Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
31 марта 2021
Всякая всячина
Тексты, не попавшие ни в основные, ни в читательские, ни в повторные. Собираются и хранятся исключительно в научных целях. В этот раздел вы заходите на свой страх и риск. мы вас предупредили!
Меняется каждый час по результатам голосования
" От Ярославского, от Ленинградского, от Савеловского, от Павелецкого, Киевского, Казанского, Белорусского, Виндавского, Курского… электрички набитые. Каждую минуту.
Потные толпы.
– Да что это вы меня, гражданочка, все в морду тычете?
" Николай Иванович Ежов думает о своем. Надо вернуться к делам. Но трудно к делам возвращаться. Сел за стол, раскрыл красную папку. Такие ясные цифры перед ним. Так просто делать выводы. Армию он под ярмо загнал. Чем выше положение командира, тем больше вероятности попасть под топор. И партию он истребляет ударным темпом.
По приказу Сталина-Гуталина.
Статистика увлекательна. Великая чистка направлена против всех. Но чем выше положение человека, тем больше возможностей загреметь под трамвай пролетарской справедливости. Обыкновенный советский человек за последние два года имел возможность попасть под карающий меч НКВД с вероятностью 5%. Мелкий беспартийный начальник – 7%. Член партии – 44%, член Центрального Комитета партии – 78%. Если эту зависимость поднять на самый верх… на человека в распахнутой солдатской шинели, в сапогах и зеленом картузе… то по статистике выходит, что он станет жертвой НКВД с вероятностью в 100%. Так говорит статистика. Надо просто уметь ею пользоваться."
Контроль
" – Объясняю. Допустим, тебе надо разогнать миллионную толпу. Это просто. Надо выдернуть из толпы любого, первого, кто попался под руку, и молотить его ногами. Молотить на виду толпы так, чтобы рядом стоящим все подробности были видны. Молотить до тех пор, пока брыкаться не перестанет. Затем выдернуть из толпы еще одного. И молотить. Когда мы пойдем за третьим, толпа побежит. Монолитная смелость толпы складывается из маленьких страхов составляющих толпу единиц. Задача: раздробить толпу на единицы. Раздробить единство на мельчайшие составляющие. Разделяй и властвуй. Примерно такая же работа и у товарища Сталина. Только он контролирует не уличную толпу, а толпу кабинетную, толпу хамов и проходимцев, дорвавшихся до власти. Если товарищ Сталин не будет их стрелять, они сожрут все общество и пропьют все его богатства. Чтобы управлять управителями, товарищ Сталин вырывает любого и молотит ногами на виду у остальных."
Контроль
– Нет, мистер Холованов, мне домой пора. В Америку.
– Я вам вдвое больше платить буду.
– Нет, мистер Холованов. Пора мне.
– Ладно. Хорошо. Но есть проблема…
– Какая?
– Дело в том, мистер Хампфри, что вы работали на очень деликатной работе…
– Я понимаю, мистер Холованов.
– Вы слишком много знаете… Вы приедете в Америку и начнете рассказывать всем, что товарищ Сталин прослушивает телефонные разговоры своих ближайших соратников…
– Мистер Холованов, я никогда никому ничего не расскажу…
– Вот это деловой разговор, мистер Хампфри. Вот это деловой разговор.
– Да если я и начну рассказывать, мне никто не поверит: по документам я не в Советской России работал, а в Швейцарии. И письма домой мои написаны якобы из Швейцарии. И отправляли вы их, как я знаю, из Швейцарии…
– Все так, но нет у нас уверенности, что вы сдержите слово…
– Я дам вам расписку, мистер Холованов…
– Расписку? Это хорошо. Это вы верно придумали. Только что я буду делать с вашей распиской?"
Контроль
– Как что? Если я опубликую что-нибудь о системе подслушивания, вы подадите на меня в суд…
– Я не люблю суд. В суде можно выиграть, но можно и проиграть… Поэтому расписки мне недостаточно.
– Какие же еще вам нужны гарантии?
– Ваша жизнь, господин Хампфри, лучшая гарантия того, что вы никому ничего не скажете.
– Вы хотите меня убить?
– Ни в коем случае. Людей убивают только преступники. Я не хочу вас убивать, я хочу вас ликвидировать.
– Я протестую и требую, чтобы вы немедленно вызвали сюда моего адвоката.
