Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: immar
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Дочка приходит с работы грустная. — Мам, у нас новый начальник — такой красавчик! — И что плохого? — Теперь все девушки в офисе работают бесплатно по вечерам.
Сосед решил по-русски: «Хочу баню!» Построил на участке — теснота, забор к забору, но баня стоит. Красота! Позвал он нас с женой: «Пойдёмте попаримся, по-соседски!» Зашли, посидели, попарились — всё по классике: веник, пар, разговоры за жизнь. Выходим в предбанник — и тут жена округлила глаза: прямо на полстены — здоровенное окно! И это не просто окно, а панорама на весь огород. А за огородом — соседи. А у соседей — чай, котлеты, и теперь бесплатный театр. Жена потом рассказывала: — Я не знала, что прикрывать первым — себя или шторы!
В Ясной Поляне все соседи давно знали: у Толстого дача «непростая». То он пишет «Анну Каренину» до утра и скрип пером мешает спать, то студенты-почитатели палаточный лагерь у ворот ставят, то опять по деревне ходят слухи: «Толстой отменяет частную собственность, готовьтесь делиться коровами!»
Однажды сосед-кулак стучит в ворота: — Лев Николаич, вы бы потише — у нас дети, а вы с утра философствуете: «Есть ли жизнь после смерти?» Они теперь спать боятся.
На следующий день другой сосед жалуется: — Ваши почитатели опять все грибы в лесу собрали, у нас щи пустые!
А третий вообще прямо сказал: — Лев Николаич, вы, конечно, великий писатель, но от вас одни неудобства: то дорогу на ярмарку перекроют, потому что корреспонденты приехали, то ваша Софья с самоваром из колодца полдня воду таскает!
Толстой терпел, терпел, а потом махнул рукой: — Всё, ухожу! Может, в Астапове хоть соседи поспокойнее будут.
Собрал котомку, вышел на крыльцо, а соседи ему вслед: — И правильно! Хоть ночью спать будем!
Прошло три дня, и Ясная Поляна затосковала: без Толстого никто не знал, о чём спорить по вечерам и кому жаловаться. Даже сосед-кулак сказал: — Верните графа! Я уже неделю ни с кем не ругался, тоска зелёная.
Сдавал я экзамен в Канаде на Power Engineer. Всё серьёзно: три задачи и два вопроса. Нужно 60%.
Задачи решил идеально — потом нашёл их на сайте университета, даже сомнений нет. Вопрос про алюминий тоже знал: при понижении температуры он прочнее (поэтому самолёты в воздухе крепче, чем на земле). Второй вопрос написал ещё лучше — из личного опыта. В общем, уверен: баллов на 90%.
А результат — 55%. Провал!
Я к экзаменатору: — Исправляйте! А он: — Процедуры апелляции не существует. — Ну тогда вы её только что изобрели, — сказал я и начал писать письма всем подряд.
Чтобы жалобы читали, я вставил туда историю про Нильса Бора.
Когда тот был студентом, ему дали задачу: «Есть секундомер, измерьте высоту здания». Все написали по классике: бросить секундомер с крыши, измерить время падения, по формуле свободного падения вычислить высоту. А Бор предложил кучу вариантов: — Можно отдать секундомер дворнику за данные о здании. — Можно измерить тени и использовать теорему подобных треугольников. — Можно спустить секундомер на верёвке.
Преподаватель влепил ему двойку — «не указал нужную формулу». Но Бор пожаловался. Ректор посмотрел, прочитал, рассмеялся и сказал: — За такой креатив студент достоин отлично, а не «два».
Я закончил письмо так: — «Неужели в Канаде Нильсу Бору вы бы тоже поставили 55%?»
И что вы думаете? Моё «два» тоже исправили! Правда, не на «отлично», а на 69%. Но этого хватило, чтобы пройти.
