23 февраля посвящается. Как я ходил в армию. Быль.
В 1987 году я попал в стройбат на 2 года после 1 курса Куйбышевского
авиационного института, хотя был приписан в ВВС. Было очень весело.
Автомат я потрогал только один раз - на присяге, да и тот предоставили
на время из соседней части ракетчики.
В роте у нас служили разномастные представители всего бывшего СССР:
дагестанцы (5 видов), азербайджанцы, армяне, грузины, узбеки, таджики,
корейцы, уйгуры, ну и мы - россияне.
Мы называли чурками их, а они (как это ни удивительно) нас...
Конечно же, присутствовали все прелести стройбатской жизни: дедовщина,
землячество, мордобой, воровство, самоволки, гомосексуализм и т.д.
Но речь не об этом.
Среди всего этого бардака находились те, которые оставались людьми, не
впадали в уныние и тоску. Часто находилось место простому человеческому
общению и юмору.
Был у нас в каких-то там начальниках прапорщик П. Он недавно закончил
школу прапорщиков, был чуть постарше нас. Характер он имел невнятный.
Ходили достоверные слухи, что в школу прапорщиков он пошел по
собственному желанию со срочной службы, дабы таким образом убежать от
притеснений сослуживцев. Теперь этот субъект, заполучив погоны, пытался
доказать нам, что он больше не чмо, что он теперь крутой и т.д.
Естественно, его, мягко выражаясь, никто не уважал, что вызывало его
крайнее раздражение.
Как-то раз прапорщик П. делал обход казармы после отбоя. Никто из дедов
и дембелей не спал: играли в карты, пили чифир, ели жареную картошку с
тушенкой, да и просто разговаривали...
Прапор не рискнул наводить порядок, так как его бы просто послали на
х&й, а поэтому сделал приветливое лицо и решил присоединиться к
упомянутым развлечениям старослужащих. Так продолжалось некоторое время,
пока всем не надоело его занудное присутствие.
В следующий раз, когда он присел на кровать и начал запускать свою ложку
в жареную картошку, боец - некто Насрулло Абдуллоев, лежащий на втором
ярусе кровати, начал методично и беззвучно опплевывать фуражку прапора
жирными смачными соплями.
Прапор ничего не заметив, перешел к другой компании, играющей в карты.
Здесь опплевывание повторилось уже другим бойцом - Магометрасулем
Гитиномагомедовым.
Пока прапорщик обходил всех, каждый боец с верхнего яруса (кто
добровольно, кто по приказу деда) счел за необходимость оросить своей
слюной фуражку прапора П.
Неладное прапорщик почувствовал только выйдя на улицу, ощутив некоторую
сырость на голове. Машинально схватившись за фуражку, он вляпался рукой
в омерзительное зеленое месиво...
Он долго стоял в ступоре, потом, изрыгая трехэтажный мат и угрозы
вступить в половую связь с виновными, ворвался в казарму как смерч, весь
такой страшный в гневе.
Солдаты, еле сдерживая смех, пытались сохранять спокойствие. Поняв, что
виновных найти не удастся, закусив от обиды губу, прапор вышел нетвердой
походкой.
Больше он к нашим компаниям не клеился.