько присвистывал, и обозначенная посылка укладывалась в особую кучу возле задней стены склада сплошь подрытую воровскими норами. Под вечер такие посылки дербанились в дальнем углу склада, спиртное утаскивалось с той стороны и употреблялось в кустах подальше от вокзальной площади. Алкоголь был в дефиците, и поэтому вероятность получения посылок с возможной выпивкой на нашем участке устойчиво стремилась к нулю.

Зарплату на участке выдавали дважды в месяц, что меня тогда, по всей вероятности, и сгубило. Получив на руки сумму адекватную трём моим месячным стипендиям, я на радостях внял доводам коллег по работе о безусловной святости пролетарских традиций, вместе с ними отправившись проставляться за первую зарплату в нашу привокзальную пельмешку. Вроде как бы выпить по кружке пивка. Там я купил всем по пиву и по беляшу. Сперва хотел взять на закуску появившиеся тогда в продаже чипсы, но бригадир, с сомнением повертевший в руках шуршащий пакетик, веско произнёс:

- Не у каждого коммуниста от картошки хуй стоит.

Проникнувшись, я и взял всем беляшей. А после пива, послушавшись мудрых советов, о том, что понижение градуса издревле считается в рабочей среде дурновкусием, я заказал водку, затем под водку пельмени и снова водку. Потом, помню, все дружно стали стрелять у меня мелкие деньги. На все мои опасения, что денег мне уже просто может не хватить рассчитаться, я слышал:

- Да не ссы, студент, завтра скинемся, обратно всё получишь!

После этих благородных, но, как выяснилось впоследствии, совершённо лишённых жизненной почвы заявлений, я, раздав практически весь аванс, захмелел окончательно и вскоре, пропустив всех друзей моих медлительный уход, уже безмятежно дремал за своим столом. Очнулся я уже за полночь, совершенно один, с головою гудевшей как мигалка и полным отсутствием денег в карманах. Вокруг меня, словно герои Эллады, дружно дрыхли вокзальные бомжики. Кое-как добравшись пешком до дома, я, не раздеваясь, рухнул в постель.

На следующий день меня еле-еле подняла мать. С трудом разлепил глаза, я обнаружил, что уже половина одиннадцатого. Спать мне хотелось как собаке Павлова. В ушах шумело так, словно кто-то приложил к ним две огромные морские раковины. Из-за двери доносился разговор родителей:

- Да что с ним творится? - сердито вопрошал у матери вернувшийся утром с командировки отец.
- Может, просто устал? - пыталась та как-то сгладить ситуацию.
- Да какой там устал? К нему же в комнату зайти невозможно, выхлоп стоит как на спиртзаводе. Ладно, вечером с ним поговорю.

На работе я появился только к полудню. На участке все ходили с похмелья злые и зелёные как инопланетяне. В ответ на мои робкие вопросы о деньгах, вчерашние кореша морщась отворачивались и, в конце концов, послали к бригадиру, который суровым рэпом мне объяснил, что никто меня на верёвке туда не водил и соответственно никто никому не должен. А ежели я лично решил угостить товарищей по работе (за что мне, конечно, спасибо), то и должен делать это от души, а не вести себя впоследствии с сослуживцами как кошерная интеллигенция. Тут такое не приветствуется. И вообще работать надо, никто здесь за меня пахать не нанимался.

Использование в бригадировой речи такого стилистического приема как бессоюзие придавало ей особую стремительную выразительность, и, несмотря на жуткую головную боль, до меня мало-помалу дошло, что все мои полумесячные заработанные деньги я, увы, безвозвратно проканал как Буратино курточку. Молча начав работать, я стал обдумывать сложившееся положение, и вскоре, вместе с осознанием факта банального кидалова, ко мне пришло и чувство обиды на коварство вчерашних собутыльников. План мести созрел быстро и к концу трудодня моими стараниями были отобраны и заныканы «на вынос» четыре тяжеленные посылки. В трёх из них по квитанции шли учебники в школу МВД, а в четвёртой ехала кукла, умеющая отчётливо и жалобно говорить «ма-ма» каждый раз, когда посылку переворачивали.

Подготовив, сей злодейский акт возмездия, и, отказавшись от опохмела, я поспешил после работы домой, решив больше на участке не появляться, явственно понимая, что после последней моей выборки деловые отношения с коллегами запросто имеют все шансы перейти в романтические.
*

Третьим моим местом работы, куда меня устроила мать, стала коммерческая фирма «ПЭКо». Устроила через соседку снизу, чей родственник работал там охранником в круглосуточном ларьке, что тогда покрыли весь город, как бык Европу.

- Что мне там делать-то надо? - спросил я мать вечером.
- Будешь там пока на подхвате, лучше уж в ларьке, чем по вокзалам спиваться.

До этого с бизнесом в своей жизни я никогда не сталкивался и вообще, честно говоря, только недавно и узнал, что само слово бизнес пишется через Б.

Моя новая должность называлась помощник руководителя. Появилась она не так давно, но уже начала пользоваться популярностью у нарождающегося бизнесменского корпуса. В принципе, и сама наша фирма возникла недавно. Дядя моего директора, отмутив в свою практически личную собственность несколько энергопредприятий, для проводки каких-то своих тарифов учредил нашу фирму-прокладку, где директором поставил своего племянника. Его он выдернул с какой-то государевой конторы, предоставил ему офис, выделил жильё и подъёмные. Ставить на хозяйство кого-то не из родственников тогда считалось не комильфо. Да и наёмных управленцев, коих сейчас как говна за баней, в начале девяностых просто не было.

Мой директор, получив свои первые в жизни крупные деньжищи, последовательно выполнил весь, свойственный тому времени, алгоритм действий. А именно - приобрёл в «комке» рыжую кожаную куртку-косуху, напечатал себе первые чёрно-белые визитули и купил старый 123-й Mercedes. Мерседес был зелёновато-серый, с задним приводом и дизельным двигателем. Его, некогда блестящая краска, с годами потускнела, приобретя тот бутылочный оттенок, который в старину называли цветом «влюблённой жабы». Нормально мотор заводился только с утра, в нагретом же состоянии капризничал. Тем не менее, шефу его автомобиль очень нравился, он ласково называл его «мой пепелац» и лично периодически выходил вниз протереть ему зеркала. Вот благодаря этому крокодайлу меня и приняли на работу.

Совершив в уме нехитрые арифметические действия, директор вычислил, что взяв меня в штат, он даже сэкономит на времени и на соляре. От меня же требовалось выполнять мелкие поручения, помогать грузить в ларьке товары при подвозе, толкать мерина в случае явного его незавода, либо сидеть внутри при работающем двигателе, пока директор будет выходить из него «делать бизнес».

Ларёк наш находился прямо под окнами нашего офиса. Покупка его была первой коммерческой инициативой моего директора. Что, в принципе, неудивительно, тогда все их ставили. Но с ларьком ему, можно сказать, повезло. Во-первых, стоял он недалеко от центра, а во-вторых, в отличие от тогдашних уличных уродцев, обычно изготовленных из приваренных к швеллеру листов железа, нашей фирме от, не так давно сдохнувшей «выездной торговли», достался профессиональный торговый павильон, настоящий маленький магазинчик.

Сам офис располагался в недавно переделанном под кабинеты бывшем заводском актовом зале с оставшимся соответствующим антуражем. Мне все эти высокие лепные потолки, полированный паркет и огромные хрустальные люстры сильно напоминали загс, куда я весь прошлый курс по переменке таскал своих одногруппниц подавать фальшивые свадебные заявления для получения талонов на заветную отоварку в «брачке». Популярное было тогда среди студентов занятие. Но, в общем-то, со стороны всё у нас в офисе выглядело достаточно солидно. Возле входной двери гордо красовалась табличка «Первая Энергетическая Компания».

Состоял офис из двух кабинетов, причём первый был проходной. В нём под большим цветным постером «Эллен и ребята» сидела нанятая чуть раньше меня секретарша Марина, смазливая лохиня с глупыми газельими глазами, беспрерывно жующая с открытым ртом появившуюся недавно забугорную жвачку «Love is…». Что происходило вокруг неё она особо не понимала, да и не старалась понять. В первый же свой рабочий день я ей задвинул, что, насколько мне известно, наша фирма учреждена для торговли чебурашками, которых шефу будут поставлять из белорусских лесов, где, собственно говоря, чебурашки и водятся. А под вечер случайно услышал, как она на полном серьёзе излагает эту версию какой-то своей подруге по телефону. Телефон стоял перед ней - новенький «Панасоник», по которому она обычно отвечала заученную фразу:

- Нет его, вышел «Мерседес» проверить... А кому перезвонить-то?

Директора она боготворила и при его появлении заметно краснела. Но, в принципе, существо она было безобидное, и всё своё свободное время я торчал возле её стола. Тем более, что там я, по крайней мере, не мёрз.
Во втором же кабинете, где располагался сам директор, всегда стоял ощутимый морозец. Причиной тому было стоявшее в левом углу кабинета невиданное по тем временам чудо - кондиционер. После покупки, думая, что именно так он и должен работать, директор установил его на самое последнее деление, где была нарисована голубая снежинка. Спорить с шефом было особо некому, поэтому в его кабинете холодно было как в вытрезвителе. В правом углу стояла кадка с другой входившей в обиход новинкой - вечнозелёным деревом из искусственной зелени, которое упорно поливала приходившая по вечерам уборщица. Один раз я даже видел, как она, цепко ухватившись, втихаря вырвала пару листочков на рассаду, спрятав их в тряпочку.

Посреди комнаты находился стол, на котором стояла другое заграничное диво - бэушный PC 286 с треснувшим снизу монитором, который шеф включал, когда садился играть на нём в тетрис. Сбоку от стола с компьютером стоял шкаф для документов, за стеклянными дверцами которого заманчиво посверкивали яркими этикетками диковинные разноцветные ликёры «Кюрасао». Время от времени, когда директору надоедало играть на компьютере, он вставал и по очереди вытаскивал бутылки из шкафа, задумчиво рассматривая сквозь них видневшийся в окне кусочек улицы. После чего уровень его деловой активности даже несколько повышался, и директор начинал звонить «по делам». Хотя, дел-то, надо сказать, как раз и не было и, затарив с утра ларёк, добрую часть рабочего дня мой начальник мучался вечным вопросом передовой русской интеллигенции - Чё делать?

Делать ему, в основном, было тупо нечего. Помимо ларька и дядиных тарифов вся деятельность фирмы сводилась к каким-то случайным сделкам, случайные товары покупались у таких же начинающих предпринимателей и продавались случайным людям. Всё это гордо именовалось посреднической деятельностью. В ходу тогда было построение цепочки от владельца товара до конечного покупателя. Там могли находиться совершенно разные фирмы и люди, но бывало, что всё каким-то волшебным образом срасталось, и в конце каждый мог получить свою малую дольку. Вот и наша контора участвовала тогда во множестве таких, по большей части беспонтовых операций и даже умудрялась иногда чего-нибудь продавать.

Схема работы была простая: по рекламе находился потенциальный покупатель, которому нужна была некая продукция, за которую он может рассчитаться каким-либо своим товаром, который в свою очередь пользуется спросом у какого-нибудь третьего или четвёртого лица, часто размещавшего своё объявление в той же самой газете. Оставалось только свести нужных продавцов и покупателей. Самое интересное, что некоторые сделки всё же прокатывали, причём с нашей нехилой наценкой. Но чаще всего посредническая цепочка трагически разрывалась, оставив большинству горе-участников лишь фантомную боль по упущенной выгоде, которую они, как правило, уже успевали посчитать, а некоторые и потратить.
*

Ларёк же работал как часы и, как мне теперь кажется, он один и приносил реальную прибыль. С утра мы с оптовых баз подвозили в него всё то фуфло, которое тогда пользовалось спросом: пепси, пиво багбир, сигареты (магна, бонд и мидвест), цветные презервативы, растворимые соки зуко и юпи, жвачки турбо, коробки с пакетиками сушённых бананов, шоколадки топик, конфеты мамба и прочие деликатесы, некоторые из которых уже и не вспомнишь. Алкоголь потяжелее завозили даже два раза в день: ликёры, водку маккормик и распутин. Наверняка всё это было левое-прелевое, но кому тогда могло прийти в голову, что когда-нибудь товары будут проверять на предмет контрафакта?

Самое замечательное, что, на мой взгляд, было в ларьке это наша продавщица Танька. Продавщицей была она одна, лишь по воскресеньям подменяясь дочкой бухгалтерши. Работать в ларьке ей, по-моему, нравилось. Зарплату ей платили небольшую, но она неплохо добирала на ночных продажах, ведь ларёк был открыт до часу ночи. До этого Танька трудилась на нашем моторном заводе, где она собирала корзины сцепления для «москвичей».

- Я с корзинкой - говорила она - прошла Крым, Рым, Берлин и Токио. Как Красная Шапочка.

Лет ей было немногим за тридцать. Довольно привлекательная для своего возраста разведёнка, хотя уже с некоторой долей осенней усталости в глазах. Меня она всегда поражала перлами, которые с невозмутимым видом без труда выдавала на любое происходившее событие или реагировала на просьбу покупателей. Вот только некоторые из них, которые я сейчас могу припомнить:

- Двери закрывайте - жёны изменять будут!
- Вы зажигалку или покупайте или на место ложьте. Я не Прометей всем огня бесплатно давать!
- Ты почему мимо урны бросил?! Вот из-за таких рождаемость и падает, никто попасть не может!
- Как я вам, молодые люди, икру в вобле нащупаю?! Я вам что - гинеколог?

Вторым нашим работником в ларьке был, навсегда победивший анорексию, охранник Володя. Патологический, по сути, бездельник, как и большинство своих собратьев по профессии. Девяносто процентов своего рабочего времени Володя неторопливо натирал специальной бархоткой свой перстень-печатку, похожую сбоку на лёгкую шахматную фигуру. Тогда, кстати, работать в охране было даже, в какой-то мере, престижно. Это сейчас у нас полстраны охранники, в каждом городе поутру одна картина - толпа мужчин в камуфляже домой с узелками бредёт с дежурства, половина с похмелья.

Видно было, что Танька ему нравилась, он всячески её опекал и очень стремился завоевать её расположение, часто встревая в ссоры с покупателями, приключающиеся по причине её острого языка. Танька же периодически его обламывала.

- Какой целоваться, Володя? - смеялась она - от этого ж только пломбы вылетают.

Володя приглядывал за директорским мерсом, что стоял сбоку от ларька, днём - чтобы не спёрли антенну, а по вечерам, когда становился заметным мигающий красным цветом маячок сигнализации, следил чтобы не пинали по дверям и колёсам. Сигналки тогда только появились, и пнуть по машине, чтоб она заорала на разные голоса, многие прохожие считали удачной мыслью.
Ещё одним охранником в нашем ларьке числился какой-то тайный индивидуум, которого велел оформить туда дядя директора. Ну, вы понимаете, куда ж без них было…
*

Всю первую свою трудовую неделю я проездил с директором на его пепелаце. Первый день на заднем сиденье, а потом, когда директор осознал, что при такой езде он сам больше похож на моего водителя, и рядом. Начиная со второй недели, он уже периодически сажал за руль меня. Я бы лицемерил, если бы утверждал, что такое занятие меня не радовало. Пару раз мне даже удалось засветить из мерса свою физиономию знакомым, что весьма укрепило мой статус «на районе». Кроме этого мы отвозили бухгалтерше печать, накладнушки, счета и прочие важные для бизнеса документы. Вся эта движуха была, по сути, беспонтовая и сейчас всю эту деятельность легко заменили бы факс с электронкой, но тогда всё это казалось абсолютно естественным.

Как правило, пару раз в неделю Директор обычно надумывал посексовать и тогда мы катили к его полюбовнице. Он, как и большинство рано женившихся мужчин, земную жизнь пройдя наполовину, успел ко второй половине обзавестись настоящей своею любовью. Его femme fatale была средних лет красавицей модильянистого типа, с зелёными, как у беды, глазами. Выглядела она, надо отдать ей должное, очень даже ничегошно. Когда мы заезжали за ней, и я пересаживался назад, то переднее седушку приходилось даже отодвигать, чтобы влезали её длинные, в розовых лосинах ноги. Городская секс-индустрия по сравнению с нынешними временами была на зачаточном уровне, поиски спонсора считались тогда в обществе определённой нормой, и такие старлетки пользовались тогда довольно устойчивым спросом у появляющегося предпринимательского класса. Позже с появлением интернета и индивидуалок спрос на услуги подобных дам резко снизился.

Домашнего телефона у неё не было (о сотовых тогда даже не слышали) и для того, чтобы их рандеву состоялось, мы вначале подъезжали к магазину стройтоваров, куда я заходил высмотреть её мужа, лысого и унылого типа, работавшего там продавцом. Удостоверившись, что нужный объект на месте, мы шумахерили к пансионату директорской крали, заскочив по дороге в свой ларёк, где шеф обычно выписывал на себя вафли «Кукуруку», ликёр «Амаретто», сигареты «Магна» и пачку презервативов, (а иногда, исходя из каких-то собственных своих соображений, он брал две), после чего мы летели к его фаворитке. Условившись со мной, вернуться часа через два-два с половиной, он поднимался наверх, а я оставался в мерсе. Несмотря на все свои грандиозные планы, возвращался он уже максимум через часик, и мы уже не торопясь, тащились в офис. В «бункер», как говорил директор.

В случае же когда лысого на месте не было, мы разворачивались обратно, либо ехали на озеро Андреевское мыть машину. Доступ к воде тогда был свободный и мы, искупавшись, до блеска натирали директорский мерс кусками поролона. Толкать после наш унитаз по песку одному было невозможно, и я обычно просил помочь кого-нибудь ещё, внося в сонную жизнь пляжа определённое разнообразие.

Иногда, домчав до города, мы не ехали сразу в офис, а специально ехали прокатиться по нашей главной городской артерии - улице Республики. Это кажется сказкой, но машин тогда было мало и можно было гонять днём по городу из конца в конец как духу божьему над водою. Тем более что тогда на дорогах народ от иномарок просто шугался в разные стороны. Сейчас, когда любая девочка на ренушке готова без проблем протаранить подвернувшуюся ей на пути «каешку», в это верится с трудом, но так и было.

Езда вообще, надо сказать, была достаточно комфортна. Теперешняя ситуация, при которой кто на дороге пропустит тот кунак, а кто подрезал - кровник, создалась лишь с введением автокредитования, когда на дороги выехал легион соплижуев на кредитных застрахованных авто… Ну, вы помните…

Время от времени мой начальник вывозил свою даму сердца прогуляться, правда, выбор мест для отдыха тогда был довольно ограниченным, это сейчас в Тюмени кафушек как в Париже. А в те времена какие-либо светские мероприятия почти не проводились (вероятнее всего по причине полного отсутствия светского общества) и все развлечения сводились к походу в один из трёх-четырёх тюменских ресторанов, бывшими тогда центрами городской цивилизации.

В зале представители многочисленных блаткомитетов, соседничали с деловыми, челноками и этническими авторитетами. Среди тогдашнего тюменского бомонда считалось естественным ходить в рестораны в спортивных костюмах и сдвигать столики с понравившимися соседками, а главным показателем, демонстрирующим особую утонченность во вкусе, был вопрос к принёсшему заказ официанту:

- Слыышь, а ты сам-то будешь это хавать?!! - и рефреном - Нет, ты скажи – ты сам-то будешь это хавать?!!

