Поиск по автору:

Живу я в Ганновере — городе, где велосипеды чувствуют себя важнее машин, а люди настолько спокойные, что даже светофоры не торопятся переключаться.

Еду я после работы домой: ветер в лицо, мысли где-то на уровне «хочу чаю», и вот — как всегда — заезжаю в магазин. Велосипед пристегнула, как примерная гражданка. Сумочка маленькая, аккуратненькая, на багажнике лежит.
И только в магазине, стоя перед полкой с шоколадом, меня внезапно осеняет как молнией:

— СУМКА!
— Где?
— На улице!
— С чем?
— Со ВСЕМ!
Ключи от дома, от работы, телефон, портмоне — короче, «комплект для полного переселения в лес».

Вылетаю я из магазина.
На улице — картина маслом:

У моего велосипеда стоит женщина. Стильная. Спокойная. И сторожит мою сумочку так, будто охраняет государственный секрет Германии.

Увидела меня, улыбается и говорит:
— Я подумала, что вы вернётесь. Это ведь важно.

Я стою, смотрю на неё и пытаюсь решить, что у меня сильнее:
облегчение, что мои ключи не уехали,
или шок, что такие люди действительно существуют.

Я ей благодарю-благодарю, чуть не поклонилась как в Японии, а она:
— Не волнуйтесь. В Ганновере сумки не крадут. Их просто берегут.

Вот так я познакомилась с ганноверской Хранительницей Сумочек.
Люди, будьте добрее. Улыбайтесь. И проверяйте, пожалуйста, что вы оставили на багажнике.

Робот Bертер уже не тот

Жара, Манхэттен, пробка. Камри ползёт так медленно, что кажется — можно выйти, сходить за кофе и догнать её пешком. Вокруг бесконечное море машин, клаксонов и людей, которые уже давно сожалеют, что родились не голубями.

Сижу я такой, мучаюсь: лобовое стекло в разводах, солнце бьёт прямо в глаза. Думаю: "Да что уж там, помою". Нажимаю на рычажок — и в этот миг моя форсунка решает вспомнить своё истинное предназначение. Не просто пшикнуть, а выстрелить. Как будто в прошлой жизни она была гидрантом пожарной части Нью-Йорка.

Перед стеклом — Ниагара. И прямо за мной, в двух метрах, — кабриолет. Открытый. Очень открытый. Настолько открытый, что я успел увидеть выражение их лиц в зеркале. Это было что-то между:
"Ну прекрасно" и "Парень, ты серьёзно?"

Я, конечно, сделал вид, что ничего не заметил. В пробке все чем-то недовольны, мало ли что. Но тут происходит неожиданное: вокруг, из трёх рядов, начинают поднимать головы водители. Видят, что случилось. И… ржут. Настоящий хор поддерживающего смеха.

И тут я понял: шоу нужно продолжать.

Ну а что? Раз людям нравится — надо радовать.
Я ж профессионал в создании настроения.

Пшик!
Кабриолет снова получает лёгкий летний душ.
Соседи по полосам — аплодисменты, смех, кто-то снял на телефон.
Пробка оживает. Люди улыбаются.

Кабриолет — нет.

Водитель смотрит на меня с таким лицом, будто я лично отменил ему отпуск. Пассажир сидит, как мокрая хлебная крошка, в шоке от того, что Нью-Йорк — это, оказывается, город не только больших возможностей, но и неожиданных душевых.

Я делаю последнее контрольное промывание, зрители довольны, пробка едва не разошлась бурными овациями — и мы наконец-то начинаем двигаться.

Кабриолет объезжает меня, водитель косится зло. Но мне кажется… кажется, что пассажир уже начал высыхать и слегка улыбается. Может, потому что в такую жару освежиться — это наоборот подарок?

А я понял одно:
иногда достаточно одной Камри и сильной форсунки, чтобы подарить людям шоу лучше, чем Бродвей.