Слово офицера.
Единственным моим соседом в бизнес- классе на рейсе Стамбул- Пхукет был добродушный здоровяк- брюнет восточного типа, Американец, Майкл. Который мгновенно превратился в Мишу, увидев у меня в руках журнал на Русском языке. Рейс долгий, почти десять часов, очень пригодилась моя литровая бутылка Чивас- Ригал из дьюти фри, а он просто безумно рад был пообщаться по- Русски. Попытаюсь связно изложить всё, что он рассказывал.
Иванов Михаил Александрович – так Мишку звали, и так же было записано в паспорте. В том, Советском паспорте, где в графе «национальность» ясно было указано – Русский. Но так, как маму его звали Эсфирь Израилевна, а сынок внешностью на сто процентов пошёл в маму, то Мишке часто приходилось повторять, что да, его зовут именно так, и не иначе. Сомневающимся, в качестве аргумента предъявлялся увесистый кулак.
К семнадцати годам это был здоровый парень, большой мастер похулиганить, подраться и погладить по задницам представительниц прекрасного пола. Учителя в школе перекрестились и облегчённо вздохнули, когда Мишка закончил десятый класс.
А дальше он по своей Еврейской сущности маленько перестраховался – и подал заявление в военное училище – там экзамены в июле, и если вдруг поступить не получится, то есть ещё целый август, чтобы успеть протолкаться в какой- нибудь институт. На выбор будущей профессии больше всего повлиял тот факт, что от дома до училища ему было десять минут пешком.
Поступил. И был крайне неприятно удивлён и разочарован тем фактом, что надо соблюдать порядок и субординацию, ходить строем, носить форму, и вообще выполнять массу правил и ограничений- система воспитания Советского офицера довольно жёстко действовала в начале восьмидесятых.
С Мишкиным характером у всех его родственников вообще вызывал горячее изумление тот факт, что он решил стать военным. Трудно было представить наименее приспособленного для этой карьеры человека.
Года за полтора- два он приспособился нагло нарушать режим, научился твёрдо стоять на вечерних поверках вдребезги пьяным, ходить в самоволки почти ежедневно – достаточно просто оставить дежурному свой домашний телефон, и если кто- то из начальства начинал разыскивать опять пропавшего курсанта Иванова, уже через десять минут он появлялся в казарме как ни в чём не бывало.
От крупных залётов с вытекающими печальными последствиями – отчисление и на два года в армию рядовым, его спасала двоюродная тётушка – подполковник, кандидат наук – она принимала экзамены у офицеров в адьюнктуре училища.
Всего Мишку за его художества собирались отчислять три раза. Пронесло. Несколько раз он сидел на гарнизонной гауптвахте (её ласково называли- гауптическая вахта), однажды сподобился попасть на городскую – причём ввязался там в скандал с троими рядовыми- отморозками из Южных республик. Курсантов они не любят – и в последовавшей разборке Мишка был сильно избит, однако не сломлен. Один из отморозков лишился глаза, второй отправился в госпиталь с разможжённой мошонкой – от тюрьмы Мишку спасло только то, что военному прокурору эта компания полубандитов была хорошо известна, и превышение мер необходимой обороны ему не пришили. Но репутацию он себе заработал такую, что его фотография лежала под стеклом письменного стола у начальника курса.
При всём этом учился Мишка легко, и экзамены сдавал блестяще – за пять лет не получил ни единой тройки. Факультет был энергетический, и курсанты его отделения, вместе с офицерскими погонами получали дипломы инженеров- энергетиков с глубоким уклоном в автоматизацию и информационное обеспечение- работа с ЭВМ занимала половину учебного времени на практических занятиях.
Между получением диплома и погон был период в два дня, которые Мишка провёл дома, напившись до почти невменяемого состояния – и обнаглел настолько, что сняв трубку- его домашний номер телефона был уже известен всем офицерам – в открытую послал на х..й дежурного, требующего у него немедленно прибыть в расположение. Дежурный вызвал патруль, и строптивого без пяти минут офицера доставили в казарму под конвоем.