Дамы у всех были примерно одинаковые: прокуренные красавицы-потаскухи с химзавивкой, вульгарным макияжем (Матисс отдыхает) и пошлыми манерами, которые тогда, впрочем, были в порядке вещей. Некоторые из наиболее изысканных и продвинутых девиц дружно тестировали появившиеся тогда светящиеся клипсы, что, по общему мнению, придавало им вполне загадочный и мулинружевский вид.
Представления людей о прекрасном всегда обусловлены особенностями их общественного бытия, поэтому сей нарисованный эстетический идеал на тот момент полностью соответствовал общепринятым канонам.

Наверное, учитывая всё это, директор туда обычно не совался, предпочитая тихариться с возлюбленной в кафешке «Белая сова», что открылась тогда на выезде из города.
Договорившись с ней заранее, мы забирали её на углу в двух кварталах от её дома, где она ждала нас у «хлебного», нервно прохаживаясь там как Фанни Каплан по заводу Михельсона.

Сейчас «Сову» уже перестроили, а тогда её внешний вид был довольно эклектичен, и сама постройка походила на дом, где прятали Бен Ладена. Интерьер тоже соответствовал. Стены, оклеенные обоями под шелк, украшали дешёвые картинки в позолочённых рамках. Зал разделялся на кабинки с арками из крашеной и покрытой лаком фанеры.
Музон играл тоже клёвый: «Комбинация», «Технология», «Мираж» и тому подобное. Но сервис был на высоте - всё вкусно и быстро и я всегда наедался там на халву, как щенок на помойке. Тогдашние повара ещё не научились делать порции гомеопатическими, присвоив им мудрённые иностранные имена, как это сейчас повсеместно принято. В каждой кабинке на столе лежала книга жалоб и предложений, и наша зеленоглазая дама всегда писала туда отзывы, которые я потом с удовольствием перечитывал: - Сидели у вас в cаве. Ели люляки баб. Очень понравилось.

Посетив «Сову» мы, если позволяла погода, обычно сворачивали на озеро искупаться. Назад в город, толкнув мерс, за руль садился я, а мой директор с полюбовницей садились ворковать на задние сиденья. Через некоторое время, судя по доносившемуся оттуда директорскому хрюканью, там начинало происходить нечто глубоко интимное. Везти их я старался медленно и только через час подвозил к тому же «хлебному», где, напоследок красиво поцеловав шефа с неистовой компрессией русской драматической актрисы, его пассия выходила из машины и дальше до своего пансионата шла уже пешком, высоко вскидывая колени и на ходу поправляя свои живописно растрепанные волосы.

- В бункер - вздыхал директор.
*
Тот день я запомнил хорошо, что, неудивительно учитывая высокую динамику произошедших в течение его причинно-следственных событий, в результате которых мне довелось первый раз в жизни побывать в соседнем с нами Екатеринбурге..

- Ой, там такое! Гудит как улей родной завод - закатила глаза Танька, когда я с утра появился на работе, - Иди скорее, тебя шеф уже спрашивал.

Гудело всё как раз из-за Таньки. Как выяснилось, прошлой ночью наш Володя, не разобравшись, отлупил у ларька двух молодых людей, покупавших у Таньки три бутылки водки Diamond. Отлупил, неправильно истолковав их фразу:

- Дайманда, три флакона.

Обычно все называли эту водку "Димон".

Пострадавшие умники на беду оказались какими-то мажорами и, пообещав Володе, что его сексуальная жизнь вскоре разнообразится, скрылись в ночи на папиной «девятке», с визгом переключая скорости и оставив после себя лишь черный дымящийся след на асфальте…
Видно сразу же и попёрли жаловаться папикам.
По хорошему, в такой ситуации, на месте родителей нужно было выдать сынкам пару подзатыльников по жёсткому диску, чтоб не шарились по ночам за водкой и делу конец. Но один из отцов, видимо, так не считал и с утра подключил к этому делу свою «страховую компанию».

Поэтому, то утро в нашей фирме и началось с разборок. Володе от греха велели втаптывать домой, что он и сделал, слившись с несвойственным ему проворством. Когда я поднялся в офис, то помимо нашей секретарши обнаружил там сидевшего на стуле у двери директорского кабинета незнакомого парня спортивного вида, на которого испуганная Марина таращилась, словно девственница на вич-инфицированного насильника. За дверями у шефа что-то гневно бурчала подъехавшая мажорская крыша.
В ответ им также гнусаво бубнили присланные директорским дядей «наши». Маринка подслушивала этот диалог, затаив дыхание. По-видимому, переживала за директора. Спортсмены свалили где-то минут через десять. Спустя ещё минут пять выглянул запаренный директор и позвал меня к себе.

- Падай в капсулу - он протянул мне ключи от машины - надо на вокзале одного человека встретить. Он со Свердловска через час на поезде приезжает. Зовут его Григорий Иванович, стой на площади, он сам к тебе подойдёт. Встретишь, привози сюда. Вот тебе на горючку, заправься.

На вокзал я успел вовремя и даже успел заправиться и прокатиться мимо находившегося сбоку от вокзала почтового участка, по пути посигналив бывшим коллегам. Они как раз тусовались там в курилке и, увидев меня за рулём мерседеса, дружно вылупили глаза от удивления. Тогда появиться на мерсе было просто бомбой, это сейчас никого никакой машиной не удивишь. Довольный произведённым эффектом я подрулил на площадь и вскоре ко мне подошёл здоровенный мужик в годах, в костюме и с портфелем.
- Иваныч - протянул он руку. Рука была тоже огромная, ручища я б лучше сказал. Когда мы подъехали к офису, то нас на улице уже ждали директор с дядей. Меня они отправили помогать Таньке, а сами повели гостя в офис.

На обед я повёз их всех вместе в «Сову», где шеф с дядей на пару всячески облизывали гостя. По оказываемым ему знакам внимания было заметно, что он был для них очень важен, дядя даже заказал для «гостя с Урала» песню. Как я понял Иваныч приехал к нам утверждать те самые тарифы, ради которых и открывалась наша фирма. Пили они коньяк «Три бочки», причём Иваныч несмотря на возраст пил больше всех, но не пьянел, что, впрочем, было немудрено учитывая его медвежью конституцию.

Проторчали мы там часа три. Сперва они обсуждали дела, но понемногу, как это обычно бывает за столом, разговор дошёл и до женщин, а точнее до падших женщин, которые тогда только появились по тюменским баням и саунам. Ныне, когда в любой бане имеются собственные штатные куртизанки, а в каждом населённом пункте есть своя объездная, где пасутся «сосущие в терновнике», в это верится с трудом, но, тем не менее, раньше их не было. Наш гость, как выяснилось, ещё не имел опыта общения с профессиональными жрицами любви, но как бы был не против даже на старости лет получить оный, а заодно и подписать те самые заветные тарифы.

Поэтому когда мы вернулись в офис, то директор велел Марине подыскать сауну или баню подходящую ему для отдыха с гостем такого высокого уровня. Сами же они проследовали в кабинет директора, где продолжили поить гостя с Урала коньяком.
Получив такое ЦУ от директора, наша секретарша Марина начала обзванивать сауны, всем своим видом выказывая неодобрение планируемому бесчинству. Лицо у неё при этом было такое, будто её саму глотать заставили. В результате непродолжительных поисков она заарендила сауну на заводе сантехзаготовок, презентовавшую себя как «элитную».

Примерно через полчаса деловая часть встречи, по всей видимости, завершилась, и кабинет шефа покинул его довольный дядя, подмигнув напоследок сердитой Маринке. Ещё минут через пятнадцать вышли шеф с Иванычем и все вместе мы спустились к нашему ларьку, где, взяв упаковку баночного пива, двинули в сауну.

- Надо же - увидев Иваныча, сказала Танька - такой большой и без гармошки.
*

На скамейке возле дверей сантехзаготовок, в позе врубелевского демона, сидел на корточках охранник в камуфляже. Увидев наш мерс, он вскочил и привёл администраторшу, пышную тётку с претензией на элегантность, вышедшую к нам с дежурной улыбкой:

- Отдохнуть к нам? В элитную? Сейчас Виталик подойдёт, всё организует, проходите за мной.

Идти нам пришлось мимо бара, где за стойкой скучала одинокая миловидная деваха и мимо двух других, по всей видимости, «неэлитных» саун, одна из которых была совсем рядом с нашей. В её открытую дверь было видно стол, за которым расположилось несколько накачанных типков криминального вида. Стараясь на них не глядеть, мы подошли к нашей двери, ключ от которой нам вручила администраторша.
В том, что наша сауна была элитной, не было никаких сомнений. Об её элитарности говорило всё - плакаты Ван Дамма и Саманты Фокс на стенах в двух комнатах отдыха, мягкая мебель, музыкальный центр и видеодвойка Фунай, мигавшая в углу красным глазом недобитого терминатора.

На стол мы поставили привезённый с собою Туборг, а в музыкальный центр, чтобы не злить быков за стенкой, воткнули кассету Шуфутинского. Судя по их грозным рожам, в дыню они могли дать из самых общих соображений.
Сама парилка была в отдельном помещении, где был небольшой, обложенный кафелем бассейн и стояло несколько мягких кушеток с простынями на них. Видимо там обычно и происходило всё то, что Мопассан возвышенно называл в своих, довольно смелых на тот момент произведениях, неземной страстью.

Подошедший вскоре Виталик оказался тощим и пронырливым шнырём с бегающими глазами. Волосы у него были длинные, а в левом ухе была серьга в виде пацифистского значка. Вероятно, он был каким-то неформалом.

- Нам гостя нужно уважить - кивнул ему шеф на Иваныча.
- А какие гостю нравятся? - деловито осведомился тот.
- Давай блондинку вези…. получше - буркнул ему Иваныч, недоверчиво глядя на его серёжку, которую он явно принял за признак латентного гомосексуализма.
- Ну, одна блондинка ещё не секс, ещё не секс - фальшиво протянул Виталик, сделав ударение на слове «одна».

Иваныч на миг задумался, взглянул на часы и, решив, по всей видимости, осуществить все свои тайные эротические грёзы, заказал Виталику двоих, поинтересовавшись у него при этом:

- Что, прям бери и делай что хошь? -
- Что хочешь, только не бросай их в терновые кустики - отшутился Виталик и исчез.
*

Мы сели пить пиво и где-то уже через четверть часа на пороге, «дыша духами и туманами», возникли ведомые Виталиком профессионалки. Появились они довольно эффектно, используя весь набор стандартных сексуальных раздражителей - кудри, чулки, каблуки и т.п. Надо сказать, это были первые увиденные мною продажные женщины, и впечатления от них были самые позитивные. Вначале ведь все считали, что проститутки должны быть по определению красивущими как в тех западных фильмах, где мы все их до этого видели. Такие туда и шли. Сейчас, когда в сауну привозят стадо набранных по соседним деревням носорогов, об этом уже никто не вспоминает.

Виталик, получив деньги, дематериализовался, пообещав заглянуть через часик. Иваныч с привезёнными им девицами проследовал в парилку, закрыв за собой дверь, а мы с директором снова плюхнулись в кресла допивать пиво.
Но не успели мы с ним докурить сигареты, как из сауны донёсся возмущённый вопль:

- Вы кого привезли?! Кого привезли?! - Иваныч выбежал к нам босиком, замотанный в простыню, словно римский патриций. На левом плече у него была татуировка в виде русалки в армейской пилотке. Суть его претензий сводилась к следующей фразе:

- ЛЫСЫХ привезли!!!

Редко когда потом я слышал равный по силе эмоционального воздействия крик. Иваныч определённо был не в курсе изменившихся тенденций в intim hair.

- Давай нормальных, нах… мне эти больные! - возмущался он.

Директор резво вскочил и начал его успокаивать, обещая сейчас же позвать нашего волосатого сутенёра и потребовать у него не менее волосатых работниц. Вероятно, дальнейшие события и развивались бы по такому сценарию, если бы не случившееся в следующие секунды происшествие, остановившее все пламенные сентенции и вообще повлёкшее за собой полное изменение амурных планов «гостя с Урала».

А произошло следующее - высказав своё негодование, Иваныч развернулся и направился к бассейну, по пути размахнувшись, чтобы пнуть по стоявшей на полу пустой пивной банке. По банке он, к несчастью для себя, промазал, но зато поскользнулся и, выдав весьма сложный набор телодвижений, обрушился на пол, умудрившись при этом приземлиться на свою же собственную ногу. Нога при падении явственно хрустнула, после чего Иваныч выпучил глаза, широко открыл рот и заорал как Джельсамино.

Мы с директором даже слова сказать не успели, как всё это случилось. Нога его начала опухать прямо на глазах, стремительно достигая в колене размеров футбольного мяча. Иваныч ревел как трубадур. Ситуация быстро выходила из-под контроля и директор решил взять её в свои руки.
Первым делом он пнул по двери в парилке и велел выглянувшим на крик девкам исчезнуть. Шлюх тут же унесло как Элли с Тотошкой. Иваныч перестав на мгновенье вопить, проводил юных прелестниц взглядом полным боли и инфернальной тоски.
Затем, после кратких размышлений директор надумал положить Иваныча на кушетку и таким образом вынести его наружу. С большим трудом напялив на него костюм, мы погрузили мы его на кушетку, еле-еле вытащив её за дверь. Весил он точно не меньше пианино.

В соседней сауне братки лупили нашего Виталика. Тот плакал и обещал им «субботники». Совсем не бить сутенёра в то время было, по меньшей мере, моветоном. А тут им ещё такой колоритный подвернулся….

Увидев Иваныча они на минутку бросили Виталика и выглянули за дверь.

- А чё ногами-то вперёд тащите? Смотри, дядь, зажмуришься, примета плохая, - они дружно хохотнули.

Но потом, войдя в положение, даже послали двоих помоложе, чтоб те помогли нам дотащить Иваныча до выхода. Дальше мы, кое-как загрузив его в наш пепелац, двинули в старую ещё травматологию на Ленина. Иваныч поутих, но периодически издавал продолжительные стонущие звуки, напоминающие тирольские напевы. К счастью доехали мы быстро. В регистратуре сидели две смешливые, похожие на ангелов, медсестры. Мы рассказали им о происшедшем с нашим командировочным несчастном случае, и они сразу же отправили нас на рентген.

- Мать - земля моя родная - присвистнул дежурный врач, взглянув на снимок из рентгенкабинета - гипс-то на лимите. Перелом у тебя, батя.

Гипсовал он ногу минут сорок, насвистывая при этом что-то мажорное. Потом доктор выдал Иванычу пару таблеток и прописал полный покой. Загипсованная во всю длину нога Иваныча стала походить на знаменитую Пизанскую башню. Самое ужасное было то, что штанина на эту ногу уже никак не налазила, и с минуту с ней промучившись, нам пришлось заткнуть её ему за пояс. Вид при этом у Иваныча получился, мягко говоря, нетривиальный. Директор хотел отвезти его на ночь в какую-нибудь гостиницу, но Иваныч отказался.

- Давай домой, - махнул он рукой, - погостил уже…
Когда мы вели его мимо регистратуры, то стоявшие за стойкой весёлые врачихи высунулись и, улыбаясь, посоветовали ему в следующий раз быть осторожнее в командировках.

- Тьфу, бляди, - выйдя за дверь, сплюнул Иваныч.
*

К вокзалу мы подъехали уже в полной темноте. Купив Иванычу в кассе практически последний купейный билет на ближайший поезд до Свердловска, мы за полтинник доштырились с носильщиком, который, погрузив гостя с Урала на свою тележку, довёз его до самого перрона. Там было безлюдно. Лишь местами фланировали личности замаскированные под праздношатающихся дам разного возраста. Тоном человека продающего уворованный с приисков килограмм плутония они шепотом предлагали водку и различные продуктовые дефициты. Опасались они, по-видимому, пары серых мусоров-побирушек, что, словно связанные тюремными браслетами, вместе бродили по перрону. Увидев нашу процессию, они подошли поближе. У одного из них из сапога торчала видеокассета, а второй держал в руке целлофановый пакет с жареными карасями.

Они даже обрадовались хоть какому-то развлечению и довели нас до места предполагаемой остановки нашего вагона, идя впереди нашей тележки.
Поезд мы ждали минут двадцать. Директор ушёл покупать у тёток коньяку в дорогу. Иваныч молча сидел на своём портфеле, белея в темноте загипсованной ногой и мрачно смотрел на великое таинство межполового общения, что демонстрировали ему двое собак-любовников обосновавшиеся рядом на рельсах.

Когда подошёл наш поезд, то директор о чём-то переговорил с блондинистой проводницей и подозвал меня к себе.

- Ты давай всё-таки, не в службу, а в дружбу, с Григорием Ивановичем скатайся. Мало ли что… Я позвоню, там встретят, а ты первой же лошадью обратно...

По моему мнению, которое, впрочем, никого не интересовало, ехать мне с ним не имело особого смысла, но и отказаться было неудобно. Особенно после слов о дружбе.
*

В купе, куда мы с директором завели Иваныча уже сидели двое. Бабулька в жёлтой футболке с надписью «Мы остановим гепатит В!», читавшая вслух книжку-сонник, и её внук лет четырёх-пяти от роду, весь в пятнах от ветрянки. Мы соорудили Иванычу что-то типа ложа из матрасов и подушек, и он уселся в него как в кресло. Сам я залез наверх. Директор выдал мне денег и бутылку коньяку для Иваныча, распрощался с ним и откланялся, а мы поехали.
Бабуся, в общих чертах расспросив нас о случившемся, перешла в соннике на слово «баня».

Положение обострялось наличием в купе её внука. Не знаю, что творилось в его маленькой измазанной зелёнкой голове, но, увидев замотанную бинтом ногу Иваныча, он схватил бабулю за руку и громко прошептал:

- Бабушка, это что - МУМИЯ?

И вот почти целый час, этот гадёныш, не переставая, продолжал хныкать:

- Бабушка, это мумия, баба, пожалуйста, убей мумию, бабушка, ну, пожалуйста - канючил он, покуда не отрубился.

Бабуля, видимо привыкшая к его нытью, особо не грелась и продолжала изучать сонник, зачитывая Иванычу самые интересные, с её точки зрения, места. Уютно стучали колеса, позвякивала ложечка в стакане, а она монотонно бормотала:

- Парилка во сне означает, что Вас ждёт нехорошая компания. А если Вы поскользнулись в бане, будьте готовы к некрасивому поступку со стороны домочадцев. А вот сон о парении в новой бане снится завистливым людям, - бабуля сама начала потихоньку заплетаться и, наконец, тоже заснула.

Иваныч с интересом прослушавший всю эту информацию, отхлебнул коньяку и поднял голову на меня.

- Не берёт, спирту бы…. Он достал докторские таблетки и запил их очередным глотком коньяка - Ты когда-нибудь спирт пил?
- Один раз - вспомнил я хладокомбинат - ожог с обморожением получил.
Иваныч впервые за всё время взглянул на меня с уважением.
- А так чтоб чёртики приходили пил? - он помолчал и добавил - а я пил.
Мне стало интересно, и я спросил:
- Ну и что, к вам приходили?
- Черти нет - он помолчал, - Валерка приходил.
- Какой Валерка? - не понял я.
- Валерка из «Неуловимых мстителей» приходил, в очках, - Иваныч гнал уже конкретно.