– Адвокат – предрассудок буржуазного суда. Мы руководствуемся интересами своей страны и Мировой революции, нам не нужен адвокат, который будет доказывать, что мы не правы. Мы знаем без адвоката, что правы.
" Товарищ Берман – точка отсчета. И характеристика кратенькая: «Родился 10 апреля 1898 года. Из крестьян. На высокие посты в контрразведке выдвинулся сразу после революции. В возрасте 22 лет был руководителем тайной полиции самостоятельного государства – Дальневосточной республики (ДВР). После присоединения ДВР к Советской России руководил контрразведкой Дальнего Востока. С 1930 года – заместитель начальника ГУЛАГа НКВД, с мая 1932 года – начальник ГУЛАГа. С октября 1936 года – заместитель Ежова. С августа 1937 года – Нарком связи СССР. Любитель искусств. Являлся членом комиссии по продаже ценностей в Америку. Подозревается в краже ордена Андрея Первозванного на платиновой цепи с бриллиантами, общий вес бриллиантов – сорок восемь каратов; и ордена Белого орла с бриллиантами, общий вес бриллиантов – семь каратов. Был членом государственной комиссии по продаже полотен фламандских мастеров из коллекций Эрмитажа. По агентурным сведениям, умышленно занижал цены на полотна, за что получил крупные взятки от покупателей (см. особую папку 27/135), банковские счета – «UBS» в Базеле, «SBS» в Цюрихе (см. особую папку 33/741). Возглавлял строительство канала Москва-Волга. Тайно содержал публичный дом для посетителей высокого ранга и гарем для себя лично (см. особую папку 35/115)»."
Контроль
" Москва снова про Робеспьера болтает. Народ московский особый интерес к французской революции проявляет. Параллели напрашиваются: там церкви разрушали и тут у нас; там террор и тут у нас; там Робеспьер был объявлен Верховным существом, хм, тут параллель не прослеживается; там вождям Робеспьер начал головы резать и у нас процессы над вождями, правда, головы не отрезают, а только простреливают, а потом Робеспьера… того. Свои же."
Контроль
" – Товарищи девушки, сегодня перед вами выступит наш дорогой профессор Перзеев. Мы каждый день работаем рядом с этим незаурядным человеком, забывая, что он один из величайших знатоков психологии вообще и психологии людоедства в частности.
– Товарищи девушки, людоедство – это самая интересная наука…
– А марксизм-ленинизм?
– Хм. Это, конечно, так. Хм… Да. Правильно. Я бы сказал так: марксизм-ленинизм – вне конкуренции. Марксизм-ленинизм возвышается над всеми науками и, конечно, является самой интересной наукой, но сразу за марксизмом идет людоедство.
Одобрили девушки Перзеева: такого не вышибешь из седла.
– Итак, кто же такой людоед? Людоед – это самый обыкновенный человек, которому очень хочется кушать. Все мы с вами людоеды, только у всех нас сегодня был вкусный завтрак, и все мы сыты. Но как только… Одним словом, людоедство – самая интересная в мире наука потому, что изучает психологию человека, который превратился в зверя. Особый интерес представляет для науки именно переломный момент, именно грань, которая разделяет существование человеческое и существование скотское. Превращение людей в скотов происходит поразительно быстро. Не забывайте – на нас всего только шесть тысяч лет цивилизации легоньким слоем лежат, а если поскрести, то под этим слоем сто миллионов лет беспросветного зверства. Каждого человека в это зверство опять тянет, но не каждый сознается, что тянет. И не только психика тянет нас в пучину зверства – случаются ситуации, когда надо или сдохнуть, или сожрать ближнего. Даже не так: сожрать ближнего или ближний сожрет тебя. Терять нечего, и сильный пожирает слабого. Став однажды людоедом, человек обычно до конца жизни им остается, хотя и старается это скрыть. Это как убийство: один раз убил, другой, а потом как втянешься! В людоедство втягиваются быстрее, чем в обычное убийство. Людоедство более сильный наркотик, чем убийство без пожирания трупа. В людоедство человек втягивается сразу после первого акта, редко – после второго. Навсегда. Если после первого акта людоедства у человека потом всегда будет достаточно пищи, то и тогда он тайно или явно людоедом остается. Он может практиковать людоедство активно или только мечтать о нем, но это дела не меняет: он людоед. "
Контроль
" Ложатся на сталинский стол оперативные сводки о московских слухах за прошедшую неделю. За подписью товарища Маленкова. За подписью товарища Ежова. За подписью Холованова. Еще за чьей-то неразборчивой подписью. Сообщают независимые источники о том, что зарегистрировано новое, не встречавшееся раньше, оскорбительное выражение: «Брешешь, как Троцкий»."
