Сказание о князе Калите (антиутопия, слова народные, но приличные) Князь
Юрий Калита 17 лет Москвой правил. А Калитой, мешком денежным, прозвали
его простые люди посадские, кои до миллиарда считать не умели. Много лет
- всеми правдами и неправдами - отстаивал князь право свое самолично
Москвою править, оставаясь под игом монгольским. Брал он поборы
непомерные и с купцов московских, и с гостей иноземных, и с богатых бояр
окрестных и даже с мелких князей татарских, желавших поселиться в
первопрестольной. И текли те деньги рекой обильною многочисленным
наследникам чингисхановым – в оплату княжьей независимости и самоличного
на Москве правления. И водил еще Калита дружбу с окрестными мирзами
татарскими да башкирскими, что также в своих уделах самолично правили да
ханских людей в дела свои не допускали. И длилось все это, пока не
получил Калита ярлык на пожизненное на Москве правление от молодого
потомка Чингисханова.
И тут люду московскому совсем жизнь настала тяжкая. Развелось на Москве
много людишек приказных, что дань для князя собирали, да и себя не
обделяли притом. И стали те людишки где ни попадя хоромы себе городить,
да жителей посадских теснить. И не продохнуть стало людям простым от тех
прислужников княжеских, кои на каждое дело с людей множество разрешений
и грамот казенных сами требовали, да сами же за мзду тайную те грамоты
людям и выдавали и подписывали. И судьи, князем судить посаженные, уже
судить да дела разбирать перестали совсем, только княжьих указаний ждали
да мзду тайную с сутяжников вымогали исправно.
И стрельцов князь нанимать начал немеренно, дабы сборщиков податей от
гнева народного защитить, и нанимались в стрельцы уж и люди лихие, и
пропойцы горькие, да и совсем уж молодцы дурные, что травы ядовитые жгли
да дым их вдыхали, и чертей зеленых в том дыму видели. И часто стрельцы
те дурные да пьяные не порядок на улицах блюли, а честных людей грабили,
мзду ни за что взымали, а то и на глазах у людей прохожих колотили, а в
околотках своих забивали до смерти. И не было на тех стрельцов управы
уже никакой.
И уже запрещал князь людям в городе собираться вместе, дела общие
обсуждать, дабы князя они не поносили да про хана монгольского дурного
не говорили, чтоб хан тот на князя не разгневался и ярлык на правление
другому не передал. Да только стали тогда люди ученые про князя грамоты
подметные писать да передавать друг другу тайно.
И стареть князь начал, и умом слабеть, и страх его обуял великий. И
убоялся князь зело подданных своих, граждан московских, да слова
правдивого, на площади высказанного. И стал князь у хана монгольского
часто подмоги просить, дабы на Москве бузу всякую пресекать. И приходили
на Москву многажды сотни башибузуков ханских, что русские уделы
окрестные в узде держали. А были те башибузуки голодны, дорогой
измучены, да злы с того зело, да браги пили немеренно. А Москвы
златоглавой те башибузуки не видели допреж. И сильно злы были они на
людей московских, что давно те голод забыли, да хлеба каждый день ели
досыта, да платье носили новое, нештопанное. И хватали они людей
московских на улицах без повода, и таскали их по мостовой за ноги, и
ногами пинали от злобы бессмысленной да от угару пьяного. И понял тогда
Калита, что пропадет он без помощи хана монгольского, и стал он хана,
как отца родного, слушаться. И даже портреты предка ханского, Чингисхана
усатого, заготовил уже, дабы развесить их в городе, по площадям да по
заставам.
И стали по Москве слухи ходить, что совсем князь умом наш подвинулся, и
уже не в того бога верует. Что завел князь Чингисханову статую, прячет
он ее в улье на пасеке. Днем приходит он в церковь со свечкою, ночью ж
молится усатому идолу, медом мажет усы окаянному. Да без проку стекает с
усов тот мед, и во сне идол князю является, человеческой крови все
требует. Будто заказал уже князь нового идола, Чингисхана огромную
статую. И поставит ее он вблизи Кремля, рядом с храмом православным,
недавно отстроенным, храмом тем, Чингисханом разрушенным.
Тут московский народ закручинился – одолели совсем злые вороги. По домам
горожане попрятались - от стрельцов, да от сборщиков податей. На амбары
замки понавесили, на лабазы, трактиры да кузницы. И купцы разбежались
заморские. Стало не с кого подати требовать.
Опустела Москва – будто вымерла. Негде браги стрельцу купить, да и не на
что. Нечем дань платить хану монгольскому. Да и княжьи мешки
порастратились. Стрельцы первыми звереть стали с голоду – грабить начали
сборщиков податей, те ж богаты и так, пусть поделятся. А потом и до
бедных дело дошло – от стрельцов за забором не спрячешься, оберут они
тебя до копеечки, до последнего кусочка хлебушка. Тут московский народ
уж не вытерпел.....
…. Allons enfants de la Patrie….