Федино рыльце уже было в пушку. Он не был пионером на поприще
золотодобычи и даже однажды преуспел, за что оказался на эпохальной
стройке века – Волгодонской АЭС, причем не по зову сердца, и не по
комсомольской путевке, а по приговору народного суда. Федор родился и
вырос в солнечном городе Адлере. Его мамаше цыганка нагадала, что ее
сына ожидает блестящее будущее: станет он большим человеком, обзаведется
дружной семьей и наплодит кучу детей. Как в воду глядела – вырос он
большим (метр девяносто), дружных семей оказалось несколько,
наплодившимся детям исправно платил алименты (когда было из чего). После
школы поступил в машиностроительный институт. Учился отлично, и
преподаватели сулили, что после окончания учебы, он далеко пойдет.
Студент не оправдал их прогнозы, – пошел, точнее, его повезли в места не
столь отдаленные уже после третьего курса, когда с ним приключилась
курьезная история, с драматическими последствиями. Он снимал комнату в
стареньком частном домике, где большая семья с трудом сводила концы с
концами, и то, благодаря тому, что сын хозяйки Геннадий шоферил на
"Волге", возил какого-то ментовского начальника и при случае
подхалтуривал на служебной тачке, да изредка калымил на соседских
свадьбах игрой на баяне. Был он добр, наивен и доверчив, как божья
коровка. У него на иждивении была больная мамаша, трое малолетних
пацанов и хронически беременная жена, неопрятная гидроперитовая
блондинка.
Надумала как-то старуха-хозяйка соорудить во дворе погреб, и стали сын с
квартирантом по очереди копать яму. В один выходной день, когда очередь
была Федора, на метровой глубине он напоролся на массивную чугунную
трубу и попросил Геннадия помочь ее выкорчевать.
Как это встречается только в сказках или скверных детективах, там
оказался клад: тщательно упакованные золотые монеты царской чеканки,
самого различного достоинства, всего больше сотни. Эта обломившаяся
удача была настолько чужда беспросветной нищете семьи Геннадия, что не
могла завершиться счастливым финалом. Так оно и случилось: обалдевшие от
обрушившейся на них фортуны, компаньоны, не мешкая, принялись обмывать
шальную находку.
Захорошев, Геннадий густо заколосился и от избытка чувств, принялся
блаженно грезить о предстоящей праздной и беззаботной жизни, при этом
лицо его светилось безмятежной сытостью младенца. Но мудрый квартирант
опустил витающего в розовых облаках фантазера на грешную землю и
доходчиво внес ясность: "Наивное ты дитя природы, слушай дядю Фреда
(Федор предпочитал, что бы так его называли) и запоминай: все зарытое в
землю горячо любимого государства, принадлежит исключительно ему, даже
если эти монеты схоронил твой родной папаша. Утаившему это добро, родина
может больно надавать по попке и отправить героически валить лес в
суровую тайгу". Справедливости ради следует заметить, что у прижимистого
отечества в те годы хватало ума не разбрасываться своим богатством и не
делиться им со всякими проходимцами. Но, чтоб совсем уж не пролететь
мимо денег, оно выделяло нашедшему клад – четверть от жульнической его
оценки.
Федор-Фред, ослепленный блеском золотых монет, почувствовал, что
наступил его долгожданный час. Где-то внутри у него пробудилась шальная
удаль и стала настоятельно требовать: "Не будь фраером, делиться таким
сокровищем с простодушным до неприличия лохом – непростительный облом!
Меценат, блин, нашелся!". После очередного стакана бормотухи, на Федю
накатило вдохновение, и его понесло, как горячо им почитаемого сына
турецко-подданого перед аудиторией наивных васюкинских любителей шахмат.
Он интимно-доверительным тоном впаривал блаженному подельнику, что у
него уже созрел стратегический план, как безопасно реализовать монеты, а
выручку они поделят по-братски. Гена, (видимо, исходя из имеющегося
опыта), осторожно поправил: "Лучше пополам". "Геша, только ни кому, ни
слова! Командовать парадом буду я. Ты мне доверяешь?". "Как самому
себе" - осоловевший от вина и счастливой оказии, Геннадий полез
лобызаться. Всю ночь его мучили кошмары, а под утро во сне он увидел
такое, отчего, гонимый дурными предчувствиями, рванул в комнату
квартиранта. Сон оказался пророческим: Фреда там не оказалось – как
говориться, ни вещичек его нет, ни записочки. Ну и ежу понятно вместе с
ним сгинул злополучный клад.
Нравственная щепетильность в подобных ситуациях иногда дает сбой, а у
наивного и бесхитростного мужика от такой подлянки голова сошла с
орбиты, и он чистосердечно раскололся своему ментовскому шефу о
случившемся обломе. Того эта детективная история сильно заинтересовала.
Обстоятельно поразмышляв и пошептавшись с кем-то из коллег, он принял
соломоново решение: организовал своему водителю явку с повинной, что
освобождало его от строгого наказания, а нахрапистого мазурика вскоре
отловили.
Конфисковав похищенные монеты, охотника за кладами отправили заниматься
общественно-полезным трудом. Но смекалистый плут часть трофеев ухитрился
утаить, о чем свидетельствовал тот факт, что, не успев как следует
отличиться на ниве трудовых свершений, он подозрительно скоро
возвратился в Ростов, причем на новеньких "жигулях". Он с пониманием
отнесся к тому, что его бывший малоимущий подельник тоже гордо рассекал
город на собственном "москвиче".
Кто и как схрумкал осиротевшие без Фредова присмотра монеты – тайна,
покрытая мраком. Скорее всего, они там наверху были поделены по-братски,
минуя пресловутые закрома Родины. Недолгое пребывание на ударной стройке
губительного действия на психику Фреда не оказало, скорее наоборот, в
его порывистой душе проснулся дремавший ген каких-то далеких авантюрных
предков. Поэтому, возвратившись после недолгой изоляции, он быстро
освоился и оборзел, всецело посвятив себя поискам нового клада – и не
безуспешно.
Продолжение следует.