Контроль
" Не спит Институт Мировой революции. Не спит никогда. Полки бесконечные и папочки на полках – вот оружие защиты Революции! Материал по всем странам. По всем континентам. По капиталистам. Помещикам. Социал-демократам. По либералам и социалистам. По левым радикалам и правым умеренным. По генералам и офицерам. По журналистам: написал мерзкую статейку про Советский Союз, про НКВД, про товарища Сталина, и все, и появилась на тебя папочка. Тоненькая. Один в папочке листочек – твоя статейка. Еще одну напишешь клеветническую, и станет твоя папочка толще ровно на один газетный листик. Можешь потом сто хвалебных статей писать. Хорошие не в счет. Хорошие тебе ничего не прибавят и не убавят. Плохого говорить не надо. Вот так. Сидишь где-то в своем Париже, пером бумагу карябаешь. И не знаешь.
" Так что если, например, товарищ Троцкий говорит по телефону с товарищем Бухариным, то в их линию вообще никто подключиться не может. Никто не может подслушать. За исключением товарища Сталина. Товарищ Сталин подключается к разговорам и товарища Троцкого, и товарища Рыкова, и товарища Бухарина, и товарищей Зиновьева с Каменевым. Заботлив товарищ Сталин: подключится, разговору не мешает, а только все слушает, хорошо ли слышно? Слышно хорошо. "
Контроль
" Когда-то очень давно товарищ Ленин сидел в шалаше. Сидел и мечтал. Ясно товарищу Ленину, что любая революция должна истреблять своих врагов. А врагов у революции при любом раскладе всегда набирается больше, чем друзей. Какие классы и социальные группы надо истребить, каждому ясно. Но озарила ленинскую голову гениальная идея: враг может оказаться среди лучших друзей. Кто Цезаря убил? Кому Цезарь кричал: «Tu quoque, Brute!»? Бруту кричал – фавориту. А кто Робеспьера на гильотину отправил? Те, кто возвел его в ранг Верховного существа. А кто Бонапарта от власти отставил? Маршалы, которых Бонапарт вывел из грязи да прямо в князи. А Емельку Пугачева кто выдал? Свои выдали. Да мало ли? Вся история на том стоит.
Вывод? Вывод прост. За друзьями лучше присматривать надо. Чем ближе друзья к вершине власти, тем опаснее, тем больше у них соблазна власть захватить, тем больше у них возможностей это сделать. А ведь есть у Ленина друзья, которых лучше сразу к стенке поставить, чем ждать, пока они в самый неподходящий момент за горло возьмут. Надо бы заранее их списочек иметь.
Не долго думая, вырвал товарищ Ленин листочек из блокнота, прищурился, глянул вдаль и пошел строчить имена. Быстро листочек исписал, удивился и вырвал второй. Быстро второй исписал и тогда решил, что листочков не напасешься. Взял товарищ Ленин большую синюю тетрадь, раскрыл ее и пошел писать сначала. Долго писал. Исписал тетрадь до конца. Надоело.
Но труд ленинский не пропал даром…
8
Потом взяли товарищи коммунисты власть, создали особые чрезвычайные органы для борьбы с контрреволюцией, и пошли те органы истреблять враждебные партии, общественные группы и целые классы. Но помнит товарищ Ленин о тетрадочке. Уничтожает врагов классами и группами и друзей не забывает. Только беда: врагов у революции множество, но и друзей, которых неплохо бы было истребить, тоже немало. Никак в одну тетрадочку не вмещаются. Вызвал товарищ Ленин товарища Сталина и приказал работу продолжать.
Занялся товарищ Сталин работой, но скоро и он понял, что так просто за пару месяцев на всех друзей, которые могут превратиться во врагов, списков не составишь. И посадил товарищ Сталин на эту работу ответственного товарища, своего личного секретаря, Григория Каннера, дал ему помощников, выделил помещение и сказал: занимайся этим всегда.
