Сага встреч и разлук
Он, выходец с севера, отзывался на Ярве Торфуняйнен, она, уроженка южных провинций, именовалась Туля Квёлатуки.
Он водил свои длинные ладьи грабить ганзейских купцов. Она выращивала цветы и собирала яблоки.
Над ними была Хво.
Говорят, будто бы Хво начала притягивать их друг к другу еще до первой написанной руны.
Но тот, кто знает об этом, знает всё. А всё — это слишком много.
Точно известно лишь, что притяжение началось задолго до их первой встречи.
Тонким перламутровым стилетом Туля выписывала руны на яблочной кожуре и никому на свете не нравились они так, как Ярве.
Ножом из моржового клыка вырезал Ярве руны на мокрой бересте, и никто их не читал так, как Туля.
Бирюзовая река была преисполнена водой в тот год, и они не могли не встретиться. И поскольку они были — Мужчина и Женщина то, встретившись, сделали ухти-тухти.
У Тули были опасения, что им помешает дружина Ярве, которая на берегу требовала его, стуча мечами о щиты. Но притяжение было столь сильным, а руны такими тайными, что она решилась. Дружина стучала мечами и вместо ухти-тухти получилась в целом какая-то шмя.
Ярве, между тем, уехал грабить купцов очень воодушевленный и о шмя узнал только из яблочных рун. На его берег вылез тюлень тоски.
Прошли многие лета.
Перелетные птицы насвистывали Туле о Ярве Торфуняйнене.
Серебристые селедки молчали Ярве о Туле Квёлатуки.
— Моя южная звезда! — называл Ярве Тулю, но не поворачивал ладью на юг.
— Мой томный лось! — называла Туля Ярве, и закрывалась пледом от северного ветра.
Но высокая Хво стягивала их всё сильнее и сильнее, и прозрачные дожди, орошая яблоневые сады, наполнили Бирюзовую реку. Туля и Ярве вновь оказались вместе и сделали ухти. И пока они делали ухти, они не слышали и не знали ничего. Хотя дружина продолжала стучать, а караван верблюдов ждал Тулю у порога.
— Давай же сделаем теперь и тухти, — предложил Ярве.
— Нет,— сказала Туля. — Я слишком хвою тебя для этого. Будет полная шмя. Даже сейчас, после ухти, шмя. Да и без ухти была бы шмя. Так сказано в древних рунах, а они не лгут.
— Моя хвойная Туля! — обратился к ней Ярве, после недолгого размышления. Если всё равно будет шмя, то пусть хотя бы еще будут и ухти-тухти.
— Ты ничего, ничего не понимаешь в тулях! — заплакала женщина.
— Но я понимаю в моржовых клыках и соленых реках. Пурпурный кит не будет вечно носить нас на своей спине. Настанет день, когда он уплывает без нас. А сейчас мы есть, мы вместе и мы — Мужчина и Женщина.
— Верно ли, что мы — Мужчина и Женщина? — отвечала ему Туля, — Быть может, мы — Сплетение Рун.
Пока Ярве спал, Туля сваляла коркки из пуха безумной гагары и укрыла бритую голову Ярве, чтобы он не мерз в дальних походах, и чтобы поскорее забыл маленькую Тулю.
Пока Туля спала, Ярве открыл свой берестяной туес, отделанный мехом мартовского бобра, и стал разбрасывать в саду торф великого северного болота, чтобы яблони росли лучше, и чтобы Туля никогда не забывала Ярве.
Закончив, он услышал с реки стук мечей.
— Дружина ждёт меня и ганзейские купцы не должны плавать безнаказанно. Но наша Хво высока и притяжение бесконечно, — сказал Ярве на причале.
— Да, Ярве, — ответила ему Туля, — Наша Хво высока, но шмя в наших сандалиях. Не убежать.
— Если на тебя нападет дикий зверь, — крикнул Ярве, уплывая, — я убью его и съем!
Но звери, терзавшие Тулю, были о пяти лапах и неуязвимы для меча Ярве.
Когда ладья скрылась за поворотом, высокая Хво разогнала пятилапых.
И тогда Туля Квёлатуки запела свои старые руны, тихо—тихо, чтобы ветер не донес их до Ярве, потому что всё в них было о нём.
А тот, кто знает, что было с ними дальше — знает всё. А всё — это слишком много.
(С)