ПРОЗАИК Оля Ефремова, будучи сугубой журналисткой в Салехарде, не
единожды предупреждалась доброхотами: дескать, мы (и ты!) работники
идеологического фронта, и потому надлежит вести себя поприличней или, на
худой конец, не очень афишировать богемные замашки.
И вот у кого—то из редакционных сотрудников — новоселье. Справили на
старой квартире, не очень афишируя. Потом глубокой ночью нагрузились
скарбом и утварью, не очень афишируя, двинулись на новую квартиру, чтобы
там продолжить, не очень афишируя.
Утром партийная бонза вызывает Олю Ефремову и хмуро спрашивает: — Ну
что?! Новоселье у такого—то справили?! Погуляли?!
А она помнит (из того, что помнит) — вчера все было втихомолку и не
очень афишируя. Потому смело глядя в глаза бонзе отрицающе спрашивает: —
Кто это сказал?!
— Да весь город говорит! Весь Салехард!
Откуда бы всему Салехарду знать?! Оказывается, когда компания глубокой
ночью перемещалась со скарбом и утварью на новое место жительство
такого—то, Оле Ефремовой досталось нести сервиз на двадцать четыре
персоны. Ну, не целиком сервиз, но тарелки. Все равно тяжело. А
такому—то, новоселу, досталось нести ружье. И он посочувствовал даме: —
Тебе тяжело?
— Угу.
— А знаешь, как я здорово по тарелочкам стреляю?! Сто из ста!
— Да ну!
— Не веришь? Подбрасывай!
Она, пока шли по спящему Салехарду, тарелки и подбрасывала в небо. Одну
за другой — все. А новосел такой—то палил в них из ружья. Попадал или не
попадал — вопрос не по делу. Все равно они все разбились — с
характерными громкими звуками. Да и ружейные выстрелы тоже — с
характерными громкими звуками.
(с) А Измайлов. Референт. Все, что вы хотели узнать о писателях, но
боялись спросить.