Кто-то подумать может: поручили Сталину, а он взял и на другого переложил. Нет, нет. Будем к товарищу Сталину справедливы: не забыл товарищ Сталин этого дела, а взял под свой персональный контроль. Пишет Гриша Каннер списки, а товарищ Сталин их проверяет, корректирует, утверждает. Врагов ударным темпом истребляет ЧК, а Гриша Каннер пишет списки друзей, которых тоже забывать не следует…
Быстро первая градация нащупалась: друзья бывают внутренние – советские, и внешние – зарубежные. И потому для их учета пришлось создать отдел. Пришлось и списки разделить на две категории. Раз так, то отдел учета друзей был разделен на два сектора: внешний и внутренний. Но и внешние, и внутренние друзья делились на множество классов, типов и сортов. И потому отдел учета был превращен в управление с отделами и секторами.
9
Товарищ Сталин не просто следил за составлением списков, но и рекомендовал ввести систематизацию по алфавиту, по степени вредности друзей, по категориям деятельности. И еще товарищ Сталин рекомендовал не растягивать списки, а при любой возможности их укорачивать. Не ждать Мировой революции, а уже сейчас друзей, которые могут оказаться врагами, понемногу постреливать. Нечаянно. На охоте. И резать их. На операционном столе. Чтоб больше не встали. Или рекомендовал того или иного друга во время купания дернуть немного за ноги. Или ясным тихим рассветом перевернуть слегка лодку с одиноким рыбаком. И чтоб концы – в воду. Для выполнения таких фокусов был создан ОМД – отдел мокрых дел.
Некоторых друзей лучше не топить, но подтолкнуть под автомобиль идущий. Или под поезд. А товарищ Сталин рекомендует не просто списки писать, но на каждого друга заводить папочку. К 1923 году разрослась организация, и надо ей имя благозвучное придумать. Можно, конечно, назвать: Управление борьбы с друзьями Мировой революции. Не звучит. Надо мягче. Почему управление? Почему не институт? Институт Мировой революции. Коротко и ясно.
" Но если мы делаем всю эту работу, то чем же тогда занимается НКВД?
– НКВД контролирует всю страну и многое за ее пределами. А мы контролируем НКВД. И еще: есть два типа заговоров. Первый тип, это когда есть плохой человек, его надо немножечко расстрелять, но доказательств нет. Вот тогда ему как дохлую собаку на шею вешают заговор. Такие заговоры каждый придумывать умеет. Такие заговоры считаются золотом. Но фальшивым. НКВД имеет разрешение и приказ такие заговоры фабриковать. Мы же не имеем такого права, мы фальшивого золота не производим. Мы ищем заговоры настоящие. И прежде всего – в самом НКВД. Заговоры есть, но мы не знаем, где они. Найти заговор, по нашим понятиям, – найти самородок. Я не ставлю тебе никакой задачи, я не приказываю тебе искать заговор в каком-то конкретном учреждении, в какой-то конкретной группе людей. Если бы я знал, где заговор, то сам бы его вскрыл. Поэтому мы работаем тут, как золотоискатели на Клондайке: мы не указываем, кому где золото искать. Если бы знали, то там бы сами и копали. У нас каждый сам для себя ручеек выбирает. Внизу библиотека с самыми секретными документами советских учреждений и библиотека с личными делами на десятки тысяч людей. Выбирай любое поле для своей деятельности. Работай на каком угодно участке, только чтоб золотишко однажды нашла. Ищи заговоры и находи. В крайнем случае – находи новые приемы и способы контроля высшего руководства страны."
Контроль
" Историю Верховного существа товарищ Сталин знает. Интересовался. Рядом со сводками на сталинском столе старая книжка – Густав ле Бон. «Психология толпы». Непостижимо поведение толпы. Грозная, непредсказуемая стихия. У толпы всегда есть вожаки и подстрекатели. Почему толпа вдруг заговорила про Робеспьера? И еще одна сводка о слухах за неделю. О том, о сем. Популярная тема недели: Робеспьер.
А вот сводка от Холованова: цены и Робеспьер.
А что товарищ Ежов докладывает?
Товарищ Ежов докладывает о ценах. Ведомство товарища Ежова тему популярную про Робеспьера не зафиксировало."
