Вторая история из жизни Рабиновича. Того самого, что во вчерашней истории принимал роды у жены посреди заснеженной Канады.
В июне 1989 года Москву посетили инопланетяне. Не с Марса, правда (хотя, прилети они на самом деле с Марса, ажиотаж был бы меньше), а с обратной стороны Луны. В “Олимпийском” прошли первые в СССР концерты западной группы Пинк Флойд.
Формально билеты стоили 9 рублей, но ни по 9, ни по 29 никто их не видел. У спекулянтов цены начинались с 80, что составляло две студенческие стипендии. Таких денег у девятнадцатилетнего Рабиновича не было. Зато у него были связи. Не в Госконцерте и не в ЦК, а среди других московских студентов.
Пинки привезли в Москву не то 50, не то 150 тонн концертного оборудования, от собственно сцены до летающей свиньи. Всё это надо было установить и смонтировать, для чего организаторы привлекли студентов одного из вузов. Кажется, это был МИСИ, но могу ошибаться. За труд обещали каждому по контрамарке. Рабинович учился совсем в другом вузе, но нашел нужные связи, подергал за ниточки и оказался в заветном списке добровольцев-монтажников.
Студенты суетились в Олимпийском, как муравьи. Облепляли какую-нибудь громадную железяку, тащили ее на место, там прикручивали или приколачивали, бежали за следующей. Посреди этой суеты бродили иностранцы-надсмотрщики в джинсовых комбинезонах и желтых пластмассовых касках. У каждого в руках был плоский девайс размером с книжку. Не планшет – до них оставалась еще куча времени, а что-то вроде гигантского калькулятора. Они жали на кнопки, что-то там помечали и подсчитывали.
Притащив вместе с незнакомыми студентами одну железяку, Рабинович отправился под трибуны за следующей. Никакого желания продолжать муравьиный труд до вечера у него не было, но и уходить без контрамарки не хотелось. Улучив момент, когда на него никто не смотрел, он завернул за угол и отправился бродить между штабелей с оборудованием.
Изначально его целью было пересидеть незамеченным хотя бы полчаса – вряд ли удалось бы скрываться от надсмотрщиков дольше. Но тут Рабинович наткнулся в каком-то закоулке на два сравнительно небольших сундука. Приоткрыл их и обомлел. В одном лежали желтые каски, в другом – гигантские калькуляторы.
План созрел мгновенно. Рабинович напялил каску, взял в руки девайс и превратился из муравья в надсмотрщика. Бродил по стадиону, останавливался в случайных местах, с задумчивым видом смотрел в пространство и тыкал пальцами в кнопки.
Никто его не разоблачил. Паленые джинсы вполне сошли за западный комбинезон, другие студенты его не знали, а англичане... либо не присматривались – им и своих забот хватало, либо тоже не всю команду знали в лицо, понабрали по объявлению для московских гастролей.
Настало время обеда. Всех повели на трибуну, усадили на лавки и раздали еду. Русским достались столовские котлеты с гречкой, а иностранцам... иностранцам, в том числе Рабиновичу, раздали самые настоящие гамбургеры с самой настоящей картошкой фри! Это за полгода до открытия московского Макдональдса! Это был полный восторг, такое внезапное приобщение в западной культуре, что куда там концерту Пинк Флойдов.
На концерт Рабинович, конечно, тоже сходил. Незадолго до конца работы незаметно избавился от калькулятора и каски, превратился вновь в московского муравья и получил свою контрамарку. Билеты были без мест, в своего рода стоячий партер, отделенный от сцены металлической решеткой. Рабинович пришел самым первым, занял место у самой решетки, и это был стратегический просчет.
Все четыре часа концерта он провел в позе распятого Христа, прижатый толпой к этой самой решетке. Ему было не до музыки и не до летающей свиньи, думал только о том, как бы не раздавили насмерть. Так что соло Гилмора в памяти не отложились совсем. Зато гамбургер... гамбургер – это совсем другое дело!
