История эта, записанная со слов непосредственного участника, произошла в
году этак девяносто первом. А может быть и не в первом, не суть. А суть
в том, что группа третьекурсников биолого-почвенного факультета тогда
ещё ЛГУ выехала на белгородчину, на практику. Почему именно туда - врать
не буду. Может у них там почвы удивительные и отличные от неизменного
питерского болота. А может быть руководитель группы был знатным
копателем и собирателем всяких там немецких котелков-автоматов, которыми
богата белгородская земля, впитавшая в себя не одну дивизию СС. А кроме
сувениров, земля та родит в неизмеряемых количествах сахарную
свёклу-буряка, из которой местные бабки варят эликсир в котором, по
слухам, ложка стоит, а постояв с минуту и вовсе растворяется на
составляющие атомы. Не говоря уже о влиянии такого эликсира на
человеческое сознание.
Группа была самая обыкновенная - были в ней и ботаники (и в прямом и
переносном смысле), и лодыри, и был даже один негр. Помимо кофейного
цвета кожи, ярко выраженных губ и волос мелким бесом, негр этот обладал
фантастически шикарным именем: Габриэль Рабинович. Звали его Габи, в
честь той героини Светличной с которой Штирлиц танцевал, но не более.
История умалчивает каким образом отец Габи, корабельный врач Балтийского
морского пароходства, сумел привезти из Кубы тропическую красавицу-жену,
и сколько шила пришлось списать на капитана судна, особиста, и всяких
таможенных чиновников, но кончилось всё успешно, благодаря папашиной
пробивной силе, которую, впрочем, в отличии от орлиного носа и
кошмарного зрения, наш герой не унаследовал.
Когда в первый день группа стала лагерем на краю небольшого леска,
первым делом, конечно, возникла проблема пополнения запасов горючего,
кончившегося в поезде ещё не доезжая Курска. Решили не дожидаясь вечера
послать в близлежащую деревеньку группу захвата. Командиром группы был
назначен известный приколист Витька Петров, который, именно прикола
ради, взял с собой Габи, удивить местное население. На Габи даже в
питерском метро иные политически неподкованные бабки показывали пальцем,
а тут и тем более. Деревенька была небольшой, в одну улицу главную, и
одну второстепенную. Как раз на углу, под красной тряпкой гарантирующей
Миру Труд в Мае, находился сельмаг. Он, конечно, был закрыт, но на
крыльце, видимо в силу традиций, покуривал местный ценитель зелёного
змия. Ценил он его, судя по всему, с раннего дошкольного возраста и
вплоть до данного момента, а следовательно являлся особо ценным языком.
Завидев Витьку с Габи алкаш почему-то ничуть не удивился, и проявил
неожиданную проницательность, дав показания не дожидаясь допроса. Вам,
ребята, видимо к бабе Клаве - направо около колонки и третий дом слева.
Дом нашли без проблем, и Витька, мерзко хихикая, послал робкого Габи
стучаться в дверь, а сам расположился сбоку, но так, чтобы увидеть
реакцию бабы Клавы на представшего пред ней негра. Может со страху
самогону нальёт подешевле, а может и весь аппарат отдаст. Но дверь не
открылась, а открылось окошко, а из окошка высунулась голова размером
примерно с это самое окошко, бритая наголо, а цвета лилово-чёрного.
Оценив ситуацию, голова неожиданно предложила - ну, заходьте,
заробитчанэ...
Тем вечером по следам пропавшей группы захвата вышла группа прикрытия.
После непродолжительного поиска группа подошла к дому, у крыльца
которого лежал Витька со стаканом в руке, любовно глядя на звёздное небо
стеклянными глазами, в позе человека готового обнять всю вселенную. В
дверном проёме, в трусах и майке, стоял младший научный сотрудник
Харьковского ВНИПИ Черметэнергоочистка Петро Омагумби, гостивший у тёщи
в деревне, и тихо напевал "Iхав козак за Дунай." А придерживаясь для
пущей стабильности за перила, с крыльца деловито мочился студент
третьего курса славного биолого-почвенного факультета ленинградского
государственного университета Габриэль Михайлович Рабинович.