Контроль
" Доминирующего слуха на прошлой неделе не было. Болтали о том и о сем. О том болтали, что снижены цены на мясо, на масло, на хлеб, на яблоки, на водку. Радуются люди. Еще болтали о том, что пропали разом мясо, масло, хлеб и яблоки. Только водка осталась. Дешевле на десять процентов, а качеством хуже – на сто.
И еще про Робеспьера Москва болтает. Это не слух, а тема популярная. Робеспьер был лидером Французской революции, а потом загремел под сверкающее лезвие. Свои же ему голову и оттяпали…"
Контроль
" – Мистер Стентон, у вас в Америке есть очень хорошее выражение: любопытство губит кота… – В глазах гостя сверкнуло нечто такое, что согнало улыбку с губ мистера Стентона. – Очень вас прошу никогда никому не высказывать ваших предположений относительно наших заказов. "
Контроль
Положил Холованов на стол товарища Сталина аккуратную стопку листов отпечатанных. Оперативная сводка о московских слухах за неделю.
Отчет – семь страниц. Потому как неделя – семь дней. 52 оперативные сводки в год. 365 страниц.
Потому как на первой – доминирующий московский слух – о том, что парашютистка разбилась на воздушном параде. И вторая страница – о том же. И третья. И четвертая. И тэ дэ. Только на каждой странице подробностей фантастических добавляется. В первый и второй день слухи парашютистку по фамилии не называют. С третьего дня выясняется, что по фамилии парашютистка была не то Стрельникова, не то Стрелкова. Москва только о ней и говорит. К Холованову все слухи стекаются. Специальный отдел материал обрабатывает, отчет готовит, Холованов отчет подписывает и товарищу Сталину – на стол. И рад бы Холованов написать отчет о каких-то других слухах, а парашютистку вскользь помянуть. Не выйдет. Кроме холовановского отчета на сталинском столе – отчет о московских слухах из НКВД. За подписью товарища Ежова. И еще один – из ЦК. За подписью товарища Маленкова. Маленков не знает, что докладывает Ежов. Ежов не знает, что докладывает Маленков. Оба не знают, что докладывает Холованов. В принципе Ежов с Маленковым и все их подчиненные вообще не должны знать, что Холованов со своими ребятами ту же самую работу делают. А Холованов доступа не имеет к отчетам НКВД и ЦК. И еще кто-то товарищу Сталину докладывает. Помимо Холованова. Помимо ЦК. Помимо НКВД. И все – про парашютистку. Так система придумана, чтоб источники информации были независимыми друг от друга. Чтобы не было монополии. Как Холованову соврать при таком раскладе? Никак не соврешь. На фоне других докладов твое лукавство высветится. Потому все семь страниц холовановского отчета об одном слухе, который Москву переполнил от подземных станций метро до самых звезд кремлевских. (Доложили Холованову утром: вчера трое рабочих чистили красную звезду на Троицкой башне и все о парашютистке трепались… Не из одного источника информация получена, а сразу из трех независимых источников…)
При такой постановке работы поди обмани."
Контроль
" Юркнул «Главспецремстрой» в неприметный, травой заросший тупик меж двух кирпичных стен и замер. Открылась дверь вагона. Выпрыгнул товарищ на битый кирпич, и – в какую-то закопченную дверь.
И был таков.
Никто его не видел. Некому тут быть меж двух стен заводских. Некому выпрыгнувшего товарища разглядывать.
А если бы и было кому, все одно – не узнал бы. Потому как наш товарищ выпрыгнул не в сверкающих сапогах, не во френче и галифе, а в английском костюме фирмы «Остин Рид», в ботинках фирмы «Фамберленд», в шляпе на глаза, с плащом на левой руке, с портфелем крокодиловой кожи – в правой. И уже совсем он и не товарищ Холованов, а товарищ Беев, гражданин Болгарии, ответственный сотрудник Коминтерна."
