15.04.2025, Повторные истории
В конце 90-х работала я бухгалтером на агрофирме "Вешенка" (грибы выращивали). Ну, как агрофирма - коллектив из 10 человек, но на базе советского предприятия, цеха и того, что осталось от предприятия в целом. Соответственно, работники выполняли разнообразные обязанности, так завскладом ещё и на каре грузы перевозил.
Приезжает один товарищ на фирму и у сотрудника на каре спрашивает, где директор. Тот ему отвечает, а заодно уточняет, по какому вопросу. На что следует грубый ответ, что перед карщиком ещё отчитываться не будет.
Найдя директора, он просит отдать ему ненужный металлолом, на что директор советует обратиться к завскладом. На вопрос, где его найти, поясняет, что на улице, на каре тот работает.
Как вы поняли, металлолома лишнего не нашлось. Зато, надеюсь, подучило хама, а это иногда ценнее будет.
15.04.2025, Повторные истории
Многим, надеюсь, знаком анекдот про полковника на военной кафедре, который, просматривая списки студентов, начинает заходиться от хохота, чуть ли не до апоплексического удара, а затем, сквозь слезы, делится с коллегой: "Товарищ Пиздюхайло, дывись яка смешна фамилия у студента - ЗАЯЦ!"
Если не путаю - 1979 год, военная кафедра одного из поволжских университетов. Аудитория на 200-250 человек (помещалось и больше), фактически 100-120, мужская часть двух факультетов - мехмат и физики. Многие (и я в том числе) уже нашли себе занятие на ближайшие полтора часа, пишут пулю, играют в шахматы и в бесконечные крестики-нолики на деньги. Короче, рутина. Но минут через пять лектор умудряется завладеть нашим вниманием. То, что это новый преподаватель, нас мало смутило (или мало привлекло, не знаю, как правильно в данной ситуации). Лекции мог читать любой офицер кафедры, на которого в этот день пал выбор начальника. Бралась соответствующая папочка с наименованием специальности и порядковым номером лекции и потом, без соблюдения знаков препинания, каких-то технических пауз на осмысление торжественно зачитывалась перед аудиторией. Тоже я вам скажу при определенном таланте - ого-го какое шоу.
Но наш сломал все стереотипы.
Во-первых, он представился:
- Я новый преподаватель военной кафедры госуниверситета - капитан Бабкин.
Потом жизнерадостно предложил: "Давайте знакомиться" и начал зачитывать список присутствующих, чтобы, стало быть, познакомиться. Дальше надо либо стенограмму, но она, к сожалению, утрачена, либо попытаться представить сам процесс. Мало того, что все, КРОМЕ капитана, понимают, что знакомство с такой толпой займёт по минимуму полпары, так он ещё фамилию, если она больше двух слогов, с первого раза прочесть не может, разбивает на части (Белобородов, например, с четвёртого раза осилил) и ударение ставит в самых неожиданных местах. Минут через 40 две трети списка уже были оглашены, половина аудитории, состоящей из двадцатилетних оболтусов, не имея возможности смеяться в голос, хрипит под столами, но самые прозорливые уже поняли главное веселье ещё впереди, точнее, в конце списка.
Вот сыграла моя ставка - три литра пива против кружки, что мой дружок Витя Попов будет ПОпов (он потом месяц у пивного ларька не появлялся, когда стало известно, по какому поводу он мне пиво проставил), вот уже капитан поднял первого Рабиновича, Аркашу (у нас их было два, один с мехмата, другой физик) и радостно, как ребёнок диковину, его разглядывал. Похоже, ему часто приходилось слышать фамилию в анекдотах, но счастливого обладателя он видел впервые. Далее в списке был опять Рабинович, но Валерий. Сразу этого факта капитан Бабкин осознать не смог. Что в одном помещении могут оказаться сразу два Рабиновича, для него было полнейшей экзотикой. Валера поднялся сам, зная что следующий в списке он. Бабкин обалдело на него посмотрел и неуверенно спросил: "ШО, тоже?". Валера только развёл руками, как бы соглашаясь со всеми возможными версиями капитана. А на горизонте, точнее через 2-3 фамилии в списке, уже маячил Хэбанес Кабос Хосе Викторович. Такой тишины аудитория похоже не знала даже по ночам. Все, включая самого Хосе Викторовича, полного паренька в очках с толстыми стёклами, затаив дыхание, следили за капитаном. Откуда тому было знать, что в 30-е годы, теперь уже прошлого века, в СССР из Испании вывезли несколько сотен детей, чьи родители воевали в это время против Франко, и один из внуков героев-коммунаров сидит сейчас в зале.
