Уроки мужества.
В середине 80-х мы были всемогущи и всезнающи. В 16 лет по-другому и не
бывает. Мы уже поняли, как нас обманывают и разобрались в жизни: гниющий
и деградирующий Запад, чьи долетающие до нас атрибуты гниения были на
две головы выше нашей прогрессивной и передовой жизни; образ коммуниста,
примера которого не найти днём с огнём; красно-черные плакатные трудяги,
воплощенные в вечно бухих пофигистах, выносящих домой заводы. И в нашем
сознании в ту же строку становились ветераны. Подвиг ветеранов, который
вбивался в молодые дурные головы на всех уровнях массовой информации –
бесил своим очевидным несоответствием с реальностью. В реальности были
убогие старики, которые менторским тоном вещали нам обрыдлые прописные
истины, требовали уступить место в автобусе и мелко собачились в
очередях за сахаром. Сейчас смешно и стыдно вспоминать, но тогда я
смотрел на красивые бензиновые взрывы в голливудском Вьетнаме, и внешне
нелепые земляные фонтанчики в наших фильмах, и становилось ясно, что и
тут врут. Фашисты не отлетали и не дергались от наших выстрелов, не
говоря уже о том, что и попадали в них редко! Толпа наших с винтовками,
которые мрут как мухи едва выбравшись из окопа, и Чак Норрис с
пулеметом, в одиночку от бедра выносящий базу вьетнамцев. Нам стало
ясно, что такое герой, и как убоги были наши успехи в Войне. И реально
существующие немощные старики стали понятны – исчезло несоответствие
между нынешними бытовыми брюзжалками и образом героя в гимнастерке. Они
просто всегда были такими – криворукими обывателями, и понятно
соотношение 7 к 20 миллионам потерь, озвученных Хрущевым. Уроки мужества
в школе усугубляли – ветераны читали по бумажке. Потом уже узнал и
понял, что сАмое не вспоминали даже между своими, а уж детям
рассказывать…
Вот так мы думали, я и Димка Смирнов, друг с горшка. Отцы, заядлые
охотники, дружили. Пятиэтажка на окраине, за гаражами (наш последний)
уже почти лес. На вторых майских за гаражами мы с Димкой попивали
найденный у меня в гараже портвейн. Всё было продумано: отец с дядь
Петей вернутся с охоты только завтра, пустая бутылка под ветошью
аккуратно разбивается, сверху ключ на 16, компотная лужа в гаражной пыли
будет похожа. На обед прийти не обещали, а до ужина протрезвеем («да и чё
там пить…»). После вчерашнего дождя грунтовка между гаражами была
сплошным месивом, и пили мы на свежей травке с тыльной стороны, так
чтобы из окон не было видно. Напрочь не помню, что там случилось, но
охота отменилась, и мы услышали голоса. Скрываться было бессмысленно и
опасно – мы не закрыли гараж, за что могло влететь сильнее, чем даже за
портвейн. С которым, кстати, всё обошлось, на фоне родительского выхлопа
наш был незаметен. А может они и знали, сейчас уже не у кого спросить.
Стали разбирать рюкзаки: многое хранили в гараже. Дядя Петя расчехлил
своё ружье и что-то стал показывать отцу, и в этот момент показался
Старичок. По крайней мере так мы его с Димкой называли, имени мы не
знали. Странно (по тем временам) необщительный, ни во дворе в домино, ни
просто так. Утро 9-го мая, Старичок в парадном пиджаке, неуклюже
пробирается по грязи, стараясь не соскользнуть в обширные лужи. Танкист.
