Образование и коммерция.
Мой прадед закончил четыре класса церковноприходской школы в Бессарабии. Будучи работящим, обладая умом и предпринимательским талантом, из босяка он превратился в мелкого буржуа. Начал он работу с рубки тростника в плавнях. Вязанки тростника использовались как топливо. Работа на износ, физически очень тяжелая. Но он не грустил. Сначала работал на кого-то, а потом организовал свою артель. Дела у них пошли хорошо. Потом он не раз менял род деятельности - в том числе организовал семейный завод по производству глиняных кирпичей, был хозяином нескольких шинков (кабаков). Вместе с женой он вырастил пятнадцать сыновей и одну дочь. Всем им он дал высшее образование, что было нелегко, так как в те времена Бессарабия входила в Румынию, и не румынам не разрешалось учиться в университетах. Поэтому его сын, мой дедушка, поехал учиться в Прагу, где встретил мою бабушку (тоже отправленную семьей из другого бессарабского села учиться в Пражский политехнический).
Дедушка был директором реального училища, а позднее работал инженером. В карьере случился перерыв лет на десять в связи с вынужденным визитом в Сибирь. Однако, вдохновленный примером отца, иногда он тоже предпринимал попытки заняться коммерцией. Сначала они с бабушкой завели поросенка и откармливали его на продажу. Поросенок жрал в три горла, но почему-то оставался жутко худым. В конце концов поросенок исчез. Никто особенно по нему не убивался, поискали, не нашли, ну и ладно. В зимние холода, когда дрова в поленнице поистратились, выяснилось, что поросенок завалился за поленницу и там издох. Но никакого запаха он не издавал, поскольку, будучи очень тощим, он мумифицировался. Поэтому и найти его не могли.
Дедушка с бабушкой не сдались и стали откармливать другую свинью. Эта ела и толстела, так что перестала умещаться в клетку, где они ее держали, видимо, побаиваясь повторения истории с поросенком. Когда дедушка вносил ей кормушку, свинья подавалась задом в другой угол, и клетка разваливалась, дедушка ее подколачивал. Однако разбогатеть не вышло: эту свинью при отступлении украли румыны.
Уже много позднее дедушку подбил его брат на спекуляцию: купим, говорит, там-то бочку вина и привезем в такой-то город, все равно нам туда ехать, и продадим. Расстояние было небольшое, но они ехали на товарняке. Товарняк стоял часами, ехал со скрипом. Все это продолжалось несколько дней. Они скучали, беседовали, пробовали продукт из бочки, уровень оставшегося замеряли проволочкой. По прибытии было решено, что связываться с продажей не стоит, и все допили с родственниками.
Перестройка не жаловала профессоров и прочую интеллигенцию, но мой отец решил, как и его предки, не страдать лишнего, а применить свои знания и умения на практике. Он стал заниматься очисткой отходов, богатых цветными металлами. Раньше все это шло в мусор, а он с еще парой человек стали производить вполне достойный продукт из ничего. Как честный офицер (лейтенант запаса), он пошел в налоговую сдаваться заранее. - Ну что ж, сказали в налоговой,- заплатите столько-то за регистрацию малого предприятия, и еще столько-то за прибыль, которую вы можете получить в ближайшем году. Прямо сейчас. - Но ведь я не знаю, получу ли я какую-то прибыль, - сказал им отец. - Ну вы оцените, и заплатите налог с этой оценки, минимум столько-то, а потом по факту еще доплатите. В тот год мама уже заплатила штраф в налоговой за неполученный доход. Она пыталась работать по контрактам где только можно, по одному деньги пообещали, но не выплатили, однако налоговая наложила штраф за то, что мама их не задекларировала. Так что отец решил, что для нашей семьи уже достаточно, и продвигал свою деятельность как-то иначе. Поскольку в то время с цветными металлами в стране творилось черт знает что, работы получалось много, а денег мало, и в конце концов они это прикрыли.
Я тоже решила, что не лыком шита. Одноклассник сказал: на Урале не хватает фотобумаги! Знакомые повезут. Я посоветовалась с родителями. Те выдали деньги (стипендию я, естественно, отдавала им). Что-то там на Урале не сложилось, эта фотобумага до сих пор, по-моему, хранится как память в закромах нашей семьи.
Потом мы с моим будущим первым мужем поехали собирать бруснику. Это было заповедное место, которое Женька открыл при помощи шестого чувства. Туда надо было добираться на перекладных, пересаживаться ночью. В общем вагоне удалось найти третью полку на двоих, где мы спали. В вагоне стоял сизый табачный туман, граждане распивали спирт "Ройяль". Проводница предпринимала героические попытки проверить билеты. Трясла в дым пьяного мужика на первой полке. - "Ваши билеты? Вы куда едете?" - "ммм..." - "Куда едете?!.." - Тут мужик приоткрыл глаза, уставился на нее и рявкнул: "Домой еду!..", после чего отрубился. В пять утра мы вышли с рюкзаками и отправились по лесной дороге, по горкам шлепать пятнадцать километров до места. Недалеко от заброшенной узкоколейки ("В Финляндию дорогу прокладываем!" - сообщил нам рабочий в ответ на наши дурацкие вопросы) начались брусничные места. Ни до, ни после я не видела ничего подобного. Все было красным от ягод, листьев почти не видать. Я встала на колени, почти заплакала, и, полностью во власти пробудившихся первобытных инстинктов, стала собирать первое ведро... Возвращались на следующий день с 84 литрами брусники на двоих, которые везли в рюкзаках и на тачке. Опаздывали на дизель. Нас подвезли какие-то мужики, машина которых дышала на ладан, все внутри было в синих парах бензина, и когда кто-то из них закурил, у меня возникло острое желание оставить им бруснику и сбежать. Но почему-то мы доехали. По приезде оставили половину ягод дома, оставшуюся отправились продавать на рынок. Сначала никто не брал, хотя наша цена была ниже средней. Потом появился нерешительный покупатель. Судя по всему, я по ошибке вместо литров продала ему килограммы (насыпная плотность брусники около 0.6), потому что у него загорелись глаза, и он попросил еще много. А потом мы не досчитались брусники. Тут же набежали, воодушевленные его энтузиазмом, другие покупатели, мы быстренько все распродали. Но с тех пор заниматься коммерцией я не рисковала.