«Мне отмщение, и Аз воздам»
Соня любила чистоту, Соня не любила убираться. В ее детстве день, когда мама убиралась, был Днём Большого Скандала. Почему это так, до Сони дошло, когда она сама стала мамой. Точнее, Имамом. «И, мам, -- а когда обед?» «И, мам, ты не помнишь, где мои ракетки?» «И, мам, кстати, к завтрашнему в школу нужно принести…»
Итак, про чистоту. Сонин Джон иметь отношение к уборке отказался. Джон сказал, я купил дом, с лужайкой; чего вы еще от меня хотите. Алекс, голубоглазая и двенадцатилетняя, говорила так: «Я свободный человек, родившийся в свободной стране, у меня есть своя комната, и не надо, (тут Алекс начинала плеваться ядовитой слюной) пожалуйста, в нее соваться.»
Когда все было хорошо, Соня отвечала Алекс, «свободный человек, ха. В свободной стране, ха. Хочешь поговорить об этом? Иди сюда». Они взъерошенно усаживалась рядом, открывали ноут, и смотрели на цифры по кредитам, расходам и – хотелось бы написать «доходам», но доход это вроде бы то, что должно было бы оставаться, а оно не оставалось.
А в тот конкретно день у Сони было Плохое Настроение, и у Алекс было Плохое Настроение, а надо было убираться, а Соня устала так, что хотелось плакать. Слово за слово, и началось «А я не просила меня рожать!» -- «А ты и не отказывалась!!!», «Не лезь в мою ванную!» -- «Унитаз – лицо хозяйки!!!», «Моя комната!» -- «Банка!!! Тут всё, Алекс, -- банка!!!» -- и закончился вбросом в дочерник черного мешка с мусором вместе с воплем «Собери одежду с пола! В стирку, вниз!»
Потом была очень, очень, очень тяжелая неделя. Соня получила люлей от босса за несданный проект и сидела ночами за компом. Алекс дулась и отказывалась даже загружать посудомойку. К субботе Джон понял, что надо бы помочь по дому, и совершил Подвиг – вынес мусор. Там всю неделю, возле кладовки со стиралкой, у лестницы из гаража, стоял на проходе этот здоровенный полностью забитый черный пакет, и никто даже не удосужился вынести его в бак на улицу, хотя мусорка приезжала уже трижды.
Первой сдалась Алекс.
Девочка, все-таки.
«Не верю я в стойкость юных, не бреющих бороды…»
Проходив в единственных, не лежавших тогда на полу, футболке и джинсах неделю, она таки решила помириться. Подошла и спросила виновато-ласково, «Имам, а ты постирала мои вещи? А то мне уже не в чем ходить?»