2 ордена Красной звезды, Медаль за отвагу, и два ряда планок. Потом,
узнав его поближе, я понял, что Сергей Фёдорович носил только то, что
считал абсолютно заслуженным, но в тот момент, на почве лёгкого
подпития, это стало предлогом поиздеваться. Для того, чтобы в
присутствии взрослых, высказать и аргументировано отстоять свои
гениальные мысли о реальном устройстве мира. Мы же уже поняли, что война
тоже фикция, и сейчас озвучим, и родители услышат и проникнутся нашим
взрослением, и … Нет, не буду рассказывать, что выдал я, и как подхватил
Димка. До сих пор стыдно. Про вышивание цацок для компенсации малого
количества наград и так далее. У старика мелко дрожал подбородок. У отца
на нижней губе повисла «Прима», подпалив бороду, но он никак на это не
реагировал. Именно это неестественное в нормальной ситуации зрелище меня
и заставило заткнуться. А Димка смотрел только на Старичка, и продолжал
фонтанировать, перейдя к теме «вот я бы на его месте». И тогда дядя
Петя, перехватив ружьё как дубину, наотмашь, ударил Димку плоскостью
приклада по лицу. Удар был не сильный, два зуба сломало, но Димку
развернуло на 180 и он рухнул спиной в полужидкую грязь. Мгновенно
хлынула кровь из носа. Дядя Петя с перекошенным лицом одним движением
загнал сразу оба патрона, и вскинул ружьё. И это был, без преувеличения,
самый страшный момент в моей жизни. Привычный с детства добродушный
алкаш превратился в совершенно незнакомое озверелое чудовище, которое
только что разбило лицо сыну и теперь целится в него из ружья. И в ту
секунду я верил, что дядя Петя сейчас застрелит Димку, который стал лежа
на спине отползать назад, не сводя глаз с отца. И почему-то молчит и не
двигается на периферии мой. И раз не двигается, значит… значит так
надо?!?! Значит то, что происходит – правильно?!?! Я потом спрашивал, он
сказал "Не думал, что Петя правда выстрелит". А он выстрелил. Рядом, в
полуметре от Димки, взметнулись такие же как в фильмах несерьезные
жидкие фонтанчики грязи и Димка пополз быстрее. А дядя Петя страшно
заорал «НУ!! А ТЕПЕРЬ ВСТАНЬ И ДАЙ МНЕ ПИЗДЫ!» и опустил ружьё. «НУ!!!».
И через две минуты тишины, уже не громко, но не менее страшно. «А вот
он (показал на Старичка) – четыре года так. В грязи, крови, говне, и под
пулями».
Я однажды рассказал эту историю профессиональному психологу. Я узнал,
что это был вопиющий идиотизм, что разрушение образа отца ради
отвлеченных идеалов ничем не оправдано, что Димка вообще ничего не
понял, что никакие мысли у него никогда и нигде не отложились, был
только шок и ничего более, и что сажать надо таких придурков, как дядя
Петя. Наверное, если бы меня там не было в тот момент, а я бы просто
узнал об этой истории, он бы меня убедил. Но в тот момент я ОЩУТИЛ, за
что Тарас Бульба убил своего сына. Не «понял», просто понимать головой
это ничто, а именно ощутил во всей кристальной ясности. В тот момент я
понял, что действительно есть НАДличностные ценности. И, понял КАК
чувствовали себя люди на фронте, и ЧТО они сделали. На всю жизнь понял.
Низкий поклон всем участникам Великой Отечественной.
P.S. Димка тоже понял. Именно он успокаивал Фёдора Сергеевича и
оправдывал своего отца. Выстрел слышали, но замяли, праздник всё-таки.
Как я был всенародным любимцем.
Уверены, что на самом-то деле никогда не был? - Судите сами.
Хоть раз расступались перед вами огромные очереди, приглашая пройти к
прилавку первым? Хоть раз отрезали вам продавцы лучшие куски «дефицита»
и давали их, отрезанные с явным перевесом, не взвешивая? Хоть раз
подходили к вам незнакомые люди и совали вам в рюкзак даром то, что они
только что купили для себя и своей семьи, отстояв эти же самые очереди?
А я испытал однажды эту поистине всенародную (в «Гастрономе» под
высоткой на Восстания в его бесконечных очередях были представители, я
уверен, всех наших республик) любовь, хотя и не я первым слетал в
космос, и даже по телевизору меня показывали очень редко. И не знали эти
люди, как и я не знал, что именно из-за меня с моими этими покупками
через несколько часов убьют поблизости троих молодых парней – трёх
последних Героев Советского Союза. А, может быть, и сам «Нерушимый»
из-за этого же рухнул (как в притче про выпавший из подковы королевского
коня гвоздь). Кто знает?
Ранним утром того дня я зашёл в Поссовет Мамонтовки, Пушкинского р-на
М.О., и председатель посоветовал мне на работу в Москву не ехать: по
полученной им только что информации все дороги забиты войсками и
техникой, Ельцин расстрелян, идут аресты и уничтожение других
предателей, введён комендантский час, итд.
Меня это не особенно взволновало. Я уже был очень разочарован отказом
Ельцина ответить в прямой трансляции на вопрос к нему Горбачёва: топили
ли его в реке на самом деле, или он всё это выдумал? Ответ Ельцина «это
моё сугубо личное дело», - в такой ситуации для меня не ответ.
