Леденящая кровь история о маленьком, но жутко симпатишном привидении
Помните, в известном детском фильме про неуловимых мстителей атаман
Бурнаш начал свой темпераментный рассказ полковнику Кудасову таким
образом: "это было в степях Херсонщины…". Вот и я могу начать этими же
словами. Ещё школьниками (после 8-го и 9-го классов) бывали мы в
Херсонской губернии в экспедициях, проводившихся Клубом биологов Дворца
пионэров, который ныне – "творчества юных". Руководила этой экспедицией
одна пожилая уже, как нам тогда казалось, дама, а помощником её выступал
студент медицинского института, третьекурсник, который в школьные годы
тоже в этом клубе занимался и постоянно в такие экспедиции ездил.
Сейчас-то я понимаю, что крыша у этого парня просто на одном гвозде
висела, судя по тому, что он там вещал и как себя вёл. Но тогда мы в
таких делах вовсе не разбирались, и вообще он нам казался страшно
взрослым, чуть ли не староватым даже – а значит, ему и полагалось быть
не совсем понятным, не таким, как мы.
Стояли мы палаточным лагерем в так называемом "колкЕ" – так в украинской
лесостепи называются рощицы посреди открытых травянистых или просто
песчаных участков. Вокруг – никого, только в нескольких километрах от
нас какие-то геологические работы вела другая экспедиция, в основном –
ребята из местных. Ну, и ещё неподалёку от нашего лагеря пустовала
небольшая, однокомнатная избёнка егеря.
И вот повадился ходить к одной из наших девиц паренёк, рабочий
геологической партии. Появлялся он у нас вечером, когда уже темнело, и
старался на глаза нашему начальству не попадаться. Но всё же не
уберегся: пробирался по лагерю и как раз столкнулся со
студентом-медиком. А смеркается НА Украине быстро, вечера и ночи –
тёмные, лица толком уже не разглядеть. Студент окликнул незнакомца.
Парень остановился и стоит, молчит. Медик ещё несколько раз безуспешно
попытался с ним заговорить, потом подошёл ближе, стал его разглядывать и
даже потрогал пальцем. И попал как раз в бутылку портвейна, спрятанную
на груди под штормовкой. Это произвело на него ужасное впечатление. Как
потом выяснилось, студент решил, что коснулся твёрдой кости и что перед
ним во мраке стоит… скелет в штормовке. Я же говорю, парень был с
ба-а-аальшими с странностями. Сделав такое открытие, он попятился и,
тихо подвывая, убежал, а рабочий пожал плечами и пошёл дальше по своему
молодому делу.
Назавтра мы выслушали сразу две версии произошедшего. От совершенно
одуревшего и чуть не поседевшего медика мы узнали об ожившем скелете в
штормовке, посетившем лагерь этой ночью. От девицы же – соответственно,
услышали хохму о придурке-медике, который испугался "привидения". Мы
были очень молоды и, соответственно, глупы и жестоки: участь медика была
решена. Нам тогда казалось, что упускать такой шанс оттянуццо было бы
преступной глупостью...
Готовились мы серьёзно, обстоятельно. Гвоздём и основным реквизитом
предстоящего спектакля был иссушённый и выбеленный солнцем череп козла,
найденный нами в степи. Второй важной деталью стали соплодия рогоза
(который в народе ошибочно называют камышом: знаете, шоколадного цвета,
бархатистые такие, пушистые цилиндрики, размером с большую сигару).
Высушенные жарким солнцем, они долго тлеют, если их поджечь. Главным же
действующим лицом был парень из нашей экспедиции, ростом – ниже меня
примерно на голову, в плечах же – примерно как я.
После встречи со "скелетом" медик уже не рисковал спать в палатке и
решил перебраться ночевать в егерскую избушку, благо там можно было
запереться на засов. К вечеру, как стемнело, мы выдвинулись на исходную
позицию возле избы, расположившись так, чтобы нас не было видно из
единственного окна. И начали монтировать призрак. Наш приятель нацепил с
головой и наглухо застегнул мою штормовку так, чтобы капюшон остался
свободным. Пустовавшие плечи распрямили, подбив скомканными тряпками. В
капюшон аккуратно вставили козлиный череп, затянули шнуром по кромке. И,
наконец, разожгли, раздули и вставили в пустые глазницы по тлеющему
соплодию рогоза.
Признаться, результат превзошёл наши самые смелые ожидания. Я ведь сам
продумывал детали костюма, участвовал в разработке плана, помогал
обряжать своего приятеля… Но, закончив дело и отступив на шаг, всё-таки
почувствовал легкое оцепенение. Мои буйные подельники тоже как-то
приумолкли… Перед нами в полумраке, засунув руки в карманы, стоял
человек в штормовке. На плечах его скалился череп. Над капюшоном
возвышались рога. Глаза монстра ярко горели в ночной темноте. Всё это и
вправду впечатляло…
И вот мы подошли к избе. Окно было тёмным – медик в расстроенных
чувствах явно завалился спать пораньше. "Призрак" заглянул в окно и
медленно, громко постучал в стекло костяшками пальцев. Пришлось
повторить это трижды, прежде чем в окне показалась невыразительная,
заспанная физиономия "охотника за привидениями". И тут он увидел в
сумраке под своим окном живой скелет в штормовке, с рогами и пылающим
взором… Физиономия медика исказилась, перекосилась открытым ртом.
Студент отшатнулся от окошка. Мирную ночную тишину разорвал громкий,
истошный, утробный рёв неправдоподобной силы, сорвавшийся на хриплый
визг. Этим воплем нас даже слегка отбросило от избы, и мы ретировались в
ближайшие кусты, сгибаясь от счастливого хохота. Шутка, как нам тогда
казалось, "удалась на славу…". И было очень интересно, что же случится
дальше.
Прошло около получаса. Дверь в избе неожиданно отворилась, и на пороге
медленно показался студент. Даже на таком расстоянии заметно было, что
его бьёт крупная дрожь. В оной руке он держал топор, в другой – нож.
Затравленно озираясь, неверной походкой наш начальник двинулся к лагерю.
Мы осторожно крались следом. В лагере медик сразу же забился в свою
палатку и затих.
Нам было жалко, что веселье так быстро закончилось. Выждав, мы тихонько
подобрались к палатке и прикрепили огнеглазый череп на дереве, прямо
напротив входа. Невысоко – так, чтобы выползающий из палатки человек так
и столкнулся с ним – нос к несуществующему козьему носу. И с чувством
выполненного долга пошли в свою палатку – играть в карты.
Прошло немало времени, начало уж светать. Мы стали забывать о
собственной проделке, увлекшись игрой. И тут разыгрываемый, по-видимому,
собрался выкарабкаться по своим надобностям на улицу. И уткнулся лбом в
знакомое уже костяное чудо…
На это раз крик его не уступил по громкости первому, но имел совершенно
другую тональность, да и вообще нёс иной эмоциональный заряд. Раньше это
был просто очень громкий вопль удивления и испуга. Теперь это больше
походило на вой, с некоторыми элементами рёва. В нём смешались древний,
первобытный ужас и отчаяние, такая неизбывная тоска, что даже нас от
неожиданности проняло. Что уж говорить о безмятежно спящих жителях
лагеря…
Наутро истребитель привидений был тих и кроток. Так и оставался
подавленным и задумчивым до самого отъезда домой. Да и у нас эта история
тоже поубавила страсти к жёстким розыгрышам...