Княжна Мэри.
В школе я любил литературу. В смысле я очень любил читать. Читал запоем,
но почему-то мои литературные вкусы совсем не совпадали с нашей школьной
программой. В то время я перечитал всю библиотеку научной фантастики,
благо её выписывал дядя Лёша, перечитал почти что всё что меня хоть
как-то заинтересовало в школьной библиотеке и уже добрался до писателей
подобных Эмилю Золя или Генриху Манну, но вот школьную программу
преодолевал с большим трудом. Вот в это то время по школьной программе
был М. Ю. Лермонтов. Что удивительно, я начал читать Лермонтова с таким
же увлечением, как и фантастику! Не мог оторваться.
Тут надо рассказать из чего состоял тогда мой день. В семье я тогда
оставался единственный и последний ученик, и поэтому на меня возлагались
основные домашние хлопоты. Приходя из школы, после обеда я шел на улицу,
убирался в сарае у коровы (в смысле выкидывал на улицу коровьи лепёшки и
давал ей сена), потом набирал угля, дров, всё это заносил домой и
затапливал печку. Всё это я заканчивал где-то к часам пяти вечера, так
что когда остальные приходили с работы, то печка уже топилась, в доме
было тепло, можно было готовить ужин, а я садился делать уроки. Вот это
то время до прихода кого-нибудь с работы, было самым тихим и
нетронутым, как снежинка при безветренном снегопаде. Можно представить
какая это была тишина, мало того, что из дома было почти не слышно, что
происходит на улице, да жили мы далеко не в центре посёлка, это была
окраина, на нашей улице по нашу сторону даже не все дома были построены.
И вот в такой то синий зимний вечер я сажусь читать Лермонтова. Боже
мой! Это было упоение чувств. Я переживал за Печорина как будто он, это
был я, и все перипетии его душевных страданий почему-то были для меня
очень близки. На самом пике интереса я вдруг понимаю, что мне что-то
мешает. Я прислушиваюсь и понимаю, что что-то происходит на дворе. Я
вышел на улицу, и первое что услышал, это был трёхэтажный мат за нашей
калиткой, а рядом с калиткой торчал в штакетнике большой серый валенок
отца.
Надо сказать, что мой отец, сколько я себя помню, работал на пилораме, а
это был большой длинный сарай, который в лучшем случае защищал от дождя,
но никак не от ветра, а тем более от мороза. Поэтому отец ходил на
работу в фуфайке, в ватных штанах и огромных валенках. После дня работы
на морозе, а работа в основном состояла в том, что нужно было катать
брёвна и подавать их к пилораме, мужики частенько поддавали для сугреву,
а только потом шли домой.
Так вот оказывается отец слегка поддатый пришёл домой, а калитка
открывалась, если потянуть за верёвочку (это он сам так сделал), он
дёрнул за неё видно слишком рьяно, она и оборвалась! Ну, делать нечего
он решил перелезть через забор рядом с калиткой. Подкатил пару чурок,
которые были тут же, встал на них, закинул ногу на штакетник и в это
время чурка укатилась из-под второй ноги! Валенок застрял между
штакетинами и он остался в балетной позе не в силах что-нибудь сделать.
Оставалось только материться, чем он с упоением и занимался. Я, конечно
же, освободил его и открыл калитку, но каково же было мне слететь с
лермонтовских вершин дворянских отношений в нашу прозу жизни!
Так что по сей день, когда я сталкиваюсь этим замечательным
произведением нашего гения, я всегда вспоминаю его первое мною
прочтение.