Контроль
" Навезли из Москвы табуны чекистов. Тренировка. С виду – просто парни в кепочках, в пиджачках, в футболочках полосатых. Вроде даже и не чекисты. Присмотришься – они. "
Контроль
" А в нормальной обстановке, чуть что, они все втроем по восемь патронов в Холованова врежут, сменят магазины – и еще каждый по восемь. А пока улыбаются они Холованову. И он им улыбается. Почтительны те трое: сталинский личный пилот. С таким не шути. С другой стороны, прикажут завтра – и превратится сталинский личный пилот в обыкновенного клиента с маленьким входным отверстием в затылочной части черепа и с большим выходным отверстием в лобовой части. Может быть и наоборот. Можно к товарищу Холованову в лапы попасть и превратиться в его клиента… Потому лучше с ним пока не ссориться, а улыбаться: как дела, дорогой товарищ? "
Контроль
" – Последнее вам задание, товарищ Холованов. Перед тем, как мы вас расстреляем, вам предстоит слухи о парашютистке пресечь. Думали ли вы над тем, как это сделать?
– Думал, товарищ Сталин. И решил слухи не только пресечь, но обернуть в нашу пользу.
Остановился товарищ Сталин возле окна и долго рассматривал звезду на Спасской башне, на которую как раз трое рабочих забрались. Маленькие звездочки. Если снизу смотреть. Но люди на звездах – и того меньше. Букашечки. Высота, черт ее побери. На высоте только им сейчас и разговора о том, кто с высоты свалился. И никак эти слухи не пресечешь. Холованов предлагает пресечь и повернуть в свою пользу? Интересно.
– Продолжайте, товарищ Холованов.
– Отрицать то, что парашютистка разбилась, невозможно. Поэтому я дал Отделу распространения слухов приказ: все разговоры о гибели парашютистки не пресекать, а поощрять их и усиливать.
– Занятно.
– Обратите внимание, товарищ Сталин, в первые два дня говорили просто о парашютистке, не называя по имени. Последние пять дней не просто говорят, что безымянная парашютистка разбилась, а называют ее – Стрелецкая. Ошибочно называют. Это работа моих ребят. Не отрицая факта гибели парашютистки, мои ребята направили слухи в другое русло. Где их легко пресечь. И обернуть нам на пользу. Опровергать гибель какой-то безымянной парашютистки невозможно и глупо. Но опровергнуть гибель парашютистки Стрелецкой просто. Ведь она жива и здорова. Поэтому пусть Москва пока болтает о гибели парашютистки. Но не какой-то вообще, а именно о гибели Стрелецкой! Все внимание на Стрелецкую персонально. Чем больше слухов о ее гибели, чем больше подробностей, тем лучше.
– А Стрелецкую надо спрятать, чтобы ее никто не видел.
– Товарищ Сталин, я ее спрятал немедленно после случившегося. Никто, кроме вас, меня и самой Стрелецкой, не знает, какая из двух парашютисток погибла.
– Но кто-то же видел труп той, которая действительно разбилась. Как ее? Михайловой.
– Труп Михайловой близко видели Стрелецкая и я. Все.
– Хорошо, товарищ Холованов. Хорошо.
– Так вот, если все будут говорить, что погибла именно Стрелецкая, и вдруг выяснится, что она жива и здорова, то… слух будет убит. Психология толпы такова, что никому не придет в голову вспомнить о другой парашютистке. Если кто-то вчера повторил ложный слух о гибели Стрелецкой, то завтра он будет посрамлен. Предлагаю и настаиваю, за следующую неделю слухи о гибели Стрелецкой довести до высшей точки, а потом Стрелецкую показать.
– Где?
– Только не в прессе. Будет подозрительно. Показать ее там, где ее знают и помнят. На заводе «Серп и молот». А уж потом и в прессе. Так, невзначай."
Контроль
" А Холованов с толпой, как со зверем – то ласкает, то плетью врежет: то шутки-прибаутки, а то как завернет про происки врагов. Мигом толпа суровым гневом наливается. То про политику партии любимой – тут ему овация, вроде он сам и есть вся партия. Хлопают ему так, как хлопали бы партии родной, которая народ к светлым горизонтам ведет. А он – про самого любимого из людей, про того, кто ночами не спит, за народ болеет. Тут уж зал – в истерику. А он с высоких нот да снова в шутки. Рассказывает, а в ответ ему то взрыв хохота, то аплодисмент, аж окна звенят. И снова хохот. Веселый товарищ. Толковый. "
Контроль
" Одним словом, смеялись бы и дальше, если бы Холованов не протянул руку к парню с наглой мордой, мол, ваш вопрос, дорогой товарищ.
А тот и ляпни:
– Все у вас складно, товарищ парашютист, а вот у нас тут в цехе Настенка Стрелецкая полы мела, заманили ее красивыми словами в парашюты ваши. Нет ее больше, Настенки.