Сначала капитан просто вздыхал и шевелил губами, пытаясь сложить из букв хоть что-то, в его понимании осмысленное. Потом начал багроветь и вроде бы про себя, но в воцарившейся тишине это услышали все, с чувством произнес:
- Херня какая-то!
По щекам слушателей потекли первые слёзы, а капитан багровел всё больше и больше, и, похоже, из состояния показного благодушия перекочёвывал в состояние глубокой "личной неприязни" к Хэбанес Кабосу Хосе Викторовичу. Каким он себе его представлял, история умалчивает, но... Когда он закрыл ведомость списочного состава, вышел из-за кафедры к аудитории и голосом, не предвещавшим ничего хорошего, произнёс:
- Ну, Карабас Барабас, выйди, покажись какой ты есть!
Захрипели почти все. Кто-то, сам того не замечая, от избытка чувств колотил ногой в перегородку между рядами, кто-то (а таких было много) просто сполз под столешницу, кому-то была нужна скорая. Не смеялись двое, капитан Бабкин и Хосе Викторович Хэбанес Кабос.
Капитан Бабкин через месяц стал майором, а Хосе оставался Карабасом Барабасом до 4-го курса, пока не стал Парижским Грузчиком. Но это отдельная история.
15.04.2025, Остальные новые истории
Зашёл я давеча поужинать в ресторан ДоПиПов (Дом Писателей и Поэтов). Хороший там ресторан, особенно порционные судачки хороши. Ну, натурально, сел за столик, сделал заказ, сижу потягиваю минералочку из потного стаканчика. И тут замечаю, что все посетители украдкой в одну сторону поглядывают. Я быстренько определил точку перекрёстных взглядов и чуть было льдинкой не подавился.
Представьте себе - за столиком покрытым белоснежной скатертью сидит гражданин, в светлом летнем пальте, перед ним стоит тарелка редчайшего английского фарфора фабрики Рояйл Даултон. Сбоку сияют серебрянные приборы для разделки изысканого хрючева и хрустальные бокалы редкой работы то ли чеховских, то ли словаковских мастеров.
Сам гражданин надет в белоснежную сорочку, галстух у гражданина бабочкой, поверх этого на гражданине твидовый пинжак от Теодора Готье, с под пинжака видать на гражданине шикарные бруки "Столетие Одессы" и роскошные штиблеты фабрики "Красный Многоугольник". В общем и целом - совершенно роскошный гражданин.
Сбоку от тарелки у гражданина лежит пухлая рукопись и гражданин этот в ней что-то строчит неустанно, только усики на гражданине шевелятся. Сразу видно большой интелигентности гражданин и внесомненно крупный писатель.
Но только я повнимательней к гражданину пригляделся... и охнуть не сумел, через все усы, висит с гражданина огромная, длинная, зелёная сопля, в самую что нинаесть тарелку спустилась, проползла по гарниру и намоталась гражданину на ручку. А ручка у него не простая, а целый Паркер с золотым пером. И вот водит он этой сопливой ручкой по рукописи, а все вокруг молчат и стесняются гражданину об ентом сообчить.
Ну я, конечно, не с таких буду. Я встаю и иду к его столику. Сажусь рядом и говорю, мол не заметили ли вы часом чем по рукописи водите? Может, говорю, вы себя немного не в себе чуствуете? Может, спрашиваю, у вас частичный паралич хлебальника и вам помощь нужна?
Гражданин посмотрел на меня холодным взглядом и говорит: "Это вы мне про мою соплю талдычить изволили? Дык, не ваше это свинячье дело. У меня может чернила в Паркере кончились, я может быть сентиментальную повесть пишу, а в ней соплей завсегда много не бывает. Вот вы сам-то, из каких будете?"
Ну я смутился и тихо так говорю: "Нотариусы мы, из сельских"
Тут писатель на меня тепло так глянул и говорит: "Вот и хорошо. Так что вы свой ротариус захлопните, пока вам по усам не потекло, да шкандыбайте отседа до своего столика, а я вам от щедрот своих, через официанта самогону пошлю и холодного хека с хреном. Вы как к хрену относитесь?"
Тут я встал и пошёл восвояси с чуством выполненого долга и душой ликуя, что не обидел великого писателя сентиментальных повестей. А восвоясях тяпнул я самогончику, закусил хеком, опосля взял в руки хрен и хреном этим записал сию чуствительную историю к вящей славе писателей и в назидание потомкам.