Дело было в далеком ХХ веке, когда я был студентом в киевском
инженерно-строительном, и пришлось мне раз сдавать зачет некому Рыженке
- пренеприятному типу, алкашу и взяточнику. Предмет-то пустяковый -
сопромат (иначе Рыженку бы не пустили его преподавать) и знали его все
наизусть и без лектора... но чтобы сдать зачет, надо было дать Рыженке
"на лапу" бутылку коньяку. Не обязательно хорошего, и самая паршивая
армянская настойка годилась, лиш бы было написано "Коньяк". Рыженко пил
его после зачета по бутылке и две в день, и распостранял по
инженерно-строительному омерзительный запах клопов, перегара, чеснока, и
пота.
Казалось бы проблема решена, но... в те далекие годы царил дефицит.
Именно когда мне понадобился коньяк, его не оказалось в магазине -
раскупили другие студенты на взятки Рышенки и его коллегам. Пришлось
думать головой.
И вот я вспомнил, что у Рыженки есть карликовый пудель - паршивая шавка,
постоянно вычесывающая у себя из-за ушей блох и вшей. Я расщeдрился и
купил ей в подарок немецкий блохомор. С ним я и явился сдавать Рыженке
зачет по сопромату.
- Сдорово служивый, - с "юмором" приветстовал меня Рыженко. Руки его с
утра тряслись. - Где мой коньяк?
- Я вот вашей собачке... - начал я, доставая зевтную бутылку.
- Да как ты посмел, - рассверипел Рыженко, - явиться ко мне на зачет без
коньяку. Да ты знаешь, кто я такой? Я же лектор общества Знание! Я тебя
в армию и во флот, по очереди, отправлю, по четыре года! Да ты у меня на
подводной лодке сгниешь, хохол поганый! Вовек сала не видать!
- Илья Эмануилович, - в ужасе перебил я, - это же и есть коньяк!
- А пудель мой при чем? - с подозрением спросил Рыженко.
- Да не при чем же! Оговорился! - вдохновенно продолжал врать я.
Рыженко выхватил у меня бутыль с блохомором и стал вертеть ее в руках,
разгядывая этикетку, пытаясь распознать латинские буквы.
- Цы... Цык... Цыклон Б. Это по каковски же написано? - спросил он, не
сводя глаз с бутылки.
- По-немецки, Илья Эмануилович. Значит по ихнему коньяк.
- Немецкий, говоришь? Уважаю, культурная нация. - С этими словами
Рыженко открутил крышку и стал лить блохомор себе в горло. Проглотив
последние остатки, он смачно рыгнул.
- Эх, хорошо пронимает! Пять! - Рыженко с трудом вывел косую пятерку в
моей зачетке, так же криво расписался, и сплюнул на пол. - Следующий!
Так я и сдал Рыженке сопромат. А Рыженко в этот день омерзительно вонял
еще и скипидаром.