КУЗЯ, ИЛИ О РОЛИ СОБАК В НАУКЕ
Как известно, публичной может быть не только женщина. К примеру, и
защита диссертации. Где, кроме предъявления пресловутого «кирпича»,
разнообразных и многообразных отзывов, заключений и много чего еще,
требуется еще и соблюдение языческих ритуалов, как-то: объявление в
газете о дате и теме защиты, доклад на Ученом совете на фоне целого
стенда плакатов, ... Наконец, участие официальных оппонентов, обязанных
доказывать, что твоя работа полное дерьмо. Ты ее защищаешь - не полное!
Выбор совета и официальных оппонентов – это вам не какой-то выбор
депутатов, которых вроде можно отозвать... Невесты - ее можно вернуть
теще, дескать, мама, уступаю вам самое дорогое... Или даже президента,
которого можно прогнать – Кучма, геть! А тут уж дело серьезное, ибо от
выбора оппонентов во многом зависит успех остепенения.
Мой научный руководитель, профессор киевского строительного института
Д. В. Вайнберг (царство ему небесное!), большой, однако, шутник, этот
суровый выбор сделал, определив защиту в Киевском автодорожном институте
(КАДИ). Свой поступок он мотивировал моей ленью и близостью Ученого
Совета к дому. Исходя из этой близости, я изготовил 20 подобающих случаю
плакатов на плотном картоне. Получился очень пудовый пакет,
транспортабельный разве что пару остановок трамвая, которым я и
предполагал воспользоваться.
Но ангел-аспирант – предполагает, а Бог-руководитель – располагает. И
Первым Официальным Оппонентом он уговорил профессора Моргаевского (и ему
царство небесное!) из Днепропетровска. Тот принадлежал к противоположной
научной школе, не пил и оставался в Днепропетровске при немцах. Из чего
следовало, что не мог быть заподозрен ни в каком в благорасположении к
нашей компании. Для апробации же оппонент пригласил сделать доклад на
семинаре при его кафедре в Днепропетровске. Пришлось тяжеленную папку
планшетов, задуманных на короткую рокировку из дома в Ученый совет КАДИ,
пердолить в другой город.
Когда же я позвонил с вокзала о прибытии, пан профессор пригласил меня,
никуда не заезжая, насладиться мягкой снежной зимой в одном милом парке.
И предупредил, что он не один, а с собакой. И что это очень мирный
сенбернар Кузьма, но, когда познакомлюсь с ним ближе, смогу величать его
просто Кузькой.
Я приехал в указанный парк и таки перешел с Кузьмы на Кузьку. Следующих
пару часов профессор наслаждался погодой и собой, разглагольствуя
(предупреждаю читателей – дальше идет не не какой-то изощренный мат, а
научная терминология!) о проблемах расчетов на прочность, устойчивость и
колебания классов и подклассов циклически симметричных и асимметричных
пространственных систем; вопросах, связанных с устойчивостью решения
систем уравнений высоких порядков при счете на ЭВМ второго поколения,
облагораживании матриц этих систем и т.д..
А я это время пер пуд плакатов, изнемогая от тяжести, и сил у меня
оставалось лишь на легкое научное поддакивание. В конце концов Кузькин
хозяин профессорским умом сообразил, как мне тяжко и поручил планшеты
Кузе. Кузя был громадных габаритов даже для сенбернара, издали его хвост
выглядел хоботом, а самого пса можно было принять за слона. По команде
хозяина он любезно взял в громадную пасть папку и спокойно носил ее за
нами. Но все это присказка, а сказка – впереди.
... Потому как, если бы пан профессор не предупредил про Кузю, если б я
сам не был собачником, если б не увидал Кузю издали... В общем, если б
не три этих веселеньких «если», меня могла постичь печальная участь
харьковского профессора Диноградова, которому пан Моргаевский тоже
как-то назначил встречу в том же парке, но не предупредил про Кузю. С
другой, собачьей стороны, он и Кузю не проинформировал заранее о слабой
конституции и впечатлительности ученого коллеги. В итоге, когда пес
внезапно выскочил из кустов, встал на задние лапы и обнял гостя, тот
схлопотал инсульт да перелом ключицы и ребер – уже при бессознательном
падении.
Вот такая получилась научно-интеллигентская история. Конечно, при
ознакомлении со столь пикантной конфузией у прогрессивной виртуальной
общественности, избалованной Anecdot.ru, возник главный вопрос: а не
обмочился ли при этом потерпевший профессор? Здесь можно только строить
гипотезы и развивать теории, ибо на фоне инсульта и переломов этот факт
мог и не найти подобающего отражения в истории болезни, когда пациента
отвезли в реанимацию и переодели в больничную пижаму (дело было в конце
60-х, а в советских тоталитарных больницах, в отличие от нынешних,
демократических, было и постельное белье, и спецодежда для больных и
персонала, и лекарства, и, почти бесплатные, врачи).
Профессор же выжил, и даже поприсутствовал у меня на защите. Я пригласил
его к себе домой на скромный банкет, предупредив, что в узкий круг
приглашенных вошел и мой королевский пудель Атос Первый (прадедушка
Второго). Но, услышав о собаке, профессор визит ко мне категорически
исключил: веру в собак он потерял, можно сказать, у меня на глазах. А
веру в людей он утратил еще раньше, в бытность безродным космополитом и
врагом народа. И еще он очень опасался кошек, от которых тоже однажды
потерпел конфузию.
... Но это уже другая, менее собачья научная история.
© Алик, защитник диссертации