Кровавая рукопись
(Предисловие к повести «Морковь против Оливье»)
Не пробыв в Москве и дня, я ушиб ногу о так называемый «бордюр». За ночь мизинец опух, боль усилилась, и следующим утром решил я зайти в травмпункт, показаться врачу. Но не стоило и пытаться. Поликлиника была забита ранеными, коих продолжали привозить, распихивая по палатам и бросая в коридорах. На ком-то из привозимых была одежда с преобладанием морковного цвета, они явно враждовали с другими пациентами, одетыми преимущественно в салатное. Мне пришлось видеть безобразную сцену ― двое раненых, чьи каталки оказались рядом, сцепились друг с другом, яростно рыча.
Я понял, что была большая драка, из тех, что нередки в этом городе, и направился к лифту, не надеясь уже на медицинскую помощь. Возле кнопки, которую я нажал, также стояла каталка. На ней лежал окровавленный человек в лохмотьях, когда-то имевших салатный цвет, и тихо стонал. Вдруг он открыл глаза и обратился ко мне:
― Могу ли я рассчитывать на вашу помощь? ― спросил несчастный, с трудом выговаривая слова.
― Позвать доктора? ― предложил я очевидное.
― Доктор уже не поможет. Дни мои сочтены. Но скажите, допускаете ли вы в оливье морковь?
― Нет, разумеется, ― ответил я в некотором замешательстве, столь неожиданным показался вопрос.
― Удача улыбнулась мне, ― лицо раненого просветлело, ― В таком случае, прошу вас, возьмите вот эту рукопись, труд всей моей жизни, возьмите её.
Он вытащил свёрнутые листы, что держал у сердца, и протянул мне дрожащей рукой.
Я принял рукопись не без содрогания, пятна крови придавали запискам пугающий вид, а из-за дрожания руки подающего мне полминуты не удавалось ухватить листы надлежащим образом.
― Обещайте, молю вас, обещайте, что мой текст увидит свет, ― говорящий закашлял, кровь потоком вылетала изо рта, вид его был ужасен. ― Этот!
― Что «этот»? ― переспросил я.
― Этот… свет, ― прохрипел раненый, дёрнулся и затих.
Я отошёл от него, укоряя себя за неосмотрительность при ходьбе и опрометчивом согласии принять участие в судьбе рукописи. Хотя я не выказывал такого согласия, но по медлительности и мягкости своего характера не произнёс и отказ, точнее, не успел произнести, и, стало быть, мне надлежало считать себя связанным данным словом.
Мимо быстрой уверенной походкой проследовал главный врач, за ним бежали помощники.
― Почему ещё не в морге? ― сердито бросил он, указывая пальцем на моего недавнего собеседника.
***
И по сей день работа над рукописью не окончена. Многие страницы повреждены, почерк местами не разборчив, приложенные материалы, как оригинальные, так и в переписке, не всегда понятны. В частности, с трудом удалось идентифицировать южномосковское наречие. Проще было с поэмой на аквитанском, но содержание оказалось никак не связанным с рукописью. Для восстановления утраченных фрагментов много дней пришлось мне провести в судебных архивах и музейных хранилищах, большей частью, впрочем, безрезультатно. Вадим Петрович Шаров, так звали виновника моих нынешних занятий, не всегда был точен в ссылках, слишком уж сильно билось его горячее сердце. Всё больше меня охватывает страх, что я не успею завершить начатое из-за охватившей мир чумы и преступной активности морковных, что всякий раз возрастает в преддверье Рождества. Поэтому, я приступаю к поэтапной публикации записок Вадима Петровича, в коих воссозданы многие события разных лет, по возможности приводя его мысли, а большей частью пересказывая собственными словами.
***
Винтовку сжимая, иду на войну,
Чтоб свой оливье не отдать никому.
Прощайте родные, прощайте друзья.
А чья же Гренада? Гренада ― моя.
Там в пещере незримо живёт
Молчаливая тварь — Антрекот;
Прислонившись к его голове,
Тихо дремлет салат Оливье.
Эти не связанные между собой строфы, неровно начертанные на салфетках, были найдены между страницами рукописи. Возможно, подойдут как эпиграфы.
***
Продолжение можно прочитать здесь:
Дело купца Трузе https://www.anekdot.ru/id/1162782/)
Тайна Мастера https://www.anekdot.ru/id/1163973/
1894 https://www.anekdot.ru/id/1164478/