Феликс Бамгартнер — Гагарин с банкой энергетика В далёком 2012 году Red Bull решил доказать всему миру, что их слоган «Red Bull окрыляет» — это не просто маркетинг, а реальный план полёта. Вместо ракеты — огромный воздушный шар. Вместо «Востока» — капсула размером с туалет на даче. Вместо Королёва — инженеры из Red Bull в бейсболках и с баночками энергетика. И вот, Феликс Бамгартнер, человек-легенда, поднимается на высоту 39 километров. Там, где обычные самолёты боятся даже показывать нос, а птицы говорят: «Не-не, брат, выше без нас». Когда капсула открылась, Феликс сделал шаг в пустоту. Гагарин когда-то сказал «Поехали!». Феликс сказал: — «Держите мою банку!» Через секунду его начало крутить, как бельё в старой советской стиралке «Малютка». Но он выровнялся, и тут случилось главное — Феликс превысил скорость звука! Он стал первым человеком, который доказал: чтобы догнать самолёт, не нужен самолёт. Cкорость падения достигла 1 357 километров в час. Гагарин открыл человечеству дорогу в космос, а Бамгартнер — дорогу в маркетинг: один полетел ради науки, другой — ради энергетика. И если Гагарин сказал бы: «Я вижу Землю!» то Феликс бы добавил: — «И она вся в логотипах Red Bull». Совсем недавно в июле 2025 года, во время полета на глайдере в Италии, по данным СМИ у Феликса остановилось сердце, и он упал в бассейн одного из отелей, ему было 56 лет.
«Продажная сучка и торпеды» На подводной лодке время — это не только деньги, это жизнь. Представьте: вы идёте в глубине, на радаре вспыхивает противник. У вас есть всего несколько минут — пока он не заметил или не успел первым выпустить торпеду. В СССР слово «кибернетика» в 50-е называли «буржуазной продажной сучкой». А потом оказалось, что без этой «сучки» торпеда вообще не понимает, куда плыть. Если данные в торпеду вводить медленно — всё, приехали. Пока один матрос думает, куда крутить ручку, а второй ищет карандаш, противник уже выпустил свой подарок. И через пару минут вместо «товарищ капитан, цель поражена» будет «товарищ капитан, крышку люка закройте изнутри». Именно поэтому скорость ввода данных и залп решали всё. Успел первым — красавец, герой, возвращаешься домой. Задержался хоть на пару минут — торпеда прилетела в тебя, и всё, герой посмертно. На американских подлодках в это время уже стояли электронно-вычислительные машины: щёлк-щёлк — и торпеда летит туда, куда надо. У нас же сделали своё чудо техники — электромеханический мозг из пяти шкафов, каждый размером с телефонную будку. И всё это урчало, щёлкало шестерёнками и жужжало моторчиками, будто в трюме поселилось стадо мясорубок.
Чтобы эта махина работала, надо было четыре матроса: один крутит ручку азимута, второй вводит скорость, третий что-то подкручивает в глубину, четвёртый просто матерится, чтобы система не расслаблялась.
И самое главное — всё это хозяйство исправно «вкручивало» данные прямо в торпеду. Торпеда запускалась, и все вздыхали: «Ну слава богу, не в нас же!» Американцы удивлялись: — Как, у русских нет компьютеров, а торпеды всё равно летят?! А наши гордо отвечали: — Так у нас кибернетика не продажная, у нас кибернетика в телогрейке.
Был у нас преподаватель начальной военной подготовки — Григорий Иванович Чепурков. Сын полка, фронтовик,подполковник, орденоносец рассказывал истории так, что половина класса падала со смеху. Одна история запомнилась: командир застал двух бойцов за любовью с немкой. — Что делаете, бойцы?! А те в ответ: — Так это… мы ей горб правим! И ведь девушка реально была сутулая. Но главные подвиги начались, когда мы сами решили «повоевать». У каждого своя пристреленная винтовка, патроны малокалиберные… и вдруг у ребят созрел план: делать самодельные пистолеты! Для этого, конечно, нужны патроны. Решение простое: стреляем не все, а дырки в мишенях прокалываем гвоздём. Всё честно: и пистолеты есть, и патроны экономятся.
Первым делом пострадал соседский гараж с закатками: банки огурцов и помидоров вмиг превратились в тренировочные мишени. Потом мы пошли на уток. Тут было особенно весело: пуля из нашего пистолета, ударяясь о воду, начинала лететь боком и выла, будто волк воет на Луну.
Но рекорд глупости был побит на переходе команды в тир ДОСААФа. По правилам винтовки должны быть зачехлены. Всё чинно-благородно… пока один из наших гениев не достал винтовку, зарядил «сэкономленный» патрон и — хлоп! — уложил ворону прямо над остановкой, где сидели бабушки с авоськами. Бабки подпрыгнули, как будто их током шандарахнуло. Чепурков подлетел к стрелку и влепил такую затрещину, что того потом реально откачивали.
