Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Кондратъ
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Оформлял в почтовом отелении отправку заказной корреспонеденции. Заплатил наличными 72 руб. за конверт весом 20 грамм и когда уже уходил увидел, что на полу под ногами валяется белый пластмассовый пропуск. С трудом нагнулся, поднял его и протянул тетке в окошке: - Женщина, что передо мной стояла, видать, обронила. - Ничего страшного, к вечеру объявится, я ей и отдам. Пришел на работу, достал бумажник и понял, что это был мой пропуск. Пришлось у коменданта разовый оформлять. К тетке успел до закрытия, несся на всех порах, потому что за восстановление утраченного пропуска пришлось бы деньги платить. Один разор с этой почтой.
Темным осенним вечером мы с Переплесниной в одну из суббот последней электричкой добрались таки к Хомяку на дачу, которую он в тот год арендовал у Сорокина. Чересчур легко одетые, по дороге со станции неожиданно сильно продрогли, но водку пить сразу не стали, а по настоянию хозяина отправились греться в баню, которая, несмотря на позднее время, еще не выстыла. Хорошо протопленная с утра, она долго держала тепло. Электричества в бане не было, крошечное окно не пропускало внутрь света по причине полного отсутствия такового. Раздевшись, мы в абсолютной темноте сидели на полке и балдели. Я трендел без умолку. Переплеснина изредка отвечала. Неожиданно моих тестикул коснулись женские пальцы. А еще через мгновение мою плоть обхватили женские губы. - Переплеснина, это ты? – на всякий случай спросил я. Ответа из пустоты не последовало. Я сидел и млел, пытаясь в кромешной тьме разглядеть хоть что-нибудь. Но безрезультатно. Разговор по понятным причинам смолк. Воцарилась полная тишина. Можно было подумать, что я не только ослеп, но и оглох. При этом, ощущения, поступающие от других органов чувств, мгновенно обострились, причем, в несколько раз. Трение слизистых оболочек прекратилось. Встав коленями на теплую сухую полку, Переплеснина обхватила мои чресла своими ногами и налезла, раскоряченная, на меня. С первого раза она промазала, поэтому попыталась помочь себе рукой. Но я уклонился. «Не видишь – не едешь». Так учил меня инструктор в школе вождения ДОСААФ.
Григорий Петрович не всегда предпочитал портвейн. Как и дед, он пил водку, но расположенный в Кривом колене Московский винно-коньячный завод «Арарат» Министерства пищевой промышленности АрмССР победил в конкурентной борьбе за кошельки жителей Чистопрудных переулков.
Продукция считалась готовой после наклеивания на бутылку этикетки. До этого момента укупоренные пробкой бутылки с портвейном являлись неучтёнкой. Её-то и воровали расхитители социалистической собственности.
Украденный у государства полуфабрикат армяне годами сбывали за полцены и, в конце концов, приучили народ литрами пить портвейн «Ереванский» и прочую дрянь, ибо без этикетки, поди, разберись, что там, в бутылке налито, а коньяка на том заводе в глаза никто не видел. Пустые коньячные бутылки заводской пункт стеклопосуды даже принимать отказывался. А из-под вина - пожалуйста, надо было только полный ящик насобирать.
Один раз, правда, хлопцы сами запутались в бутылках без этикеток и по цене «Ереванского» пригнали в гаражи ДОСААФ машину с полусладкой «Изабеллой». Начальство в Армянском переулке спохватилось на второй день, но было поздно, вся партия уже разошлась. Народ раньше расчухался. Львиная доля, конечно, гаражникам досталась, они первыми пробу сняли. Больше таких косяков виноделы-корчемники на моей памяти не допускали.
