В ЖИЗНИ ВСЕГДА ЕСТЬ МЕСТО ПОДВИГУ!
Куды конь с копытом, туды и рак с клешней.
«Я хочу умереть в постели.
На тебе умереть в постели.
И не ради великой цели –
Просто так, лишь бы телом к телу»
Алик Кимры
Старшее поколение помнит – был такой лётчик, герой Великой Отечественной
войны Алексей Петрович Маресьев. Когда его самолёт подбили немцы, он не
катапультировался – тогда ишшо кабины катапультами не хламили, а сиганул
с парашУтом, но до земли сразу не доебался, поначалу завис на толстой
дубовой ветви, и лишь обломив её, рухнул с дуба.
И то ли в воздухе ранен был, то ли при обломе, по-любому сильно
повредился ногами, ходить ими не сподобился и 18 суток по апрельскому
лесу полз к своим. Поначалу нашедший его парнишка не поверил: "Ты шо,
дядя, с дуба рухнул?", но получив ответ: "Да!", сгонял за отцом с
подводой, забрали в хату, потом прилетел за ним самолет.
Ноги ему херурги оттяпали за ненадобностью (им), гангрена, понимаешь,
война, нех возиться с каждым сбитым лётчиком. Оне навроде градин во
время грозы с неба сыпались и сыпались, аки манна небесна, всем ноги не
пришьёшь, на всех ниток не хватит. А война всё спишет.
Потом Петрович к протезам приноровился – а куды ж без них денесся?- и
вернулся в небо – бить фашистов. В конце концов, он их не ногами бил, а
с пулемёта пулемётничал, мстя за уже причинённые фашистами неудобства -
в жарком бою, весеннем лесу, московском госпитале и перед согласными
девушками, которые его, как могли деликатно, по-доброму, по-женски
утешали:
- Хорошо, Лёш, шо те только ноги оттяпали!
Конечно, когда Петрович оклемался, он отправил девушек нах, и первым
делом для него стали фашистские самолеты, которых он за войну сбил
ровным счетом 11 штук: 4 - до ранения, а 7 - апасля. Видать, протезы
пошли ему на пользу. Вообще-то звание Героя Советского Союза давали за
20 сбитых вражеских самолетов, но как инвалиду ВОВ Маресьеву в качестве
льготы, с учётом привходящих героических обстоятельств число сбитых
"Мессеров" удвоили засчитали за 16, выведя цифирь на геройский норматив.
А в это же военное лихолетье Союзу Советских писателей для поднятия
боевого духа советских людей было поручено живо писать лучшие подвиги,
скрупулёзно ни одного не упустив.
Канешно, подвиг подвигу рознь. Были подвиги пожирнее, за них гонорары
отстёгивали покруче, да плюс премия - кому квартальная, кому даже
ленинская, кому же – сталинская на выбор из трех степеней. А там и
фильмы сразу героические ставили, в те времена Штирлиц никогда бы не
докатился до позорища – рекламировать импортные антиоксиданты
отечественным антисемитам.
И тогда подвиги по разнарядке распределяли только самым достойным
советским писателям, с пером как штык или, на худой конец, штыковая
лопата... В общем, шоб штыково писали. И русский штык у них был в
молодцах, а пуля, особливо немецкая, всегда оставалась в дурах.
И в когорте упомянутых оказался такой писатель - Борис, понимаешь,
Полевой, очень советский, хотя и подобно Жириновскому, сын юриста
Кампова, которому до революции было дозволено жить за чертой оседлости.
Кароче, пусть хоть и еврей, зато не какой там нонешний Лимонов
(Савенко), то гордо отсасывающий у простого американского негра, то
скромно - у первого лица страны, ему лишь бы отсосать да об этом
накалякать в "Плейбое", в нонешние время больше всего платят за
блядство.
А вот Полевой вхопился написать «Молодую гвардию», там героев поболе,
соответственно подвигов навалом – пиши не хочу! Но Фадеев, бессменный (с
1939 по 1956) секретарь-приссидатель Союза Писателей, кстати, уроженец
села Кимры Тверской губернии, прямо так ему и отрезал: «Борис, ты
неправ!» да с темы его съёбнул.
Увы, под луной ничто не ново, вечный ништяк - начальство всегда в свою
тарелку положит кусок поболе-пожирнее, на то и начальство! Да и квасил
товарищ Фадеев похлеще гражданина Полевого, знал с кем и делился щедро.
Любил пить в компании, а разок компания не сложилось, сел пить один за
компанию и от скуки, что ль, застрелился.
Хотя злые языки талдычили, вроде он за две недели до смерти бросил пить
и застрелился именно из-за этого. И эта версия кажется более
правдоподобной: как бы он пьяный дрожащими руками смог бы прицелиться
себе точно в висок?
