Однажды я ехал в поезде с лейтенантом-пограничником по имени
Женя, и тот, от дорожной скуки, рассказал мне историю.
- Прикинь, - говорил лейтенант, макая помидор в соль, шевеля
новенькими погонами, - направляют тебя...
Историю эту лейтенант рассказывал мне полтора дня, потому
я перескажу ее вкратце.
Для прохождения дальнейшей службы Женю направили
на Каркалыкскую, али Бармагульскую погранзаставы, сейчас уж
не припомню. Направили вместо расстрелянного задумчивым
солдатом из пулемета КПВТ зам. командира этой богадельни.
Солдат, засев ночью со свинченным с броника монстроидальным
пулеметом, дождался, когда старлей закрыл за собой дверь зеленого
сортира с намерением посрать, возникшим после плотного завтрака.
Старлей, будучи политическим руководителем, не чурался почитать
прямоугольные кусочки местной газеты «"Пограничный хлопкороб"»
на русском языке; а как типичный советский офицер, охраняющий
рубежи Родины то в жопе у козы, а то у хуя на рогах, изыскивал
способ убить время. Старлей поднатужился, не упуская из глаз
сообщение о сдаче в закрома Родины очередной тысячи тонн белого
золота. В эту минуту солдат-убийца длиннейшей очередью прервал
существование общего сортира, забросав щепками все окрестности.
Завидев, как бесстрашно бегут на крупнокалиберный пулемет
остервеневшие от скуки сослуживцы, стрелок стал пристраиваться
к пулемету с намерением застрелиться. Был скручен лично командиром
заставы и заперт в неработающей холодильной камере, абсолютно голый.
На этом все веселье и кончилось. Причиной расстрела старлея была
ревность. Этот солдат, оказывается, полюбил политрука и совсем
не за лекции. Политрук же, медленно убиваемый скукой, живо
отнесся к смазливому мальчику. Потом, поднаторев и войдя во вкус,
он за неделю соблазнил проводника пограничной собаки, который,
как и первый друг любвеобильного политрука, влюбился в этого
мужеложа. Некоторое время, не подозревая об измене, несчастные
солдатики купались поочередно вместе с возлюбленным старлеем
в душевой кабине. В общем, полгода продолжалась идиллия, пока
первый милый друг не ошарашил старлея, сказав ему, что им
необходимо жениться. Полчаса замполит таращил бесстыжие глаза,
не в силах шевельнуть грешным язычищем, а порядком округлившийся
на доппайке честной голубой солдат, ходил перед ним туда-сюда,
томно шевеля ягодицами. Я устал, я хочу домой, мы поженимся
и будем жить долго и счастливо. Примерно так он ныл и ныл, пока
наконец у офицера, снявшего было галифе перед этим проклятым пидором,
который ебнулся на всю голову, как мысленно он диагностировал
утерявшего чувство реальности зольдата, не забегали по всему телу
нервные мурашки. Прервав уговоры и капризничанья рядового,
политрук высек его подвернувшимися кстати красным и желтым
сигнальными флажками, и страшным, политическим баритоном
с присвистом, объяснил зарвавшемуся Кусе-пусе, что если он попадется
с этой минуты товарищу старшему лейтенанту в угол обзора
его красивых глаз, то упомянутый политработник, бля, будет,
самолично отведет его к жителям соседней страны и поменяв его
бархатную жопку и табельный АКСУ на кило гашиша и полштуки
баксов, будет целыми днями наблюдать через бинокль, как аххуевший
и припухший боец-жопник радует изголодавшихся горцев-чабанов,
косяками бегущими на визги, а те медленно, но неуклонно как дембель,
заебывают его до смерти.
После этой угрозы солдат никак себя не проявлял, пока не развеял
по ветру гадящего оскорбителя. Его, конечно, судили. Признав жертвою
домогательства, освободили и комиссовали по болезни жопы
и прилегающих половых органов. Я про этого солдата больше ничего
не знаю и, надеюсь, он обо мне тоже. А на заставе ничего больше
не случалось, вовлеченный в гомосексуализм проводник погрансобаки
(кстати, оставшийся за кадром во время всяких расследований и чисток)
страдал и очень ждал прибытия молодого бойца вместо свалившего
мстителя. Но приехал сосланный в эти ебеня из Алма-Аты за мордобитие
старший сержант Петро Убийбык. Приехал на два месяца, дослуживать
до дембеля, как неэстетично выражаются те, кто служил в Советской
Армии. Поэтически говоря, когда Убийбык спал, глубоко дыша ртом,
еле поместившись на самой большой и лучшей койке, огромная срака
этого, вскормленного салом и ненавистью к москалям мощнявого хохла,
лежала на досках свежевымытого пола.
Эпилог, кому интересно: через неделю проводник-экспериментатор,
мучимый плотью, научился использовать для удовлетворения своей
похоти своего лучшего друга, боевого товарища, отлично
выдрессированного четырехлетнего крупного немецкого овчара Мухтара,
вовлекая того в хитроумные силки и совершая и гомосексуальные
и зоофилистические развратные действия, неординарные даже для
скучающего пограничника. Еще через неделю извращенец был спален
с поличным ищущим сахар для заправки браги старсером Убийбыком.
Находясь в состоянии аффекта, он забил обоих до клинической смерти
чем попало. Выяснилось, что подлец-проводник жучил бедного пса,
когда тот находился в наряде. Когда срослись сломанные кости,
ненасытный погранец, измучивший весь госпиталь смелым макияжем
и переодеванием в украденную у сестер одежду, был приговорен к двум
годам службы в дизеле. Буквально на следующий день у горячего
искателя приключений на свою жопу возникли проблемы
противоположного свойства.
Вот такую я слышал историю, но, честно говоря, насчет Мухтара
я не поверил. Это ж все-таки, боевой пес.