Очевидно, в училище решили не выносить сор из избы, присвоили вольнолюбивому обормоту звание «лейтенант- инженер», и отправили по месту предписания, для дальнейшего прохождения службы.
………………………………………………………………………………………………………
- Товарищ капитан, разрешите обратиться?
Мрачный мужик в наброшенном на плечи кителе, подняв мутноватые глаза, отвечает-
- Ну?
- Лейтенант Иванов прибыл для..
- Садись, не ори. Выпьешь?
- Я, это…
- Да вижу, что ты. Это ты значит и есть тот инженер из самого Ленинграда? Зае..ись. И за какие же грехи тебя сюда сослали?
Примерно так свежеиспечённый лейтенант был встречен на месте службы. Назвать этот небольшой гарнизон в бескрайних Забайкальских степях простым захолустьем – было сильно польстить ему. Если где- то и в самом деле была жопа мира, то это был на ней самый жирный прыщ. На территории части прозябал небольшой учебный аэродром, а обеспечением аэродрома занималось подразделение, в которое Мишку и направили. В числе прочего хозяйства присутствовала там ещё и грязная, полуживая угольная котельная, а в дипломе у него всё- же стояло слово- энергетик. Пи…дец.
Так оригинально в училище с ним рассчитались за годы безобразий. Армейский юмор, называется. К сожалению, это было ещё не всё.
- Ты выпей, выпей. Тут без этого хрен выживешь. Тебя как звать- то? Меня Николай, можно без чинов, сейчас не на плацу. Инструктаж на завтра, а пока вот что. Рядовые у нас тут- сплошь спецконтингент…
Не все знают, что по Уголовному кодексу СССР в тюрьму можно было посадить только граждан, достигших возраста восемнадцать лет. За особо опасные преступления – убийство, изнасилование и разбой – сажали с четырнадцати. Но если бывшему малолетнему преступнику, уже отбывшему свой срок, ещё не исполнилось двадцати семи лет, он подлежал по закону призыву в армию – для таких именно «воинов» и создавались подобные части. Главный принцип – их размещение. Чтобы подальше от всего.
- В глаза не смотреть, в дискуссии не вступать, общение только по делу- в форме приказа. Невыполнение приказа – карцер. Это они понимают. Да, как хочешь, но личное оружие будет в сейфе – если тебе дадут по башке и отберут пистолет, тут простым ЧП не отделаешься.
- Охране на аэродроме дан приказ, в случае столкновений- применять оружие не задумываясь. Наши все это знают, знают, что сбежать в случае чего не получится, поэтому, в принципе управляемы. Но ты всё равно не расслабляйся- повнимательнее будь. Бдительность, мать её…
И потекли суровые армейские будни. В действительности капитан слегка преувеличил – полных отморозков с руками, по локоть в крови, в роте было всего трое, но они же и наиболее соображающие – понимали, что их ждёт в случае проблем. Не высовывались, старались соблюдать видимость режима, на конфликты не шли, но и работать их заставить было невозможно – только отвернёшься – уже за них пашет кто- то другой. Зато вся рота их боялась и слушалась – что в общем было похоже на порядок.
А после того, как Миша со своим опытом уличных драк, отправил в медсанчасть двоих блатных рядовых, пытавшихся качать права, его зауважали. Спирта на аэродроме было более, чем изрядно, и армейский быт с полным отсутствием развлечений более- менее скрашивался.
Потом Мишка сделал глупость. Из своего первого отпуска, после года службы он в часть не вернулся, а дал телеграмму, что ходит лечиться, что у него больничный с программой уколов на сорок суток – всё это было правдой, кроме болезни – знакомая медсестра помогла. Однако получилось так, что телеграмма в часть не дошла, и Мишу арестовали, как дезертира.
