В одном из номеров Литературной газеты за прошлые тысячелетия была критика исполнения Аллой Борисовной 90-го сонета Шекспира.
В сонете Шекспира в официальном переводе как-то так:
--------
Что нет невзгод, а есть одна беда -
Твоей любви лишиться навсегда
--------
У Аллы Борисовны акцент немного смещен:
--------
Что нет невзгод, а есть одна беда –
Моей любви лишиться,
Моей любви лишиться,
Моей, моей любви
Лишиться навсегда!
--------
Как ехидно писал тот критик, это всё равно что спеть "Я помню чудное мгновенье, перед тобой явился я".
А по-моему, ну и чё, Пугачева в те времена масштабом фигуры явно была не жиже Шекспира. Имела право по-своему видеть мир и пользоваться всемирными наследиями.