Вот феноминальная история из времен Первой Мировой Войны от первого лица Сержанта Алвина Йорка, который в одиночку застрелил 27 солдат и взял в плен ещё 132-х, выйдя из боя невридимым.
"Немцы уничтожили весь отряд Сэвиджа и всех моих солдат, кроме двух; они ранели Каттинга и убили двух из его команды; а отряд Эрли оказался далеко позади в кустах на крайнем правом фланге, и еще не под прямым огнем пулеметов, поэтому им удалось укрытся. Всем, кроме Эрли. Он упал с тремя пулями в теле. Так что теперь я за командира. И я оказался на открытом пространстве перед пулемётами.
Пулеметы плевались огнем и косили подлесок вокруг меня. Немцы кричали приказы. Я никогда прежде не слышал такого шума в своей жизни. У меня не было времени, чтобы увернуться за деревом или спрятаться за куст, я бы даже не успел упасть на колено или залечь.
Я не видел, что другие парни делали. Они утверждают, что они не смогли даже выстрелять. Потом они сказали, что они были на правом фланге, охраняя заключенных. Заключенные лежали ничком, потому что пулеметы палили у них над головами, чтобы попасть в меня. Как только пулеметы открыли огонь по мне, я начал обмениваться выстрелами с ними.
У меня всё равно не было времени сделать что-либо, кроме того как следить за немецкими пулеметчиками и уничтажать их один за другим. Каждый раз, когда я видел немца, я просто снимал его. Сначала я стрелял из положения лежа, как нас тренировали на стрельбище в горах Теннесси; там было примерно такое же расстояние. Но цели здесь были больше, поэтому Я не мог промахнуться мимо головы или тело немца на таком расстоянии. Кроме того, на промах не были времени.
Я знал, что для того, чтобы попасть в меня, немцы должны были бы поднять головы, чтобы увидеть, где я лежал. И я знал, что мой единственный шанс в том, чтобы они держали головы к земле. И я это сделал. Я накрыл их позиции и стрелял каждый раз, когда у меня была мишень. Каждый раз, когда голова поднималась, я её опускал. Тогда они вроде переставали палить на мгновение, а затем другая голова поднималась, и я клал, и её обратно. Я показал им класс.
Я был на открытой местности и пулеметы [их насчитывалось более тридцати] плевались огнем одновременно, уничтожая всё вокруг мне, но они, не были в состоянии поразить меня. Конечно, все это продолжалось всего несколько минут. Как только я смог, я встал и начал стрелять с левой руки - моя любимая позиция. Я все еще по-снайперски снимал немцев из своей старой-доброй армейской винтовки. Я истратил множество магазинов, ствол стал перегреваться и боеприпасы подходили к концу, или были вне зоны досигаемости. Но я должен был поддерживать скорость стрельбы.
В середине боя, немецкий офицер и пятеро солдат выскочили из окопа и пошли в штыковую атаку. До них было около двадцати пяти ярдов, и продвигались они довольно быстро. У меня оставалось около половины магазина в винтовке; но пистолет был наготове. Я быстро выхватил его и перестрелял всех шестерых.
Я начал с шестого, потом пятого и так до первого. Мы так отстрелеваем диких индеек дома. Дело в том, что, мы не хотим чтобы передние знали, что мы уже сняли задних, и потому, они продолжают наступать, пока все не полягут. Конечно, у меня не было времени, чтобы обдумать это. Похоже, что я сделал это инстинктивно. Я знал также, что, если передние дрогнут и задние залягут, чтобы вести прицельный огонь, мне был бы конец.
После, я переключился на свою винтовку, и продолжил обрабатывать пулеметы. Теперь я точно знал, что если я не растеряюсь, и если не закончатся патроны, то дело в шляпе. Так что я начал кричал в сторону немцев, чтобы они спускались сдаваться. Я не хотел убивать более людей, чем этого было нужно. Таким образам я подстреливал пару из них и снова начил кричать; но предполагаю, что они не понимали мой язык, или же не слышали меня в этом ужасном шуме. Более двадцати немцев были убиты к тому времени...
Я раздобыл немецкого майора. После того как он видел, как меня остановил шесть немцев со штыками, он встал с земли и подошел ко мне и закричал "Ты - Англичанин?"
