Дело было в начале 1992 года. Социализм уже почил в бозе, а капитализм
еще не наступил. Встречал я своего дядю, занимавшего тогда немалую
должность, в г. Хабаровске. Дядюшка мой возвращался из командировки из
самой Америки, что тогда было довольно редким делом (я имею ввиду
командировку в Штаты). Самолет его задерживался (Аэрофлот все-таки,
марку надо держать, они если не задержатся на часок-другой, так спать
неделю не будут) и поэтому прибывал поздно ночью, около 1:00. Ну там
багаж, таможня, туда-сюда, самолет большой, пассажиров много, так что
прошел он все формальности часам к трем. Лететь нам предстояло дальше,
регистрация на наш рейс начиналась в 8 утра, так что в гостиницу мы не
поехали, а решили остаться в аэропорту. Сами понимаете, событие не
рядовое, все-таки месяц вдали от Родины, да и время до нашего самолета
пролетит быстрее, так что решили мы отметить его приезд в буфете
хабаровского межсектора. Отметили возвращение в Россию мы хорошо,
особенно я отметил, так как разница в весовой категории у нас приличная.
Как садились в наш самолет, я помнил довольно смутно, но самое
удивительное, что ничего из нашего объемного багажа не пропало. Начал я
приходить в себя только на подлете к своему родному и любимому городу.
Естественно, душа просила продолжения банкета, а сказать об этом было
как-то совестно и боязно, потому что дядюшка мой все-таки норму
знает, всякие продолжения не приветствует, а со мной бывает очень строг,
если по его мнению я где-то перегнул палку. Боязно-то боязно, а душа-то
просит. В аэропорту, где нас встречала машина, предстояло прождать
еще как минимум полчаса, а то и больше, ожидая багаж. Я предпринял
отчаянную попытку и робко предложил для укрепления здоровья немного
принять. На удивление мой дядя ответил согласием что, дескать, да,
неплохо было бы сейчас по баночке пивка. Сказав это, он пошел и сел в
машину, а я, распираемый радостными чувствами и предвкушением встречи с
прекрасным, ринулся в аэропортовский бар, где тогда продавали разливное
пиво. Правда, чувства мои омрачала мысль о том, где найти утром три
пустые банки (три, потому, что нас встречал еще и дядин зам, так что я
решил не мелочиться). С мыслями об этих банках и с легкой грустью о
доме, где всегда наготове были не то что банки, а пара десятилитровых
канистр, я спустился в бар. Пиво было, и хорошее, но в кружки, а вот
банок не было. Кое-как, потратив свое время и мои деньги, бармен
все-таки раскопал где-то три пустые трехлитровые банки, и наконец-то
налил туда освежающего и укрепляющего напитка. Я, радостный, с чувством
выполненного долга, на крыльях летел к машине, держа чем только можно
эти банки с пивом и предвкушая эту сладостную минуту утоления жажды. И
что же я услышал в ответ: "Ты что принес? Я ведь сказал - по баночке,
это значит по баночке, маленькой банке". И тут я понял свою жестокую
ошибку. Люди моего поколения - все дети социализма, опыта общения с
буржуазным баночным пивом и с империалистической баночно-бутылочной
кока-колой у нас тогда практически не было и если тогда кто-то
говорил: "По паре баночек" - то это всегда значило - две большие
трехлитровые стеклянные банки. Вот он, стереотип. А мой дядя, проведя
месяц в Штатах, начал отвыкать от исконно русских привычек, слегка
обуржуазился и имел ввиду совершенно по-другому упакованный продукт и в
совершенно других объемах. Так что, представьте мое состояние, когда я
оставлял эти банки в аэропорту, так как несмотря на все уговоры, дядя
напрочь отказался тащить их в город. Вот так, постепенно, с потом и
кровью, проходил у нас слом всего старого и отжившего. Потом было очень
немало всяких там баночек и скляночек, но эту историю я очень хорошо
запомнил, и когда мы собирались что-то купить "к столу", всегда
уточнял упаковку и объем.