- Обостряга - подумал я и решил больше ситуацию не провоцировать и молчать как в плену у фашистов.
К счастью Иваныч, приговорив больше половины бутылки, вскоре погрузился в сон, держа перед собой коньяк, словно философ, любующийся цветком лотоса, и я вздохнул с облегчением.

Вот так мы и доехали. Ранним утром прибыли в Екатеринбург, где по приезду к нам в вагон зашли двое встречающих Иваныча молодых людей, и все вместе мы благополучно выгрузили его из вагона.

- Ну, - Иваныч, прощаясь, крепко сжал мне руку, - давай. С блондинками, смотри, осторожней, они несчастье приносят.
*

Город я тогда толком и не посмотрел, после всего вчерашнего зихера и наполовину бессонной ночи сам я уже был как усталая подлодка. Побродил вблизи вокзала, посмотрел в видеосалоне очередной гнусавый боевик и отправился в кассу покупать билет домой. На обратном пути я успел выспаться и заработать из-за сквозняка насморк. В Тюмени я был после обеда и, хотя директор разрешил мне не выходить, отправился на работу, решив оттянуть реакцию родителей на моё появление.

У ларька курила ничуть не удивившаяся моему появлению Танька.

- А Володи так и нет, сгинул как тень отца Гамлета, одна тряпочка и осталась, - грустно улыбнулась мне она, - посидишь смену со мной сегодня? - я кивнул и пошёл доложиться директору…

Проработал я в «ПЭКо» ещё полтора месяца и уволился уже к сентябрю, когда началась учёба в институте.
*

Вот так, собственно говоря, и протекал тот бестолковый водевиль с моим первым трудовым опытом, весь состоявший из нелепых случайностей, в которых, как известно, обычно и реализует себя некая скрытая закономерность

Впереди меня ждал диплом, безработица, мой первый собственный бизнес, первый автомобиль, первые деньги, потраченные на поездки в столицу, покупку дебильных диоровских костюмов, посещение различных злачных мест и прочие «фальшивые бриллианты», как все эти вещи называл Чехов. Само собой разумеется, все эти чудеса планомерно переросли в проблемы, разборы, подставу друзьями и потерю всего заработанного. В общем, всё как у людей, такое в ту некуртуазную пору было сплошь и рядом. Хотя кому-то, безусловно, повезло больше, некоторые тогда даже на английский футбольный клуб успели заработать.

А потом бурные девяностые закончились. Как хрен с бугра откуда-то возник один, никому не известный подполковник, неплохо знавший устройство гитлеровской Германии с её землями и гаулейтерами. Расставил вместо них своих ворюг-губернаторов и начались крысиные двухтысячные. С их кумовством, наглаженными банковскими чмошниками, семинарами по даче откатов, наседающими мигрантами, ежедневными голливудскими авариями на наших дорогах и прочей другой хренью, которую все вы не хуже меня знаете.

Хотя, безусловно, не всё так плохо. Всё, как полагается, идёт своим чередом, я женился, отучился за речкой, объехал полмира, директорствую, дочка растёт как доллар, жизнь продолжается, я б сказал европейски. По выходным мы всей семьёй ездим, как на работу, в какой-нибудь большущий торгово-развлекательный центр. Берем на первом этаже продукты, катим тележку к машине и сгружаем их в багажник.

После чего, на блестящем эскалаторе поднимаемся на второй этаж, где супруга с дочкой, разбив местность на квадраты, с неослабевающим энтузиазмом прочёсывают местные бутики. Я в это время сижу в какой-нибудь сетевой жрачке, пью беспонтовое безалкогольное пиво и листаю городские глянцевые журналы-поминальники, где надоевший всей Тюмени десяток-другой бизнесменов-эксгибиционистов в сотый раз даёт интервью, рассказывая о своих коттеджах, своих детях-индиго, своих часах, авто и собачках. С видом умудрённого сомелье они разглагольствуют, какое вино они предпочитают пить в это время года, и учат подрастающую офисную биомассу как правильно делать бизнес. Это всё очень интересно.

Затем мы обычно подымаемся на четвертый и идём в кино. Если там нет ничего интересного, то едем домой, ставим машину в забитый двор, поднимаемся к себе, кормим псину, кошку и смотрим телевизор с его бесконечными увеселительными передачами и нынешним биологическим разнообразием ботоксных звёзд. Вечером я беру поводок и выгуливаю собаку. Возвращаюсь домой и жена меня спрашивает:

- Ну, как?
- Нормально - рапортую я - две лужи и куча...

Всё не так плохо. Вот только немножко грустно, словно в старом заброшенном парке аттракционов осенью. Но совсем немножко.

А может это просто тупо возрастное. Конечно, девяностые вспоминаются неоднозначно. Время было такое, во многом жёсткое, не серебряный век. И судеб изломанных хватало и прочих задвигов. Но ведь на то время, по сути, и пришлась молодость. Ностальгия, знаете ли, подлая девица. Несмотря на все заплёты, нет, нет, да вспоминаются времена студенчества. Когда в голове не было никаких траблов, детей, жён, любовниц и можно было идти по городу без забот, девчонкам незнакомым на балконе помахать, а через полчаса, все печенюшки у них сожрать и в койку…

О чём, на самом деле, этот мой рассказик я даже и сам уже не понимаю. Догадываюсь только, что пора с ним закругляться, хорош уж вас мучить. Скажу, буквально, ещё пару слов об участниках тех событий:

Мой бывший директор трудится помощником местного областного депутата, коим, естественно, является его дядя. Облысел. Мерседесу не изменил, ездит на «Гелике». Мы бибикаем друг другу на дороге.

Володю встретил недавно, работает начальником службы безопасности большого офисного центра. Весит уже за центнер, узнал его по печатке. Танька живёт с ним, у них сын-студент, они не расписаны.

Маринка неожиданно нашлась через «одноклассников» - вышла замуж за управляющего омским банком, родила ему двух дочек. Муж старше её на двадцать четыре года. Живут в Черногории.

Года три назад в Паттайе, в баре наткнулся на Виталика. Меня он не вспомнил, просто по пьяни разговорились. Он, как я понял, успел тогда понаделать долгов и свалил из России. Работает замдиректора фабрики по выпуску канцелярии. Жена тайка, дети тайцы. Джип «Чирок», свой дом.

С Иванычем я больше не встречался. Где-то уже в конце девяностых, смотря по телеку концерт, посвященный дню энергетика, увидал его сидящим рядом с непотопляемым рыжим основателем олигархического капитализма в России, в ту пору председателем «РАО ЕЭС». Иваныч поседел, но выглядел всё так же бодро и представительно, словно старый опытный гладиатор.

Ну, вот вроде и всех вспомнил. Жизнь словно мудрая учительница потихоньку расставляет нам всем свои отметки.

Спасибо, кто дочитал.
Всем удачи.

Чтоб не носили передачи.)

© robertyumen

Заехали сегодня на дачу и оказалось, что у нас обвалилась крыша теплицы. Из восьми листов поликарбоната не выдержали шесть, весной придётся менять.
Снега в этом году и вправду много, даже дорогу замело как никогда, мы еле-еле проехали.
— Председательша новая никакая, — объяснил подошедший сосед Рома, — надо с трактором договариваться, а она ручки на пиzду сложила и сидит.
Но в целом жизнью и зимовкой на даче Рома доволен. Переехал он к нам в Тюмень из Якутии потому что ему надоело жить на севере. Дом у него каменный, газ проведён, а тюменские снег и морозы гораздо мягче якутских. За год в быт нашей Цветочной улицы он вник практически полностью и сразу сообщил мне все местные новости. Главная из них - почти перешедшая в драку ссора Юрия Ивановича с Юрой.
Юрий Иванович живёт в самом начале улицы рядом с армянским коттеджем. Почти сорок лет он горбатил формовщиком на третьем ЖБИ и получил от них квартиру в микрашах, которую несколько лет назад отдал дочке, а сам с женою полностью переехал жить на дачу. Мужик он крепкий, работящий и вроде без заскоков.
Второй же Юра (для всех он просто Юра, хотя с Юрием Ивановичем они ровесники) живёт наоборот на самом выезде, отсидел он общим счётом шестнадцать лет и вся его судьба на синих пальцах. После отсидок особо нигде и не работал, только жену на рынок возил, когда она ещё пираткой торговала. Потом, когда права пропил, начал промышлять сбором металлолома, обходя с тачкой близлежащие и дальние окрестности.
Именно на этого Юру все соседи и грешат за пропажу дачного хозинвентаря, консервов и садовых гномов. Изредка даже пишут заявления, но, как говорится, нету на него методов. Все укоры и обвинения действуют на Юру как уколы в протез.
Лет пять назад к нему ходили на разборки армяне, когда у них с ворот пропал бронзовый герб Российской Федерации. Они тогда объехали все соседние пункты приёма металла, но герб бесследно исчез.
Юра спокойно вышел к ним с ломиком в руке и, совершенно не замечая их количественного превосходства и дьявольского сверкания глазами, доходчиво разъяснил, что утрата герба это теперь их собственные половые трудности. Используемые Юрой лагерные жаргонизмы, коими он обрисовал своё понимание гнилого базара, в итоге возымели своё действие. Армяне ретировались злобно и гортанно ругаясь, а после заказали себе новый герб и повесили сбоку от ворот камеру видеонаблюдения.

Ну, так вот, суть конфликта была в том, что согласно новым законам по всей выслуге лет честному трудяге Юрию Ивановичу пенсию начислили почти на две тысячи меньше, чем профессиональному арестанту и бездельнику Юре. Данная вопиющая социальная несправедливость выяснилась случайно, но видимо глубоко запала в душу Юрия Ивановича. Поэтому при встрече с Юрой он не выдержал и высказал всё, что об этом думает. У Юры ответ во рту не задержался и Рома едва успел их разнять в самом начале неминуемой драки. Теперь они враги, ходят, зыркают издалека друг на дружку как на дуэли, закончил рассказ Рома и поинтересовался:
— Я у вас рябину соберу?
— Без проблем, а куда она тебе?
— На рябиновку, куда ещё? — удивился Рома.

— Это очень-очень хорошо, — сказала жене тёща, услышав про развалившуюся крышу теплицы, — теперь снег хорошо напитает землю, это просто прекрасно.
Нам часто так везёт, да.

Захожу на неделе в соседний офис, хотел их на обед позвать, а они мне - подожди немного, заняты, клиента облизываем.
Они проектированием занимаются, вот к ним заказчик и зашёл, главный инженер СМУ, кому они трубопровод рассчитывают.
Окружили они его и спрашивают его, а вот здесь, Андрей Иванович, вот это что сбоку? Штуцер вроде или что?
А тот вертит в руках чертёж, где труба и сбоку вправду что-то пририсовано.
Он вертел, вертел, лоб морщил, потом вздохнул и задумчиво так протянул:
— А хуй его знает...
Ещё раз чертёж оглядел, подождите, говорит, сейчас я главного сварщика наберу, он лучше меня ответит.
Звонит по телефону:
— Палыч, ты в конторе? Можешь лист такой-то в руки взять? Там что за хрень слева нарисована?
И ставит на громкую связь.
Сперва в телефоне была тишина, потом послышалось чьё-то сопение, шуршание бумаги и мужской голос так же медленно и задумчиво произнёс:
— А хуй его знает...
Обедал один, чего мешать, работают люди.

Иду себе в гараж, думаю, что слово думаю обособляется запятыми, как вдруг смотрю, в снегу чего-то лежит, чернеет, да и ещё и разговаривает.
Нагибаюсь - смартфон, большая такая лопата.
Лежит, жужжит, а на экране высвечивается Мамчик.
Ну, тыкаю, чтобы ответить, вроде соединилось, алё, говорю, а они не отвечают, видимо снегом забилось.
Слышу только женский голос кричит:
— Так, я отошла надеть пальто, ты где в это время был?!
А в ответ:
— Бу-бу-бу...
— Телефон точно ещё у тебя был?!
— Бу-бу-бу...
— Ну, я тебе устрою, я тебе, чучелу, такое устрою, ты у меня вообще никуда больше не отпросишься!
Короче, жучат дурня по-полной, да и правильно, думаю, так тебе и надо, губошлёпу.
Минут через пять снова мамчик звонит, тут я на динамик нажал и она меня услышала.
— Здрасте... а это вы наш телефон нашли?
— Да, — говорю, — это я его нашёл, подъеду сейчас к "Монетке" приходите, если нужен.
— Ой, а мы в город уехали, подождите, ради бога, сейчас на кольце развернёмся и приедем.
Минут через десять подъезжает шевроле "лачетти", выскакивает тётка, маленькая такая, хрупкая как дюймовочка, да спасибо, вам, спасибище.
— Да, чего там, — говорю, — держите, у самого ребёнок терял.
И тут сзади у шевроле дверь открывается и вылазит мужик. Да и как мужик - мужичина. Метра под два ростом, здоровенный как сарай, плечи широченные, об рожу, как говорится, поросят годовалых убивать можно.
Тётка: — Вот он, горе моё, уже два телефона за год посеял.
Тот ко мне, рот до ушей, руку мне жмёт, а ручища в два раза моей больше, мол, друг, выручил, супруга уже всю печень исклевала.
В общем, забрали мамчик с чучелом смартфон, сели в машину, она за руль, он сзади (на переднем у "лачуги" он видно и не помещается), сели и уехали.
Ну и я тоже двинул, думая, что правду говорят англичане, еxtrems meets, противоположности сходятся.

Вышел сегодня прогулять собаку, веду её на поводке, она же у нас довольно крупная - мать овчарка, отец подлец, как говорится.
За забором свернули к кустам, я её отпускаю, там обычно никого.
Она бежит, принюхивается, потом вдруг ускорилась, залаяла.
Думаю, кошку что ли заметила.
Смотрю, за кустами стоит тётка и держит на руках крошечного дрожащего йорка в жилетке.
Ой, блин, неудобно получилось, кричу ей скорее:
— Да вы не бойтесь, она у нас не кусается!
На что тётка смерила меня строгим взглядом и сурово отчеканила:
— Зато наш кусается!
Никогда никого нельзя недооценивать.
Берегите себя.

Мою собаку зовут Текила и иногда меня спрашивают что за странная кличка для собаки.
Её настоящее, данное родителями имя, отвечаю я, мы никогда не узнаем. Впрочем, как и причины, что некогда побудили крохотного щенка намертво прилепиться на улице к моей супруге.
Супруге просто ничего не оставалось, как подобрать и принести домой, а там уже в щенка вцепилась дочка и его участь была решена.
При выборе имени встал естественный вопрос - мальчик или девочка?
Осмотр первичных половых признаков ничего не выявил. Диморфизм практически отсутствовал.
Заехали с щенком к однокласснику, он у нас врач и кандидат наук.
Тот тоже уткнулся носом в область бикини, что-то там высмотрел, потыкал пальцем и торжественно, словно объявляя о свершившемся чуде, резюмировал:
- Мальчик!
Замечательно, обрадовался я, теперь нас двое. А то полный матриархат - жена, дочка, кошка, тёща. И я в низшем звене этой пищевой цепочки.
Назвать щенка я решил Манхэттен, показалось вроде удобно - ко мне, Манхэттен, лежать, Манхэттен, иди нахер, Манхэттен..
Манхэттеном он побыл ровно неделю. Ровно до того момента, как я отнёс его на прививки в клинику.
В ветеринарке дежурили две докторши, обе молодые, но злющие и похожие на сестёр Золушки.
— Держите её, — строго приказала мне первая сестра и достала шприц.
— Почему её? — удивился я.
— У вас сука, — кратко пояснила она.
— Сама ты сука, — подумал я и уклончиво произнёс:
— Отнюдь..
— Вам же говорят, — отрезала вторая сестра, — ну, что за люди!
Выйдя с клиники мы с щенком присели на скамейку, где я, поразмыслив, предложил ему разойтись и порознь искать счастия.
Бывший Манхэттен дошёл до края лавочки, потом развернулся, допрыгал обратно и, заглянув мне в глаза, улёгся рядом.
Ну, что за люди, вздохнул я и набрал товарища:
— Ты чему там шесть лет учился? Инь от яня отличить не можешь! А ещё вечный отличник, ельцинский, блин, стипендиат, кандидат наук!
Тот тоже искренне удивился:
— Да ты что! Значит, девочка? Прямо как в мексиканском сериале... ты, кстати, заезжай, мне больные текилу подарили.
Текила, задумался я, Текила...

Ходил на главпочтамт, отправлять посылки заграндрузьям на рождество. Оказалось на почте новые инновационные реновации и с марта отправить посылку заграницу можно только предварительно зарегившись и заполнив на английском все формы на сайте.
Да, да, только на сайте.
И какой же гений это у них придумал! Надо бы узнать и поднять его портрет на дирижабле.
Стоит, к примеру, в зале бабка и плачет. Причём натурально прям ревёт, в голосину.
Потому что хочет отправить посылку сестре в Туркменистан, но не может.
Вот скажите, как она в семидесятник будет регистрироваться на сайтах, заводить почту, вводить коды и т.д.? Каким образом она сможет по-английски описать содержимое посылки - носки, конфеты, платья, посуду и т.п.? Как она должна латиницей написать свой адрес - Тюмень, Ткацкий проезд и адрес сестры в Туркменистане - Велоят Дашогуз, проспект Сапармурата Туркменбаши?
Как?!
Мой девиз известен - ни дня без доброго поступка, попросил бланк, (разрешили таки от руки заполнить) и минут за двадцать с ней управились (меня ей бог послал).
Закончили, тут же вцепилась ещё одна пожилая семейная пара, спаси, помоги, выручи, дочка с внуками в Калифорнии.
Ещё полчаса с ними тренировался. Создавали электронку, заполняли все формы на сайте в смартфоне. А там тот ещё сервис, даже "США" как страну не выбрать, какой-то дятел её запрограммировал только как "Соединённые Штаты Америки", поди, догадайся сразу.
Наружу вышел, встал и задумался глядя в небо широкое.
Ну, ладно, Калифорния, но нахрена Туркменистану этот английский?
Нам с точки зрения геополитики, русский нужно везде продвигать, а в СНГ особенно. Язык - лучший проводник культуры, влияния, бизнеса и т.д. И русский один из шести официальных языков ООН, кстати.
Помню, когда начал учить английский, удивлялся до чего же он в сравнении с французским примитивный. А потом как-то прочёл, что англосаксы специально его упрощали, облегчали распространение языка в колониях, да и по всему свету.
И правильно делали. Победили и немцев и испанцев в этом плане.
А для чего Почта России, по всей стране людей мучает совершенно непонятно.
Оптимизаторы хреновы.