Мне не понравилось и приглашение Ельцина гражданам Москвы и области
самим вырыть себе на уже замёрзших тогда колхозных полях картошки: кто
сколько сможет, чтобы хоть как-то улучшить положение с продовольствием.
Когда милиция в тот же день всех этих «картофелекопателей» на въезде в
Москву потрошила и оформляла протоколы о кражах на эту мёрзлую,
полугнилую картошку с грязью, сразу же вспомнился провокатор Гапон итп.
«Пускай они там себе делят власть, да друг-друга убивают, а мне нужно на
свой хлеб зарабатывать», - решил я, и всё-таки на работу поехал.
В метро ко мне подошла группа молодых ребят и девушек: «Вы тоже к Белому
Дому? » (указывая на мой рюкзак). «Не-е, я – к жёлтому» (это не про
психушку, просто я работал в доме этого цвета). Ребята стали меня
уговаривать идти с ними на защиту Ельцина (оказалось, пока неубитого),
потому что этой ночью будут Белый Дом штурмовать, и потом уже начнётся
опять настоящий 1937 год. Я пообещал им подумать насчёт их предложения
до вечера, и даже на самом деле подумал, читая сыновьям очередное (как у
нас было заведено) письмо Сенеки к его юному другу.
Сенека утверждает, что человек всегда может совершить честный поступок:
если не можешь бороться со злом – поддерживай тех, кто борется. Не
можешь поддерживать открыто – делай это тайно. Не можешь даже тайно –
возражай, когда другие их осуждают. Не можешь возражать – приди и молчи,
итд.
Согласившись с Сенекой, я решил, что мне, пожалуй, следует съездить и
купить еды для тех, кто всё-таки решил защищать Белый Дом. Ведь, что про
Ельцина ни говори, а полюбили-то все его за по-настоящему прекрасный его
поступок – публичный отказ от членства в КПСС. Всей стране пример
показал, которому она затем и последовала. И кто сегодня посмеет
спорить, что для ВСЕХ было бы намного лучше, если бы «ряды» КПСС с
самого начала покинули бы все те, кто на самом-то деле коммунистом быть
не хотел, а то и вообще не собирался?
Только что объявленный в Москве комендантский час меня не испугал. Я уж,
простите, нашу армию знаю лучше, чем дающее ей подобные приказы
начальство, и как он будет выполнен – тоже знаю.
Покупки продовольствия (а тогда почти за каждым продуктом была своя,
отдельная очередь) началась с обыденной очереди за хлебом. Когда я
попросил продавца дать мне 20 буханок и батонов, она слегка вздрогнула
(покупка одним лицом более двух трёх была серьёзным нарушением, а в
сельской местности даже основанием для ареста) и какое-то время молча на
меня смотрела. Я не отвёл глаза, и она поняла, что у меня есть какое-то
право на такую покупку. Очередь молча взирала на загрузку хлеба в мой
рюкзак, и я был очень доволен, что обошлось без гневных выкриков в мой и
продавщицы адрес.
Но в следующей очереди, за колбасой и сыром, мне стоять, к моему
изумлению, уже не дали. Люди вдруг расступились и стали вполголоса, но
наперебой приглашать меня пройти прямо к прилавку. Такое же потрясение
меня ожидало и в ещё двух или трёх других очередях, не помню уже: за чем
именно. Совершенно ошеломлённый таким обращением со мной (где это
видано, чтобы людям в очереди нравился «человек с мешком»), я понял, в
чём дело только, когда люди не вполголоса, а уже громко стали кричать:
«Пропустите его без очереди! Он – с повстанцами.» В итоге, мне,
записанному вдруг в повстанцы, мигом набили мой рюкзак под завязку, и я,
привычно взвалив его на спину, пошёл к Белому Дому.
В это время на Садовом кольце кипела работа. Какие-то молодые ребята
толкали руками запаркованные там на ночь троллейбусы и ставили их
поперёк улицы, чтоб танкам было бы не проехать. А несколько милиционеров
тотчас же к этим же самым троллейбусам подзывали жестами приехавшие
откуда-то могучие тягачи-КРАЗы, те их зацепляли и куда-то вдаль одним за
другим увозили. Увозили с обратной, естественно, целью: чтобы
троллейбусы не мешали проезду этих всеми ожидавшихся танков.