Замерла толпа на полдыхании. Голубь под крышей крылами бьет – слышно. Год на дворе – одна тысяча девятьсот тридцать седьмой. Наглости такой… Заморозило зал. В ледяные глыбы толпу обратило. Оцепенели разом все.
«Провокатор» – совсем тихо, глядя под ноги, вроде сам себе сказал некто в сером. Тихо сказал, но услышали. А он громче повторил: «Провокатор». И вдруг дурным взвопил голосом: «Провокатор!»
И первым на провокатора – когтями в морду. Словно крючьями. И все вокруг стоящие – на провокатора. Рви его!
И разорвали бы.
Но протянул Холованов руку:
– Стойте! Если виноват гражданин, так не терзать его, аки барс свою жертву терзает, но доставить куда следует! Разобраться, с кем связан, кто его подослал, кто его подучил провокационные вопросы задавать, кто ему деньги платит. Рвать сорняк, так с корнем! И вообще. На чью мельницу воду льете, гражданин!? Приказываю! Рядом с ним стоящие, сомкнуть кольцо! Чтоб ни один волос с его головы не упал. Сейчас завершим митинг, я этого субчика сам на своей машине доставлю куда следует.
Сомкнулись вокруг наглеца передовые сознательные рабочие. Стеночкой в четыре стороны. Квадратом непробиваемым. Коробочкой.
– Советский суд вынесет вам меру. Только кто вам, гражданин провокатор, сказал, что Настя Стрелецкая разбилась?
А он, с мордой изодранной, эдак надменно подбоченясь:
– Да вся Москва говорит!
Тут уж к нему бросились со всех сторон: бей гада!
Но те, которые вокруг наглеца коробочкой, проявили сознательность – прикрыли.
И Холованов толпе:
– Нельзя его убивать! Убивая провокатора, мы тем самым мешаем следствию. И еще: вот кричите все, а ведь и среди вас есть такие, которые поверили слуху, что Настя Стрелецкая разбилась. Я вам, товарищи, честно признаюсь, тоже грешен. Наслушался всяких разговоров и сам нос повесил. Хорошая девушка. Да многие же ее тут знают. И я ее знаю. Прыгали вместе. Потому как услышал про смерть ее, приуныл. А она в это время выполняла ответственное правительственное задание. Не могу сказать, какое. Тайна государственная. Но верю, что скоро наградят ее. Самым что ни есть важным орденом. А вчера аэродромом иду, и что вы думаете? Настя Стрелецкая с парашютом – навстречу. Ты ж, говорю, разбилась, а она смеется!
Молчит цех. Молчит, в тысяче глаз укор: провокатора мы разорвем в клочья, если будет на то ваша воля, товарищ Холованов. И вам бы самому первым на провокатора броситься и застрелить его. Чтоб народ не мутил. Но обманывать нас не надо. Сами видели: разбилась девка. И знали ее тут в этом цеху многие. Провокатора убить – ваше право, товарищ Холованов, а врать народу не к лицу. Даже полярному герою.
– Ладно, – Холованов говорит. – Москва слезам не верит и словам не верит. Знал, не поверите. Потому Настю Стрелецкую с собой привез. Настюха, а ну иди в цех родной. Покажись народу.
– Товарищи! Вот вам пример коварства вражьего: «Вся Москва говорит». А вы уши развешивайте! А вы верьте больше! Где ж наша бдительность революционно-пролетарская? Когда враг открыто говорит, возмущаетесь все. А если тот же враг по трамваям в уши шепчет, так слушаете. Правду говорю?
– Правду, – дружно согласились.
– Этот мерзавец вам тут шептал, а его никто не остановил, никто ему язык не вырвал!
– Да мы его, товарищ Холованов, впервой видим! Не наш он.
– Значит, заслан! Держите там?
– Держим! – ответили сознательные рабочие в тридцать глоток.
– Наш революционный долг – не допустить, чтобы такие молодчики, как он, наши головы дурили. Наш долг – провокаторов и шептунов – к стенке! Ведите сей же час его в мою машину. Да стерегите. Вместе куда следует доставим.
– Доставим! – тридцать глоток ответили.
– А вам всем, дорогие товарищи рабочие завода «Серп и молот», советские парашютисты просили передать пламенный привет прямо из-под самого из поднебесья!!!
