Кто постарше, должен помнить, что в советское время мальчики были
начисто лишены пиротехнических забав. Сейчас вот идешь домой вечером с
пиффком, тут- шшшш под ногами блять а потом кааак пииззданет! Или
инфаркт, или усрался, ейбогу. И вся хуйня- червонец, а радости+
В трудное советское детство приходилось мешать марганец с серебрянкой,
жечь дымовухи из линеек за 25 коп. , селитровать бумагу или набивать
баллончики от сифона серой. А тот, у кого был счастливым обладателем
куска какого- то авиационного колеса из магниевого сплава, тот был
настолько крут, как щас примерно Абрамович со своей сраной Челси. За
горстку металлической пыли можно было выменять нехуйово значков, марок
или, скажем, охотничий патрон с порохом и капсюлем. На остальную хуйню
такое сокровище не менялось. Вот и драчили напильником в гаражах
счастливые пацаны кусок презренного металла.
В принципе, способов вызвать громкий хуякс была масса, все перечислять
дохуя времени уйдет. Остановимся на одном: помните, что такое пугач? Это
загнутый под углом кусок медной трубки и заплющенный с одного конца.
Внутрь вставлялся гвоздь, который натягивался такой черной резинкой от
мамкиных бигудей. Если в трубку накрошить серы от спичек, а потом
йобнуть по ней гвоздем, происходил нехуевый хлопок.
Впрочем, серьезным палевом пугач не был, так- игрушка. Отец если видел
его случайно, то бурчал, типа, палец смотри оторвет. Даже не забирал.
Правда, после того, когда я нахуй сжег балкон, от меня даже спички
прятали, но об этом отдельная история. И вот эта относительно безобидная
штука сыграла важную роль в формировании детской психики.
Случилось это вот как: однажды я застрял в лифте с Галиной Егоровной,
женой полковника Синельникова. Это была противная толстая тетка с
огромной жопой и волосатым подбородком. Своих детей у них не было, и она
жуть как не любила пентагоновских пацанов, называя их- офицерские
недоноски. Ну хуй с ним, эт ниче.
Лифты у нас застревали часто, хер кто растерялся. Галина Егоровна нажала
на кнопку с колокольчиком, приперла меня пузом к стенке и мы стали
ждать.
А в моем кармане, как назло, лежал заряженный пугач. Я собирался ебануть
в подъезде- уж очень мне эхо там нравилось. И по детской онанистической
привычке теребил гвоздик шаловливыми ручками. В детской, невинной еще,
душе не было ничего дурного, поверьте. Вдруг я дернул за гвоздь чуть
сильнее, ноготь соскочил и пугач стрельнул блять.
Галина Егоровна ойкнула тихо и подогнула коленки. В следующее мгновение
она пернула протяжно и уныло. Понесло такой вонью, что я даже удивился.
Конечно, не каждый мальчик в 13 лет слышал залп кормового орудия таких
размеров и, честно сказать, я и представить себе не мог, что можно так
вонюче серануть.
Между тем вонь усиливалась и мне стало ясно, что Синельникова
обосралась. Я не мог терпеть больше и сблевал, случайно попав ей на
плащ- впечатлительным рос мальчиком блять.
Когда пришли открывать лифт, монтеры просто шарахнулись от открывшейся
двери и заткнули ебальники. В мутном свете высилась горой охающая тетка
и рядом с ней подросток в луже блевотины.
Несколько следующих дней мне не забыть до старости. Галина Егоровна
косила под инфаркт, ее положили в санчасть, полковник Синельников обещал
подать на моих родителей в суд. Меня пиздили все. Папа, мама, сам
полковник дал пендаль при встрече. У отца были какие- то терки на
службе, потом замялись с помощью бухача.
Однажды, придя со службы, а она служила начальником отделения хирургии в
санчасти, мама сказала:
- Ну что, распиздяй, радуйся. Диагноз инфаркт не подтвердился, в
интернат не поедешь. Она еще попиздила меня для порядка и я с
облегчением перевел дух.
Еще мой проступок рассматривался на закрытом педсовете, там пришли к
выводу, что я настоящий падонак, и за мной нужен глаз да глаз. Учился я
тогда хорошо, но это вдруг стало всем похуй.
Из положительного мальчика я превратился в монстра, и когда пиздровал из
школы, соседки шушукались и оборачивались.
Полковничиху жалели, но не сильно. А я стал первым хулиганом в
гарнизонном городке. Мною мамаши пугали детей. Фишка в том, что
настоящих хулиганов там не было.
А я для себя решил: заебись. И с тех пор и до сегодняшнего дня мнения
своего не изменил, гыгыгы.