В нижней части подземного проезда под Калининским шла горячая дискуссия
возле очень с военной точки зрения правильно установленного в самой
нижней части этого проезда троллейбуса. Это только в глупых фильмах
партизаны взрывают поезда на насыпи. Самое же «лучшее» - это завалить
паровоз с вагонами в дефиле, углублении, его в сто раз труднее оттуда
вытащить, чем просто спихнуть с насыпи.
Дискуссия эта, по сути, уже закончилась. Майор милиции отогнал группу
студентиков от этого троллейбуса, и водитель КРАЗа, стоя на подножке,
сдавал к нему задом, чтобы его «эвакуировать», как сейчас говорят.
Студентики явно не знали, как надо разговаривать с ГАИшниками, и я
почувствовал себя ну просто обязанным их этому научить. У меня у самого
под ложечкой сосёт при виде любого ГАИшника. Но я где-то уверен, что
потомки Соловья-Разбойника (тот тоже сидел на перекрёстке больших дорог,
свистел и грабил), как и любой человек, делающий каждый день подлости, в
общем-то ещё большие трусы, чем мы – водители. Поэтому я немедленно
вышел на курс образцово-показательной (специально для этих студентиков)
атаки:
«Извините, товарищ майор, у меня к Вам вопрос! Почему Вы не принимаете
мер к защите Вашего законно избранного президента, а вместо этого
расчищаете путь к нему преступникам, поправшим Конституцию? Разрешите
нам, пожалуйста, взглянуть на Ваши документы! » Товарищ майор, видимо,
вспомнил в этот момент что-то очень важное, потому что внезапно и
решительно зашагал прочь, исчезли куда-то и его подчинённые.
Однако КРАЗ к этому времени уже зацепил этот троллейбус и как раз
собрался вытаскивать его из низины. Я залез к водителю на подножку и
поинтересовался: почему ему не хочется быть в недалёком будущем хозяином
этого КРАЗа, а не бесправным наёмным батраком? Водитель (как он был прав
в тот момент) ответил, что никому и ни во что уже не верит, а знает
точно только одно: какой бы гад наверх ни забрался – всё равно простого
человека объе*ут и с х*ем оставят.
Всё же мои «глубокие и прочные знания» в политэкономии и теории научного
коммунизма позволили мне это его убеждение слегка поколебать и склонить
к мысли, что при делёжке общенародной собственности, у него есть
определённые шансы на его старенький КРАЗ (а больше ему ничего и не
надо, как он меня сам заверил).
Сегодня мне, конечно же, очень стыдно за мою ложь этому милому человеку
(в итоге он отцепил троллейбус и уехал прочь, подав пример остальным
КРАЗам), но мне же тогда и в голову не могло придти, что этот шофёр
вскоре продаст все свои ваучеры на этот «его» КРАЗ за копейки, потому
что те же самые его начальники просто вообще перестанут платить ему
зарплату.
Вот об этот-то троллейбус в низинке и споткнулись подошедшие вскоре БМП.
Они долго и безуспешно пытались его со своего пути столкнуть, дав тем
самым возможность молодёжи вокруг них вступить в политическую дискуссию
с перепуганными солдатиками внутри этих БМП. А подобные дискуссии легче
всего пресекать выстрелами и раздавливанием танком, что и на этот раз
было сделано. Кто-то из смотревших на это вокруг людей знал, как поджечь
танк. Налили (из бака такси) бензином бутылку... всё это по телевизору
уже показывали. Кому интересно – скоро к 20-летию, наверное, опять
посмотреть будет можно.
Во дворе Белого Дома (двор получился, потому что вокруг были баррикады и
оцепление) было немало известных всей стране и даже всему миру людей.
Немедленно прилетевший из Парижа Мстислав Ростропович слегка матерясь
рассказывал, как ему, навечно лишённому Советского гражданства и
совершенно поэтому «невъездному», удалось только что обвести вокруг
пальца пограничников с их начальством.
Непосредственно передо мной через «КПП» внутрь зашёл Геннадий Хазанов
почему-то в невероятно длинном до пят плаще. Кто-то крикнул: «Вы здесь -
отлично! Значит, будем умирать с шутками». Хазанов явно просто заставил
себя улыбнуться в ответ из вежливости. Рядом уже стояло около 20-30
автомашин «Скорой помощи», медики развернули несколько
палаток-перевязочных и озабоченно бегали и кричали так, как будто бы уже
не справлялись с потоком раненых. Иллюзий насчёт того, что именно здесь
вот-вот начнётся, ни у кого не было.