Неделя на гауптвахте, разбор полётов, оправдать его оправдали, но старшим лейтенантом он так и не стал – кто не знает, третья звёздочка присваивается автоматически после года службы. Не в этом случае.
Беда пришла, когда двое из троицы «паханов» где- то ухитрились раздобыть спирта. Третий отдыхал в санчасти, закосив под какое- то недомогание, и в случившемся участия не принимал.
- Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант! В офицерское общежитие бешено стучится один из воинов.
- Там Ту..аев и Зак…ов трахают кого- то!
Мишка вместе с капитаном Колей – они уже давно были на ты, и прапорщиком Шемякиным взяли мерзавцев на месте- с поличным. Нажравшись, бандиты изнасиловали дочку поварихи из хозблока. Девчонке двенадцать лет, говорить не может, в шоке, дрожит вся, и сильное кровотечение. Фельдшер посмотрел –
- В больницу, срочно!
Ближайшая больница с нормальными хирургами была в Улан-Удэ, это примерно полтораста километров. Пи…дец. Сообщили туда по рации, чтоб встречали, надеясь довезти барышню живой.
…………………………………………………………………………………………
Не довезли.
…………………………………………………………………………………………
Коля вернулся из больницы с лицом серого цвета и остановившимся взглядом.
- Лейтенант, на ключи, возьмёшь в сейфе табельное, и за нами. Пошли, Шемякин.
- Куда, товарищ капитан?
- Правосудие, бл..дь, вершить.
………………………………………………………………………………………
Открыли дверь первого карцера.
- Ну что, говорит капитан Коля, ты помнишь, что я тебе говорил, когда ты приехал сюда? Говорил, что удавлю тебя собственными руками, если возьмёшься за старое. А что добавил, помнишь? Я сказал- «Слово офицера».
Ту…аев посмотрел волчьим взглядом и ничего не ответил.
А вот второй- Зак…ов- тот себя недостойно вёл. Визжал что- то по своему, штаны намочил. Миша в акции не участвовал, только присутствовал. Подстраховывал, так сказать.
…………………………………………………………………………………………
Сняли с обоих наручники, заперли двери карцеров и пошли нервы спиртом поправлять. И звонить дежурному коменданту – чтоб сообщил в военную прокуратуру о ЧП в части.
Позвонил майор из прокуратуры, выдал распоряжения, все трое уселись писать рапорты-
- Товарищ майор, у нас ещё событие. Один из задержанных ночью повесился – не то от страху, не то от угрызений…
- Не трогать ничего. Выезжаю.
Приехал, мрачно посмотрел на обоих остывших задержанных-
- Вот что. Если в части ещё случится подобное ЧП, вначале вызываете меня, а потом уже пусть «угрызения совести» начинаются. В такой последовательности. И не иначе. И НЕ ИНАЧЕ, БЛ…ДЬ! ЯСНО?
- Так точно, товарищ майор.
Рапорты забрал, протокол о суициде подписал – а что, прокуратуре так даже было удобнее. Конец восьмидесятых, в стране перестроечный бардак, высшую меру отменили, а эти двое отморозков – бандиты отпетые. Оба срока свои имели за разбои и убийства. Такие не исправляются. Получили бы каждый по пятнашке строгача по рецидиву, и только? Капитан, конечно полномочия превысил, но по совести поступил правильно. Прапорщику по барабану, ему приказали, а Миша – вроде только рядом постоял.
Но эта бешеная гонка по степи теперь им всем ещё долго потом в ночных кошмарах сниться будет.
Прошло время, лейтенант Миша (Михаил Александрович) совершил, казалось бы невозможное – освоился в гарнизоне настолько, что стал почти привыкать к такому образу жизни. Слегка выбило его из колеи письмо от матери – Эсфири Израилевны. Она писала о проблемах дома, о том, что продукты по талонам, очень осторожно писала, что дальше будет только хуже по её мнению, что её двоюродная сестра уехала, и очень прилично устроилась в Хайфе, и не хочет ли Миша подумать об этом?