Я сказал: "Нет, не Англичанин."
Он сказал: "А кто?"
Я сказал: "Американец".
Он сказал: "Хорошо -!"
После он сказал: «Если ты не будете больше стрелять, то я прикажу их статься." Я убил более двадцати до того как, немецкий майор заговорил со мной. Я направил на него свой пистолет, и сказал ему, если он не заставит их прекратить стрельбу, я сниму ему голову. И он понял, что я не шучу. Он сказал мне, если я оставлю в живых его и тех кто в траншее, то они сдадуться.
Дальше он дунул в свисток, и немцы начали спустились, и строится, бросая оружие и укладку. Все, кроме одного, вышли на холм с поднятыми руками, а тот, перед тем, как дойти до меня, бросил ручную гранату, которая взорвалась в воздухе передо мной. Пришлось его застрелить.
Остальные же сдались без дополнительных неприятностей, и их было приблизительно 80 или 90 разоруженых немцев, и нам нужно было пройти ещё одну линию немцев, чтобы выйти к своим. Поэтому я прозвал своих людей, и один из них ответил из-за большого дуба, и другие были справа от меня в кустах.
Я сказал: "Надо отконвоировать этих немцев отсюда."
Один из моих людей ответил: "это невозможно".
Тогда я сказал: "Нет. Мы это сделаем!"
Тогда, один из моих бойцов информировал, что это немецкий майор спросил: "Сколько у тебя солдат?"
И я сказал: "У меня достаточно", держа его на мушке моего пистолета.
В этом бою я использовал винтовку и автоматический пистолет .45 Colt.
Выстроив немцев в шеренгу по двое, я встал между теми, что впереди, держа немецкого майора на мушке. Дальше я повел их прямо на следующие пулеметные позиции, пока не занял их.
Немецкий майор говорил по английски не хуже меня, так как до войны работал в Чикаго. Я приказал ему, держать руки над головой и построить своих людей в колону по двое, а сам выстроил моих людей по обе стороны колонны, и в тылу. Заключенным также выносить наших раненых. Я не собирался оставлять хороших Американских парней оставаться там умирать; так что я заставил немцев выносить их, что они и сделали.
И я выставил майора во главе колонны, используя его в качестве щита. Он посоветовал пойти через овраг, но я знал, что был не правильный путь, поэтому мы пошли прямо через немецкую линию передовой обратно к Американским окопам. Это была уже вторая линия, которую мы захватили. Мы оказались в глубоком тылу позади немецких окопов, таким образом я двинул их прямо на старую немецкую траншею первой линии.
Несколько пулеметов развернулись и начали поливать нас. Я сказал майор, чтобы дунул в свисток иначе я отстрелю голову ему и его подчинённум. Он свистнул, и все сдались, кроме одного. Я приказал ему сдаться, но он не слушал, поэтому мне пришлось его убрать. Я не хотел делать это! Потом я долго думал об этом, и скорее всего, он был храбрым солдатом, но я не мог подвергать риску своих починенных.
Теперь стало значительно больше ста заключенных. Была опасность попасть под собственной артиллерию, которая могла принять нас за немецкую контратаку.
Я почувствовал огромное облегчение, когда мы столкнулись подкреплением, которое направлялось к нам на помощь. На обратном пути мы постоянно попадали под шквальный обстрел снарядами, и нам пришлось бежать. Не было смысла подвергать пленных опасности,они же сдались, и моя работа была позаботиться о них. Это то что я и сделал.
Поэтому, когда я вернулся в командный пункт мы наcчитали 132 заключенного, которых мы отдали в руки военной полиции. Я получил приказ явится к бригадному генералу Линдси, и он сказал мне: "Ну, Йорк, я слышал, вы захватили всю Немецкую армию!" И я сказал ему, что было только 132.
Вы можете видеть, что Бог помог мне. Я живу для Бога и служил в церкви некоторое время, прежде чем я пришел в армию. Так что я являюсь свидетелем того, что Бог помогает в бою; ибо пули летали вокруг меня, и я не получил и царапины. Так что, вы можете видеть, что Бог будет с вами, если вы будете только доверять Ему; и я говорю, что Он спас меня. Он спасет и вас, если вы будете только доверять Ему."