Ещё в конце 19-го века Япония заказывала суда в туманной Англии. При этом требовала все расчёты, чертежи, которые благородно им предоставлялись. По изучении оных следовал вежливый отказ от заказа.
Так продолжалось довольно-таки долго, пока один из британских инженеров где-то в Австралии не увидел судно его проекта. Об этом случае доложил руководству.
Когда в следующий раз японцы прислали своего представителя, его вежливо встретили, предоставив все требуемые бумаги. Затем опять последовал отказ. Через год в Йокогаме судно сошло со стапелей и чинно сделало оверкиль...
Одно из наиболее ярких впечатлений о людях я получил в самом начале девяностых, когда в нашу страну едва только начала проникать западная цивилизация и рядом с почтенной панельной хрущобой остановился новенький, с иголочки, "мерседес". Это сейчас марка не представляет из себя ничего особенного, машина как машина, а тогда "мерседесы" были символом недоступной роскоши, встречались столь же часто, как космические корабли, да и стоили относительно зарплат примерно столько же. И вот, только вчера сошедший с конвейера блистательно белый "мерседес" останавливается у тротуара, и из него появляются две роскошно одетые дамы, судя по разговору, мама и дочь. В час обычного буднего дня на них золото, бриллианты, широкополые шляпы, брючные костюмы явно от какого-то там кутюр... Дамы между собой горячо спорят, чтобы не сказать откровенно собачатся. Суть спора: дочь недоумевает, зачем мама, стоило только отвернуться, купила на рынке чуть ли не полный багажник откровенно гнилой картошки, а мама столь же искренне не понимает, чем дочку не устраивает решающий аргумент "Так ведь дёшево!"
Яйца тонуть отказались. Плавали в кастрюле, покачиваясь, как отвязанные буйки. Прошлогодние, догадался я. Прошлогодних яиц рецепт оливье никак не предусматривает. Вдохнув, я принялся натягивать резиновые сапоги – идти в деревенский магазинчик. Дождь шёл со вчерашнего вечера, не затихая ни на минуту. Песчаную дорогу, на которую всё время надо сдавать деньги, порядком размыло. Ветки по краям намокли, отяжелели и теперь свисали надо мною, грозя одноразовым душем.
Зато в магазине очереди не будет, подбодрил я себя. Впрочем, отродясь и не бывало, хотя нет, однажды, в душный жаркий день, всем сразу захотелось мороженого. Жара, мороженое, очередь – неужто это было с мною?
Отряхнул на пороге дождевик, я вошёл и громко поздоровался.
– Ой, что кричать-то, не глухая ведь, – продавщица вылезла из-под кассы и нацепила большие очки.
– Мне бы яиц, с десяток, – сказал я твёрдо.
– Хорошо, – ответила женщина и немедленно выдала мне пачку халвы.
– Что это? Халва? Зачем? Впрочем, возьму, – решил я и прочитал, прищурившись: «Подсолнечная».
– Нет, не просроченная, – сообщила продавщица, – летом у нас просроченного почти не бывает. Сезон! Заодно уж и зефира возьмите, сегодня привезли, на любой вкус, и с шоколадом и без.
– Почему зефир, будучи сам по себе бело-розовым, в шоколаде встречается только белым? – задумчиво спросил я.
– Спелым? Спелые у нас только абрикосы, даже слишком, не советую. Возьмите зефир, не прогадаете.
– Ладно. Тогда уж и молока.
– Ну что вы, – замахала руками продавщица, – День рыбака давно прошёл, это ж во второе воскресенье июля!
– Знаю. Я родился в этот день.
– Поздравляю! Здоровья вам и денег побольше. Шпрот возьмите, какой праздник без шпрот!
– Согласен. Но и яиц всё-таки возьму! Вот эту коробочку.
Продавщица подняла крышку и показала, что все яйца на месте.
– Мелкие, коричневые, – пробормотал я, – а в детстве казалось, что крупные и белые.
– Спелые у нас только абрикосы. Так я уже говорила.
– Да, было. Будьте добры, свежеиспечённый французский багет.
Продавщица выложила передо мной полиэтиленовые пакеты:
– Есть чёрный и серый. На сером надпись. Какой пакет хотите?
– Чёрный.
– Правильно, – одобрила женщина, – он и стоит дешевле. Семья в городе ещё? Вид у вас такой… Холостяцкий!
– Так уж и холостяцкий… Слегка запущенный, не более, – возразил я. – Ничего, завтра приедут, отмоют, приоденут.
– И солнце привезут?
– Непременно.