1988 г., Италия - перевалочный путь очередной волны эмиграции в США,
Израиль, Австралию и т.д. (у кого где родственники и друзья). Т.к.
денег вывозить тогда не разрешалось более 200 баксов на рыло, а на них
особенно не проживешь, то на римских рынках эмигранты продавалаи все,
что смогли вывезти - матрешки, палехские шкатулки, одеколон «Красная
Москва», кружева, фотокамеры, пластинки, даже утюги (самый модерновый
советский утюг, выпускавшийся, как побочное производство танков Т-72,
выглядел в глазах итальянцев антиквариатом).
Мне тогда было 16 лет, и мы с мамой ждали визы в США. Стою я в один
солнечный воскресный день на одном таком рынке, продаю какие-то там
расписные ложки-матрешки. Рядом стоит мужик лет 35: в одной руке у него
пачка ртутных градускников (они в Италии дорогие), в другой - фоторужье,
а грудь крест-накрест обвешана лентами «изделия № 2», и издали он
напоминает революционного матроса, готовящегося к штурму Зимнего.
Подходит к нему средних лет итальянец, безразлично смотрит на градусники
и с долей любопытства на фоторужье, затем пальцем показывает на ленты и
спрашивает: «Ке эсто э? » («Что это? »)
Мужик напрягается. Вообще-то, если бы он сказал «презервативо», то
итальянец бы его понял, но тот достает маленький словарик и начинает его
судорожно листать... Но, видимо, составители словаря решили, что
советскому туристу в Италии не надо было знать такого слова - облико
морале и все такое. Тут его лицо просветлело, он обращается ко мне и
спрашивает: «Парень, а как по итальянски будет «ребенок»? » -
«Бамбино»,- отвечаю я (ну как же, «Чао, бамбино, сорри! »).
Мужик поворачивается к итальянцу и с гордым видом произносит:
«АНТИБАМБИНО, синьоре! »
С застывшей маской ужаса на лице итальянец быстренько зашагал прочь. Не
знаю, чего он подумал?
Анатоль