В общем, суд да дело о самоубийстве уже пошли лет через 10, эдак
чиненько списали с мук совести за травлю Зощенко, Ахматовой и других
талантливых да знаменитых коллег - на алкоголизм, дело чести и доблести
русского человека. Пока же сразу после войны Фадеев захватил себе целую
организацию «Молодая гвардия». А Полевому достался всего-ничего, скорее
из-за 5-й графы, только один герой, да и тот обезноженный Алексей
Маресьев.
Однако Полевой не стал унывать над единственным выделенным ему героем,
а, лба не перекрестивши, таки написал повесть да так её и назвал, не
заморачиваясь с именованием: «Повесть о настоящем человеке».
Хотя прототип главного героя МЕресьева - МАресьев в смысле комплектности
в настоящие не канал, что было отступлением от соцреализма. Но раз сочла
Партия, значит – настоящий. Партия руководствовалась учением ленинизма
марксизма, всесильным бо верным вплоть до 1991-го года включительно...
... Впрочем, чё я всё о спившемся Фадееве, накультовавшемся Сталине,
обрусевшем Полевом, обосравшейся партии да нагеройствовамшемся
Маресьеве? А о себе ишшо ни полслова? Хотя евойный подвиг по две недели
ежедневно кажинный год повторял десятилетиями – ползал по-пластуески
один-одиношенек в ночи, голый, в самую холодрыгу.
У Маресьева–то был небось утёплённый комбинезон на меху, унты, шлем,
пистолет, из которого он грохнул медведя аки Дубровский в одноименной
повести, и всё такое тёплое. Шоколад, понимаешь, сухой паёк с
растворимым сухим спиртом. Бросил пару таблеток в стакан воды - получай
стакан водки! Ну, вестимо, не для дури, а для сугрева раненного
организма..
Короче, Маресьева Родина запаковала всем необходимым для успешного и
красивого подвига. А вот у меня в пути – никаких припасов. Голый, как
мама родила, и жрачки с собой - никакой, не говоря уже про пистолет на
случай встречи с медведем или бухла для просыхающего горлА.
Правда, мне ползти приходилось на меньшее расстоянии и за меньшее время
– метров 10 да минут 40. Но тоже мог вполне склеить ласты, если бы
остановился, сдался, сложил руки, бац - и замёрз во сне, так и не
добравшись до своих! А если ссуммировать всё расстояние да время, что я
прополз за десятки лет, то, глядишь, переплюнул бы самого Маресьева!
Да, а какого рожна полз? Когда и куда? А эт когда проходил чемпионат
мира по хоккею, с этой, как её, ну, на болт натягивают... Да не, не
бабой... А - шайбой! Шайбу, шайбу! До-то-го!... Последний матч посередь
ночи и заканчивался. А такого баловства как дистанционка – щёлк-щёлк-..
– и порнуха: "ах, как он её..."- отродясь не было. Да кого х...
переключать каналы? После 23-х работал только один из двух, первый, и
куды с него переключисся?
Вот и выключать приходилось ползти по-пластунски, спать хотелось – до
невмоготу, глаза слипались, бошка об пол стукалась, сопли тянули взад...
А потом, наконец, выключишь – сразу в обратный путь, надо ж ещё
вернуться к своим, точней, к своей – не гарем же у меня был в хрущобе,
понимаешь.
И каждый раз, когда, казалось, силёнок уже нет никаковских,
поганененькая капитулянтска мыслишка подкрадывалась: эхма, пропади оно
всё пропадом к херам собачьим, остановлюсь!- перед глазами появлялся
Маресьев, зовущий за собой на подвиг, и я полз дальше, пока не добирался
до своих... Своих – таких теплых, мягких, уютных, любимых, мирно
посапывающих... или похрапывающих?
А чё эт МИРНО, когда всё время и вокруг война – отечественная, холодная,
хоккейная. И везде нам нужней всех ПОБЕДА, пусть одна на всех, но мы за
неё «ценой не постоим! » ((с) Б. Окуджава). И нечто ль я щас же не
победю сонную бабу?
Прям так и заруливаю, типа, как же ты меня, дорогая моя, встречаешь
сука, с войны? Куды жопу воротишь? Как - «Нет! », что значит – «Дай
спать! »? Чё там бубнишь – «Ребёнка разбудишь? » Ты к-к-кому
отказываешь, тля, – херою? Который полз к тебе аки Маресьев к Красной
армии? И ради любимой тебя, а не сраной родины, подвиг сей свершил...
свершаю... а.. а.. а... Куплю!!! Куплю!! Куплю!.. Ну, чё там хотела?
Летние босоножки? Говно-вопрос...
© Алик, герой