Рассказывает ученик Абалкина (если кто забыл, один из идеологов перестройки при Горбачеве, в конце 80-х -заместитель председателя Совета Министров СССР), успешно сбежавший на Запад:
«Но однажды случилось так, что меня отправили в командировку в Финляндию. Это был май 1989 года. То есть должен был поехать Абалкин, но Горбачев не пустил его. Это был лекционный тур. А надо сказать, что из Финляндии особых возможностей податься на Запад тогда не было, потому что эта страна все равно находилась под контролем КГБ. Тогда рассказывали, что это была как бы тренинговая площадка для кагэбэшников: привозили их туда, значит, и показывали, как люди живут. По магазинам водили. И у кого глаз разгорался слишком сильно — тех могли ждать карьерные неприятности. Так что если бы вы в Финляндии решили тогда просить убежища, то вас бы просто вернули в СССР и сослали в каторгу на 12 лет, и вы бы там и пропали года через три. Мне такой поворот в карьере не светил, так что я вообще про это не думал. Но однажды утром у меня было интервью с журналистами со шведского радио и телевидения. Помню, модератор сказала: «Ну, вы так критичны к господину Горбачеву, а мы очень его любим в Скандинавии». И я сказал: «Хорошо, если вы так его любите, мы можем продать его за разумное количество колбасы, или муки, или моющего средства, или еще чего-нибудь». Советский человек тогда не понимал, как это смешно. Но когда я вернулся в отель, там было сообщение от некоего Павленко. Я ему позвонил – оказалось, что он был пресс-атташе в советском посольстве и, конечно, сотрудником КГБ. И этот самый Павленко начал орать: «Мы поговорим об этом в Москве! Кем вы себя возомнили, кто вы такой, чтобы продавать кого-либо за что-либо!» И так далее. В общем, ощущение было не из лучших. В тот же день я прочитал лекцию в финском минфине; помню, что, выступая, заметил, что позади меня сервируют столы, и подумал: отлично, съем тут пиццу, деньги сэкономлю. Я же должен был экономить, вы понимаете. Потому что перед моим отъездом все коллеги, как обычно, явились в мой кабинет, и каждый что-то просил привезти. Наш секретарь Леночка написала целый список, и чего там только не было. Женщины в основном просили тушь, помаду, другую косметику. Ну а некрасивые заказывали почему-то дискеты. А мужчины заказывали только одно – презервативы, много-много упаковок презервативов; в 1989-м все боялись СПИДа.
И вот я говорил, а в голове было одно: когда же я наконец заткнусь и пойду поем, чтобы сэкономить денег и купить побольше подарков. Но когда я кончил, вокруг собралась толпа имеющих вопросы. Отвечаю, а сам думаю: «Самые умные сейчас все съедят, мне не останется».
Вы, наверное, сейчас уже не понимаете, насколько в Союзе не хватало еды. Даже на кремлевских приемах люди набирали себе впрок столько, что казалось, их сто лет не кормили. Вот с такой психологией я приехал в Финляндию. Невозможно было представить, что запасы этой капиталистической пищи могут быть неограниченными.
И в тот момент подошел один человек – очень настойчивый — и сказал мне: «Вы так критично относитесь к коммунистам. Вы не боитесь вернуться?» Если бы я сказал «не боюсь», то я, вероятно, все еще был бы в Москве. Но поскольку он блокировал мне доступ к еде, я сказал: «У вас есть другие варианты?» И он ответил: «Если вы ищете варианты, мы можем что-то сделать для вас». И я сказал: «ОК, сделайте».
Вечером я вернулся в отель и нашел на автоответчике сообщение: «Позвоните Уолдену. ASAP» (то есть в переводе – «как можно скорее», as soon as possible). А в то время мой английский был еще хуже, чем сегодня, и я подумал, что ASAP – это какой-то перс или, может, турок. Позвонил я «мистеру ASAP» и только тогда понял, кто это. Он спросил: «Как насчет завтра отправиться в Швецию?» Какая Швеция, не понял я... «Нет, у меня все расписано, у меня плотный график». – говорю. А он в ответ: «Вы что, побег из Союза не можете вписать в свой плотный график?»
Я посмотрел в свое расписание и сказал: «Как насчет пятницы? Пятница — хороший день для побега из СССР!» Короче говоря, они посадили меня в машину, и я, как Джеймс Бонд, какими-то окольными дорогами через северную Финляндию попал в Швецию, где сел на ночной поезд в Стокгольм. В Стокгольме нашел посольство США, зашел туда, сказал охраннику: вот, я советский гражданин, прошу политического убежища. Офицер сказал: «Очень хорошо, сэр, но сегодня суббота, посольство закрыто, возвращайтесь в понедельник после 10:00». Был у меня только советский дипломатический паспорт с просроченной финской визой, поэтому я был нелегальным иммигрантом. И конечно, я был очень напуган, так как и там рука КГБ могла меня при желании достать. В общем, я от них не отстал, поселили они меня в отель и целое лето разбирались с моим статусом. Но наконец все закончилось, прилетаю я в Нью-Йорк, в аэропорт Джона Кеннеди. А было у меня с собой два чемодана: в одном были мои вещи, а в другом, старом советском, – все те подарки, которые я купил. И таможенница говорит мне: «Откройте этот чемодан». Я знал, что сейчас будет. Открываю я чемодан, и она видит все это: упаковки губной помады, туши, кремов, кучу дискет – и презервативы, много презервативов. И она смотрит на это, потом на мой паспорт и говорит: «О, вы сюда приехали навсегда?» «Да, надеюсь». «И это все... для вашего личного использования?» «Для личного использования, – говорю, – конечно, для личного». И тогда она улыбнулась от уха до уха и сказала: «Добро пожаловать в США!»