Самые оригинальные поздравления практически с любыми праздниками я слышал на службе от нашего командира части майора Батурина по прозвищу Дядя.
Происходило это всегда по одной схеме:
Дядя приходит на праздничное построение и энергично начинает:
— Товарищи военные, поздравляю с днём.. не посрамим.. надёжный отпор.. уверенным маршем...
Потом он ненадолго задумывается и уже нахмурившись продолжает:
— Но есть ещё и недостатки, вчера боец с третьего взвода был замечен в лесу со сковородкой, а это значит, что опять втихаря жарим грибы! Забыли как прошлое лето обсирались? Всю роту просрали!
Дядя окидывает всех грозным взглядом, затем вспоминает про праздник и начинает бубнить снова:
— Но в целом.. костяк есть... комсомольская работа ведётся... на рубежах Родины... сила и мощь...
Долго он так не выдерживает и опять словно переключается:
— Ещё бы не пили, да брагу в огнетушителях не ставили... Думаете, не знаю, как в пятницу в гараже нажрались? Дежурный зашёл, а они пьянее водки! Позор! Сволочи! Пропили роту!
Спустив пар, он пытался продолжить свою праздничную речь и какое-то время собирается с мыслями, но потом не выдерживает и машет рукой:
— И хрен вам, а не увольнения, скажите спасибо первому взводу. Двоих фельдшер в среду в город возил. Это они у нас так в увал сходили! У обоих триппер! Нет, чтоб в кино! В кафе! Так нет, им надо со шлюхами на помойке валяться! Тьфу! А потом этими руками хлеб брать будут! Позорище! Проебали роту!
Дядя возмущённо жестикулирует, потом немного успокаивается и сурово нас оглядывая добавляет:
— На кросс бы вас всех, лодырей, да ладно, праздник сегодня, в общем, поздравляю, товарищи бойцы, успехов в боевой и политической...

В общем, с праздником всех)

Сегодня картошку на даче выкапывал, вспомнил. Когда лет ..цать я купил металлоискатель и начал искать сокровища, планы были самые грандиозные.
Понятное дело, хотелось выкопать что-то типа шпаги цесаревича или золото Колчака по меньшей мере.
Потом пришло осознание, что хоть городу и пятая сотня лет, но он уже практически весь закатан в асфальт. И нужно либо готовиться, изучать архивы и ехать на коп по деревням-заброшкам, либо довольствоваться какими-то случайно разрытыми улицами и пустырями.
Позвонил своему знакомому, старому опытному копателю.
— На реку сходи, — посоветовал он, — там вся движуха раньше и была, тропинки можно древние к воде поискать. Выше бы тоже хорошо копнуть, но там весь берег в огородах, страшновато.
— Так а если рано утром... пока хозяев нету...
— Ещё хуже, представь, - утро, туман и ты с лопатой на участке, где их картошка.
— И что?
— Ты дурак что ли? За картошку в России убивают.

Помню, вымутил я в 90-е "восьмёру".
Это было потрясающе.
Все мои последующие иномарки, включая две Альфа-Ромео, по степени крутости даже рядом не валялись.
Было этой помойке лет семь, убитая в хлам, на четырёх колёсах ровно четыре килы, из электрики работал только дальний свет и левый стопарь, а для капота и багажника были деревянные палки, чтобы они не закрывались.
Но зато вокруг сразу появились безусловно роскошные женщины с целью покататься, искупаться, etc...
Словом, успешен я был тогда невероятно и гонял, соответственно, будто вчера освободился.
Ну и доездился - догнал как-то на дороге "ниваря", отскочил от него и ещё в плиту бетонную ткнулся.
И "Ниве" и плите хоть бы хрен, а на "восьмёре" бампер аж в обратную сторону выгнулся. Они, кто знает, у восьмёрок вполне крепкие были, с железкой внутри.
А у меня как раз в то время всё к берегу прибило - и говно и палки. И на любовно-морковном фронте очередные обломы, и по бизнесу-шмизнесу кидалово вышло, и ещё какие-то гадости, сейчас и не вспомню.
Ну, что теперь делать, номер отлетевший кое-как прикрутил, и поехал в ВАЗ на Чекистов, только там в то время запчасти и были.
А бампер по дороге на свалку выкинул.
На ВАЗе меня обломали, бамперов в продаже нет и ждать до месяца.
Неделю проездил без бампера, по автомагазинам ещё поискал - нет нигде.
Ещё раз на ВАЗ приехал, они снова обломали.
Еду грустный назад, еду как раз мимо той свалки, куда бампер выкинул. И чего-то вдруг остановился, дай, думаю, гляну.
Смотрю - а бампер-то сам по себе как-то выгнулся и распрямился.
Ну я и прикрутил его обратно и поехал себе дальше.
А по дороге подумалось, а может это мне знак какой был. Типа, не суетись, братан, отпусти ситуацию.
Взял да и забил на все неприятности, а они вдруг сами собой все и поразруливались.
С тех пор даже со стула не встану, когда что-то привалит. Половина проблем точно сами собой отлипнут.
Чего я сказать-то хотел, так это, не суетитесь, граждане.

Есть у меня одна знакомая бабушка, сама театральный режиссёр, в 50-е она училась в ГИТИСе вместе с Николаем Сличенко, земля ему пухом. Тот тогда уже признанной звездой был. Красавец, актёр, певец, балагур, всегда при средствах. Ведь деньги за концерты по тем временам он получал немалые. Видимо по этой причине стипендию в институте ему почему-то не платили, хотя она ему, естественно, полагалась.
И раз она была старостой группы, то Сличенко у неё эту самую стипендию и требовал.
А она с этим ходила к их профессору Раппопорту жаловаться. Непорядок же, Иосиф Матвеевич, помогите разобраться.
Тот слушал и в ответ морщился:
— Люся, ну что ты ко мне ходишь, ну что ты вечно за него просишь? Он же цыга, он себе всегда наворует!

Встретил вчера Стаса, зятя нашей дачной соседки-татарки. Бывшего, правда, зятя.

Прошлым летом договаривались с ним забор тридэшный в пополаме ставить, а он уже с соседкиной дочкой развёлся.

— Значит, — говорю, — хана нашему забору, свалил ты, не выдержал ига.

— Да ну их, — морщится Стас, — я и так им всё сделал - и баню, и колодец, и дорожки между грядками, чтоб грязи не было. А то ходили бы по колено в говне, как короли в Версале.

Стас парень простой, вахтовик.

— Да, шучу я, — говорю, — тёща твоя наоборот всё тебя вспоминает, да моей нахваливает. Такой парень, говорит, хороший, заботливый, до сих пор звонит, про здоровье спрашивает.

Стас на секунду задумывается, потом радостно кивает:

— Так у нас же с ней аллергия одного типа! Я обычно на север перед майскими сматываюсь, когда у нас всё цвести начинает. А уже оттуда ей и брякаю, как, мол, сами-то. Если ныть начинает, что плохо, чихаю и прочее - я вахту и продлеваю.

— Удобно.

— Ёбтыть.

Колю Фортунатова укусил клещ. Укусил себе и укусил. Коля сперва и не заметил. Просто шея как-то странно чесалась, будто воротник натёр. А потом глянул у зеркала – клещ!
В больнице клеща выкрутили специальным пинцетом, положили в колбу и велели ждать.
— Чего ждать-то? — поинтересовался Фортунатов у пожилой докторши. — Вытащили же…
— Счастья, моя хорошая, — устало вздохнула та, — если повезёт…
— Это как? — забеспокоился Коля.
— А, вот, так, моя хорошая. — пояснила докторша. — Может пронесёт, а может и борреллиоз развиться, либо, не дай бог, энцефалит. Уже два смертных случая в этом году было...
Коля только и моргнул в ответ. Слова все были незнакомые и как всё незнакомое пугали.
«Навыдумывают же болячек, — недовольно подумал он, — тоже мне, лекари-пекари».
Врачей Коля не любил. Натерпелся от них, когда лечили. Да он вообще не любил всех людей в белых халатах - ни врачей, ни поваров, ни учёных. Ему почему-то казалось, что за белыми одеяниями скрыты некие чёрные намерения.
Между тем докторша безжалостно вкатила ему в плечо укол и выписала на бланке что-то неразборчивое:
— Если температура резко прыгнет или сильная головная боль, то скорую с этой бумажкой вызовешь…

Домой Коля пришёл уже основательно встревоженный. Сходу залез в изрядно потрёпанный медицинский справочник, доставшийся ему от тётки, чей первый муж когда-то работал сторожем в городской библиотеке. Справочник чудом уцелел от посягательств её второго мужа, человека уже литературно малообразованного и не понимающего ценности печатного текста. И как следствие, часто пользовавшего книги нецелевым образом.
К счастью, раздел про клещей был на месте. Внимательно его изучив, Коля приуныл ещё больше. Врачиха не врала, других вариантов и вправду не было.
Фортунатову стало себя жалко. Только жить снова начал, с обидой подумал он, и нате вам…
Он прилёг на диван, закрыл глаза и, прислушиваясь к себе, стал ждать проявления всех тех симптомов, о которых только что прочёл.
Прошло минут десять, ничего не происходило. Лишь левая нога зачесалась, но про это в справочнике ничего сказано не было. Он закрыл глаза, решив подождать ещё немного.
В квартире стояла тишина, томительная и очень неприятная, словно с привкусом какой-то ржавчины.
Фортунатов не выдержал и встал. Потом подошёл к окну, открыл одну из створок и посмотрел вниз. Двор был пуст и тих, лишь откуда-то издалека доносился зовущий тонкий голосок: ма-ма, ма-ма!
Он оглядел свою комнату, где застоялся запах табака, пыльное зеркало на стене, стол с грязной посудой, старый пожелтевший телефон на табуретке.
А, ведь, так и вправду помру, подумалось вдруг ему, а никто добрым словом и не вспомнит.
Отчего-то эта мысль его испугала, и он, подойдя к телефону, снял трубку.
— Алло, Серёга, — набрал он товарища, с кем иногда вместе ездили на рыбалку, — тебе катушку мою «шимановскую» надо?
— Да, не собираюсь пока, — зевнул в ответ Серёга, — жара же, щука всё равно спит...
— Не, вообще... надо? Забирай, — Фортунатов слегка помедлил и небрежно добавил, — бесплатно...
Телефон затих. Очевидно, Серёга осмысливал услышанное.
— Бухаешь опять что ли? — осторожно предположил он. — Ты ж вроде подвязывал…
Коля обиделся и положил трубку, передумав звонить кому-то ещё из друзей.
Потом постоял пару минут и снова снял, набрав номер бывшей жены.
— Фортунатов? — сразу спросила та. Каким-то образом она всегда угадывала, что звонит именно он. — Ну, чего хотел-то?
Она вздохнула и замолчала, приготовившись к ритуальной перебранке.
Коля хотел рассказать про клеща, но в горле от жалости к себе запершило.
— Там на даче яблоки уже... — прокашлялся он, — скажи своему, пусть заедет, соберёт.
Дача была материна, при разводе досталась ему, но Коля бывал там редко, ездил только траву постричь, да и то, когда звонили соседи по участку, ругались. Бывшая же дачу любила, а теперь, когда они с новым мужем взяли машину, съездить туда никогда не отказывалась.
— Спасибо… — смягчилась она, — ...ты как... устроился куда?
— Устроился...
— Вот и молодец, — похвалила она, — вот, и работай себе… и пей в меру… и живи как все люди…
Почему-то Колю это задело.
— Сами-то жить умеете? — не выдержал он. — Кредитов понабрали, как собаки блох и строите из себя!
Он не стал продолжать разговор и бросил трубку. Звонить кому-то ещё окончательно расхотелось. Фортунатов на секунду представил лицо супруги, когда ей сообщат обстоятельства его смерти и мстительно усмехнулся.
Потом присел на диван и машинально включил телевизор. Показывали биатлон где-то в горах. Спортсмены в ярких костюмах бежали наперегонки, падали, стреляли, поднимались и снова устремлялись вперёд…
«Всё как в жизни, — подумал Коля, — кто-то сразу попадает в цель, и бежит себе дальше. А кому-то приходится штрафные круги отмотать, чтоб потом догонять остальных. Только, вот, жизнь у всех одна, беготнёй не добрать».
Он вздохнул, щёлкнул пультом, и прошёл на кухню, где без аппетита поужинал хлебом с рыбными консервами. Закончив с едой, посидел ещё немного просто так, потом снова вздохнул и решил выйти проветриться.

Внизу было прохладно и пахло липами. На скамейке у подъезда сидел дворовый бездельник Генка Ходырев и в состоянии пьяной креативности сосредоточенно плющил ногой пустую пивную банку.
— Колян! — обрадовался он Фортунатову, — А чего смурной такой? Это потому что не употребляешь больше… Займи полтаху-а?
— Клещ укусил, — кратко пояснил Коля и чуть поколебавшись выдал Генке полтинник, — на, можешь не отдавать…
Генка, не ожидавший такой щедрости, резво спрыгнул со скамейки, схватил деньги и так бойко зашагал на угол, что Фортунатов только вздохнул – этот точно всех переживёт...

Теперь двор был совсем пуст, только у клумбы с яркими лохматыми цветами, в халате и с лейкой в руке, лениво прохаживалась Надька Белякова, его бывшая одноклассница и всегдашняя соседка сверху.
«Вот же, – подумалось ему, – ходит себе, коза ногастая, а тоже жить останется».
Ему вдруг захотелось сказать ей что-нибудь очень неприятное. Что больно худая, да длинная, или, что нос как выключатель, или…
— Слышь, Надежда, — окликнул он, — подойди на минутку…
— Чего тебе? — насторожилась та, но, поколебавшись, подошла поближе.
Фортунатов собрался с мыслями, выискивая слова пообиднее и вдруг вспомнил, что в школе, в начальных классах, они с Надькой хорошо дружили, и однажды даже поцеловались за гаражами. Память услужливо высветила и то лето, и что тогда также вкусно пахло липами, и что на гараже розовым мелом было написано "Белякова - ведьма".
Он посмотрел в угол двора, где на месте гаражей давно уже была парковка для машин, потом снова на Надьку и неожиданно для себя сказал:
— Я, Надь, умру скоро, может, завтра уже…
— Тьфу, дурак или родом так? — нахмурилась Надька, — кто ж так шутит-то?
— Да, серьёзно я, — продолжил Коля, чувствуя, как на глаза помимо воли наворачиваются слёзы, — клещ меня в лесу цапнул. В шею.
Надька ойкнула и поставила лейку на землю.
— Это как же, Коль? Так ты, давай, в больницу беги скорее!
— Был уже, — махнул он рукой, — жду, вот, теперь, когда температура поднимется. Тогда точно хана.
Надька придвинулась ещё ближе и дотронулась ладонью до его лба.
Рука у неё была влажной, мягкой и приятно пахла свежей травой. Фортунатов невольно зажмурился и даже замер, пытаясь продлить это уютное ощущение.
— Вроде нету… — Надька убрала руку, немного подумала и убеждённо заговорила:
— В церковь тебе надо, Коля, во всех своих грехах покаяться, прощение попросить. И стараться больше не грешить. И...
— Пойду я, Надь, — вздохнул он, — поздно мне отмаливаться-то.
Он почти уже дошёл до своей двери, когда снизу, из тиши подъезда, донеслось чуть слышное «подожди»…

Надька потянулась из-под одеяла, включила торшер, снова положила ему на лоб руку и слегка улыбнулась:
— Что-то не похож ты на больного… наврал, поди, про клеща-то?
Коля молчал и, словно впервые, с интересом смотрел на Надьку, отмечая мягкий овал её лица, розовые полные губы, гладкие русые волосы и, не найдя что сказать, лишь мотнул головой.
— Чего молчишь-то?
— Ты на даму червей смахиваешь, — сказал Коля, — красивая…
— Да, ну тебя, — Надька быстро соскочила с кровати и, завернувшись в халат, пошла на кухню.
— Чай-то хоть есть у тебя, кавалер?
— На кухне, в буфете…
Фортунатов встал и, замотавшись в одеяло, подошёл к окну. Прикурил сигарету, затянулся, медленно выдохнул дым наружу в прохладную пустоту двора, потом недоверчиво покачал головой и вдруг улыбнулся.

(С)robertyumen

Вы только не подумайте, что я против всего хорошего.
Но, вот, к примеру, у меня во дворе детский садик (Тюмень). И как в арку из дома выйдешь ещё один. А в другую сторону, через Червишевский тракт, две школы. Прямо дорогу перейти можно только по пешеходному знаку, к светофору надо либо к "Пышме" идти, либо ещё дальше в другую сторону. Вот и прутся все школьники и родители с малышами прямо через "червяк".
И только какие-то ангельские силы уберегают их от несущихся машин.
Лет десять назад мне это надоело и я сел писать письма властям, мол, поставьте, суки, нам светофор или хотя бы лежачий полицейский.
Первый ответ прилетел от нележачих полицейских - дескать на воротник вам гражданин, федеральная трасса, никак нельзя по метражу и т.п. Сходил померил ногами, врут, естественно.
Написал в администрацию города и района, получил отписки из пяти строк, с отказом об устройстве на перекрёстке светофора или искусственных неровностей. Это якобы вывела совместная выездная комиссия департамента по строительству и управления автомобильных дорог.
Написал губеру, написал президенту.
Связался с нашим депутатом, вместе с ним по его запросам получили ещё несколько отписок и он сам уже загорелся, звонит мне - не ссы, я их всё равно добью, пишем дальше.
Короче говоря, тянулась эта бодяга без малого пару лет.
И, вот, как-то смотрю в окно, приехала техника, бурят, столбы ставят. Ура!
Сейчас все уже давно и забыли, что там не было светофора.
И всё это я делал в свободное время сидя на заднице у компьютера, иногда отвлекаясь на просмотр тевтонского порно.
Не потратил ни рубля своих денег, только личное время.
Я молодец, но сейчас не об этом.
Что хочется сказать.
Я не против, когда взрослые люди отважными гарибальдийцами митингуют за лучшую жизнь, наших толстожопых чинарей шевелить нужно обязательно.
Но, по-моему, лучшая жизнь в чём-то из таких удобных светофоров и складывается.
И я не верю, что она само собой улучшится после смерти кащея. И во власть вместо нынешнего жулья придут какие-то новые люди.
Не придут, никакие пони к вам по радуге не спустятся, не врите себе.
Можно купить двести ренушек и открыть таксопарк, но двести нормальных водил враз вы не найдёте. И здесь так же.
Будет та же Марь Иванна, только в другом чепчике.
Сейчас возможностей говорить с государством много как никогда - общественные палаты, публичные слушания, общественные организации, приёмные депутатов, соцсети, отделы по работе с обращениями граждан, сайты всех служб и т.д. И никуда не нужно ходить, всем можно писать по электронке и они по закону обязаны отвечать.
Или сидеть и ругать власти, что травят колодцы и купают в молоке больных детей. И беспрерывно ныть о драконе, укравшем лучшую долюшку.
Хотя, тоже вариант.

Еду на Яндексе, таксист излагает обычное выстраданное - на дорогах одни козлы, в телевизоре одни евреи. Да и в целом страна так себе.
Свободы слова, к примеру, нет. А от этого ему тяжесть и дискомфорт.
Тут я несколько удивился.
— А куда тебе её? — спрашиваю.
— В смысле?
— Ну, чего скажешь-то?
— Чего скажу, чего скажу... — задумался, потом хмыкнул. — Да всё равно! Просто смотрю вон в Европе, люди живут, радуются.
— И таксисты радуются? А где? В Швейцарии? В Монако? В Боснии?
— Да хоть и в Швейцарии...
— Ну, фиг его знает, ездил как-то, чуть с тоски не сдох, скукотища как на хуторе. И она одна такая страна на весь мир, а их только в Европе штук сорок, и все по-разному живут.
— Сорок… да ну… Ну, не в Европе! Эмираты те же возьми...
— Так это совсем не про свободу, полицейское в общем-то государство, сплошные запреты.
— Да и хрен с ней со свободой, зато налогов нет и шах ихний каждый месяц всем кредиты списывает.
— Шейх, — говорю, — и не каждый месяц, даже не каждый год. Да ещё климат как на Марсе.
Покосился на меня в зеркало:
— Тоже что ли бывал? Ну и как?
— Ещё хуже - деньги есть, а выпить не с кем.
Пожал плечами, помолчал недоверчиво.
— Чёт ты везде был, а чем по жизни занимаешься, если не секрет?
— Да не секрет, — отвечаю, — валенки продаю... (а так и есть, спецобувью занимаюсь)
Он снова внимательно на меня посмотрел и сказал:
— А чего ты шифруешься, не девяностые же?
Доехали молча.