4
В машину водитель дверку открывает. Холованов с Настей на заднее сиденье садятся. У Холованова в руках «Лахти Л-35» – на провокатора наставлен. Повязан провокатор ремнями брючными, веревками, цепями – всем что под руку попалось, в ноги Насте и Холованову брошен. Подножки автомобиля – сознательными рабочими облеплены. И вторая сзади машина ими же перегружена. Для охраны.
Выехали с завода без труда – в честь приезда Холованова милиции было много – толпу оттеснили, машины пропустили.
Отъехали.
Холованов свой «Лахти» в кобуру прячет. Кобуру застегивает. Сознательные рабочие провокатора развязывают. Трет он руки отекшие. На среднее сиденье полез, – обтирая платочком грим с лица. Ему с подножки некто в сером:
– Товарищ Ширманов, я вам харю не сильно покорябал?
– Ладно уж. – И к Холованову: – Ну как я вам вопрос, товарищ Холованов?
– Хорошо, Ширманов. Хорошо. И ребята твои хорошо работали. Всем им от моего имени – один дополнительный выходной."
Контроль
" Слухи по Москве: заслал Троцкий из-за кордона банды шептунов-брехунов. На один только «Серп и молот» – сто. Врали шептуны такое – уши вянут. Говорили, будто власть советская девку живую без парашюта бросала из-под самых небес. А девка жива-здорова. Стрелкова. Или Стрелина. Шептунов вчерась ночью брали. На «Серпе и молоте» всех, у кого язычок больше стандарта, выловили. Двести их было. Точнее – двести пять. Пятерых парашютист Холованов прямо на заводе поймал. Летел на полюс. Дай, думает, прыгну на завод да одного брехуна поймаю. И что же вы думаете? Прыгнул с парашютом и – хвать одного. Хвать другого. За полчаса – пятерых. Связал всех одним парашютом… А других ночью брали. Но тех уже обычным порядком. С кроваток. Тепленькими.
И по другим заводам брали. Три тыщи. Или четыре. Поделом. "
Контроль
" К самому рассвету подвезла ее длинная черная машина – дело известное. Были уже тут такие: сначала к отбою опаздывали, потом к рассвету возвращаться стали, потом возвращаться стали на длинных черных машинах. Потом возвращаться перестали… "
Контроль
" – Я разбираюсь с историей Великой Французской революции. Был там у них за главного некий Робеспьер – Верховное существо. Был полный революционный порядок. Резали народу головы, и все было великолепно. А потом Верховное существо начало резать головы своим… Ну его, понятно, того… свои ему голову и оттяпали."
Контроль
" молоденький шеф НКВД, на петлицах звезды, как у маршала.
«Родился 1 мая 1895 года. Пролетарского происхождения. Хорошо поет. Ценитель искусств. Образования не имеет. Лечился от педерастии. Не долечился».
Стукнул в дверь профессор Перзеев, зашел, похвалил: молодец, Жар-птица, фотографии клиентов перед глазами иметь надо, в глаза клиентам почаще заглядывать. В мир внутренний проникать.
фотографию жены – Женечки Хаютиной-Ежовой с характеристикой: «Делу партии предана. Проявляет революционную бдительность. Настойчиво изучает теорию марксизма-ленинизма. Любит икру осетровую. Домработниц бьет. Одевается в Париже. Владеет самой богатой в Москве коллекцией женской одежды. Любимые духи – «Лориган Коти». Любимые камни: сапфиры с чернотой; изумруды цейлонские, светлые, с внутренним сиянием; бриллианты бесцветные или розовые. Хорошо ориентируется в шкале прозрачности бриллиантов. Лето проводит в Ялте, зиму в Барвихе и на курортах Австрии. Сожительствует – см. особую папку 29/815. Сожительствовала с Ежовым, когда мужем был Хаютин». Тут же и про Хаютина кратенько: «Враг. Троцкист. Террорист. Вредитель. Своей женой изобличен в связях с германской, польской и японской разведками. Ликвидирован»."
Контроль
" Так будут жить все люди в двадцать третьем веке. Если их много не расплодится. А сейчас пока так можно строить только для тех, кто на самой ответственной работе. Только для тех, кто ведет мир к Мировой революции, к всеобщему счастью и равенству."
Контроль