Дед Кузьма рассказывал..
Времена были давние, еще до революции и даже до наступления двадцатого
века. Мой дед был ровесником Ленина, в тридцатом году был раскулачен и
до глубокой старости, а он дожил почти до ста лет, проклинал одногодка.
Я, будучи примерным пионером, пытался его увещевать. Куда там…
Описываемое событие происходило, когда он был еще молодым человеком. У
деда была пасека, у его дядьки Епифана - тоже. И расположены были по
соседству, в одном логу, между гор. Повадился к дядьке Епифану на пасеку
медведь. Не столько возьмет меда, сколько разорит и поломает. Пробовал
он огораживать кольями пасеку - разламывает. Что ему эти колья! Пробовал
яму делать на медвежьей тропе - обходит. Был, правда, эффект от ямы, да
довольно неожиданный и неприятный - не уследили за коровой, она
свалилась, да ноги переломала.
Достало это, в конце концов, дядьку Епифана, приходит он к деду Кузьме.
- Надо добыть медведя. Иначе он разорит и мою и твою пасеки.
А как добыть? У дядьки Епифана одно ружье, да и то старинное. Больше
оружия не было. Непонятно, как это чудо-оружие дожило до конца
девятнадцатого века. Ложе ружья укреплялось на специальной подставке,
которая прикреплялась к треножнику. Курка, как такового не было,
поджигалось фитилем.
Засыпали полстакана пороха, засунули в дуло пыжи и пулю. Сделали еще
рогатину и ножи приготовили. Дядька был не то, что поздоровше, но, что
называется «в силе», а дед тогда еще молодой был. Поэтому рогатину деду
не доверили, он должен был по команде поджечь фитиль и выстрелить по
прицеленному месту. А нацелили его на дыру в частоколе, откуда, в
основном, приходил медведь.
Поздно вечером вышли в засаду. Дядька с рогатиной встал у ближайшего
улья. Ждем. Всю ночь просидели - медведь не появился. Шум был слышен на
горе, но к пасеке мишка не спустился.
На следующую ночь опять выходим в засаду.
Сидели, сидели, уже придремывать начали. Вдруг раздался треск. Где-то,
совсем рядом, между дядькой и дедом Кузьмой, мишка разламывает улей.
Дядя Епифан заорал.
- Стреляй! Стреляй скорее!
А куды стреляй, ружье - то нацелено на другое место. Но чиркнул, зажег.
Ружье страшно, извергая пламя, бабахнуло в сторону горы.
Медведь, увлеченный поеданием меда, этого ужасного свето-звукового
фейерверка, да еще над самым ухом, никак не ожидал. Бросил все и, ломая
кусты, рванул в гору.
- Кузьма, ты живой?
- Живой… Иди сюда, здесь медведь улей разломал.
- Не могу…
- А что?
- Да штаны… Полные ….
Штаны сменили, по-моему здесь дед слукавил, не сказав ничего про свое
исподнее.
Утром пошли посмотреть, что медведь натворил. Обнаружили прямо у улья
характерные следы поноса.
- Твое, дядя Епифан?
- Не-а, мое все в штанах было. Да я и стоял за другим ульем.
- Значит это медведь.
Пошли по следам поноса, точно, метров через сто лежит медведь.
Свалила его медвежья болезнь.
А дядя Епифан оправился от пережитого, впоследствии еще не раз за
стаканом медовухи похвалялся.
- Вместе с медведем перепугались этого страшенного орудия. Медведище вот
помер от медвежьей болезни. А я выжил!
Плотогон