(С)robertyumen

— Наконец-то я поняла кем хочу стать, — неожиданно сказала за ужином Катя.
Зябликовы дружно перестали есть и посмотрели в её сторону.
Последней дочкиной идеей была покупка укулеле и запись собственных песен. С помощью которых она обещала завоевать мир и сделать его ярче.
Потом родители переглянулись и Зябликова осторожно поинтересовалась:
— Ты ж вроде хотела музыкантом, Катюш?
Катя покачала головой со свежими ярко-синими прядками:
— Я месяц пыталась написать супер-хит, пока не поняла, что всё уже написано. Этот подлый Бах давно всё за всех сочинил. К тому же мне жалко Нюру.
Их такса Нюра и в самом деле покупку укулеле не приветствовала. При первых же дочкиных аккордах она скуля заползала под диван зловеще и жутко оттуда взлаивая.
— Я уже записалась на курсы, — Катя посмотрела на родителей и прищурилась, — и хочу стать тату-мастером.
Зябликовы снова переглянулись.
Дочка на секунду задумалась и добавила:
— Думаю, я смогу сделать этот ваш серый мир ярче.
— А сколько это стоит? — вздохнув, поинтересовался Зябликов.
— Деньги не нужны, я смогу оплатить курсы, продав свою укулеле. Мне вообще сейчас от вас нужна только одна вещь.
— Какая, дочюля? — робко спросила Зябликова.
— Кожа, — кротко ответила дочка.
Несмотря на лапидарный характер высказывания Зябликовы отчётливо почувствовали некую исходившую от него угрозу.
— В наборе на курсах есть свиная кожа для тренировок, — пояснила Катя, — но это всё не то. Нужны живые люди - добровольцы.

Глава семьи отказался сразу. И никакие уговоры жены про помощь кровиночке на него не действовали.
— Я вам не папуас! — заявил Зябликов категорически, — И не вор-рецидивист! А человек с двумя высшими! Совсем уже укулеле!
Зябликова держалась несколько дольше.
Полчаса.
Спустя полчаса она сдалась, пообещав дочке что-нибудь придумать.
Впрочем, придумала она быстро.
— А ты позвони Витьке, — попросила она мужа, — может, ему надо, он же какой-то у вас уголовник.
Его одноклассник Витька Лапин ещё по молодости умудрился отсидеть полгода за какую-то мелочёвку, но слыл с той поры бывалым авторитетом.
— Это ты, Зяблик, — поднял он трубку, — чё хотел?
— Да просто звоню, — Зябликов притворно зевнул, — а вот ты скажи, Витёк, ты ж вроде срок мотал, а ни одного партака. Если хочешь я с дочкой поговорю, она как раз на курсы ходит, может тебе бесплатно чего набьёт.
Витька ответил не сразу, как-то замявшись.
— Понимаешь, я щас в одной нефтянке в охрану устраиваюсь, а у них там с тутурками строго. Кабы не это, я б весь в масть закатался, ты же меня знаешь...

Перед сном, когда Зябликовы уже лежали в кровати, супруга неуверенно сказала:
— Может, тогда мне лилию, на плечо, вот сюда...
— Как у миледи? — хохотнул Зябликов, — а оригинальней ничего не придумала?
— Просто я люблю лилии...
— А почему именно лилии, графиня?
— Потому что потому. Ничего ты не помнишь, — она отвернулась к стене и обиженно повторила, — ничего ты не помнишь...

Зябликов вспомнил на следующий день.
Так как это иногда бывает, вспомнил неожиданно и очень ярко. Сколько лет прошло, двадцать, двадцать пять с их летней геодезической практики на Урале? Память мгновенно вернула те жаркие солнечные дни и звёздные вечера у костра с Цоем и Летовым под гитару. И купленное в местном ларьке пойло "Три бочки", от которого наутро все умирали на маршрутах вдоль здешних рек - мелкой извилистой Шатки и мутной Пышмы с илистыми берегами и белыми водяными цветами в заводях, которые он нарвал подбившей его на ночное купание девчушке из соседней группы. И их первые несмелые и торопливые поцелуи в палатке, пахнущие горной клубникой, которую они собирали в темноте смеясь и подсвечивая себе фонариком.
Вечером, уже возвращаясь с работы, он сделал крюк и заехал во "Флору".

— Вот тебе лилии, — зайдя домой, протянул он супруге букет белоснежных цветов, завёрнутых в голубую бумагу с атласной лентой, — а те, что я тебе тогда рвал, были кувшинки, даже кубышки по-научному, мне в магазине объяснили.
В этот момент из своей комнаты вышла Катя:
— Ого, какие красивые, а что за праздник?
— Наш семейный праздник, день... кувшинок, — озорно рассмеялась Зябликова и как-то по-молодому взглянула на улыбающегося супруга.
— Что это с вами сегодня? — подняла брови Катя, — хотя ладно, я про другое... В общем, расслабьтесь, для тату вы мне больше не нужны.
— Почему, доча? — в голос выдохнули родители.
— Я поняла, что все вокруг уже исколоты дурацкими надписями и рисунками, ничего нового не придумать. И вообще, татуировка окончательно превратилась в маркер социальной второсортности.
— Иными словами... — недоверчиво начал Зябликов.
— Иными словами, я передумала быть тату-мастером.
— А кем-нибудь другим уже надумала? — нерешительно осведомилась Зябликова.
— Кажется да... — Катя чуть помедлила, — я хочу стать блогером-зоопсихологом, таких вроде ещё нет.
Зябликовы разом повернулись и посмотрели на лежавшую у дверей Нюру.
Нюра вскочила с коврика и на всякий случай приветливо помахала хвостом.

(С)robertyumen

Звоню с утра в транспортную, вы почему, спрашиваю, счёт нам не выставляете? Груз придёт, сами ж потом упрётесь, что перевозка не оплачена.
Девица на проводе (возмущённо):
— Мы-то здесь причём?
— А кто?
— Это робот рассылает!!
Вот и дожили, мля, до прекрасного далёка.
Получила деревня трактор.

Вчера кошка с собакой спёрли с дивана полшоколадки "Кофе с молоком".
Поделив по понятиям, разошлись по углам столовой где долго жевали диковинный продукт, удивлённо и озабоченно глядя друг на друга.
Залез в интернет, почитал что теобромин в шоколаде это сильный яд для животных - вызывает интоксикацию, аллергию, расстройство желудка и сердечные боли.
Шоколад к тому времени божьи твари уже доели и снова пришли с довольными и невинными ликами.
Вариантов было несколько:
Подвергнуть вороваек лютым пыткам, а после безжалостно усыпить.
Дать денег и отправить за новой шоколадкой.
Положиться на божий промысел и ждать что пронесёт в прямом и переносном смысле.
Выбрал последнее, надеясь на лучшее. Так и вышло, с утра они проснулись в отличном настроении безо всяких аллергий и сердечных болей.
Видимо у них как у людей - краденое отлично усваивается.

Не моё, но тюменское

1964 год. Я еду в аэропорт ранним утром на такси. На ул. Республики, где-то за филармонией (от центра), таксист притормозил, остановился и положил на обочину возле тротуара пустую бутылку.
— Зачем? — спросил я.
— Здешнему дворнику, он инвалид, мы всегда так делаем.
И я вспомнил, что видел на этом участке человека с метлой - он был без обеих ног, передвигался на низенькой деревянной платформе на подшипниках, отталкиваясь деревянными брусочками.
Очень тронуло отношение таксистов. "Уважение в любой форме есть уважение," - подумал я.

рождественское)

Все женщины в нашей галактике делятся на три категории. Первые это те, кто уже побывал на женских тренингах. Ко второй категории принадлежат те, кто не пойдёт туда ни за что на свете. И, наконец, третьи - это женщины которых на подобные тренинги приводит какая-нибудь нелепая случайность.
Именно подобная случайность и произошла с Верой. Если бы она не угощала коллег чаем с тортом, не опоздала бы на их вечернюю развозку. Не пошла бы тогда на автобусную остановку и, проходя мимо кофейни на углу, не увидела, как из подъехавшего красного автомобиля выходит высокая брюнетка с длинными, красиво распущенными волосами.
"Было бы у меня такое авто, — подумала Вера, — я бы тоже всегда ходила зимой без шапки, даже в мороз".
Она посторонилась и уже почти прошла мимо, как вдруг сзади раздался странно знакомый голос:
— Вера... Верка! Шуба!
Услышав своё полузабытое школьное прозвище, Вера вздрогнула и оглянулась.
Брюнетка улыбалась, демонстрируя ровные белые зубы.
— Ну, привет, Шубина!
— Куропаткина... — ахнула Вера, — Тань, ты что ли?
— Я, — каким-то образом она умудрилась улыбнуться ещё шире, — только я теперь Метельская, от третьего мужа фамилия осталась... Татьяна Метельская, женский коуч, может, слышала?
Вера лишь неуверенно развела руками.
— Вот и траться на рекламу, — Татьяна весело подмигнула и по-свойски взяла её под руку, — пошли!
И уже через минуту, не успев ничего возразить, Вера сидела за столиком, рассказывая про свою жизнь и работу.
Видимо Татьяна была здесь совсем своя, потому что официант не спрашивая тут же принёс им по чашке кофе и пару коктейлей с длинными цветными трубочками.
Татьяна же, не обращая на него внимания, громко и энергично тараторила:
— Да, ты что, прямо так по специальности и трудишься? Молодец! Замужем?
— Была... — вздохнула Вера и поставила чашку с кофе обратно на стол.
— Не продолжай, — взмахом ладони прервала её Татьяна, — это всё в прошлом, как на картине у Васильева, ты мне лучше скажи - ты замуж снова хочешь?
Вера пожала плечами и нерешительно кивнула. Если честно, замуж она хотела. А ещё в декрет.
— Выйдешь! — строго пообещала Татьяна и достав из сумочки аккуратный розовый квадратик, протянула Вере. — Вот, тут рабочий и сотовый, звони, у меня как раз начало в этот четверг в семь. Денег не надо, понравится – заплатишь минималку…
На визитке изящной золотой вязью было выведено: Татьяна Метельская, а ниже крупно - "Искусство быть Женщиной".

А может и не было никакой случайности. Ведь ещё утром Вера проснулась с чувством, что нужно что-то менять. Собственно говоря, с этим самым чувством она и засыпала. Но проснувшись на год старше Вера сразу ощутила, как оно усилилось.
Итак, ей уже тридцать пять лет. Тридцать пять. Этот факт был неоспорим и безжалостен, как весы в кабинете у диетолога. Тридцать пять лет это как ни крути важная жизненная планка. Даже в объявлениях о приёме на работу часто так и пишут - до тридцати пяти.
В активе у Веры была собственная квартира, неплохая работа в крупной тюменской компании и редкие пятничные посиделки с подругами.
В анамнезе оставался скандальный развод с неверным мужем, пара каких-то нелепых случайных связей, не закончившиеся ничем серьёзным и походы на чай к маме по воскресеньям.
Впереди пока ждало одинокое будущее во всей его тревожной неопределённости.
В принципе, терять было нечего и Вера решилась.

Семинар проходил в здании бывшего комбината бытовых услуг, превращённого в офисный центр. Миловидная девушка, встречающая всех на входе, отправляла всех на третий этаж, где в небольшом зале сидели женщины самого разного возраста. Вера быстро окинула всех глазами - знакомых вроде не было.
Видимо все чувствовали себя неловко и сидели молча. Царила такая тишина, что было слышно, как мывшая в коридоре уборщица негромко проворчала:
— Опять натоптали шалашовки...
Все замерли, сделав вид, что ничего не слышали и тут в зал зашла Татьяна.
Выглядела так же эффектно, словно только вышла из парикмахерской. Увидев Веру, она чуть заметно ей подмигнула и широко улыбнувшись произнесла обращаясь уже ко всем:
— Здравствуйте, мои милые, нежные, красивые, очаровательные девочки! Всех вас с наступающим Новым Годом, праздником надежды и веры в лучшее!
Все дружно похлопали.
— Все мы с вами, — продолжила Татьяна, — женщины. Наше предназначение быть родником живой воды, к которому мужчина возвращается снова и снова, чтобы наполняться силами. Наша программа направлена на раскрытие истинной женской природы и на гармонизацию внутреннего и внешнего пространства...
Вера слушала, осторожно оглядываясь по сторонам. К её удивлению, вокруг неё сидели в основном симпатичные, модно одетые женщины.
— Один мой хороший знакомый, из тех, кто видел меня без макияжа, ну, вы понимаете, как-то сознался мне, что мужчина, это, по сути, скоропорт, как фермерское молоко. Он просто ждёт, когда его схватят и выпьют. Да, да, именно выпьют!
Все несмело рассмеялись и Татьяна, одобрительно оглядев зал, пошла между рядами.
— Вот вы, к примеру, — обратилась она к Вериной соседке в толстых очках и длинном вязанном свитере, — скажите нам, только честно, вы готовы с кулаками биться за своё счастье? Или вы думаете всё придёт само собой?
— Я как-то думала само собой, — призналась та и покраснела.
— Цель сейчас у вас стоит жизнь обустроить, а не принцев ждать, — отрезала Татьяна и переведя взгляд на Веру уточнила, — верно? По взгляду было понятно, что у неё самой цели априори ясные и никаких комментариев не требующие. Впрочем, если говорить честно, то возразить Вере особо было нечего и она согласно кивнула.

Занятие закончилось спустя полтора часа.
— Итак, — Татьяна подняла вверх палец, привлекая внимание, — задание на выходные! Пригласить в гости мужчину! Хотя бы просто на обед! Любого! Муж на час, нет, не подойдёт, не запрещается кого-либо из соседей, ещё лучше с кем-то завтра познакомиться.
По залу прошёл лёгкий шум, который Татьяна остановила решительным жестом:
— Понимаете, дорогие мои, нужно начать готовить территорию. Порядок навести, тряпки убрать, меню пересмотреть. Можно что-нибудь всем подходящее, борщ, например, или спагетти. Кстати, в спагетти из твердых сортов пшеницы есть витамин B, необходимый женскому организму. Ну, всё, мои дорогие, до следующего вторника!

В последние годы климат в Тюмени стал заметно мягче и декабрьские холода постояли всего несколько дней. Утром, обнаружив между балконными стеклами ожившую божью коровку, Вера обрадовалась, значит совсем потеплело. Она не любила морозы на Новый Год.
А к вечеру, когда она уже вернулась с работы, вдруг повалил снег. Вера даже засмотрелась в окно, снег всё шёл, не утихая, большими хлопьями, словно в какой-то злой и холодной сказке.
Кого ей пригласить на обед она так и не придумала. В институте у них был айтишник Николай, что время от времени чинил ей компьютер и они иногда ходили вместе обедать. Наверное, она ему нравилась, но пригласить его к себе было как-то неудобно. Задание на выходные стало казаться ей несколько дурацким. Поразмыслив, она решила для начала всё же купить спагетти.
Выйдя из дома она столкнулась с Мишкой Рыбиным, её соседом со второго этажа, что курил у подъезда. Мишка молча кивнул и отвернулся. Отсидев пару лет по молодости и помотавшись по свету, он так и не устроился в жизни, перебиваясь какими-то случайными заработками. На крайний случай, подумалось Вере, можно позвать и Мишку. В сущности, он был безобидный бездельник.
Когда, купив большую пачку спагетти и упаковку помидоров черри она вернулась из "Пятёрочки", возле Мишки уже стояли двое молодых людей в чёрных пуховиках и с одинаковыми книгами в руках. На обложках книг виднелся большой золотой крест. Очевидно, это были какие-то сектанты или проповедники.
— Вообще-то, свидетелем быть в падлу. — объяснял им Мишка, — Это не по понятиям, это значит, ты как в суде, кого-то обличаешь или сдаёшь. Так что лучше говорить очевидец. Так по понятиям, поняли, зяблики?
Молодые люди не прекращая улыбаться дружно закивали.
Тут Рыбин заметил, что она стоит рядом.
— Тебе чего, Верка?
— Ничего, — сказала она и зашла в подъезд.

Проснувшись в субботу поздним утром она сразу подошла к окну. За ночь деревья подросли круглыми снежными шапками, а стоявшие внизу машины превратились в покатые белые холмики. На дворе снова была зима.
Она опустила взгляд. Божья коровка лежала на своём месте, но уже не шевелилась.
Почему-то Вера почувствовала себя обманутой.
— Да, ну тебя! — сказала она божьей коровке, целиком задёрнув штору и ушла на кухню.
Когда спагетти были почти готовы, она обнаружила, что забыла вчера купить хлеб. Решив быстро сбегать в магазин, она оделась и захватив в коридоре мусор, вышла из квартиры.

Двор, снова став белым, был совершенно пуст несмотря на выходные. Только в углу у помойных баков ковырялся одинокий бомж, в короткой куртке-пуховике с капюшоном, что носили лет десять назад. Её бывший называл такие «полупердяйки». Пуховик был ярко-полосатый и казалось, что в углу копошится гигантский цветной жук.
Вера, скрипя снегом под ногами, подошла поближе. Бомж оглянулся и, заметив её, смущённо замер, держа в руке банку с какими-то объедками.
«Надо же, не старый совсем, не грязный и даже вполне себе симпатичный... — машинально отметила Вера, — Может, просто опустился человек, всякое же бывает».
Она опустила мусор в контейнер и не удержавшись, снова оглянулась на бомжа.
Тот стоял молча и терпеливо смотрел на неё, видимо ожидая, когда она уйдёт.
Вере почему-то вспомнилась их овчарка Дора, что так же терпеливо караулила, пока из её чашки насытится нахальный кот Сенька, и только потом подходила к еде сама. Дору она подобрала совсем маленьким щенком, совсем случайно в тот день оказавшись в районе Дома Обороны. И привезла домой на ещё ходившем тогда "двенадцатом" троллейбусе, только через пару месяцев осознав, что у них растёт самая настоящая овчарка.
При их разводе она уехала жить за город, в новую семью, а Сеньку пришлось перевезти к маме, когда Вера летом поехала на курсы переподготовки в Екатеринбург. У мамы Сенька растолстел, обнаглел и ехать обратно к Вере наотрез отказался. А вскоре в Тюмени отменили и троллейбусы.
В магазине она купила ветчины и длинный хрустящий багет. Уже подходя к дому вспомнила про сыр, но решила, обойтись и так. Дома вроде был какой-то старый кусочек, но натереть в спагетти можно и старый.
Во дворе было по-прежнему пусто, лишь бомжик так же тихонько возился у мусорки. Увидев Веру, он снова перестал рыться в отходах и даже осторожно мотнул ей головой, закрыв свою банку и неловко сунув её в карман.
Вера невольно кивнула в ответ и уже прошла мимо несколько шагов, как вдруг неожиданно для самой себя остановилась и развернулась:
— Мужчина, вы спа... вы макароны будете?
Бомж удивлённо посмотрел на Веру, потом чуть подумал и нерешительно кивнул.