В отличие от Хазанова, меня на КПП попросили зарегистрироваться:
сообщить моё имя, телефон и адрес. Мне совершенно не хотелось облегчать
работу чекистам, (котоые уже через несколько часов скорее всего будут
проводить аресты по этим же самым листкам регистрации), а заодно и
лишать мою семью шансов на проживание по-прежнему адресу, если мне
«повезёт» и следователям не удастся идентифицировать мой безымянный
труп. Поэтому, вспомнив Рахманинова (который имел все резоны ненавидеть
Советскую власть, но посылал ей все свои гонорары во время ВОВ,
подписываясь «от одного русского»), я тоже ограничился «одним русским» с
местом проживания г. Москва.
Девушка приняла принесённые мною продукты и удивлённо вскинула на меня
глаза, когда я пожелал ей и всем остальным тут с ней всего наилучшего.
«Как, Вы уходите? Вы не остаётесь?» И до меня вдруг дошло, что я
уйти-то отсюда уйду, но от себя-то самого уйти не удастся. И кем же я
буду себя всю жизнь потом считать, если не трусливой сукой? Ведь многим
из этих людей вокруг меня есть гораздо больше чего терять, чем мне. Им
всем есть, где спокойно отсидеться, да безбедно пожить.
Однако все они пришли сюда выполнить свой простой гражданский долг:
вынудить власть (кем бы она ни была захвачена на этот раз) опять на
глазах у всего мира проливать кровь своих граждан вместо показного
правления страной якобы от их имени и по поручению. И каждый из
пришедших понимал, что эта кровь может быть как раз и его собственной.
Один из направленных ГКЧПистами к Белому Дому танковых взводов (в
отличие от своих метких коллег 1993 года) перешёл на сторону его
защитников. Эти четыре танка заняли позиции по одному на каждое
направление. Они для чего-то вращали башнями и нацеливали пушки куда-то
вверх. Меня, выросшего с приятелями на незабываемой свалке списанной
техники Бронетанковых Курсов, к ним сразу же потянуло. Я спросил
капитана-командира танкистов, зачем это они своими башнями тут вертят?
«- А Вы знаете, что делали ночью снайперы КГБ Румынии во время недавних
событий такого же рода в их стране? Они, пользуясь приборами ночного
видения, спокойно, как в тире, отстреливали с крыш всех, кого хотели, в
беспомощной массе людей. Те даже не видели в темноте: откуда в них
стреляют?
Вот и на крышах зданий вокруг нас сидят сейчас люди с ночными прицелами
и на нас с Вами через эти прицелы как раз вот в этот момент смотрят. Но
и мы их видим через наши приборы ночного видения на танках, и даже
освещаем их нашими невидимыми для Ваших глаз прожекторами. А повороты
наших пушек – это наш хорошо им, снайперам, понятный знак. Они знают,
что в ответ на их с крыши винтовочную пулю к ним тотчас же прилетит
артиллерийский снаряд или пулемётная очередь, а затем им вскоре после
выстрела и самим с этой очень высокой крыши лететь вниз придётся, потому
что мы тотчас же засечём: кто и откуда стрелял». Ни одного выстрела с
крыш ни в ту, ни в последующие две ночи не было.
Конечно, у истории нет сослагательного наклонения, но всё же нетрудно
себе представить, за сколько минут и безоружное «Живое Кольцо» во все
стороны бы разбежалось, и всех бы вооружённых защитников, как куропаток,
эти снайперы тогда перестреляли, если бы не пришёл вовремя на помощь
капитан со своим храбрым танковым взводом.
Все знают, что путч ГКЧП провалился из-за того, что бойцы «Альфы»
отказались штурмовать Белый Дом. Я, конечно, уверен, что эти бесстрашные
профессионалы отказались от штурма только из-за морально-идейных
соображений. Однако им, несомненно, должно было помочь в принятии этого
благородного и благоразумного решения и то обстоятельство, что
противостояли им не только безоружные люди снаружи, да слабо вооружённые
охранники внутри, но и крупнокалиберные пулемёты с пушками со всех
четырёх сторон Белого Дома.
Капитан сказал мне, что если их, танкистов, живыми и возьмут, то уж
только последними, потому что им-то терять нечего, в любом случае
расстреляют «за измену». Я ему на это ответил, что даже и в этом случае
– он со своими ребятами уже навеки в истории России, которую никакими
расстрелами не перепишешь.
