МАЛЬЧИК И ЕГО КОШКА
Я не знаю точно, как он добрался до лечебницы. Судя по его возрасту, он не мог приехать на машине. Но он уже начал раздаваться в плечах, и походка его отличалась свойственной молодым людям неуклюжей грациозностью. У него было открытое лицо.
Когда я вошла в приёмную, он ласкал кошку через открытую дверцу клетки, стоявшей у него на коленях. Со свойственной школьникам верой в авторитет, он привёз мне лечить свою больную кошку.
Кошечка была крошечным созданием, изящно сложенная, с точёной головкой и очень красивого окраса. Ей было примерно столько же лет, сколько мальчику, плюс-минус год. Я могла представить, как её пятна и полоски, хищная мордочка со сверкающими глазами будила в воображении мальчика образ тигра, и она действительно стала Тигрицей.
Годы потушили яркий зелёный огонёк её глаз, но кошка всё ещё была элегантной и невозмутимой. она приветствовала меня, дружески потёршись о руку.
Я стала задавать вопросы, выясняя, что же привело ко мне эту очаровательную пару. В отличие от большинства взрослых, мальчик отвечал просто и прямо. Раньше у Тигрицы был хороший аппетит, но с недавнего времени её стало рвать по два раза в день. Сейчас она не ела совсем и отдалилась от своих хозяев. Кроме того, она похудела на полкило, а это много, когда твой вес около трёх килограммов.
Поглаживая Тигрицу, я говорила ей, какая она красавица, и одновременно осматривала её глаза, пасть и живот, слушала сердце и лёгкие. И вот мои пальцы нащупали: в середине брюшной полости было уплотнение. Тигрица вежливо пыталась ускользнуть - ей явно не нравилось, когда до опухоли дотрагивались.
Я посмотрела в юное лицо мальчика, а затем на кошку, которую он, наверное, видел около себя с рождения. Я должна была сказать ему, что у его обожаемой подружки рак. Даже при хирургическом вмешательстве она, возможно, проживёт не больше года, но и в этом случае каждую неделю придётся делать химиотерапию, чтобы продлить её существование.
Всё это потребует много сил и средств. Итак, я должна была сказать этому мальчику, что его кошка, скорее всего, умрёт. И он стоял передо мной такой одинокий.
Мы отодвигаем смерть на задний план и стараемся не замечать её, насколько это возможно, но в действительности каждое живое существо, которое мы любим. когда-нибудь умрёт. Это неизбежно. Первая встреча со смертью может оставить след на всю жизнь. С одной стороны, это может стать чем-то несущим ужас и страдания, а с другой - избавлением.
Так или иначе, я сама должна была провести мальчика через это. Я не хотела, чтобы меня потом мучила совесть. Всё должно быть сделано правильно, чтобы мальчик не получил душевной травмы.
Конечно, было бы проще вызвать его родителей и переложить эту задачу на них. Но, посмотрев мальчику в лицо, я не смогла сделать этого. Он понимал: что-то здесь не так. Я не могла его просто предоставить самому себе. И я заговорила с ним как с полноправным хозяином Тигрицы. Очень мягко, насколько могла, я рассказала ему о том, что обнаружила и что это означало.
Пока я говорила, мальчик отшатнулся от меня, вероятно, чтобы я не могла видеть его лица. Но, когда он повернулся, оно было искажено от боли. Я села рядом с Тигрицей, чтобы не смотреть ему в глаза. Поглаживая её милую мордочку, я объясняла все возможные варианты: прибегнуть к химиотерапии, дать ей умереть дома или усыпить её с помощью укола.
Он внимательно слушал и кивал. Он сказал, что кошка и так чувствует себя плохо, и ему не хотелось, чтобы она продолжала страдать. Он сдерживался из последних сил. Сердце моё разрывалось. Я предложила ему позвонить кому-нибудь из родителей, чтобы объяснить положение вещей.
Он дал телефон отца. Я снова рассказала ему обо всём, в то время как мальчик слушал и ласкал кошку. Потом я дала отцу поговорить с сыном. Мальчик ходил взад и вперёд, голос его срывался. Но когда он повесил трубку и обернулся, в глазах его не было слёз. Он сказал, что они решили усыпить кошку.
Ни гнева, ни отрицания, ни истерики, только принятие неизбежного. Однако я видела, каких усилий ему это стоило. Я спросила, не хочет ли он взять её домой на одну ночь, чтобы проститься. Он только хотел побыть с ней наедине несколько минут.
Я оставила их и пошла выписать барбитурат, с помощью которого собиралась усыпить животное. Я не могла сдержать слёз, они ручьём текли по моим щекам. Мне было искренне жаль мальчика, которому пришлось так сразу стать мужчиной и который был совсем один.
Я ждала около кабинета. Через несколько минут он вышел и сказал, что готов. Я спросила, не хотел ли он остаться с ней. Он удивился, но я объяснила, что иногда лучше увидеть самому, каким мирным был уход из жизни, чем потом постоянно думать, как же в действительности это произошло.
Он сразу же согласился со мной. Придерживая голову кошки, он успокаивал её, пока я делала инъекцию. Она заснула, голова её покоилась на руке мальчика.
Животное лежало тихо. Оно словно отдыхало. Теперь мальчик нёс всю тяжесть страданий. "Это был твой самый лучший дар, - говорила я, - принять чужую боль, чтобы любимое существо могло обрести покой".
Он кивнул. Он всё понял.
Однако что-то было упущено. Я чувствовала, что не выполнила задачу до конца. Я внезапно поняла, что, хотя и просила его стать мужчиной, и он поступил достойно и мужественно, он всё-таки был ещё ребёнком.
Я протянула руки и спросила, хочет ли он, чтобы я его обняла. Он ответил "да", и, по правде сказать, мне тоже было нужно, чтобы меня кто-нибудь обнял.
© Джудит С. Джонесси