«Ну, вот, что ты делаешь? — начала ругать себя Вера, заходя в подъезд и поднимаясь по лестнице, — а если он заразу тебе притащит или вообще нападёт? Может ему просто в тарелке вынести?»
Она искоса оглянулась.
Бомж послушно шёл сзади и попыток нападения пока не предпринимал.
— Да чего это я? — ей стало немножко стыдно, — не собака же, человек...
В прихожей гость снял свой короткий пуховик, тщательно сложил на стоявший у входа пуфик и, оглянувшись, вежливо спросил:
— Скажите, а где руки помыть?
Выйдя из ванной, он внимательно огляделся вокруг, потом так же изучающе посмотрел Вере в глаза, слегка нагнулся и представился:
— Павел...
— Вера, — она махнула рукой в сторону кухни, — проходите...

На кухне бомж Павел аккуратно уселся на табурет, положив руки на колени. Вера невольно тайком принюхалась - помойкой от него, к счастью, не пахло. И, вообще, встреть она его в другом месте, никогда бы и не подумала, что перед ней какой-то бродяга. Она снова украдкой на него взглянула - ну, щетина, да... ну, свитер немодный... ну, сам, конечно, мешковатый и неухоженный, но всё равно не скажешь, что бомжует. Может погорелец?
Нарезав ветчины и хлеб, Вера наложила гостю полную тарелку спагетти с помидорами, сама пока решив обойтись чаем.
«Странно даже, — продолжала размышлять она, глядя как он вполне культурно орудует вилкой, — вроде не алкаш... руки сам вымыл...».
Павел, заметив её взгляд, замер и отложил вилку.
— Ешьте, ешьте, я сейчас ещё сыр поищу, — Вера открыла холодильник, — боюсь только он старый...
— Спасибо большое, и так уже вкусно, — Павел снова принялся за еду.

Сыр и вправду нашёлся в холодильнике, завёрнутый в какой-то древний бумажный пакет. Из тех, что зачем-то хранишь в углу нижней полки и никак не выкинешь. Поколебавшись Вера достала его оттуда на стол, но, развернув, тут же пожалела.
Сыр был не просто старый. Он был уже твёрдый как камень и к тому же весь заплесневел. Просто полностью весь. Скорее всего, тот, на который она думала, она всё же выкинула раньше, а этот огрызок давным-давно сунула передать матери для Сеньки и забыла.
При виде плесени Вера смутилась, а гость напротив оживился и, отломав от сыра небольшой уголок, стал с интересом его разглядывать. Потом повернулся к Вере.
— Скажите, у вас давно этот сыр?
Вера слегка покраснела и почему-то рассердившись на себя за это, ответила строго:
— Не помню, но, если не устраивает, другого нет.
Павел не обиделся, он вообще, казалось, забыл, что он у неё дома. Отодвинув от себя тарелку, он вертел перед глазами зелёный кусочек, приговаривая:
— Хорошо, хорошо, очень интересно...
«Видимо, привык к такому», — подумала Вера и пожала плечами:
— Можете весь забрать...
— Нет, достаточно, — он оторвал полоску бумажного пакета, завернул свой ломтик и тут же торопливо поднялся, — Мне пора, спасибо.
Возле двери он достал из кармана пуховика банку, бережно положил туда бумажный комок с сыром и ничуть не смущаясь взглянул на неё:
— Вера, вы меня простите, но мне срочно нужно идти.
— Конечно, — Вера неопределённо кивнула, подумав, что он скорее всего, не погорелец, а просто с прибабахом.

Назавтра, вернувшись домой от мамы, Вера обнаружила в дверной щели аккуратно свёрнутый листок бумаги. Зайдя к себе, она развернула записку и прочла несколько строк, написанных крупным размашистым почерком.
«Вера, пришлось уехать. Спасибо ещё раз за угощение. Буду после НГ. Павел»
Она перечитала ещё раз и, невольно подойдя к окну, осмотрела двор. В углу никого не было. Тогда она ненадолго задумалась, потом набрала Татьяну и, извинившись, сказала, что больше не придёт.

Когда-то, в более тучные года, Тюмень к новогодним праздникам наряжали лучше. По разнарядке властей фасады и дворы были повсеместно освещены цветными фонарями и гирляндами. Затем Собянина перевели в златоглавую и при следующих губернаторах город стал выглядеть несколько скромнее.
Но всё же традиция была положена и многие активные жильцы вместе с управляющими компаниями сами украшали свои дворы.
Соседний двор, где проходила Вера возвращаясь с работы, как раз и был таким - с развешенной на деревьях цветной мишурой и мигающими над подъездами гирляндами. Проходя там по тротуару, всему в следах от новогодних петард и фейерверков, Вера снова увидела знакомый полосатый пуховик.
Павел сидел, опустив голову на скамейке у крайнего подъезда и казалось дремал. Чуть поколебавшись она подошла поближе, и он, видимо услышав шаги, обернулся. Вера вздрогнула – из-под капюшона на неё смотрел какой-то старый дед, с глубокими морщинами на лице. Смотрел, правда, довольно приветливо.
— Извините, — она растерянно замотала головой, — тут мужчина ходил… в такой же куртке…
Не договорив, она быстро повернулась и зашагала дальше.
— Так это... так, поди, Пашка наш брал, — догнал её в спину голос старика, — у него теперь своего-то зимнего толком нету... он же щас в этом живёт, как его, всё забываю... в Милане, во!
— В Милане… — Вера остановилась. — кто, Павел?
— Ага, — довольно подтвердил дед, — сыр он там ихний спасает. Он же у нас учёный, кандидат по биологии!
Последние слова он произнёс громче и оглянулся по сторонам, словно жалея, что больше никто его не слышит.
Вера определённо ничего не понимала.
— А сюда он только лекции читать приезжает, — продолжал дед, явно радуясь возможности поговорить. — В наш университет.
Всё про плесень эту... и дома уж весь балкон банками своими заставил. А выбрасывать не даёт… а чего ему передать-то? Он же приедет скоро…

Дома Вера подошла к спящей божьей коровке, легонько постучала ей ногтем по стеклу и улыбнулась.

(С)robertyumen

Была у меня училка английского, носитель языка из Нью-Йорка. Сняла в Тюмени квартиру и больше года тут жила, преподавала в здешних языковых школах. Девушка она была приятная, бойкая и любознательная, и ещё сама учила русский. Что вызывало безусловное моё уважение - ей было гораздо труднее, чем нам.
И вот как-то на перерыве, вслушиваясь в наши разговоры, она услышало новое слово. А слово было "заподлицо", мы тогда с парнями стройку обсуждали.
Новое слово ей чрезвычайно понравилось и она его сразу записала. Мы ей как смогли объяснили его значение, она вроде примерно поняла и до конца урока радостно и как-то даже мечтательно повторяла: — zapodlitso, zapodlitso, zapodlitso...
А потом отмечали мы с группой какой-то праздник и после кафе зашли к ней на афтепати по рюмке выпить. А дома нас её кот встречает, ей соседи подарили.
И вот тут выяснилось, что кота она назвала Заподлицо.

Как-то, ещё в святые 90-е, заехал я к товарищу, что жил в последнем доме у объездной. Сейчас с той стороны дороги давно уже новые районы с коттеджами, а тогда было просто голое поле. Туда как раз все окна у Пашки и выходили. И была проблема в приёме сигнала от телебашни. Дом панельный, стены экранировали и телевизор показывал неважнецки.
Мы с ним взяли провод, инструмент и пошли к соседям напротив с просьбой вывести антенну на их сторону.
А у тех в квартире царил полный шалман. Всё вокруг было в дыму, и не только табачном, звенела гитара, посреди зала стоял стол с бутылками и закуской, за которым сидела, гудела пьяная компания.
Паша к хозяину, мол, телек не кажет, давай выручай по-соседски, разреши антенну повесить.
Тот в ответ - да не вопрос, выводи свою антенну.
Паша ему - я после зайду, раз гуляете и сделаю всё аккуратненько, не сомневайся, проведу под плинтусом, даже не заметишь.
А хозяин нам - да нахера, бросай так!
Мы - в смысле так?
А чего тут, махнул тот рукой, кидай вон под столом, никому же не мешает!
И так ведь и сделали. Нацепили антенну на окно, а провод до двери просто протянули поперёк комнаты.
И вот уж столько лет прошло, и Пашка давно переехал, и антенны уже сто лет никто не вешает, но ни разу, ни разу за все эти годы я не встречал более свободных, цельных и самодостаточных людей, чем владельцы этой квартиры.

У тёщи на даче свой пунктик, ей постоянно надо куда-то землю перебрасывать.
Выкопать где-нибудь ведро и в другое место его перетащить.
Выкапывать и перетаскивать, по её понятиям, должен мужчина.
То есть я.
Конечно, я пытаюсь отвертеться, но тогда она начинает ходить рядом и по привычке бывшего преподавателя вещать и просвещать, успевая презентовать встречные растения.
Между прочим, говорит она, это совсем не петрушка, хоть и похоже. Это та самая цикута с ядом в корневище, которой ещё Нерон всех травил. Сократ, как тебе известно, от неё умер хотя, возможно, и от болиголова, вот смотри, он у нас тоже растёт, беленький такой.
А вот эти сиреневые цветочки, видишь, как маленькие туфельки, это венерин башмачок, Тамерлану враги натёрли тюбетейку их соком и всё - полное онемение и гибель.
У нас тут вообще как в саду Медичи, чего только нет. Вот, к примеру, щавель, а избыток щавелевой кислоты также может запросто привести к смерти. То же самое с ревенем - стебли есть можно, но упаси тебя господь попробовать листья, сразу тошнота, рвота, боль в животе.
Даже ландыши, что весной цветут у нас под забором, даже они очень ядовиты, причём и листья и ягодки, а с виду ведь такая красота, такая красота...
Да, хватит, не выдерживаю я, перетаскаю я вам землю, сказал же!
Не дай вам бог, граждане, такие выходные, не дай бог.

Сочи, Красная Поляна, мы с супругой в ресторане, большой, но уютный зал, который какой-то смышленый дизайнер украсил всяческими загогулинами.
Заказали пирожные, варенье из фейхоа, пьём чай, слушаем как рядом болтают официантки, жалуются друг дружке, что настоящих клиентов сегодня как-то маловато.
Посетителей в зале и вправду негусто, видно сезон уже проходит.
И тут им вроде как подфартило. В ресторан вошла мужская компания и, по тому как встрепенулась администраторша на входе, стало ясно, что наконец-то зашли настоящие клиенты.
Мужички, что уселись за соседний стол, и вправду выглядели авантажно. Всем где-то под шестьдесят, все весёлые и в хорошем настроении, пахнущие хорошим парфюмом, одетые (как сразу доложила мне супруга) в армани, боско, туфли из крокодила и т.п..
— Давай-ка нам, милая, — скомандовали они пулей метнувшейся к ним официантке, — бутылочку Хеннесси... и закусить чего-нибудь...
А сами что-то обсуждают, видно продолжают разговор - акции, риски, депозиты...
Потом один, посмотрев на часы, спрашивает, что-то внучек наших не видно, поди всё бегают фоткаются или, может, опять в номере переодеваются.
Жена даже похвалила, смотри какие дедушки замечательные - и сами ездят, дома не сидят, и внучек в горы вывозят..
— А вот ты, — сдвинула она брови, — ты будешь таким хорошим дедушкой, будешь внуков по курортам возить?
— Хрен его знает, — пожал я плечами, — как-то ещё не думал об этом...
Тут принесли чек за наш чай. Вышел он, словно мы тут отобедали, супруга даже рот открыла.
Потом она взглянула куда-то мне за спину и открыла рот ещё шире.
Да потому что в ресторане появились внучки! И какие!
Загорелые, гладкие, зубастые, грудастые, все высокие как корабельные сосны, да ещё на каблуках! Самой старшей, что сходу потребовала бокал мальбека, было лет так двадцать два, младшая вообще на статью смахивала, зато косметики на ней – Матисс отдыхает. Внучки быстро рассредоточились по своим замечательным дедушкам, усевшись кто рядом, а кто сразу на колени.
«Вот так ничего себе (фейхоа себе) красота по-американски», — подумал я и покосился на супругу, что во все глаза смотрела на соседний столик.
— А знаешь, — тут я не удержался, — наверное я согласен быть таким хорошим дедушкой. Дело-то вроде неплохое...
— Не смешно, — сердито отрезала жена, — сами кобели и блядей навели! Тьфу!
— Это точно, тьфу — согласился я, — такая внучка дороже ипотеки вылезет... тьфу-тьфу...
robertyumen

Помню, одной моей знакомой довелось съездить на три дня в Париж, так она потом лет десять с французским акцентом разговаривала. А если начинала про Францию, так прямо завывала с прононсом. Что, впрочем, в те дошенгеновские времена смотрелось вполне себе естественно.
С тёщей, что полвека преподаёт французский, ситуация зеркальная. Давно погрузившись в язык, она, сама того не замечая, проецирует его конструкции на русский.
Спрашиваешь её, к примеру, едем ли завтра снова на дачу, отвечает кратко:
— Это зависит.
И молчит.
Сия лапидарность объясняется просто, во французском это выражение абсолютно нормально, ça dépend и означает - смотря по обстоятельствам. "Пойдёшь гулять? — Ça dépend" и контекст сам по себе уже ясен - это зависит от обстоятельств, погоды, времени и т.п.
Но так как она сперва отвечает в голове по-французски, затем озвучивает это дословно переводя на русский, то и получается такая непонятная недосказанность, мы же так не говорим, добавляем причину.
— Хватит уже, — говорю я ей в таких случаях, — этих ваших галлицизмов, говорите по-русски.
Тёща, на мгновенье задумавшись, возмущается:
— А я как говорю!?
В принципе, это даже забавно.
Сейчас она сидит в дачной беседке, разговаривает с подругой Галиной из Прованса. Бывшая её студентка, а может тоже преподавательница, точно не помню. У тёщи много таких подруг, бывших наших, что выучив язык Мольера, повыходили замуж за его носителей и уехали жить в проклятое буржуинство.
Прислушиваюсь и понимаю, что обсуждают они, страшно сказать, политику.
— Зачем, зачем он нужен новый через пять лет? Ну, вот, смотри, Галя, ты уехала ещё до олимпиады, был ещё Жискар д,Эстен, затем Миттеран, потом Ширак, Саркози, голландка ваша (так переводится фамилия Олланда), теперь этот смешной Макрон. И ты всех их ненавидела.
Ну, хорошо, Ширак был получше других...
Но вот ты, Галя, ты до твоего Мориса три раза была замужем. Так ты мне скажи, если бы тебе с первого раза нормальный мужик попался, ты бы его меняла? Да, никогда! Здесь то же самое, ма шери, то же самое...

Бывают же такие отсталые тёщи, прости господи!
© robertyumen

Как-то жили с супругой неделю в Венеции. Прямо на второй улице от Сан-Марко, в уютном и роскошном отеле, где был всего один недорогой номер под крышей, с которым нам тогда и повезло. Вставали мы рано, по-тюменски, и шли топтать ещё спящий город. Было ощущение некой нереальности происходящего, когда в одиночку бродишь здесь по пустынным улицам и площадям, где даже голубей ещё нет.
Гуляли мы так долго, по два-три часа, пока мусорщики не начинали стучать своими тележками, собирая пакеты с мусором, что им спускали с окон и балконов прямо на веревках с прищепками. Презабавное, кстати говоря, зрелище.
Те, кто бывал здесь не в рамках однодневной экскурсии, а прожил здесь хотя бы несколько дней, знают, что в разные часы суток это абсолютно несхожий город.
Утром Венеция живёт ещё сама по себе, она просыпается, распахивает свои знаменитые спальни, здоровается с соседями, завтракает, выгуливает собак, развозит на лодках детей в школу и отправляется на работу. К тому моменту все центральные улицы и площади уже плотно заполняют шумные отары туристов. Весь день они беспрерывно фотографируют и селфятся, ведь лучшей натуры для этого занятия просто не найти. Город на самом деле очень щедр, он льстит всем своим гостям, любой вид здесь прекрасен, любой снимок беспроигрышен.
Возвращается настоящая Венеция только вечером, когда её наконец-то покидают суетливые толпы приезжих и выходят пообщаться и поужинать местные, занимая места в кафе и ресторанах, дети гоняют мяч перед церквями на опустевших площадях, каналы перестают быть транспортными артериями и вода в них тихонько плещется, отражая жёлтый свет фонарей.
В общем, утро и вечер для этого города — совершенно особенные часы.
В то утро мы перешли мост Академии и отправились гулять по району Дорсодуро. По узким улочкам и мостикам добрели до невероятной красоты храма Санта-Мария-делла-Салюте с входом в виде триумфальной арки, потом дошли до самого края этого района-утюга и отправились обратно.
И тут вдруг происходит следующее - нам навстречу бежит молодая китаянка и что-то вопит, а следом за ней несётся с палкой в руке здоровенный толстый китаец. Причём не типичный мелкий покемон, а такой огромный верзила, точь в точь как какой-нибудь злодей из бондианы. Страшнее половца и печенега вместе взятых.
Ситуация хоть раскрась, да вышей! Жена уже визжит, надо что-то делать, а делать-то в таких случаях особо и нечего.
Пропускаю китаянку, встаю в стойку, не моя категория, но вес и ни при чём, если пробить в бороду, то всё норм, кто в курсе. Другое дело, что физику никто не отменял, не попадёшь, так снесёт.
И тут он, видимо что-то заметив или почувствовав, тормозит и начинает опасливо меня оббегать, растерянно крича "Санрайз!" и показывая куда-то мне за спину.
Оборачиваюсь, а там ну просто красота красивая. Прямо за нами уже краешком показалось солнце, делая вид на Венецианскую лагуну просто изумительным.
Китайцы дружно добежав до края, встали на фоне розового восхода, начав лихорадочно фотографироваться своей селфи-палкой. А мы, помахав им на прощанье, отправились обратно в отель под привычные упрёки супруги в том, что я вечно бросаюсь на незнакомых людей.
Но то такое, как говорится был бы я таким умным до, как моя баба после...

