"Случай в Климовске"
Солнце уже клонилось к закату, когда на дорогу, ведущую в пригород
Климовска, вышли двое – бедно одетый сухонький старик с деревянной
тростью и его неразлучный спутник осел Митя. Улица не сказать чтобы
совсем уж была пуста – кое-где был слышен ленивый перестук костяшек
домино, из некоторых форточек доносилась музыка или житейская
перебранка, – но как-то уныла, в чем-то даже одинока – одним словом,
запустение, что так свойственно российской глубинке. Город все еще дышал
дневным зноем, будто перегаром, но старик уже радостно предчувствовал
приближение ночной прохлады, а от него эта уверенность передавалась и
вконец измученному животному.
Мите шел уже восемнадцатый год, а по ослиным меркам это – возраст. Ну
казалось бы: работы сегодня считай что не было, а под конец дня ноги
совсем не слушались. Митя мотнул головой, сгоняя мух с кровавых язв на
своих ушах – боль, с которой он давно ужился, и попытался поймать ртом
листья отпущенной хозяином ветки. Ветка стегнула осла по глазам так, что
тот от неожиданности и резкой боли непроизвольно и как-то по-человечески
взвизгнул. Старик спохватился, погладил друга по шершавой серой голове и
произнес: "Ну-ну-ну..." У Мити ручьем потекли слезы – то ли реакция на
механическое раздражение, то ли вследствие отчаянно щемящего внутри
чувства и комка, подступающего к горлу. Захотелось ткнуться хозяину в
живот и просто стоять не двигаясь. Но хозяин потянул уздечку и,
смущенный, ускорил шаг – пришлось подчиниться.
Догонять хозяина задача не из легких – когда нестерпимо болит передняя
нога, копыто почти расколото на две части, а из трещины капают сукровица
и гной, окрашивая пыльную мостовую мутно-желтыми разводами. Прихрамывая,
осел сжал почти искрошившимися зубами удила и стал восстанавливать
события сегодняшнего дня. День как день – обычный. Утро: вот они с
хозяином выходят из ворот его сельского домишка, идут к станции, а от
нее – по насыпи по направлению к Климовску. Обед: они в парке отдыха;
старик, напуская на себя непринужденный, вальяжный вид, предлагает
семейным парам покатать своих чад на ослике; родители рассматривают
животное, качают головами и отворачиваются. Очень хочется пить, душит
грудная жаба, но хозяину нет до него дела – тот беспомощно снует из
конца в конец, ища клиентов. Вечер: наконец нашел.
– Вот, мадам, почти настоящий рысак, и всего-то сорок рублей за двадцать
минут прогулки!
– Ну, не знаю, что-то он у вас зачумленный какой-то. Стоит ли...
– Да вы что! Это приключение, пацанятам вашим верно понравится!
– Ну, Васенька, наверно, пусть попробует, а остальные – не знаю...
– Мадам! Боливар вынесет всех! А ну давай подсаживайся, сорванцы, пока
мамка думает...
Усадив на спину Мити третьеклассника Васю, дошкольника Кирилла и совсем
еще грудничка Настюшу, старик катал детей вокруг вожделенного фонтана на
выбивающемся из сил, враскоряку переступающем ватными ногами животном,
при этом взахлеб рассказывая о своей детской встрече с маршалом
Буденным. Настюша при этом непрестанно шлепала осла по ушам палочкой,
оставшейся после сладкой ваты: "Ня-ня-ня-ня-ня-ня..." – "Доча, не бей
ослика по ушкам, у него там ранка, бо-бо", – умиляясь тому, как быстро
растут дети, говорила мама.
Получив честно заработанные деньги, старик направился прямиком к ларьку
и купил бутылку пива, которую тут же и опорожнил. Напоил из фонтана
полуживого Митю и заспешил домой: путь был неблизкий. Вот таков был этот
день.