При этом, несмотря на суровый вид, Григорий Иванович был добрейший мужик. Меня, например, он пытался научить стрелять, хотя я был «криворукий снайпер»: стрелял хуже всех, зато бегал и подтягивался лучше других.
И вот наступил день соревнований. В подтягивании — первый, в кроссе — третий. Осталась стрельба. Надо набрать 45 очков, чтобы стать чемпионом. Я спокойно отстрелял, прохожу мимо жюри, а они считают: — Так, три десятки и две девятки. 48! Я чуть не присел прямо там. Получилось, что я стал лучшим стрелком, хотя стрелять «не умел». Видимо, просто никто не давил, и даже Григорий Иванович смотрел спокойно. Мы с детства тренировались на утках, гаражах и собственных нервах. Но всё равно Чепурков сделал из нас нормальных пацанов. А ему самому — вечная память. Без него у нас бы и мишеней, и историй было куда меньше.
Как Борода размагнитил понедельник. Понедельник. Раннее утро. Курчатов входит в лабораторию, борода бодро впереди, папка под мышкой. В дверях сталкивается с инженером:
— Товарищ академик, у нас проблема: корабль размагничиваем — результат отличный… пока он стоит у причала. Отойдёт метров на сто — и снова «магнитится»!
Курчатов хмыкнул: — Значит, причал полезный, держите его ближе к кораблю! Шутка. Давайте смотреть схему.
Вокруг тут же собрались физики, электротехники и один электрик дядя Ваня, который умеет чинить любые приборы лёгким постукиванием по корпусу.
— Нам бы осциллограф получше, — вздыхает молодой сотрудник. — Нам бы корабль поближе, — мечтательно говорит дядя Ваня. — Нам бы чай погорячее, — итожит Курчатов. — А ещё — план работ и мел.
Он берёт мел, рисует на доске петлю гистерезиса, поверх — корабль, поверх корабля — ещё одну петлю. — Видите? Нам нужно не просто снять намагниченность, а не дать её набрать снова. Размагничивание — это не событие, это образ жизни, товарищи!
Инженеры переглянулись: звучит как лозунг на завод, но в теории сходится.
— А если мы добавим динамическую компенсацию, — включается молодой, — привяжем ток не к «средней температуре по больнице», а к текущему полю?
— То-то же, — кивает Курчатов. — Жить надо не по средним, а по реальным данным. И чай — тоже по реальным данным!
Дяде Ване дают чай, осциллографу — лёгкий воспитательный постук, схема оживает. Корабль пробуют снова: отошёл — поле держится в норме. Все вздыхают.
— Товарищ академик, а бороду вашу размагничивать не надо? — шепчет лаборант. — Нельзя, — серьёзно отвечает Борода. — В ней хранится запас устойчивости к понедельнику.
Лаборатория смеётся, Курчатов уже листает план на обороте вчерашней сводки: — Так, по атомному направлению: кто у нас сегодня «в поля»? Я с вами. На месте заряжается не только железо — там заряжается здравый смысл.
И пошёл. Борода вперёд, понедельник — по стойке «смирно». Потому что если что-то можно проверить руками, у Курчатова это обязательно заработает.
Когда создавался СССР, у большевиков были идеи «построить нового человека» — не только на заводах, но и в спальнях.
В 1920-е годы в некоторых коммунах действительно пробовали «раскрепощённые отношения»:
семьи отменялись,
предлагалось «свободное партнёрство»,
даже обсуждалась идея выдавать разрешения на секс, почти как на хлеб или керосин.
Ходила шутка: — «Взрослый человек без талона на секс — это тунеядец интимной сферы».
Некоторые энтузиасты всерьёз проектировали «коммунистические спальни», где партнёров можно было менять по принципу «очередь за колбасой». В газетах писали про «стакан воды»: мол, удовлетворение желания должно быть простым, как выпить стакан.
Чем это закончилось
Как водится, всё быстро ушло в абсурд:
мужчины начали «раскрепощаться» активнее женщин,
в общих спальнях царил бардак похлеще, чем в очередях,
а дети рождались реальные, а не «идеологические».
К 1930-м коммунистические начальники махнули рукой и сказали: «Хватит нам этих экспериментов! Давайте-ка обратно к семье, браку и ЗАГСу».
Сексуальные коммуны закрыли, разрешения на секс никто больше не выдавал.