(С)robertyumen

— В Благовещенский?
Морозов вздрогнул и открыл глаза. Когда он успел задремать?
— Туда... — он привычно посмотрел на часы, — а чего так долго выходили-то? Дороже будет на сто рублей за ожидание.
Один из пассажиров, что сел рядом, светло-русый и голубоглазый, внимательно посмотрел на него, пожал плечами и кивнул. Ещё и улыбнулся как старому знакомому, Морозов даже покосился - может "постоянщик"? Да, нет, вроде...
Зато второй, чернявый и смуглый, сходу начал возмущаться с заднего сиденья.
— А если мы не согласны доплачивать? Да, и за что? Эсэмэска пришла, мы сразу и вышли. Вам положено ждать клиентов...
— Пять минут! — грубо оборвал его Морозов. — А я вас почти пятнадцать прождал! За это время можно в лес выехать и могилу там себе выкопать, — он тронулся с места и прибавил громкости радио.
Смуглолицый опасливо взглянул на него сзади и, видимо решив, что ругаться выйдет дороже, замолчал, обиженно выпятив губы.
Пассажиров Морозов не любил и часто хамил им намеренно, отбивая охоту с ним спорить, да и вообще вести какие-либо разговоры. Они платят, он везёт, всё просто. Ради чего с ними болтать, коронки стёсывать?
Когда он уже высадил их в Благовещенском и повернул в парк, позвонила жена:
— Миш, мы с Анькой к маме в деревню поехали, не теряй. Морс на подоконнике, а рис я в холодильник поставила, сам разогреешь.
— Ладно, а когда приедете?
— Завтра вечером. Ты на машине ещё? Можешь в «Музторге» Аньке флейту купить? И самоучитель для неё…
— Флейту?
— Ну, да, флейту, ей сегодня после медосмотра в школе посоветовали. Дыхательную гимнастику прописали делать и флейту сказали купить, лёгкие развивать.
— Хорошо... — он отключился и, не сдержавшись, матюкнулся. На прошлой неделе дочку водили к стоматологу и там назначали носить брекеты, насчитав за курс больше тридцати тысяч. А теперь, вот, ещё и флейту купи. Придётся сменщика просить туда докинуть...
Сменщика Морозов тоже не любил. Молодой, вечно опаздывает, в башке ветер гуляет, наработает обычно минималку, а дальше девок всю ночь катает. А чтоб за машиной смотреть, так не дождёшься.
Давеча оставил ему авто, записку написал, чтоб масло проверил. Через день приехал, на панели тоже записка: "Проверил, надо долить!" Тьфу!
А, главное, говори, не говори, только зубы сушит, да моргает как аварийка. Напарничек, мля...
Спустя полчаса Морозов, чертыхаясь про себя, купил блок-флейту и шедший с ней в комплекте самоучитель с нотным приложением. Денег вышло как за полторы смены.
Дома он выложил покупки на диван и, поужинав в одиночестве на кухне, достал из холодильника початую бутылку "Журавлей". Морозову нравилось после смены выпить пару рюмок, "для циркуляции", как объяснял он жене. Но сегодня, едва он опрокинул первую стопку, водка попала не в то горло и он, подавившись, долго кашлял и отпивался морсом.
Поставив бутылку обратно, он прошёл в зал, решив просто посмотреть какой-нибудь сериал.
Тут на глаза ему и попалась флейта.
Морозов осторожно достал её из узкого замшевого чехла и внимательно рассмотрел. Флейта ему неожиданно понравилась. Деревянная, гладкая на ощупь, с множеством аккуратных дырочек на поверхности, она походила на огромный старинный ключ от какой-то таинственной двери.
Он вдохнул, поднёс флейту к губам и несмело дунул в мундштук. Флейта отозвалась коротким, но приятным звуком, и Морозов из любопытства принялся листать самоучитель.
Прочитав историю инструмента, он дошёл до первого урока, где наглядно было показано, как именно нужно зажать определённые дырочки, чтобы получилась песенка «Жили у бабуси». Это оказалось совсем нетрудно – даже в его неумелых руках флейта лежала удобно и вскоре, при несложном переборе пальцами, он вполне внятно прогудел эту нехитрую мелодию.
Удивлённо покрутив головой, Морозов перешёл ко второму уроку и после небольшой тренировки довольно лихо сыграл "Я с комариком плясала".
Невольно увлёкшись этим необычным для себя занятием, он пролистнул страницу и принялся осваивать знакомый ещё по школьным дискотекам битловский «Yesterday».
И эта мелодия покорилась ему легко. Его пальцы будто ожили после долгой спячки и с поразительной для него самого ловкостью двигались по инструменту. А какое-то внутреннее, доселе незнакомое, чувство ритма ему подсказывало, когда и как нужно правильно дуть, словно он повторял то, что когда-то уже репетировал.
Не прошло и четверти часа, как он сносно исполнил "На поле танки грохотали", причём на повторе припева он ещё сымпровизировал и выдал задорный проигрыш, сам не понимая, как это произошло.
Потрясённый своими нечаянно открывшимися способностями он даже вскочил и начал ходить по комнате. Решил было пойти покурить, но передумал и снова сел штудировать самоучитель, закончив лишь, когда соседи снизу забарабанили по батарее. К этому моменту он уже осваивал довольно сложные произведения из классики и, только взглянув на часы, обнаружил, что прозанимался до поздней ночи.
Проснувшись, Морозов какое-то время лежал в кровати, обдумывая планы на выходные. Обычно, оставаясь в субботу один, он любил устраивать себе, как он сам это называл, "свинодень". С утра делал себе бутерброды с колбасой и сыром, доставал из холодильника спиртное и весь день до вечера валялся на диване, переключая каналы и потихоньку опустошая бутылку.
Но сегодня пить Морозову абсолютно не хотелось. От одной только мысли о водке у него засаднило горло, и он невольно прокашлялся. Немного поразмышляв, он решил собрать полочку из "Икеи", что уже месяц просила сделать жена, и съездить в гости к Нинке. Нинка, его постоянная пассия из привокзальной «пельмешки», сегодня как раз была дома.
Наскоро приняв душ и побрившись, он позавтракал остатками риса и присев на диван написал Нинке многообещающее сообщение.
Флейта лежала рядом, там, где он её ночью и оставил. Чуть поколебавшись, он достал её из чехла, решив проверить, не приснилось ли ему его вчерашнее развлечение.
И тут всё повторилось.
Сам не понимая почему, Морозов снова и снова проигрывал по очереди все уроки, уже почти не заглядывая в ноты. Пальцы его всё быстрее бегали по флейте пока, спустя пару часов непрерывного музицирования, он вдруг не осознал, что играет практически без самоучителя.
Тогда он закрыл книгу и попробовал по памяти подобрать различные произведения. Невероятно, но и это далось ему без труда! Абсолютно все мелодии лились так же уверенно и свободно, словно он разговаривал со старыми знакомыми.
Морозов отложил флейту. Чертовщина какая-то... а может надо просто крикнуть изо всех сил, чтобы всё стало как прежде?
Он встал, подошёл к висящему на стене зеркалу и тщательно вгляделся в отражение, словно старался отыскать в нём какие-то новые черты. Нет, ничего нового он там не увидел. Из зеркала на него смотрела давно знакомая физиономия. Свежевыбритая, даже шрам на подбородке стал заметен. Остался ещё с девяностых, когда они делили площадь у вокзала с «частниками».
Какое-то время он бродил по квартире, обдумывая происходящее.
Ещё вчера вечером его жизнь была понятной, предсказуемой и, как следствие, комфортной. С какого вдруг сегодня он сидит и пиликает на дудке? Да ещё так словно всю жизнь этим занимался?
Ему даже в голову пришла безусловно дикая и шальная мысль, что с таким умением он может вполне выступать на улице, как это делают уличные музыканты. Или, например, в подземном переходе.
Сперва он даже улыбнулся, представив себе эту картину. Бред, конечно... Или не бред?
Мысль, несмотря на всю свою нелепость, совершенно не давала ему покоя.
Полочка оставалась лежать на балконе в так и не распакованной коробке, Нинкины сообщения гневно пикали в мобильнике, но он ничего не замечал. Его всё неудержимей тянуло из дома.
А, действительно, почему нет, подумалось ему, что тут такого-то? Ну, опозорюсь и что с того? Кому я нужен-то?
Он ещё с полчаса боролся с этой абсурдной идеей, гоня её прочь и призывая себя к здравому смыслу, потом плюнул и начал одеваться.
Переход он специально выбрал в пешеходной зоне, подальше от стоянок с такси, понимая какого рода шутки посыплются на него, если кто-то из знакомых увидит его с флейтой.
Спустившись вниз, он отошёл от лестницы, встав в небольшую гранитную нишу, одну из тех, что шли по всей стене. Сердце его прыгало в груди от волнения, но, немного постояв и попривыкнув, он взял себя в руки. Мимо шли по своим делам какие-то люди, никто не обращал на него внимания. Подняв воротник и натянув кепку поглубже, он достал флейту и, дождавшись, когда в переходе будет поменьше прохожих, поднёс её ко рту. Пальцы чётко встали над своими отверстиями…
— Клён ты мой опавший, клён заледенелый... — Звук флейты громко разнёсся по всему длинному переходу.
Самое интересное, что с того момента, как он начал играть, Морозов полностью успокоился. Он будто растворился в музыке, что заполнила весь мир вокруг него, и, полузакрыв глаза, вдохновенно выводил трели, словно и не было никакого перехода, а он сидел дома на своём диване.
— Деньги-то куда?
Морозов очнулся.
— Деньги-то куда тебе? — напротив стоял пожилой мужик с авоськой и благожелательно улыбаясь протягивал ему мелочь на ладони. — Держи, растрогал ты меня, молодец…
Мужик ушёл, а Морозов, чуть поколебавшись, достал из кармана пакет, поставил его перед собой и заиграл снова. Вскоре в пакете звякнуло.
Примерно через час, когда Морозов дошёл до «Лунной сонаты», возле него возникли две потрёпанные личности, от которых доносился дружный запах перегара. На поклонников Бетховена они явно не походили. Одна из личностей была небритая и худая, а вторая держала в руках потёртую дамскую сумочку. Судя по сумочке, это была женщина.
Они с удивлением смотрели на Морозова и тот, что худой подошёл к нему поближе.
— Чеши отсюдова, пудель, — процедил он сквозь жёлтые зубы, — это наше место, щас Танька тут петь будет.
Морозов в ответ прищурился, аккуратно вложил флейту в чехол и, оглядевшись по сторонам, молча и сильно заехал гостю с правой под рёбра. От удара тот всхлипнул и, согнувшись пополам, отступил обратно к Таньке. Затем они оба отошли в сторону и после краткого совещания побрели наверх по лестнице.
Больше Морозова никто не беспокоил, и он спокойно продолжил свой концерт, перейдя на более подходящий моменту «Турецкий марш».
К концу дня переход наводнился людьми, и Морозов с удовлетворением заметил, что деньги в пакете прибавляются прямо на глазах. Пару раз он перекладывал их в карман куртки, раскладывая отдельно монеты и мелкие купюры. А когда он уже хотел уходить, к нему подошла компания из подвыпивших немцев и они, дружно хлопая в ладоши под "Комарика", положили ему в пакет сразу тысячу.
Вернувшись домой, он выложил из карманов все деньги и пересчитал. С тысячей вышло примерно столько же, сколько у него обычно получалось за смену.
— Ого! — подивилась вечером жена, увидев лежащую на трюмо кучу мелочи, — ты по церквям кого-то возил что ли?
— Типа того, — ушёл он от ответа, — давай ужинать что ли...
Поев, он покурил на балконе и прилёг на диван перед телевизором. Водки ему по-прежнему не хотелось.
Перебирая каналы, он неожиданно для себя остановился на канале "Культура", который до этого никогда не смотрел. Там, как по заказу, шёл какой-то концерт классической музыки, где солировала флейта. Мелодия, чарующая и тонкая, ему понравилась, и он отложил пульт в сторону.
Жена, посмотрев на него, хмыкнула и ушла смотреть своё шоу на кухню, а он дослушал концерт до конца и отправился спать уже под полночь.
Назавтра, выйдя на смену, и привычно лавируя в потоке машин Морозов долго размышлял о своём вчерашнем выступлении. И чем дольше он об этом думал, тем больше убеждался, что ничего удивительного с ним не происходит. По всей видимости, у него оказался скрытый музыкальный слух. Такое бывает, он сам слышал. Просто раньше не было подходящего момента это выяснить. А теперь, вот, что-то его разбудило, и Морозов стал гораздо глубже понимать музыку. Он даже выключил своё любимое "Дорожное радио", ему стало казаться, что все его любимые исполнители жутко фальшивят. А, кроме того, ему снова безудержно хотелось музицировать. Властно, словно моряка море, его влекла к флейте какая-то неведомая сила, полностью завладев его сознанием. В голове крутились фрагменты полузнакомых мелодий, неясные, мутные, звучали обрывки песенных фраз, которые он дополнял своими собственными, непонятно откуда взявшимися, вариациями.
Дотерпев так до полудня и, убедив себя, что клин клином вышибают, он заехал домой за флейтой и вскоре стоял в уже знакомом переходе. Начал он в этот раз сразу с классики, и проиграв примерно полчаса, заметил, что за ним, открыв рот, наблюдает какой-то «ботанического» вида субъект с футляром для скрипки в руках. Послушав несколько произведений, субъект подошёл поближе, сунул в пакет Морозову мелочь и вдруг обратился с неожиданным вопросом:
— Вы, простите, у кого учились, коллега? У Купермана? Или у Самойлова?
— Чего? — не понял его Морозов, но на всякий случай добавил, — иди, давай…
Скрипач безропотно отошёл на несколько шагов и, постояв так ещё некоторое время, исчез.
Спустя час он появился снова, ведя с собою высокого, похожего на иностранца старика, в длинном чёрном пальто и шляпе с широкими полями.
Встав за колонну, подальше от Морозова, они, переглядываясь, слушали, как он по памяти проигрывал вчерашний концерт, необъяснимым образом отлично уложившийся у него в голове.
Музыка и вправду была трогательная и красивая. Несколько прохожих остановились послушать, а одна женщина даже всплакнула и, достав из кошелька сторублёвку, сунула её прямо в карман его куртки. Морозов уже решил, что на сегодня ему хватит и пошёл к выходу, как услышал сзади какой-то шум.
— Извините! — старик в шляпе не успевал за Морозовым, семеня ногами по скользкому гранитному полу.
— Ну, — повернулся он к незнакомцу, — что хотел-то?
— Понимаете, нам через день выступать на фестивале в Рахманиновском, а у нас Кохман, наш первый флейтист заболел. А вы... вы, — он остановился и, задыхаясь умоляюще тронул Морозова за плечо пытаясь договорить, — прошу вас, выслушайте меня!
Морозов остановился, дав ему возможность отдышаться.
— Вы… вы же просто гений! Я думал, Славин шутит! — Старик всплеснул руками. — У вас… у вашей флейты просто неземное, небесное звучание! Какой чистый тембр! Вы же сейчас играли «Потерянный концерт»? Знаменитую партиту для флейты соло ля-минор?
Морозов молча пожал плечами.
— Как? — поразился незнакомец, — вы даже не знаете? Это бесценное произведение Шуберта случайно нашли в чулане на чердаке дома, где он жил, — он в изумлении посмотрел на Морозова. — Нет, вы определённо феномен! Простите, я не представился, это от волнения. Моя фамилия Мшанский, я дирижёр симфонического оркестра Московской филармонии, возможно, вы слышали?
— Ну, вроде... — мотнул головой Морозов.
— Понимаете, это гениальное сочинение написано исключительно для деревянной флейты. Все шесть виолончелей призваны лишь оттенять её звучание. Этот концерт весьма редко звучит в «живом» исполнении. Ведь во всём мире всего несколько человек способны его сыграть. Мы репетировали полгода и вот... Прошу вас, помогите нам!
— От меня-то чего надо? — начал сердиться на деда Морозов, не понимая, к чему тот клонит.
— Замените нам Кохмана, — он умоляюще простёр к Морозову руки. — Всего один концерт…
Морозов отвернулся и снова зашагал на выход. Дед почти бежал рядом.
— Что вам стоит, вы же играете здесь, причём за копейки. А мы вам выпишем приличный гонорар, тот, что вы попросите, практически любую сумму в пределах разумного. И потом... — он тронул Морозова за рукав, — я готов сразу взять вас в основной состав. Подумайте, у нас этой осенью гастроли в Вене, а зимой в Лондоне. Да что там гастроли, с такой игрой мы вам устроим сольные концерты! А это уже совершенно другие деньги! Очень приличные!
— Отвали, — Морозов ускорил шаг и дед остался стоять, растерянно глядя ему вслед и опустив руки.
Сев в машину, Морозов на мгновение задумался. Он не всё понял, из того, что говорил ему этот чудаковатый старик, но его слова про гонорар запали в память. Морозов вспомнил про следующий платёж по ипотеке, про зимнюю резину, про грядущие расходы на Анькины брекеты... Потом вздохнул, завёл двигатель и, развернувшись, подъехал к старику, что уже брёл по тротуару:
— Слышь, командир... а сколько за концерт? Тридцать тысяч дашь?
Встреча с Нинкой не принесла ему привычную удовлетворённость. Даже в самый главный момент определённая поступательность их действа настроила его на некую ритмичность, отозвавшуюся в нём целым сонмом самых разных мелодий. С трудом завершив такой приятный ранее процесс, Морозов откинулся на подушку и устало закурил. С ним точно что-то происходило. И дело тут было не в Нинке.
Все звуки вокруг него словно ожили, и он вдруг стал замечать то, на что раньше не обращал никакого внимания. Любой уличный шум, скрип двери, сигнал автомобиля, лай собак, даже шорох листвы под ногами – всё теперь приобрело для него какую-то непонятную и пугающую мелодичность.
Нинка, как обычно, убежала хлопотать на кухню, готовя чай и оттуда сообщая Морозову все свои нехитрые новости - в начале месяца в декрет у них ушли сразу две посудомойки, а в прошлую пятницу они справляли день рождения повара Артурика, с которым она лихо сплясала лезгинку.
В голове жгуче заиграл мотив лезгинки и Морозов, отказавшись от чая, начал собираться.
— Как сам? – поинтересовался сменщик, забирая у него ключи от машины. — Чёт смурной какой-то…
— Всё отлично, — буркнул в ответ Морозов, — спасибо «Столичной» …
— Бухал вчера что ли?
— Да, не, — Морозов поморщился, — не идёт чего-то...
Дома он прилёг на диван и заснул беспокойным рваным сном. Проснулся он от ощущения, что на него кто-то пристально смотрит.
— Морозов, — рядом стояла супруга с круглыми глазами, — там дед какой-то блаженный звонил, тебя спрашивал. Говорит аванс за концерт готов... сразу все тридцать тысяч... и что костюм тебе нужно мерить…
Она присела к Морозову в ноги и жалобно заскулила:
— Миш, ты чего? Ты что натворил-то? Какой ещё костюм? Ты с кем там опять связался?
— Да не голоси, ты! — рявкнул Морозов на супругу, — сама же вечно ноешь, что денег нет…
Он без аппетита поужинал и вышел перекурить на балкон. На душе у него было тревожно и неспокойно. Привычный мир рушился прямо на глазах, а что было впереди пугало его своей новизной и призрачностью.
Он щёлкнул зажигалкой, выкурил сигарету, потом достал новую, размял и неожиданно для себя тихо заплакал, глядя в тёмное, по-осеннему мутное небо. Он и сам не помнил, когда плакал в последний раз, но сейчас слёзы ручьём катились по его щекам, крупными каплями падая вниз, в темноту двора. Снизу доносились, чьи-то тихие голоса, негромкий смех и едва различимая музыка. Музыка, что была теперь повсюду.