Но все же радостно было на душе у Мити. Дома ждет его родное стойло,
полведра с отрубями и долгожданный сон, а утром – снова в путь, делать
свою работу, приносить людям счастье. Обдумывание этой мысли доставляло
ослу утешение и наполняло чувством нужности, в чем-то даже
незаменимости. Уже и раны не так болели, а глаза наконец высохли.
Вдруг старик засуетился, осмотрелся, привязал Митю за уздцу к дереву и
поплелся в глубину парка по малой нужде. Осел остался один-одинешенек.
– Командир, нам у Кропоткинского выйти.
– По десятке с носа.
– Ага, вот.
– Толян, у тебя есть штуку разменять?
– Не-а.
– А у вас сдача будет?
– Нет, сдал уже выручку.
– Толь, заплати за меня, я тебе потом отдам.
– Говно вопрос.
Маршрутка, пару раз повернув, вырулила у Кропоткинского рынка. Толян и
Костик вышли и направились к парку. "Пиздишь, нет у тебя штуки", –
подумал Толян, а вслух сказал: "Не бойся ничего, они страх чувствуют;
работаем с пацанами в стенке, главное – сохранить строй, но если че –
сразу мне за спину заходи, будем держать круговую оборону, но, думаю,
пацаны не подведут". Подбадривая и задирая друг друга, друзья двинулись
в сторону входа в парк на встречу со своей бригадой. На вечер был
назначен махач с кропоткинскими.
– О-па, пиздец, Костян, смотри – ишак!
– Ни хуя себе, в первый раз вижу. По ходу, ничейный.
– Значит, наш.
– Смотри, вроде спит.
– Ага, ща разбудим. Давай зажигалку.
Осел отреагировал на ожог глаза не сразу – пару раз мотнул головой,
словно смахивая слепней, и вдруг – очнулся, взревел нутряным басом:
"Ииэээгрьх-иэээээээгрьх", рванул с места и... – уздечка! – разбрызгивая
кровь и сыпя зубной крошкой, отлетел обратно к дереву. "Держи падлу...
арматуриной его по хребту успокой... так ему, сволочи... вот ведь ебучий
козел! " – "А-а-а, сука, получай, получай! "
Выдрав наконец из окровавленного рта удила, осел бросился прочь от своих
мучителей, проскакал два десятка метров, подвернул ногу и грузно
завалился на асфальт. Возбужденные боем мальчишки кинулись за ним.
"Тикает! Сукаааа! ебнулся, га-га-га-га! Че, сука, больно? Добивай
фашиста! "
Осел, все еще перебирая ногами, уже терял волю к жизни, совсем не
реагируя на удары мальчишек. Затухающий взгляд его был направлен в
сторону железнодорожной насыпи и ни на что другое. Так смотрит вслед
уходящим улыбающимся родителям новоиспеченный первоклассник, оставленный
в незнакомом классе, верный пес на могиле хозяина и только что пойманная
птица в клетке.
Уже заснувший город вдруг оживился, защелкал глазами – вспыхнувшими
окнами, зашумел обывательской многоголосицей и потянулся по запаху крови
десятками рук с мобильными фотокамерами. "Все, Костик, кончай ишака,
уходить надо! "
Костик тренированным на многих соседских автопокрышках движением вонзил
заостренный конец железного прута в брюхо осла и провернул, вытаскивая
требуху на асфальт. Глухой, будто бы и не ослиный, вой, переходящий в
булькающее клокотание, разнесся по округе...
Старик долго шарил по карманам в поисках папиросной пачки, спичек,
беспомощно разводил руками, перебирал трость, что-то бормотал... Митя уже
не ревел, а просто тяжело дышал и будто бы всхлипывал, мутнеющими
глазами напряженно вглядываясь в такое родное лицо хозяина, которого ему
придется оставить навсегда...
Сытый город потушил свои глаза и уполз обратно во мглу.
http://www.padonki.org//?topic=&article_id=11115