Тут задумаешься. А кто ему рапорт об увольнении подпишет? Полтора года отслужил, всё ещё лейтенант, перспектив ноль- и реально, торчать в этой дыре никакого удовольствия. Помог бестолковый случай.
Женщин в гарнизоне было катастрофически мало, и Миша, со своей искренней любовью нежно поглаживать ладонями мягкие округлости, от этого очень страдал. Делились представительницы прекрасного пола на две категории –
А выберешь почище рожу
Да поведёшь с собой гулять
Так всякий раз одно и то же-
Или монашка, или бл..дь
Супруга капитана Коли относилась ко второй категории, и однажды Мишка не устоял. Судьбе было угодно, чтобы сам капитан, вроде бы находящийся на дежурстве, вошёл в комнату общежития, застав самое начало процесса. Мишка толком и раздеться- то не успел. Отопление было печное, Коля схватил топор и со всей дури ломанул охальника по затылку. А потом выбросил в окно второго этажа, даже не разглядев, кого именно.
Мишка пришёл в себя минут через пять – повезло, лезвие прошло вскользь. Привёл в порядок одежду, и пошёл, пошатываясь обратно – унты забирать. Босиком неуютно. Дальше такая картина. В комнате жуткий скандал- крики до небес.
- Ты, бл..дь что наделал, мудак! Ты что, спьяну совсем ох..ел? Это же пи..дец полный! Три месяца! Три месяца всего осталось, и в Москву, в академию! А теперь? Трибунал и срок? На х..й я вообще за тебя вышла, козёл!
- Эта. Коль, бля буду, не знаю, как получилось – это Мишка.
- Так ты жив!? – это жена говорит. Почти радостно.
- Тут и поблядовитей тебя будут – это капитан, мрачно.
- А ты лучше молчи! Скажи спасибо своему Богу, что Мишка цел! Спирт давай, и бинт.
Башку промыли, забинтовали, влили в раненого ещё полстакана, он забрал унты, и пошёл к себе.
А утром состоялся такой разговор.
- Коль, товарищ капитан, я вот что подумал- подпиши мне рапорт на увольнение. Уеду на х..й, не могу я здесь.
- Зае..ись придумал. Я могу такой рапорт подписать, если только фельдшер наш тебе диагноз поставит – не ниже шизофрении с острыми приступами на почве алкоголизма. Он- то поставит, но ты понимаешь, какие у тебя перспективы открываются с такой записью в военном билете?
- Пох..й. Подписывай, мои проблемы.
И уже через две недели Мишка был дома, избавившись от военной службы.
…………………………………………………………………………………………
А через год – в Нетании, это двадцать километров от Тель- Авива, на берегу Средиземного моря.
За четыре года жизни в Израиле он полностью игнорировал Идиш и Иврит, зато довёл Английский до весьма приличного уровня. Начинал с мытья посуды в кафе, а уезжал в Америку уже довольно классным специалистом по информационным системам со специализацией в управлении энергокомплексами – в конце концов это была его основная специальность, а уровень Советского образования в этой области вполне достигал мировых стандартов.
Диплом подтверждал в Массачусетсе, в университете. А сейчас Майкл- руководитель отдела, занимающегося программным обеспечением системы автоматизации управления энергосистемы Северо- Запада США.
В аэропорту Мишу встречала миловидная женщина с двумя симпатичными девчонками.
- Мои, говорит. С женой ещё в Израиле познакомился, она Москвичка бывшая, а дочки уже в Штатах родились.
- Так ты не пропадай, созвонимся?
- А то. Слово офицера.
Я вежливо кивнул его супруге, девчонки повисли у папы на шее, и мне стал ясно виден шрам у него на затылке – отчего-то ярко обрамлённый венчиком седых волос.