(С)robertyumen

Прошлой осенью занесло нас с супругой в Охрид. Кто не знает, это потрясающе красивый и трагически недооценённый туристами городок на берегу одноимённого озера в Македонии. Мы тогда быстро нашли там жильё, поселились и отправились ужинать.
Добрые люди подсказали нам ресторан на берегу, где за неприлично малые деньги заезжие путешественники обычно пожирают здешних форелей-эндемиков.
Пока шли чуть заплутали и начали пытать у местных дорогу. А народ там, надо сказать, простой как ситцевое платье, никто особо по-английски и не понимает.
Тут смотрим, идёт один очень прилично одетый дедок, подошли к нему.
Он начинает объяснять, потом спрашивает - откуда вы? чего тут делаете?
— Из России, — говорим, — просто так, на пару дней приехали.
Дед разулыбался и дальше продолжает уже по-русски, причём излагает медленно, но вполне правильно. Оказалось, он местный, но работает где-то в немецкой фирме в Голландии. А русский язык учил лет пятьдесят тому назад, ещё в детстве. И после тоже учил, тогда русский в Югославии популярный был.
В общем, приятно так пообщались, всё узнали, поблагодарили, и тут он напоследок осведомляется:
— А вы сами откуда из России? Москва? Петербург? Владивосток?
— Нет, — отвечаем, — из Тюмени мы, это уже Сибирь.
— Сибирь? — переспрашивает он, внимательно нас оглядывает и радостно восклицает:
— Чукчи?!
С тех пор мы ещё и чукчи, помимо всего прочего.
(С)robertyumen

Знакомому однажды удалось полюбоваться стенными витражами и скульптурами в церкви колледжа Оксфорд. Она открыта только для студентов, преподавателей и их гостей. В ней обращает на себя внимание врезанное в стену мемориальное панно с перечислением погибших в Первую Мировую студентов и выпускников колледжа.
Так, вот, помимо англичан в этом мартирологе указано много имён обучавшихся здесь студентов-немцев.
Их имена остались на панно, несмотря на имевшее место яростную критику. Просто тогдашний глава колледжа посчитал, что принадлежность к альма-матер важнее, чем то, по какую сторону фронта они воевали. То есть, у руководства старейшего колледжа была реальная возможность отстаивать свою позицию.
Такие дела.
Но как же так вышло, что спустя всего век это, славившееся независимостью и широтой взглядов университетское начальство, начнёт так позорно прогибаться перед бесконечными крикливыми меньшинствами и хунвейбинами-прогрессистами? Увольнять и преследовать свою же профессуру за наличие собственного мнения, упрощать экзамены тем, чьи жизни с какого-то перепугу заимели больше значения, чем остальные, сносить университетские памятники благотворителям, на чьи стипендии эти борцуны с историей и учатся.
Казалось бы, всего сто лет минуло, а прям до мышей стёрлись.
© robertyumen

Офис у меня на Урицкого, прямо у границы с частным сектором. Где-то там живёт мужичок с пони, что катает детей на Цветном бульваре.
Он часто попадается мне с утра, когда пешком ведёт своего каурку за повод на площадь, откуда обычно возвращается с наступлением темноты. К тому времени он уже основательно поддатый и едет верхом, сидя на бархатной попоне с кистями. В руках у него всегда банка пива, его, видимо, контрольный выстрел перед домом.
Поника при этом он уже никак не погоняет и не понукает, тот отлично знает дорогу и сам не спеша кочеряет домой. Лишь изредка он тихонько всхрапывает и тогда мужик наклоняется и что-то шепчет ему в украшенное цветными бантиками ухо.
Толерантно назовём их отношения межвидовыми.
В карантин бульвар закрыли, катать стало некого и они совсем пропали.
А тут, видно, вчера разрешили, спускаюсь вечером к машине, смотрю, мужичок этот домой на пони чалит. Такой же кривенький, с неизменной баночкой, всё как положено.
Сам не знаю почему, но я ему обрадовался и даже приветственно помахал рукой.
Он нисколько не удивился, только молча кивнул как знакомому и поехал себе дальше.
Цок-цок-цок.
Думаю, теперь вылезем, раз такие градообразующие предприятия заработали.

На старой квартире, жил под нами сосед, что работал по-моему техником.
Такой небольшой мужичок, где-то за полтос, сам лысенький и тихий всегда, словно закодированный. Зато супруга у него наоборот высоченная, здоровенная и громкоголосая, а уж скандальная - сходу от десятерых отгавкается.
С ним мы ещё так, привет-привет, а с ней вообще не общались, тем более сама она была дружелюбная как устрица.
Как-то волей случая заехали с женой в одну загородную кафешку поужинать, смотрим соседи наши через столик сидят. Пьяненькие уже оба и нарядные, аж не узнать. Он прям кавалер кавалером, подливает ей, на ухо чего-то шепчет, за бок щипает, а она довольная, ржёт как русалка на озере, да всё по лысинке его наглаживает.
Ну а чего, думаю, гуляют себе люди, и осуждать их за это никто не смеет, отдыхают культурно, в люстру из нагана не стреляют.
Тут включили музыку и народ со столиков пошёл плясать, а соседи наши первыми. Да как зажгли! Он козликом подпрыгивает, коленца выкидывает, она вокруг него скачет как кобыла Рокоссовского, ну просто танцы со звёздами!
Тут он допрыгал до нашего столика, нас увидел, рот открыл и встал как маму потерял.
Я ему привет, а он поморщился, вас-то какой чёрт сюда принёс и мне – тсс, мол, никому!
Моя спрашивает, чего это он?
Да ладно, говорю, не обращай внимания, выпивший человек.
А потом смотрю и понимаю - Санта Мадонна! Так это он не с женой! То есть и конституция один в один, и причёска как у той, и намазана так же как китайский император, да и черты лица как у его супруги!
Короче, та же Марь Иванна, только в другом чепчике.
И, вот, объясните мне вахтеры.
Понятно, адюльтер, занятие древнее, запретный плод, все дела. Но зачем, зачем он поменял свою роднюльку на её практически полную ксерокопию?
Загадка.

© robertyumen

Знакомая вчера рассказывала, строитель по профессии. Лет ..цать назад работала она в одной тюменской фирме, что строила дом в посёлке Мужи, это на ямальском севере. Комфортный, современный по тем временам дом с евроремонтом и пластиковыми окнами. Тогда это была полная диковинка.
Окна заказывали в Тюмени, где тоже была только пара фирм, кто их производил. И может не хватило опыта, но в проекте допустили ошибку - перепутали в окнах длину с высотою. Сперва как раз моя знакомая и перепутала, а следом эти оконщики недосмотрели и окна получились поперёк проёма. А если ставить их по проёму, то открываться они будут соответственно только налево и вверх.
Заметили это, когда все комплектующие до винтика уже сдали на паром. Последний паром. То есть больше в Мужи до "зимника" уже ничего привезти было нельзя, дороги-то туда нет.
И тут такой цирк с огнями - окна получились наоборот.
А дом-то уже почти достроен, и сроки поджимают, и жильцы новые ждут, причём большей частью местное поселковое начальство.
Короче говоря, воткнули все эти поперечные окна, деваться-то некуда. Приготовились к самому худшему, к скандалам при приёмке, к замене на будущий год, к новым диким затратам и т.п..
Но самое интересное, что, к их удивлению, при сдаче дома никаких чрезвычайных проблем не возникло. Принимающие лишь восхищённо пооткрывали невиданные окна как позволяла их нынешняя геометрия и дружно подписали все необходимые акты.
Заехавшие новосёлы, также вероятно подумав, что эти новые экзотические окна так и должны стоять с горизонтальными рамами, открываясь как-то по-особенному, никаких претензий при заселении тоже не предъявили.
Чем люди проще, тем приятнее.

Работаю я с одной предпринимательницей с Кургана, сама хозяйка бабка уже, но активная, торгашка бывшая. Товар поставляет вроде дешево, но ноет за каждую копейку, на всём жутко экономит, упаковывает вечно в мешки какие-то дранные, даже файлик для документов всегда такой зачуханный, что моя бухгалтерша берёт его двумя пальцами и сразу в ведро выкидывает.
Тут заехал в одну фирму, там тётка одна бывшая курганская кладовщицей, разговорились, она спрашивает берёшь чего у неё?
Да беру, отвечаю, косячит она, конечно, часто, но куда её девать, бестолковую.
А та мне:
— Это она сейчас такая, а раньше была богатая, фирма своя была крупная, два магазина имела. В одном, правда, пожар случился, но отстроиться можно было. Так она любовника завела молодого, содержала его полностью, а он в карты играть любил, да в автоматы. Все своё каким-то уголовникам просадил, потом её всё золото и деньги украл, снова продул, да ещё долгов кучу на неё повесил.
Сам сбежал, а её начали эти бандиты доставать, пришлось даже в милицию обращаться. Те сказали, ты, мол, не бойся, тебе они ничего не сделают, но ходить будут, долг есть долг, не простят ему. Так она за несколько лет потихоньку с ними за него рассчиталась, дачу пришлось продать и второй магазин.
А потом снова его нашла, поганца этого. Он на севере в какой-то артели зэковской работал на лесоповале. Больной, лысый уже, без документов.
Увезла опять его в Курган, одела, обула, зубы вставила, с деньгами разобралась - водилой к себе устроила. Товар стал развозить, и где-то в районе церковь есть, он там всё с попиком одним разговаривал, тот его и охмурил - в монахи подался, опять её оставил...
Слушал я всё это, слушал и даже как-то задумался. С одной стороны, понятно, бытовуха словно Малахову в передачу, но с другой...
С другой стороны, интернет с телевидением давно сделали нас всех капризными. Нам кажется, что все эти роковые любовные увлечения требуют каких-то элегантных мужчин и утончённых пленительных женщин, и чтоб томные взгляды и длинные тонкие сигареты в изящных пальцах как у Лемпицкой, и разные там соблазнительные изгибы, и чулки, конечно, и каблуки, без них никто сейчас просто не верит в сексуальность.
А тут тебе бабка-ипэшница из совторговли, саму хоть ставь, хоть кати, и файлик замызганный, и какой-то крендель непутёвый в полюбовниках.
Но страсти прям шекспировские в курганском уезде.
Ещё, поди, и счастлива с ним была.

В страшное время живём, страшное..

Дал мне знакомый ежегодный заказ на летнюю спецодежду для своих складских работников. Грузчики у него там, кладовщицы, экспедиторы. Заранее дал, ещё в начале марта. Дальше вирус, каникулы, вся эта нервотрёпка с изоляцией. Потом наконец-то его предприятие включили в реестр, разрешили работать и вот мы спустя месяц им эти костюмы летние и привезли.
И тут он звонит и просит их поменять, причём сразу штук тридцать и мужских, и женских, это практически ползаказа.
Ввиду значительного несоответствия размеров.
Ну, понятное дело, уволил видно всех в конце марта, другие пришли. Поменяем, говорю, не вопрос, раз народ у тебя обновился.
Да, те же, отвечает, остались. Никого я не увольнял, просто на месяц их по домам отправил.
Так, а почему спрашиваю меняем-то, раз люди те же?
Ответ был пылким:
— Растолстели уроды!

© robertyumen

Анжелика, двадцативосьмилетняя самозанятая индивидуалка, привычно обновляла в интернете объявление о своих услугах. Обычно она кратко писала «Хорошенькая девушка в центре ждёт вас», чего вполне хватало, чтобы пошли звонки от клиентов. Так же она написала и в этот раз, за исключением одной досадной неточности - она умудрилась пропустить одну букву в слове девушка.
Но именно эта её ошибка позволила объявлению всплыть по запросу в компьютере супругов Лопаткиных, занимавшихся вопросом улучшения жилищных условий.
Глава семьи гуглил варианты и договаривался о просмотрах, а супруга сидела напротив него на диване и по обыкновению слегка ворчала:
— Тебе вот вечно всё трын-трава, а я не хочу всю жизнь в этом "хруще" сидеть, как говно под лопухом.
— Живём же, — морщился Лопаткин, — и слава богу...
Тут как раз ему и попалось свежее объявление «Хорошенькая двушка в центре ждёт вас».
— Добрый день, — набрал он указанный номер, — я по вашему объявлению. А какой у вас точный адрес?
— Урицкого два, — ответил ему приятный женский голос, — это прямо угол с Тургенева.
— В принципе, нормально, — сказал Лопаткин, — но у вас тут цена не указана…
— Три с половиной... приезжайте, если устраивает, я дома.
— Ого! — не сдержавшись воскликнул Лопаткин, — а торг... торг возможен?
— Мужчина, вам не стыдно? — возмутилась собеседница, — Вы бы ещё в рассрочку попросили...
— А что, сейчас многие предлагают...
— Знаете что! — повысила она голос, — Вы или приезжайте, или голову не морочьте!
— У вас почему-то фотографий нет, — колебался Лопаткин, — вдруг я зря приеду.
— Не волнуйтесь, — хохотнули в трубке, — всё в полном порядке, останетесь довольны...
— А тогда ещё скажите, вы на альтернативные варианты согласны?
— Альтернатива возможна, — немного подумав ответила собеседница, — но, понятно, с доплатой.
— Ну, хорошо, тогда мы подъедем.
— В смысле мы?
— С супругой, я имел в виду.
— С кем?!
— С женой, — подтвердил Лопаткин, — она ж тоже хочет посмотреть...
Собеседница снова чуть помедлила:
— Посмотреть? Ну, тоже подороже будет, и чтоб тогда без фото... квартира десять...
Примерно через час после этого разговора супруги прибыли в центр города на осмотр хорошенькой двушки.
Дверь с номерком десять мягко открылась, и Лопаткин невольно застыл, увидев хозяйку квартиры. Анжелика в пёстром шёлковом халате выглядела очень эффектно с пышными чёрными кудрями, ярким накрашенным ртом и такими длинными красными ногтями, что ему на миг почудился звук кастаньет и даже гитарный рокот фламенко.
Стоявшая сзади супруга толкнула его в спину и выйдя вперёд подозрительно оглядела Анжелику с головы до ног:
— А это у вас точно не агентство?
— Нет, что вы, — заверила та, — я сама по себе, проходите...
Они прошли в зал, где Лопаткина первым делом подошла к окну, внимательно осмотрела весь двор и деловито постучав по батарее настороженно спросила:
— Зимой горячие?
— Горячие, — пожала плечами хозяйка, — а что?
— А соседи, — не ответив, задала новый вопрос Лопаткина, — соседи не алкаши, мешать нам не будут?
— Да тут одни пенсионеры кругом живут, их вообще не слышно.
— И с водой перебоев нет? — не сдавалась Лопаткина.
— Вы шутите? — догадалась Анжелика и улыбнувшись кокетливо махнула рукой в сторону спальни, — прошу...
— Сперва кухню глянем, — отрезала Лопаткина, дёрнув за рукав вновь засмотревшегося на хозяйку супруга.
На кухне, пока она допытывалась солнечная ли это сторона, Лопаткин заметил на холодильнике несколько визиток - мужа на час, сантехника, электрика.
— Ой, вы знаете, у меня вечно всё ломается, — перехватила его взгляд Анжелика, — сегодня вот фен как назло перегорел...
— А давайте я посмотрю, — предложил Лопаткин, — есть у вас отвёртка?
Отвёртка нашлась и спустя буквально пару минут фен ровно зажужжал в его руках.
— Надо же, какой вы, — игриво похвалила его хозяйка, — прямо на всё горазды!
— Ну, я же всё-таки инженер, или даже, как жена меня называет, инженегр. — отшутился Лопаткин.
— И сколько я вам должна, инженегр? — весело рассмеявшись поинтересовалась Анжелика.
— Да ничего не нужно, вы его просто перегревали, я вам тумблер отладил, сейчас не будет отключаться.
— Вот, спасибо, — Анжелика с благодарностью взглянула на Лопаткина, — а вы знаете, вы заходите в гости, просто так даже заходите, мне редко настоящие мужчины попадаются.
— Ну, всё! — не выдержав вскочила Лопаткина. — Нам пора!
Анжелика удивлённо вскинула брови:
— Так а вы же...
— Передумали! — гневно оборвала её Лопаткина, сердито кивнув мужу на дверь.
Вышла она не попрощавшись, а на улице сразу дала волю чувствам:
— Нимфоманка какая-то! Одалиска! Даже дома на каблуках ходит! А ты чего на неё так пялился? Инженер хренов!
— Да ничего я не пялился, — развёл тот руками, — она сама ко мне чего-то...
— И вправду, — задумалась Лопаткина и как-то по-особенному посмотрела на супруга, — вот уж никогда бы...
Она вдруг остановилась и крепко взяла его под руку:
— Ладно, поехали домой, что ли...
— Так ещё ж двушка в этом районе, — Лопаткин потянулся к списку в кармане.
— Поехали, — вздохнула супруга, — живём же и слава богу...

© robertyumen

Практически всем приезжим нравится Неаполь, ведь он, наверное, самый-самый итальянистый. Всё вокруг волшебно и аутентично, колоритные кафе, голосистые местные музыканты, старые дома с вывешенным бельём, потрясающий вид на залив и вулкан Везувий, куда многие едут на экскурсию.
БОльшую часть его склона проезжаешь на автобусе и километр-полтора надо идти пешком по каменистой тропе. Там, у входа, где продают билеты, под деревом сидит дедок, на вид ему лет девяносто, а то и все сто, сидит у прилавка где выставлено вино с надписью "Vesuvio", какая-то сувенирная мелочёвка из лавы и в том числе копии старых открыток с видами вулкана.
На них к вершине бегут жёлтые трамвайчики, с сидящими в них праздно одетыми туристами в котелках, с тростями и зонтиками. Маленький мальчик в форменной красной шапочке открывает дверь вагончика дамам в пышных платьях и шляпах с перьями, видимо двадцатые или тридцатые годы прошлого века.
Дед что-то объяснял тыкая пальцем в открытки, я улыбался не понимая и тут торговавший рядом парень по-английски объяснил, что дед это тоже своего рода местная достопримечательность. Поскольку это именно он и запечатлён на старой открытке мальчиком, открывающим двери вагонов. За всю жизнь он никуда не ездил дальше Неаполя, зато не пропустил ни дня на этом месте, где раньше и была площадка фуникулёра.
Наверное, это была самая известная в мире канатная дорога, благодаря знаменитой песенке "Фуникули фуникуля", впоследствии перепетой всеми мировыми тенорами. Фуникулёр многократно разрушался очередными подземными толчками, обновлялся и строился заново. В пятидесятых годах была предпринята последняя попытка его реанимации в виде нового кресельного подъёмника, что просуществовал до землетрясения начала восьмидесятых.
И вот теперь его тоже нет. А есть дед со своим вином и старые открытки с мальчиком в красной шапочке, что прожил всю жизнь тут на склоне Везувия. Вырос, женился, нарожал детей, гнал вино и мастерил поделки, что в солнце, дождь и ветер ходил на вулкан продавать туристам.
Где-то шли войны, бушевали революции и всевозможные кризисы, распадались и создавались государства, человечество летело в космос, изобретало битлз, спид, интернет и общество потребления, училось пересаживать сердце, клонировать овец и спекулировать биткоинами.
А он всё сидел, сидел тут, под своим деревом, продавал вино, дышал здешним воздухом, из-за которого, как говорят, местная пицца и имеет такой особенный вкус, вечером катил тележку обратно в свою деревню по тропе мимо цветов и небольших сосен, утром приходил снова и так каждый день, каждый день..
Вполне счастливый человек, на мой взгляд.
Не выходил из комнаты.)