Спасибо тебе, капитан, за спасённые тобою жизни, может быть, и за мою в
том числе. Прости, что я не знаю твоего имени. Прости, что у спасённой
тобой от очередного кровопролития России не нашлось для тебя ни одной
строчки в её школьных учебниках по современной истории, и даже места для
продолжения службы в её Армии не нашлось. Тебя просто уволили «за
невыполнение приказа». Такие, как ты, её начальству не нужны.
Ну и что же смешного во всей этой истории? – Да всё, кроме похорон этих
бедных ребят, о которых только что прочёл в блогах «Бесогона», что «хоть
им, дескать, и дали «Героев», а народ-то их считает просто хулиганами».
Это меня и заставило написать о том, что я своими глазами 20 лет назад
видел. Но не видел я тогда ни одного, кто подписался бы под этой
подлостью.
А теперь, давайте начнём смеяться. Начнём с меня. Я себя уверенно
причислял к интеллигенции. Слово это изобретено русскими (так во всех
западных словарях) и означает «часть населения, мыслящая
самостоятельно». То-есть, самостоятельно мыслящий шахтёр – это
интеллигенция, а вот «мыслящий в соответствии с указаниями начальства»
академик – нет.
И вот за один день я из-за случайных слов случайных людей вокруг меня
десять раз менял свои мысли и решения. В итоге же, оказался в решающий
момент на стороне тех, кто, как затем выяснилось, собирался просто
разворовать мою страну со всеми её лесами, полями и недрами. А ещё
патриотом себя считаю. Ну не смех ли?
А ГКЧПисты! Ну ладно, их противникам-то, допустим, было что скрывать.
«Их планы» уже не были «планами народа». Но ведь если то, что про
ГКЧПистов затем по ТВ показывали – правда (что эти-де негодяи собирались
расстреливать бандитов, насильников, итп прямо на месте преступления),
так ведь им, ГКЧПистам, просто нужно было самим именно этот самый фильм
о себе заранее сделать и крутить его по всем каналам, вместо их
«Лебединого озера». Вот тут-то весь народ на их стороне как раз и был
бы. Ведь угробили-то нашу страну этой бесконечной «прополкой наоборот».
Прополка наоборот - это, значит, когда хорошие растения на поле
уничтожают, а сорные поливают и удобряют. Народ же столько лет ждал: ну
когда же, наконец, начнут от задушивших всех сорняков как-то
избавляться? Да куда там, только новых понасеяли.
А Президент! Подходит к нему во время победного митинга Н. Михалков.
«Можно мне выступить? » -«Ну, конечно, можно. Какие проблемы! » А через
пять минут президент уже берёт свои слова назад: «Извини, но мне
запретили тебя на трибуну пускать. Уж не обессудь! » Ну не смех ли?
Взять да и сказать в открытую: «Я – чья-то марионетка».
А вот вам «Живое Кольцо» защитников Белого Дома! В перерывах между
объявлявшимися тревогами я это кольцо обошёл и пересчитал из любопытства
(какой процент от населения страны готов рисковать своей жизнью ради её
будущего?). У меня вышло где-то 2 400. После (зачем-то) стрельбы БМП
трассирующими очередями вдоль Кутузовского осталась в лучшем случае
половина. Утром было не более двух-трёх сотен.
Через несколько дней после событий, завершившихся народными гуляниями с
«Роком на баррикадах», я заглянул в создаваемый тогда «Союз защитников
Белого Дома» под тем же («Живое Кольцо») названием. Узнал, что в нём
записано уже более 1 300 000 человек «активных участников обороны». Во
смех!
Уже официально вошло в историю, что Белый Дом 1991-года начался
трагедией, а закончился комедией (Белый Дом 1993 - наоборот). Однако
участие в этой, как теперь говорят, комедии доставило мне однажды
чувство гордости и за себя, и за народ моей страны. «Что вы, русские, за
люди!», сказали мне с восхищением в ЮАР те, кто знал об этих событиях.
«Если бы у нас такой же вот ГКЧП объявил бы комендантский час – да ни
один бы во всей стране из своего дома не вышел». Чтобы кому-то вдруг за
«только русских» не стало обидно, напомню, что для большинства за
океаном любые поляки, эстонцы, венгры, татары, и даже немцы, по их
убеждению – всё это русские. Так что это и про вас тоже было сказано.
Владимир Дунин