Лет десять назад иду я вечером по Тёщиному мосту, что славится в Одессе рекордом по самоубийствам. Иду и вижу стоящего на перилах молодого человека, готового сегануть вниз. Я сначала опешил, но потом тихо так, даже можно сказать вкрадчиво, говорю ему, — ей, друг, не прыгай пока, ты же не загадал ещё последнее желание. Он повернул ко мне обречённо голову и попросил меня купить его сыну железный шлем, как у римской пехоты с пучком золочёных перьев.
Я спиздел что куплю и спросил, — а зачем ему этот шлем? (пытаясь потянуть время). Но он уже не слышал моего вопроса. Он уже лежал на мостовой в луже крови с выпученными глазами словно Лев Троцкий, узнавший о скорой ликвидации Коминтерна.
А вчера, на том же мосту я опять вижу молодого человека на перилах.
Я ему говорю, — ей, друг, не прыгай пока, ты же не загадал последнее желание.
А он снял обречённо с головы шлем римской пехоты с пучком золочёных перьев, повернулся ко мне и говорит, — ох и пиздабол же ты, Виталик.