Эту историю рассказал мне мой знакомый молодой бизнесмен Юра, который в
недавнее время тесно приобщился к религии и начал посещать православные
монастыри.
Недавно он посетил один древний, но небольшой монастырь (открытый
недавно), куда как раз приехал келейник (что-то вроде
секретаря-адъютанта) митрополита, возглавлявшего данную епархию. Надо
сказать, чин по церковным меркам немалый.
Это был молодой человек, недавно окончивший семинарию и посвященный в
иереи, и столь успешная духовная карьера ему несколько вскружила голову.
С важным видом келейник расхаживал по монастырю, давая указания как
вести хозяйство и церковную службу инокам, некоторые из которых состояли
в монашестве еще с советских времен.
Юра все это подметил (он все это время жил при монастыре как бы в
послушниках), и в день отъезда келейника (между прочим, приехал он на
новенькой "шкоде") подошел к нему и почтительно осведомился, нельзя ли
ему с ним сфотографироваться.
Келейник несколько удивился;
- Не вижу причин отказать, но зачем же?
- Познакомившись с вами, сразу зауважал ваше рвение к церковным делам. А
вдруг, достигнете вы самых высших чинов архиерейских? Вот знаете, много
ли сейчас сохранилось фотографий юности патриарха нашего, святителя
Алексия?
Польщенный келейник согласился, Юра попросил одного из монахов щелкнуть
их, после чего бросился на колени и попросил благословления.
- Да я как бы не по этой части, - пробормотал малость растерявшийся
келейник, - Да вы встаньте, встаньте...
- Не смею стоять в присутствии столь высокопоставленной особы, -
вымолвил Юра голосом отца Федора из "Двенадцати стульев", -
Благословите, батюшка! Грешен аз гордыней и высокумием, погряз в
тщеславии и честолюбии!
В глазах келейника отразился испуг (юродивый!), потом, он верно вдруг
что-то сообразил, торопливо перекрестил Юру, прыгнул в машину и почел за
лучшее прибавить газу.
... Наблюдавший за этой сценой настоятель монастыря подошел к Юре и
сделал ему строгое внушение за недостойную сцену. Юра и сам раскаялся,
что он избрал для розыгрыша духовную особу, и уже приготовился принять
епитимью, как вдруг игумен вздохнул;
- Вот дивись, бюрократ от Церкви, сыне! И что хуже всего, сам того не
ведает! Молоко на губах не обсохло, а уж измучил нас ревизиями, прости
Господи! А мы молчим. Напоет еще митрополиту, невесть чего, а мы еще и
на ноги толком не встали. Спасибо тебе, сыне... Может, одумается, а?
Юра возвел очи горе. А фотография у него осталась, и он ее бережно
хранит. Как знать, а вдруг этот келейник и в патриархи выйдет?!